Часть вторая. Погоня за кладом
Деникин приглашает…
Командующий дивизией генерал-лейтенант Джунковский возвращался из Петрограда на Западный фронт. Толпы дезертиров, вагоны, облепленные людьми в шинелях и с мешками, отмена дисциплины, чинопочитания, сословных и воинских отличий – мир сделался страшным и непонятным.
Самое святое, самое ценное – жизнь теперь не стоила и полушки. Убийц никто не искал, никто не судил и никто с них не взыскивал, разве Бог один, да суд его хоть и правый, да не всегда скорый.
Со скорбью и многими неудобствами Джунковский добрался до Минска 18 июня. Порой ехал с солдатами в вагонном проходе, прокуренном и загаженном. С вокзала на извозчике добрался до единственно приличной в городе гостиницы «Европейская». Едва разместился в номере, как явился посыльный, вручил пакет под коричневой сургучной печатью.
В пакете были приказ главнокомандующего Деникина и повестка: «Срочно явиться в штаб фронта к главнокомандующему».
Джунковский приказал в номер принести обед. Закусывая, прочитал приказ: «8 июня 1917 года я вступил в командование армиями Западного фронта. Твердо верю, что в победе над врагом – залог светлого бытия земли Русской. Накануне наступления, решающего судьбы родины, призываю всех, в ком живет чувство любви к Отчизне, выполнить свой долг. Нет другого пути к свободе и счастью родины. Деникин».
Джунковскому приказ понравился. Он подумал: «Коротко, по-деловому. Молодец, Антон Иванович. Жаль, что прежде мы с ним не встречались! Но как штабные крысы пронюхали, что я уже прибыл в Минск и что остановился в „Европейской“? Удивительно!»
Джунковский на скорую руку принял душ, тщательно побрился и отправился в штаб, который помещался в двухэтажном кирпичном доме. На пороге столкнулся со старшим адъютантом штаба своей дивизии подполковником Коптевым.
– Здравия желаю, ваше превосходительство! Третий день в Минске околачиваюсь, вас жду. Зашел в штаб, а там адъютант говорит: «Только что прибыл, скоро должен быть у Антона Ивановича». Это ему из «Европейской» телефонировали, разведка налажена.
– Ты на автомобиле?
– Так точно, ваше превосходительство!
– Как дела в армии?
Коптев глубоко вздохнул, по-домашнему, с горечью ответил:
– Дела как сажа бела! Новостей много, и только одна хорошая. Право, не знаю, с чего начинать. Стоило вам, Владимир Федорович, отбыть в Петроград, как агитаторы словно с цепи сорвались. В Минске недавно прошел съезд военных и рабочих депутатов армии и тыла Западного фронта. Из нашей дивизии делегаты тоже были. Главенствовали на съезде изощренные крикуны – большевики. Открыто призывали к неповиновению. Так и говорили: «Честный солдат – это дезертир! Нельзя стрелять в германских пролетариев, они нам братья по классу. Тот, кто воюет, тот защищает интерес мировой буржуазии!» Офицеры связаны по рукам приказами Временного правительства, почти бессильны против этой горластой рвани.
– Что с полками, стоявшими в боевой позиции?
– Пятьдесят восьмой и пятьдесят девятый полки полностью агитаторами разложены. Они отказываются выполнять приказы офицеров. Более того, угрожают офицерам арестами и пролетарским судом. Так случилось с полковником Элерцем, который пытался заставить пятьдесят восьмой полк смениться. По приказу полкового комитета Элерц арестован и по сей день находится за решеткой, солдаты грозятся устроить над ним самосуд.
Джунковский возмутился:
– Элерц в армии двадцать лет, воевал против китайцев три года, против японцев в четвертом и пятом годах. Как началась мировая, так сразу оказался на передовой, шесть раз ранен, один раз тяжело контужен… И такого боевого офицера эти подонки арестовывают!
Вдруг Коптев радостно улыбнулся:
– Но есть самая свежая и очень приятная новость. Только что получен приказ…
В это время из штаба вышел адъютант Деникина в модном галифе с крыльями. Обратился к Джунковскому:
– Ваше превосходительство, приглашает Антон Иванович!
Секретное предписание
Деникин принял Джунковского очень любезно.
– Давно и много слышу о вас лестного, Владимир Федорович! Вы, наверное, голодны? Прикажу, чтобы вас накормили в штабной столовой. А пока коньяк, кофе и бутерброды, прошу…
Кофе оказался крепким и ароматным, Деникин – спокойным, доброжелательным. Он неторопливо расспрашивал гостя о его встрече с Керенским, о том, какое впечатление произвел военный Петроград, о том, что следует сделать для укрепления дисциплины в армии.
Джунковский кратко, но толково отвечал. Подумал: «Похож не на командующего фронтом, а на доброго отца большого семейства!»
И, точно оправдывая эти слова, Деникин задушевным тоном произнес:
– Вот вы сказали, что Керенский планирует наступление на Юго-Западном фронте. Теперь уже не секрет, что минувшей весной Россия одновременно с союзниками намечала массированное наступление на всех фронтах. Этот удар должен был стать последним, после которого враг оказался бы повержен. Были разработаны детальные планы, распределены роли и намечены сроки. Но в России начался всеобщий разброд, который почему-то назвали «демократической революцией». Это спутало расчеты штабов. Союзники были вынуждены отложить наступление.
Джунковский грустно усмехнулся:
– Как же, все были уверены: спадет первая революционная волна и русская армия станет еще более мощной, чем прежде. Увы, ошиблись! Безответственная агитация большевистских интернационалистов совершенно дезорганизовала нашу армию и разрушила единство союзного фронта.
Деникин согласно кивнул:
– Вы правы! Кстати, Владимир Федорович, вы, наверное, знаете новость? Керенский возобновил смертную казнь за военные преступления. Только что сообщили телеграфно. Подписано еще двенадцатого июня.
Джунковский перекрестился:
– Не может быть! – Подумал: «Вот чем хотел меня обрадовать Коптев!»
Деникин протянул листы бумаги с наклеенными на них телеграфными лентами:
– Сегодня же распространим копии по всем полкам.
Джунковский начал читать и не сумел сдержать улыбку, узнав собственные слова. Подумал: «Теперь понятно, что записывал в блокнот Керенский!» Постановление гласило: «Позорное поведение некоторых войсковых частей как в тылу, так и на фронте, забывших свой долг перед Родиной, поставив Россию и революцию на край гибели, вынуждает Временное правительство принять чрезвычайные меры для восстановления в рядах армии дисциплины и порядка… Временное правительство признает необходимым: 1. Восстановить смертную казнь на время войны для военнослужащих за некоторые тягчайшие преступления. 2. Учредить для немедленного осуждения за те же преступления военно-революционные суды из солдат и офицеров…» И далее следовал перечень преступлений и юридическое обоснование для судов: статьи Уголовного кодекса и военные постановления разных лет, начиная с 1869 года.
Джунковский, широко улыбаясь, вернул бумаги Деникину:
– Это, конечно, поможет укрепить дисциплину. К сожалению, постановление малость запоздало, ибо на сегодняшний день Россия фактически вышла из войны.
Деникин возразил:
– Нет, не все так плохо! Северо-Американские Соединенные Штаты срочно формируют армию в десять миллионов человек, которые выступят на стороне союзников. Более того, американцы открывают для союзников, а стало быть, и для России неограниченный валютный кредит. Налаживается бесперебойное снабжение Европы американским зерном. Американский флот уже прибыл в европейские воды. Теперь Германия будет раздавлена. – В голосе Деникина зазвучала обида. – Но победа, которую Россия заслужила больше, чем все союзники, вместе взятые, не сумеет удовлетворить свои национальные интересы. Для меня очевидно: будет нанесен ущерб интересам и достоинству России.
Командующий сделал глоток остывшего кофе. За окнами весело переругивались солдаты. Откуда-то доносилось блеяние овцы, голосил петух. И генералам было ясно: впереди Россию ждут новые тяжелые испытания.
Паузу прервал Джунковский. Он сказал то, о чем никто не хотел ни думать, ни говорить, но эта беда уже висела у всех над головами.
– Антон Иванович, у меня нет иллюзий, ясно понимаю: российская армия не в состоянии продолжать войну. И даже последнее постановление, восстанавливающее казнь, запоздало. Сейчас следует крепко подумать над тем, как мы осуществим демобилизацию. Тут у нас еще будут неимоверные трудности со вчерашними солдатами. Привыкнув убивать, многие из них вряд ли встанут за плуг или вернутся на завод к станку.
Командующий армией помрачнел.
– Владимир Федорович, наш первоочередной долг, пока есть силы и возможности, – продолжать дело защиты родины. Желаю вам удачи! – Деникин протянул руку.
Как при встрече с Керенским, Джунковский решил использовать случай, сказал:
– Антон Иванович, позвольте обратиться с просьбой? Вы, вероятно, знаете полковника по фамилии Аполлинарий Соколов, преображенец, его отец был членом Госсовета, а сам он долгие годы служил в полиции и охранке.
– Это тот самый, которого называли «гением сыска»?
– Да! И который в одиночку потопил немецкую подводную лодку «Стальная акула». Он выполняет задание одного замечательного лица старой власти…
Деникин вдруг сделался сдержанным, сухо спросил:
– Что требуется от меня?
– Если можно, под мое слово, Антон Иванович, прикажите выдать Соколову проходное свидетельство.
Деникин несколько мгновений задумчиво глядел в глаза Джунковского, затем нерешительно произнес:
– Но, выдав такое свидетельство, я могу попасть в неловкое положение! Я служу Временному правительству… Я догадываюсь о высоком лице, которое вы упомянули, но не назвали…
– Антон Иванович, но этому «лицу» мы присягали, и оно, это «лицо», находится в очень тяжелом положении. Когда кругом предательство, неужто и мы откажем в помощи?
Деникин еще помедлил, вздохнул:
– Хорошо, под вашу ответственность! – Нажал кнопку звонка. Тут же вошел дежурный офицер. Деникин сказал: – Подготовьте на машинке под диктовку генерала Джунковского предписание.
В приемной за разбитым ундервудом сидела хорошенькая блондинка.
Джунковский диктовал:
– «Секретно. Предписание. Предъявитель сего полковник Соколов А.Н. командируется в распоряжение штабов Западного и Юго-Западного фронтов с оперативным поручением. Предлагается всем воинским подразделениям, а также гражданским учреждениям и лицам оказывать ему полное содействие в выполнении порученного задания. Настоящее действительно по 31 декабря 1917 года. Командующий Западным фронтом генерал армии Антон Деникин».
Дежурный офицер отправился к Деникину. Тот подписал. Дежурный подышал на круглую печать, приложил ее, в левом углу поставил квадратный штамп, и Джунковский убрал удостоверение в портфель.
Он уходил с хорошим настроением и с необходимым документом. Дело, которым занимался Соколов, он воспринимал уже как личное.
* * *
У подъезда стоял автомобиль «рено», за рулем сидел подполковник Коптев. Около трех часов пополудни мотор выехал из предместий Минска и покатил в юго-западном направлении по разбитой, ухабистой Брестской дороге.
Они обгоняли многочисленные фуры с провиантом, тщательно укрытые мешковиной военные обозы, которые тянули замученные мохноногие владимирские тяжеловозы. Хлопали бичи, скрипели колеса, в небе сколь зили жаворонки. Здесь же плелись маршевые роты, тащились к передовой пока еще пустые санитарные экипажи.
Все это, поднимая до неба пыль, беспрерывной цепью шевелилось, двигалось, брело в покорном отчаянии к линии фронта, чтобы месяцами лежать в сырых окопах, рвать своими телами проволочные заграждения.
На передовой их ждали генералы, мечтая собрать всю эту человеческую многотысячную массу в мощный кулак, который нанесет врагу победоносный, сокрушительный удар.
