Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Тело укрепить – дело нехитрое. Куда сложнее научиться управлять своими желаниями, подчинить стремления и порывы железной дисциплине. Этим надо заниматься ежедневно, постоянно следя за собой, не давая повода расхлябанности и разгильдяйству. Закалив характер, подавив дурные и пустяковые желания, можно добиться любых успехов и на арене, и в жизни
Петр Крылов
Майским свежим утром, когда, казалось, вся Москва пропиталась дивным запахом буйно цветущей во всех палисадниках сирени, у мясной лавки, что на Земляном Валу, остановился мальчуган. В широко распахнутую дверь он с подозрительным любопытством наблюдал, как мясник, натужась, ставит на напольные весы двухпудовую гирю, взвешивая мясные туши.
– Тебе чего, гимназист? – спросил проходивший мимо приказчик, тщедушный длинноватый парень с прыщавым лицом под лакированным козырьком картуза.
Мальчуган смущенно хмыкнул, поправил форменную фуражку и, конфузясь собственной храбрости, неопределенно помотал головой:
– Я бы… Если можно… хоть разочек…
– Чего тебе, синяя говядина? – уже строго прикрикнул приказчик. – Шел бы стороной, ишь болтаются тут! Гимназию прогуливаешь?
Мальчуган охотно кивнул:
– Прогуливаю! Скука там… Позвольте, дяденька, гирьку поднять.
Из лавки, привлеченный разговором, показался краснощекий мясник, добродушный увалень. Вытирая грязной тряпкой руки, он переспросил:
– Гирьку поднять хочешь? Двухфунтовую? – Он пощупал под кительком мальчугана мышцы руки и уже с искренним удивлением добавил: – А ты и впрямь здоров! Полпудика, поди, осилишь…
– Иди, карапуз, иди с богом домой, – заторопился приказчик. – Мал еще гири подымать, пупок развяжется.
– Да пусть его потешится, – улыбнулся мясник, радуясь короткой передышке и предвкушая забавное зрелище. – Бери полпудовую – восемь килограмм! – И он вынес из лавки круглую, с небольшой ручкой, не первый десяток лет служившую в лавке гирю.
Мальчуган покачал головой:
– Да нет, дяденька, мне бы двухпудовку…
Собравшийся вокруг народ загоготал:
– Ишь ты, какой пострел! Говорит, дескать, двухпудовку подыму! Ох, гимназист, свистун.
Развеселившийся мясник выволок на свет божий громадную гирю, поставил ее у порога лавки. Народ сгрудился тесным кольцом. Приказчик неодобрительно скривил в ухмылке тонкие губы: он, двадцатипятилетний парень, уже пытался тайком поднимать эту самую гирю, но выше пояса она у него не пошла.
Мальчуган шагнул вперед. От всей его застенчивости не осталось и следа. Он наклонился, рванул гирю, вынес ее на плечо.
Следившая за ним толпа ахнула. Мальчуган поднатужился, лицо его налилось краской, усилие – и двухпудовая гиря чуть подрагивала над его головой.
– Ура! – заорали люди. – Качай его, ай да Илья Муромец!
– Отойдите, – внушительно пробасил мясник. – Эй, сбитенщик, иди-ка сюда. Налей хлопцу кружку, я плачу.
Насладившись вкусным напитком, мальчуган вытер белым платком (воспитанный!) губы.
– Откуда ты, хлопец, такой изумительный, взялся? – Мясник не отводил восхищенного взгляда от малыша. – Имя какое твое?
– Зовут меня Петя Крылов. Мой папа служит управляющим на винном заводе Попова. Ох и силен батя у меня! Вчера кучер Они сим опять приплелся домой пьяным. Батяня ужас как рассвирепел, ему водочный запах на службе опротивел. Сгреб он Онисима за грудки и в открытое окошко бросил. Онисим плакал и извинялся. Мне жаль его, он добрый. Я батьку упросил не выгонять его.
Приказчик, узнав про отца-управляющего, сменил раздражение на милость. Он полюбопытствовал:
– А как же это ты… вы, молодой человек-с, такой необыкновенной для вашего юного возраста силой обладаете? Ведь это даже, можно выразиться, весьма удивительно-с.
– Батя меня многому научил, – с гордостью поведал мальчуган. – Я еще совсем махонький был, а он мне кольца над кроваткой повесил. Целыми днями я на них крутился. Забавно как! А у бати есть свои, взрослые кольца. Он и отжимы, и перевороты запросто делает, хотя уже совсем старый: ему тридцать пять годков. А я на кольцах могу раз двадцать отжаться! – похвалился парнишка.
– Статочное ли дело-с! – завистливо пробормотал приказчик, а народ вокруг одобрительно загудел.
– Можно я на этой перекладине? – обратился мальчуган к мяснику, кивнув на перекладину для подвески туш.
– Пожалуйте-с! – осклабился приказчик – и строгим тоном к мяснику: – Василий, протри быстро!
Мясник взял тряпку, которой прежде вытирал свои натруженные руки, и послушно протер сальную перекладину.
Люди сгрудились у входа, наблюдая, как парнишка с помощью мясника повис на перекладине и начал легко, вытянувшись в струнку, не болтая ногами, подтягиваться.
– Пять… десять… двадцать один раз! – радостно выдохнули зрители.
Мальчуган, раскачивая не по возрасту широкими плечами и вытирая платком ручонки, проговорил:
– Это чего! Можно было бы и больше, да она, железка, скользкая дюже. Держаться трудно.
– Ты где живешь? – поинтересовался мясник. – В Басманной части? В собственном доме? Скажи папаше, пусть за мясом ко мне присылает. Завсегда дам наилучшее. А сегодня подарка ради, что хлопчик у него исправный растет, пришлю парной телятинки. Заходи, малец, только учение не прогуливай больше!
Закинув за спину ранец, парнишка заспешил прочь. Толпа в восхищении смотрела ему вслед:
– Здоров! Вот и у нас на деревне один был… – И далее шли бесконечные рассказы о чудо-богатырях, которыми, если послушать мужиков, была полным-полна во времена стародавние каждая волость, каждая деревня.
У юного Пети Крылова было только две страсти – бесконечное чтение приключенческой литературы и поднимание тяжестей. Он, казалось, не мог пройти равнодушно мимо предмета, какой стоило и можно было поднять. Увидав, что Онисим распряг жеребца, Петя подходил к телеге, порой еще неразгруженной, подлезал под задок и, тужась, пытался приподнять ее.
Однажды произошел конфуз. По приказу отца Онисим закупил и привез в дом чугунки. Пока он занимался с распряженным жеребцом, Петя, верный привычке, подлез под задок телеги и, упираясь спиною, приподнял ее. Чугунки с легким звоном покатились с телеги на землю, а самый большой и дорогой стукнулся о булыжники, которыми был замощен просторный двор, жалобно звякнул и раскололся.
Надо было случиться, что в этот момент с крыльца сходил отец. Человек бережливый, он терпеть не мог бесхозяйственность.
– Это что за разгильдяйство? – Он грозно сверкнул глазами, и случившиеся во дворе работники – конюх, птичница и кузнец – робко затихли. Только куры, привычно выклевывая что-то между камней, негромко кудахтали, да ярко-рыжий петух, вдруг по-орлиному взвившийся на плетень, огласил окрестности воинственным трубным пением.
Отец не спеша, с пугающим спокойствием прошелся по двору, остановился возле битого чугунка. И вдруг воззрился на сына, тихим голосом поинтересовался:
– Ты, сыночек, почто родительское добро на ветер расточаешь?
Петя засопел:
– Нечаянно… виноват, – думая о том, что у его друга Онисима сегодня снова будет работа: пороть на конюшне его, Петьку. Вчера было за разбитое у соседей окно, сегодня за битое добро.
– Хорошо, – вдруг миролюбиво произнес отец, еще раз окидывая строгим хозяйским взором двор. – Я тебя прощу, если ты, Петр Федотович, вот эту штучку перебросишь через ограду на пустырь. Коли поломаешь забор, то сам его сегодня и починишь, да еще получишь сугубую порцию по мягкому месту. Сам послежу, чтоб на этот раз Онисим постарался. Бери! – И он кивнул на кувалду, которую держал кузнец Егор.
Испытание было весьма необычным, но, впрочем, вполне согласное со столь же необычным характером папаши.
– Ты что, отец, выдумал? – запричитала мать, давно наблюдавшая эту сцену и готовая в любой миг броситься на защиту любимого дитяти.
Не обращая внимания на слезы матери, отец кивнул кузнецу:
– Взгляни, Егор, на пустыре никто не болтается? Кузнец сбегал и весело доложил, что людей за забором нет.
– Начинай! – скомандовал отец.
Петя задумчиво смотрел на тяжеленную кувалду, соображая, каким образом эту неудобную штуковину можно перекинуть через забор. Потом его осенило.
Он схватил кувалду за ручку, почти за самый конец ее, и начал вращаться вместе с ней, все более и более ускоряясь. Птичница громко ахнула и закрыла лицо руками. Онисим и кузнец спрятались в конюшню и уже оттуда в дверь наблюдали за жутким снарядом, который мог в любое мгновение вырваться из детских рук и проломить кому-нибудь череп. Даже отец, стоявший в трех шагах от сына, слегка побледнел, но ни на сантиметр не отступил.
Петя уже крутился как волчок. Вдруг он издал неопределенный звук, похожий на «кхыканье» мясника, разрубающего мощным ударом тушу, и выпустил снаряд в голубое небо. Кувалда победно взлетела над забором…
– Ну и силач парнишка! – в голос проговорили Онисим и кузнец.
– Чугунки больше не бей! – коротко сказал отец и пошел со двора. – Сегодня возьму тебя с собой в цирк. Увидишь настоящих силачей.
– Милочек мой! – запричитала мать, обнимая любимого шалуна.
…Отец сдержал слово: вечером они сидели в партере цирка Саламонского, что на Цветном бульваре. Петя почти не обращал внимания на лихих наездников, ловко падавших с незаседланных лошадей на опилки арены, его не заинтересовали ни ученые собаки, «умевшие» считать до десяти, ни «индийский факир», глотавший огонь. Он с нетерпением ждал второе отделение.
И вот под традиционный марш «Гладиаторов» на арене показались силачи. Вначале они играли мускулатурой, поражая воображение публики громадными бицепсами и необъятной шириной плеч. Затем жонглировали гирями, запускали их вверх, перекидывались друг с другом. И все это делали с изящной непринужденностью, с шутками, с добрыми улыбками. Мальчуган был заворожен. Когда возвращались домой через оживленное Садовое кольцо, Петя вздохнул:
– Вырасту, пап, обязательно стану цирковым атлетом… Не зря с утюгами каждый день занимаюсь. Смотри, какие мышцы – во!
Отец выкатил глаза:
– Что такое? Какой еще атлет? Я тоже люблю цирк, гимнастов, атлетов, наездников, но я не хочу, чтобы мой наследник потешал почтенную публику. А как ты учишься? Из гимназии выгнали за баловство. Теперь в реальном училище жалуются. То драку учинишь, то голубя в класс принесешь… Что делать, сынок, с тобой? Как тебя воспитывать?
– Так же, пап, как и теперь! – быстро произнес Петя. – Только к Онисиму отправлять не надо.
Вечером отец долго совещался о чем-то с матерью. Утром он позвал к себе в кабинет сына. Его лицо было задумчиво и грустно.
– Сынок! У тебя, видимо, и впрямь к утюгам и гирям способностей больше, чем к латыни и математике. Тебе нужны приключения? Хорошо, ты будешь их иметь. На море. Я тебя отвезу в Мореходные классы в Петербург. Станешь человеком.
Сказано – сделано. С Николаевского вокзала отец и сын отправились на берега Невы.
Народ в мореходном подобрался как на заказ: все ребята удалые, рослые и крепкие, и хотя Петр Крылов оказался самым сильным, но морская дружина не дала разгуляться его задиристому характеру: разок-другой она его поучила – «чтоб не нарушал фарватера».
Вскоре на пароходе «Чихачев», входившем в Русское общество пароходства и торговли, Крылов отправился в свое первое морское плавание. Позже, окончив училище, он был приглашен на стажировку на посудину «Кочкар», ходившую под английским флагом между Одессой и Марселем. Начались странствия по свету.
Крылов побывал в Англии, Японии, Китае, Египте. Моряк он был отличный – видать, соленая волна любит силу и отвагу, манит к себе богатырских людей. Морской воздух оказался для паренька гораздо целебнее всех классических систем образования. Сила в нем все более прибывала. Уже, пожалуй, во всем российском флоте трудно было сыскать моряка, о богатырских подвигах которого ходило столько легенд. Будущий штурман переносил на спине тяжеленные чугунные чушки, ударом кулака, перевязанного ремнем, ломал толстенные доски, а если верить утверждениям очевидцев – неслыханное дело! – рвал канаты. Смотреть на эти чудеса, которые он творил на стоянках, собирались громадные толпы жителей. Его повсюду знали, везде любили.
Часто раздавались приглашения:
– Петр Федотович, родной, уважь – посиди с нами за столом.
Но, к всеобщему удивлению, Крылов спиртного в рот не брал ни капли.
– Отец не баловался, да и мне не велел, – отшучивался Петр. – Вот ежели ваше благородие желает со мной сойтись в честном кулачном поединке – милости просим, всегда к вашим услугам. Побьете меня – десятирублевый билет отдам. Я вас побью – руку пожму.
Но даже такой куш не соблазнял. И только оказавшись в Англии – на родине бокса, Крылов упивался своей силой и ловкостью. Английские маринеры любили кулачные развлечения и драчунами были отменными.
Но и здесь утеха вскоре закончилась: иноземные храбрецы были неизменно биты самым суровым образом и лаже по двое не соглашались выходить против одного Крылова.
– Это не человек, – с восхищением произносили англичане. – Это какой-то Вельзевул! Его кулаком можно сваи заколачивать.
И как смутную легенду, англичане припоминали некоего «кэптайна Лукин», который тоже был русским и который в стародавние времена творил чудеса «необыкновенной силы».
– Теперь никто не может иметь такую силу! – качали головами англичане. – Люди стали теперь несколько слабее.
– Русские люди во все времена отличались удалью и силой! – дипломатично произносил Крылов, а у себя в каюте в красивой ореховой рамке повесил по счастливому случаю приобретенный раритет – гравированный портрет Лукина.
В каждом крупном порту Петр Крылов отыскивал атлетический клуб (в конце прошлого – начале нынешнего века их развелось великое множество) и упражнялся там с гирями или боролся.
Но с особым нетерпением ждал Крылов момента, когда их судно бросало швартовы в одесском порту. Тут процветала Атлетическая школа Новака.
Крылов часами упражнялся со штангой. Он проделывал с солидным весом самые различные упражнения: многократные приседания, выжимания из положения лежа, развороты туловища в стороны, жим стоя, жим из-за головы.
Товарищи по школе и сам ее руководитель Новак постоянно повторяли:
– С такой выдающейся силой надо идти в цирк. Ведь это прямо-таки невероятные возможности у человека, а он не желает из этого сделать для себя хорошую прибыль.
– Эх, чудаки, зачем мне прибыль? Мой батька человек богатый, в любой день выделит мне хорошее дело. Да не хочу я, русский человек, коммерции. Славу хочу для России!
– Таки это тоже надо вам идти в цирк – будете участвовать в мировых чемпионатах. Вот вам, уверяем, слава. И деньги тоже.
– Тьфу! – сплевывал от досады Крылов. – Все-то у вас в голове только деньги.
…Так между атлетическими занятиями и морскими рейсами бежала жизнь. Незаметно подошли выпускные экзамены в мореходке.
Петр их успешно сдал. Ему вручили диплом, и он занял место второго штурмана (иначе – помощника капитана) на теплоходе «Мария», курсировавшем по Азовскому морю.
Здесь тоже не обошлось без приключений. Какой-то торговец, турок по национальности, облапошил молодого штурмана, всучил ему скверный виноград вместо хорошего.
Возмущенный Крылов нашел обманщика и попросил:
– Ахмет, – так звали молодого торговца, – это ведь грешно – обманывать людей. Верни, пожалуйста, мои деньги и забери свой дрянной виноград.
Турок, громадный детина, выше чуть не на голову приземистого Крылова, нахально расхохотался:
– Глаза есть для чего? Чтобы смотреть, когда покупаешь. Ты не смотрел, теперь гуляй, деньги не отдам.
– Ну так что ж! – Крылов все ближе подступал к турку. – Отдашь деньги или нет, гнусный обманщик?
Тот потешался все больше и больше. Зажав в кулаке ассигнации, он оскалил зубы:
– Отнимешь – все твои будут!
Крылов молниеносно вцепился в руку обманщика, ловко крутанул ее назад, и турок полетел вниз, головой зарываясь в ящик с крупными спелыми помидорами. Через мгновение Крылов держал трофейные ассигнации. Отсчитав нужную сумму, он остальные швырнул в ящик, где стонал обманщик, весь заляпанный давлеными помидорами.
– Зачем так сильно? Рука, моя бедная рука…
Крылова разобрала жалость.
– Не хотел тебе руку вредить! А ты впредь не мошенничай. Эй, извозчик, отвези пострадавшего домой. Держи целковый…
Наутро все Азовское побережье говорило о силе и благородстве помощника капитана с «Марии».
В конце зимы 1895 года двадцатичетырехлетний Крылов поехал в Москву. Он соскучился по своим старикам, да и дело у него было важное: Петр прослышал, что на одном из пароходов открывается вакансия первого помощника капитана. Вот он и собирался просить это место.
Но именно в Москве произошло, по словам Петра Крылова, «крушение его морской жизни».
Случилось следующее. Однажды на Маросейке он встретил одного своего старого товарища. Тот рассказал, что атлеты создали что-то вроде своего клуба и хозяином там – атлет и художник Сергей Дмитриев-Морро.
– Где этот клуб? – загорелись глаза у Крылова. Имя Морро ему было хорошо известно: это был один из сильнейших гиревиков России.
– Сергей работает на ювелирной фабрике «Ф. А. Лорие», это в доме номер пять по Звонарному переулку Тверской части. Хозяин – поклонник атлетики. И еще он высоко ценит Сергея как работника. Вот, наверное, по этим причинам Лорие и выделил в подвале производственного здания помещение для занятий штангой и гирями.
– Так идем к Морро!
– Сейчас еще рано: он занят на фабрике. А вот позже…
Вечером друзья отправились в Звонарный переулок. С помощью сторожа ювелирной фабрики нашли «атлетический зал».
Небольшое помещение было отлично оборудовано, богатый набор гирь и штанг поражал воображение. Кругом царили чистота и порядок. Для снарядов были оборудованы стеллажи, на полу лежали ковры.
Морро – высокий, красивый мужчина с фигурой древнегреческого бога – и еще несколько молодых людей упражнялись с тяжестями.
Вот как описывает один из современников тренировку Сергея: «Красиво он работал – прямо орел был в темповых упражнениях. Самая тяжелая штанга, бывало, летит, как перо, – и при этом с улыбкой на устах».
У Петра Крылова такой ловкости и изящества «в работе» не было: он все-таки был самоучкой. Без наставника в атлетике обойтись очень трудно.
Морро обрадовался гостям. До него уже доходили неясные слухи, что где-то на юге России обретается чудо-богатырь, моряк по профессии, атлет по призванию. Теперь он увидал приземистого молодого человека, немного лысоватого, со спокойным приятным лицом.
– Это мои ученики, – представил Сергей своих товарищей, вместе с ним упражнявшихся со штангами. – А вы, Петр Федотович, не желаете нам показать свои возможности?
– Желаю! – охотно согласился Крылов.
Он тут же разделся до пояса, обнажив чудовищных размеров мускулатуру, подошел к двухпудовой гире и начал творить с ней просто чудеса: кидал под потолок и мягко ловил на ладонь, посылал гирю из-за спины вперед левой рукой и тут же подхватывал ее правой, и наоборот.
– О, сударь, да вы просто гений атлетики! – в искреннем восхищении произнес Морро. – Нет, батенька. Вам определенно надо заниматься серьезно гирями…
– Да, я люблю гиревой спорт, – признался Петр. – С детства… Но у меня, видать, судьба иная – морская… Вот получу назначение – и адью!
Сергей произнес серьезным, даже строгим тоном:
– Море – это лучшее, что создала природа, а моряки – достойнейшие люди, у которых остальное человечество должно учиться мужеству и настоящему товариществу. Но и таких, как вы, природа создает не часто. Жаль, если вы упустите свой шанс…
В ту ночь Петр не спал. Он мучительно обдумывал свою дорогу: отдать жизнь прекраснейшему делу – морскому – или выступать по балаганам с гирями? Господи, как же быть? Ведь жизнь одна-разъединственная!
…Когда багрянец утренней зари радостно заиграл на золотых маковках московских церквушек, а на улице заскрипели и зацокали по булыжной мостовой ранние повозки, Крылов решение принял: быть ему отныне профессиональным атлетом! Море, прощай…
У Дмитриева-Морро в те годы собирались сильнейшие московские атлеты. Этот художник-ювелир отличался настоящей преданностью тяжелой атлетике: повсюду агитировал за нее, разыскивал способных молодых людей и привлекал их к занятиям, нуждающимся помогал материально. Он был очень мягок в обращении с другими, лаже замечания на тренировках старался делать в деликатной форме. Его все любили. Добавим, что Дмитриев-Морро воспитал немало первоклассных атлетов, и среди них одного из первых советских чемпионов и рекордсменов, заслуженного мастера спорта СССР А. Бухарова.
С помощью Сергея Крылов тоже оборудовал «атлетический зал» – у себя дома, в подвале. Строгий отец радовался возвращению «блудного» сына и не возражал. Постаревший и ставший пить еще сильнее, Онисим помог перевести оборудование – штанги, цепи, гири. В подвале закипела спортивная жизнь: даже отец приходил удивляться на те «фокусы», которые творил его сын со своими товарищами.
Однажды отец привел с собой матушку. Та, глядя, как сын управляется с «железяками», со страха закрывала глаза и шептала:
– Господи, спаси и сохрани сыночка нашего Петрушу…
Больше она в подвал не спускалась, только часто и мелко крестилась, когда внизу ухали на пол штанги и гири, а в большом дубовом шкафу дребезжали тонкостенные фарфоровые чашки фирмы Кузнецова.
Но душе Крылова не хватало простора: зрители в числе нескольких домочадцев не удовлетворяли честолюбивую душу бывшего морского волка. И вот он, в душе страшась гнева отца, отправился на Девичье поле – в балаган известного в те годы Лихачева. И на дворе царила буйная весна, звонили колокола, и было 25 апреля 1895 года.
Балаганщик Лихачев, высокий немолодой человек в сером пиджаке, лакированных сапогах и красном галстуке-бабочке, с костистым лицом, похожим на череп, и сверлящими собеседника серыми глазами, окинул взором Крылова с ног до головы, словно покупал скаковую лошадь, и сквозь зубы процедил:
– Ну-с, и чего мы умеем делать?
– Жонглирую гирями, рву цепи… да все, впрочем, что умеют делать другие атлеты, и даже немного больше.
– Обнажитесь, сударь…
Крылов охотно сбросил с себя дорогой сюртук, блеснув большим бриллиантом на указательном пальце, и показал свой торс.
– Дай сантиметр! – приказал Лихачев вертевшемуся рядом помощнику. – Напрягите бицепсы.
Лихачев измерил плечо Крылова и долго, с некоторой оторопью рассматривал цифру на ленте.
– Однако! – Он покачал головой. – Сорок шесть сантиметров… Хорошо, я вас возьму в свой балаган. Но вам-то зачем это надо? Ко мне идут люди нуждающиеся. Вы, насколько я понимаю, к таковым не относитесь. Труд наш, истинно доложу вам, чуть лучше каторжного. Положу вам, мусью, шестьдесят пять целковых в месяц – деньги, конечно, неплохие, но ведь и выступать надо по нескольку раз в день. И без халтуры, чтобы зрители каждый раз уходили счастливые, чтобы всюду говорили: «Балаган Лихачева – самый лучший!»
– Я согласен на все условия, – твердо произнес Крылов. – Я люблю атлетику. А где еще я могу показать людям свою силу?
Показать силу действительно было больше негде.
Уже на следующий день перед балаганными дверями заливался колокольчик и зазывала кричал простуженным голосом:
– Ламы и господа! Пожалуйте в театр живых чудес – говорящая русалка с грудями и хвостом! Двухголовый младенец в спиртовой банке! Скорпион размером с петуха! Сказочный богатырь, уроженец города Москвы Петр Федотович Крылов, демонстратор необычных возможностей своей силы! Представление начинается! Вход гривенник, с детей и военных – пятак. Цена дармовая, почти за так!
Петр Крылов старался вовсю: поднимал тяжеленные штанги, на спину принимал подброшенные вверх двухпудовки, боролся до изнеможения с любителями из числа зрителей. Демонстрировал и смертельный трюк: на его голове разбивали кувалдой большой камень.
Едва кончалось одно представление, как зазывала нацеплял на голову дурацкий колпак и вновь оглашал окрестности сиплым голосом:
– Мадам и месье! В театр… милости просим! Русалка с грудями и уроженец Москвы с чудесами…
Не успевший прийти в себя Крылов, с трудом оторвавшись от кушетки, спешил на арену с «чудесами».
Вскоре от переутомления испортился сон, стал плохим аппетит. Наступила непогода. Брезент плохо защищал балаган от дождя, ветра и холода. Крылов простыл, но продолжал доблестно и честно выступать перед зрителями. Халтуры он не терпел. Каждый раз работал с предельными тяжестями. Обманных трюков, к которым нередко прибегали другие цирковые атлеты, он не признавал, работал всегда честно.
Кто-то из зрителей, чаще всего подгулявших, порой кричал:
– Дурят нас, православные! Цепи-то подпиленные!
Крылов приглашал желающих проверить цепи. Несколько правдолюбцев вылезали на арену и начинали дотошно искать подпилы, проверяли вес гирь, тужились над штангой. Все оказывалось в полном порядке.
Проверяльщики уходили. Петр приступал к делу. Самые невероятные трюки он выполнял с потрясающей легкостью, элегантной непринужденностью.
Слава о Крылове быстро распространялась по городу. Полюбоваться на него приходили антрепренеры других балаганов и цирков. Со всех сторон сыпались заманчивые предложения. Наконец Петр принял приглашение работать в крупном цирке Камчатского – здесь условия были получше. У Крылова уже имелся двухлетний опыт работы в балаганах. Он многому научился, освоил новые трюки, которые пользовались особым успехом у публики. Он ложился на арену, на него клали сверху большой помост. К ужасу зрителей, на помост въезжало лакированное авто с шофером и несколькими дамами. Потом помост снимали, и Крылов, к восторгу публики, поднимался цел-целехоньким.
Другими коронными трюками Петра были выступления с толстыми полосами железа. Он завязывал их «галстуками», «браслетами». Сила его рук оказалась действительно фантастической.
Но непревзойденным он оставался в упражнениях с гирями. Может быть, именно та легкость, с которой он обращался с ними, и создавала иллюзию у зрителей их ненастоящности. С такой же легкостью он рвал толстые цепи.
Чем больше росла популярность атлета, тем чаще ему приходилось выходить на арену. Современник и биограф Крылова, известный И. В. Лебедев («дядя Ваня»), утверждает: в те годы Петру Федотовичу приходилось выступать не меньше двенадцати – пятнадцати раз ежедневно, а в кратких промежутках требовалось подниматься на раус (балкон на наружном фасаде цирка) и зазывать почтенную публику.
Любовь к избранному делу, которое Крылов называл «святым», помогала выдерживать эти нагрузки.
После нескольких лет работы Крылов придумал и осуществил трюк, который на всех афишах справедливо именовался рекордным. Лебедев писал об этом «хорошем номере», приводившем в неистовство публику: Крылов «поднимал со стоек лошадь с всадником на веревках».
Кстати, о плакатах: трюк нашел свое художественное изображение, причем вместо лица Петра Федотовича было изображено другое, вполне зверское – с лубочного издания «Палач города Берлина». Этот плакат был растиражирован и украшал рекламные тумбы многих городов России.
Слава о Крылове уже бежала по всей Руси, но то ли не везло богатырю, то ли его характер оставался по-юношески беспокойным, но его повсюду сопровождали скандалы, которые, впрочем, лишь подогревали к нему интерес. Так, ему пришлось работать в паре с другим популярным в те годы атлетом – С. Елисеевым. Между ними чуть не на каждом выступлении начиналось нешуточное состязание – кто кого? Оно не только изматывало обоих, оно то и дело на потеху публике доводило их до словесной перепалки, которая порой переходила в откровенные стычки. Разошедшихся атлетов с трудом разнимал десяток униформистов и служителей цирка, а хозяин штрафовал. Но эта «педагогика» помогала мало. Война на арене продолжалась.
Случалось, что боевые действия перекидывались в партер. Дело в том, что Крылов любил весело комментировать свои выступления. К примеру, когда ему доводилось разбивать громадные камни кулаком, то он неизменно обращался к публике со словами:
– Господа, если вы думаете, что в этом номере есть фальшь, то могу разбить этот камень на голове любого желающего… Милости прошу! Есть здесь кто-нибудь один храбрец?
Публике были по вкусу эти незамысловатые шутки. Но однажды, когда Крылов выступал с особым воодушевлением и успехом, какой-то господин в чиновничьей форме, сидевший в первом ряду, нарочито громко сказал своей соседке:
– Не понимаю, как в наш просвещенный век можно приветствовать грубую силу! Это просто бык какой-то! Силы много, ума не надо.
Атлет даже оторопел от такой дерзости. Он жестом остановил оркестр и обратился к публике:
– Я действительно работаю на арене. Наш город любит сильных людей. И я люблю силу в человеке. Поэтому и пошел в цирк. И нахожу, что лучше быть сильным быком, нежели слабым ослом, хоть и в чиновничьей фуражке, как сей субъект! – И богатырь ткнул перстом в болтливого и малость нетрезвого господина.
Под сводами цирка раздались громовые аплодисменты.
Чиновник не успокоился. В нем разыгралась амбиция.
– Да знаете ли вы, господин циркач, с кем имеете честь говорить?! – начал кричать он, перелезая через барьер на арену. – Да я вас сей миг в полицейский участок!..
Крылов взял чиновника за шиворот, высоко поднял и опустил его на прежнее место.
В зале стоял хохот невообразимый. Это было тем забавнее, что этого чиновника многие знали как склочного человека. Но как бы то ни было, после представления атлета препроводили в участок, где и был составлен протокол по случаю «нарушения общественного порядка».
А потом начались гастроли по Сибири, и Петр Федотович покрыл себя новой славой – уже в качестве борца, хотя в этом деле он совершал лишь первые шаги. В Иркутске его поджидал богатырь по фамилии Шляпников, которого иначе как «сказочным» не называли.
Двухметрового роста, весом более 140 килограммов, Шляпников обладал громадной силой.
И вот в назначенный день иркутский цирк был забит до предела. Публика страшно переживала за своего. Борьба назначена на поясах. Рефери дал сигнал. Зал замер.
Крылов был ниже почти на голову, да и весил намного меньше. Но он тщательно продумал схватку. Превосходство соперника в росте он решил свести к его недостатку. Крылов норовил пригнуться как можно ниже, заставляя тем самым наклоняться и соперника, принимать неудобную позу.
Шляпников начал яростно бросаться на ускользающего противника, забывая об осторожности. Крылов своего шанса не упустил: ловким приемом он уложил «сказочного богатыря» на лопатки.
Потом были поездки во многие города России, особенно осталось памятным путешествие по Волге. Ярославль, Рыбинск, Кострома и другие приволжские города были околдованы удивительной силой Петра Федотовича. Его биограф перечисляет «многочисленные трюки» Крылова, столь пришедшиеся по душе тысячам и тысячам зрителей, наблюдавших выступления атлета: «Он рвал цепи, ломал подковы и монеты, разбивал кулаком камни, делал растяжку с четырьмя лошадьми».
Про эту «растяжку» в свое время много и с восхищением писали газеты. Форейтор выводил на арену две пары сильных лошадей, которых его помощник по сигналу Крылова начинал хлестать и подгонять в различные стороны. Петр Федотович с наружным спокойствием и легкой улыбкой удерживал скакунов, лишь мышцы обнаженного торса наливались сталью. Восторгу зрителей не было конца!
Неприятное приключение произошло в Рыбинске. Здесь, часа за полтора до схватки с гигантом Петром Егоровым, весившим около десяти пудов, к Крылову явилась некая депутация в сюртуках и сапогах-бутылках. Они швырнули на стол толстую пачку ассигнаций, а их предводитель в синем картузе с красным околышем, ухмыляясь, заявил:
– Вот, дорогой, возьми-ка приз от обывателей нашего города, но, голуба душа, под Петрушу, пожалуйста, ляжь. Ну, покочевряжься малость, попыхти – чтоб, дескать, все было в натуральном виде, а потом и ложись. Уважь, пожалуйста, народ…
Крылов сгреб просителя в охапку и, слегка размахнувшись, запустил его в окно. Тот, выбив раму и роняя стоявшие на подоконнике горшочки с геранью, полетел на матушку-землю. Остальные, спотыкаясь и сшибая друг друга, бросились к дверям.
В тот вечер, если верить суконному языку местной прессы, «заезжий гастролер на первых мгновениях схватки, не применяя ухищрений техники, приподнял над ареной атлета-профессионала Егорова и с силой опустил его наземь, после чего тот не смог продолжать схватку из-за повреждения в организме. Единогласным решением жюри победа присуждена Петру Крылову».
Но главные действия развернулись чуть позже, когда победитель, весело насвистывая мотивчик модной оперетки «Мадам Арго», возвращался в гостиницу. Проходя мимо какого-то пустыря, Крылов получил тяжелый удар по голове и потерял сознание… Наутро, раненый, но справедливо гордый своей неподкупностью, чемпион прервал гастроли и был вынужден вернуться в Москву для восстановления здоровья.
…Шел 1898 год. Атлету, быстро снискавшему своим талантом всеобщее признание, нужно было подумать об устройстве и личной жизни: заметно сдавшие старики родители каждый день твердили, что пора, дескать, им внуков нянькать. Сынуля не возражал. Опытная сваха познакомила Петра Федотовича с красивой барышней из зажиточной купеческой семьи.
Но ни этот, ни другие – по свидетельству биографа – «романы» не были удачными. Атлет обладал яркой внешностью. Был славен и богат, много читал, много видел, интересно умел рассказывать, но беда его заключалась в том, что гири, гантели, штанги и двойные нельсоны заслонили от него всю остальную жизнь. С кем бы и о чем бы он ни беседовал, разговор тут же съезжал на богатырские темы. Он все время только показывал мускулы и спрашивал своих поклонниц: «Сколько вы выжимаете?»
Обычная ошибка одержимых какой-либо идеей людей! Им кажется, что остальные должны восторгаться предметами их восторгов.
Барышни тут же скисали, намечавшаяся свадьба разлаживалась.
Когда он впервые побывал в цирке Владимира Дурова, то и тут не удержался.
– Хороший артист Дуров, – вполне серьезно сказал Крылов своим спутникам, – но в общем ничего не стоит, так как моей штанги поднять не может.
По признанию атлета, он думал о трюках и «бульдогах» даже во время концерта Федора Шаляпина и во время посещения Третьяковской галереи. Можно иронически улыбаться, но такая преданность любимому делу не может не восхищать.
В Москве Крылов подружился с удивительным аристократом – бароном М. О. Кистером, который, как И. В. Лебедев, всю свою жизнь и немалые капиталы вложил в развитие тяжелой атлетики.
На Новинском бульваре Кистер соорудил и отлично оборудовал спортивный зал, или, по выражению тех времен, тяжелоатлетическую арену. Сюда на тренировки и соревнования съезжались знаменитые силачи – Иван Лескиновиц, Дмитриев-Морро, Солдатченков, Ломухин, Горлов, феноменальный богатырь Митрофанов, впоследствии спившийся и умерший где-то под забором.
По свидетельству современников, среди московских атлетов царил удивительный дух доброжелательства и искренней дружбы, которые не портила спортивная конкуренция. Они помогали друг другу советами на тренировках, показывали тут же придуманные приемы, устраивали гастроли и сборы средств для неимущих, нуждающихся товарищей и их семей.
И вновь поездки, вновь гастроли. На афишах Крылова уже красовалось льстящее самолюбию «Король гирь»! Месячный гонорар был солидным – триста рублей. Теперь атлет был ангажирован владельцем известного цирка Девинье. Петр Федотович блистал трюками в Минске, Двинске, Лодзи, Вильне, Гродно, Ковно.
По заведенному обычаю, после демонстрации силы, в которую Крылов включил рекордный трюк – поднимание платформы с лошадью и всадником, шпрехшталмейстер, муж громадного роста и необъятной ширины в талии, играя самыми низкими регистрами голоса, провозглашал:
– Ну-с, господа отдыхающие, хочет ли кто из вас получить приз? – Он поднимал руку с кредитным билетом, на котором была изображена Екатерина Великая. – Сто рублей тому, кто положит на лопатки короля гирь, чудо природы Петра Кр-ры-ылова!..
Конкурент находился обычный – из подгулявшего мастерового или купчика. Борьба напоминала игру кошки с маленькой мышкой. Чаще всего атлет нежно поднимал «конкурента» (без кавычек здесь не обойтись) в воздух и под хохот и улюлюканье всего зала бережно относил на место.
Но в Лодзи случилось непредвиденное. После демонстрации шпрехшталмейстер ом ассигнации на арену спустился из зала совсем юный, но великолепно развитый человек.
– Я буду состязаться с господином чемпионом, – заявил он. – Но предлагаю не борьбу, а состязания в поднимании гирь…
– Согласен! – протянул ему руку Крылов.
И вот конкуренты приступили к делу. Первым начал Петр Федотович. Он выжал левый «бульдог» в 280 фунтов. К его удивлению и неописуемому восторгу публики, молодой человек поднял лишь чуть меньше – 275 фунтов. Далее преимущество было явным – Крылов легко победил в поднимании штанги «с моста» (было такое движение) – 300 фунтов, затем развел руки в крест, в каждой из которых были связанные гири общим весом по сто фунтов.
И все же в заключительном состязании, вновь вызвав бурный восторг местных зрителей, победил юный конкурент. Он толкнул штангу в 320 фунтов два раза, а уставший от нескольких выступлений Крылов – лишь один.
– Назовите себя, – попросил Петр Федотович.
– Станислав Збышко-Цыганевич! – тут же раздались голоса из зала.
Этого молодого человека лодзинцы знали и верили, что он станет непобедимым чемпионом. Добавим, что надежды оправдались.
Крылов посоветовал одаренному юноше всерьез заняться тяжелой атлетикой, дал практические рекомендации для укрепления силы. Тот последовал его совету. Позже его имя гремело на всю матушку-Русь.
В Вильне Крылова поджидало очередное испытание. Поднимая лошадь с всадником, он поскользнулся и вывихнул ногу в колене и ступне.
То ли вывих был тяжелым, то ли доктора подобрались бестолковые, но травма заживала очень медленно. Крылов готов был умереть от неподвижности и тоски. Ему, вечно непоседливому и энергичному, приходилось неделя за неделей проводить в больничном заключении. Сам он позже признавался, что находился на волоске от самоубийства.
К счастью, его не забыли друзья. То и дело они навещали Петра Федотовича, рассказывали о последних спортивных событиях в Москве – сюда его доставили вскоре после несчастья. Сергей Дмитриев-Морро и Михаил Кистер разработали для Крылова систему восстанавливающих упражнений, помогали ему передвигаться. Несколько раз с помощью друзей Крылов «транспортировался» на соревнования атлетов в цирке, где шпрех-шталмейстер торжественно провозглашал:
– Дамы и господа! Сегодня нас почтил присутствием знаменитый чемпион, король гирь…
Зал устраивал своему любимцу бурную овацию.
Заботливое внимание помогло пережить несчастье, а упражнения вернули атлету былую силу. Он лишь улыбался, вспоминая о месяцах болезни:
– Перемелется – мука будет…
С 1901 года он вновь работает в цирке у Девинье. Этот год он сам называл весьма успешным, ибо установил несколько рекордов. Вот они, возможно не очень понятные современному любителю спорта, но отражающие характер тяжелой атлетики тех времен: Крылов выжал штангу левой рукой весом 280 фунтов, развел в стороны руки, держа в каждой стофунтовые шары, затем, по выражению Крылова, он «донес правой рукой гирю в сто фунтов к выжатой левой рукой штанге в 240 фунтов, а с моста взял 300 фунтов».
Все эти рекорды Крылов «проделал официально в Киевском атлетическом обществе и получил за них от председателя общества доктора Е. Ф. Гарнич-Гарницкого диплом и золотую медаль».
В 1903 году Крылов стал работать у знаменитого Александра Чинизелли в Варшаве на жалованье почти фантастическом для циркового атлета – 600 рублей в месяц. Вот рассказ об этом периоде жизни самого Крылова в литературном переложении И. В. Лебедева:
«Положим, и работал я, как верблюд, – без устали и самые тяжелые трюки. К моей программе прибавились еще: выталкивание двумя руками – с передачей затем на одну руку – громадной штанги с полыми шарами, в которых сидели два униформиста. Другой трюк – поднимание цепями платформы, на которой сидят двадцать человек. Многие думают, что благодаря стягиванию цепей этот номер не очень тяжелый. Но нет, черт меня передери! Нужны очень сильные ноги и очень сильная спина, иначе останетесь калекой на всю жизнь. Жизнь в Варшаве мне очень понравилась…
Наконец мне привелось работать и в Москве Белокаменной. Запестрели мои плакаты (теперь уже художественной работы) на заборах общественных садов: Омона, Антея, Зоологического, Народной трезвости, в Ново-Сокольниках…
От радости, что я работаю в своем родном городе, я старался чуть не лопаться под гирями и нагружал на себя неимоверный вес. Публика меня почти на руках носила».
Через года два-три, с легкой руки И. В. Лебедева, по всей России – по крайней мере, в сколько-нибудь крупных городах – начали проводить чемпионаты по борьбе. Крылов признался, что ему очень трудно было освоить приемы борьбы и тактику ведения схваток. В учителя он взял известного мастера венгра Сандорфи, которому платил большие деньги и с которым занимался ежедневно по нескольку часов. Так называемая французская борьба разрешала не только болевые приемы, но и просто удары.
Крылов предпочитал «жесткий» стиль борьбы. Он очень внимательно следил за своей спортивной формой. В то время не существовало научно обоснованных спортивных методик. Каждый атлет варился в собственном соку. Методика занятий Крылова, его режим питания и образ жизни неизменно вызывали острый интерес. Крылов долгие годы оставался одним из сильнейших гиревиков и борцов России, носителем титулов «чемпион мира».
Современному читателю, думается, небезынтересно будет познакомиться со статьей П. Ф. Крылова «Тренировка гиревика» в журнале «Геркулес» (август 1914 года), которую мы публикуем полностью:
«За последние годы среди любителей, с которыми мне приходится встречаться, господствует стремление тренироваться исключительно на рекорды. Это – неправильная система и, мало того, пагубная. Такие рекорды являются вымученными. Они не только не доказывают силы, но изнашивают человека. Сперва развивайте свои мускулы, добейтесь их наибольшего развития путем тренировки, – а тогда уже можете без вреда „работать” и для рекордов. Мне сейчас 43 года, и я себя чувствую не слабее, нежели был двадцатипятилетним молодым гиревиком. Мускулатура моя не ухудшилась в качестве и не уменьшилась в объемах. Это – результат лишь рациональной тренировки. Говорится: „показ лучше наказа”, а поэтому я приведу описание моего тренировочного дня – это может пригодиться моим молодым собратьям по гиревому спорту для выработки каждым из них индивидуальной для себя системы тренировки.
Проснувшись, я беру воздушную ванну в течение 10 минут, а если лето, то солнечную. Затем – тяну резину (короткая растяжка из шести резин); тяну перед собой, над головой, из-за спины, каждой рукой отдельно и т. д. Делаю отжимание на полу, – на всей ладони или на пальцах, раз до 100. Бегаю минут 10–15. Прыгаю „лягушкой”: короткие прыжки, на носках, с глубоким приседанием. Беру душ или обтираюсь холодной водой. Через полчаса завтракаю: яйца, два стакана молока и один стакан жидкого очень сладкого чая. Гуляю до обеда. Обед – в 5 часов. Через два часа после обеда тренируюсь тяжелыми гирями: выжимаю или толкаю (через день) штангу в 5 пудов, стоя и лежа, по 50 раз (пять раз по 10 выжиманий). Выжимаю двойники 50 раз (та же пропорция). Приседаю с пятипудовой штангой – на всей стопе – 100 раз, а затем хожу с тяжелым человеком на шее взад и вперед по лестнице. Кончаю тренировку гантельными движениями, причем делаю плечевые упражнения с 20-фунтовыми гантелями, а для бицепсов тяну каждой рукой по две таких гантели вместе. Последних два года тренируюсь тяжестями после обеда только 3 раза в неделю (прежде ежедневно), а остальные дни тренируюсь борьбой в стойке и закладыванием нельсонов – необходимо мне как борцу. После тренировки – беру душ и иду гулять.
Когда я тренировался „на рекорды”, то брал всегда „на разы” очень небольшой вес: двумя руками – 4,5 пуда, одной рукой – 3 пуда. Тяжелый же вес брал только один раз в неделю и тогда пробовал сделать рекорд. И вот этой своей крайне осторожной и выдержанной системе тренинга я обязан тем, что сохранил силу и мускулатуру, хотя мне приходилось, как цирковому атлету прежнего времени, иногда „работать” по нескольку раз в день на представлениях очень тяжелым весом и проделывать самые трудные трюки.
Что касается моего пищевого режима, то я прежде ел много мяса, а теперь налегаю главным образом на овощи и фрукты и считаю это полезнее. Особенно люблю печеный (по-пастушески) картофель – сытное и здоровое кушанье. Водки и пива не пью, но во время обеда пропускаю небольшой стаканчик легкого вина. Абсолютно не курю».
Ну и, конечно, вам, дорогой читатель, будет любопытно узнать, каким же был этот богатырь в объективных цифровых показателях, которые столь любили в атлетическом мире.
Вот его антропометрические данные: рост – 170 сантиметров, вес – 88 килограммов, шея – 47 сантиметров, напряженный бицепс – 46, предплечье – 35, бедро – 67, икра – 40 сантиметров.
Великий был человек – король гирь! И не боялся делиться секретами.
Войти с помощью соц. сетей: