Последняя жертва

Товарищи по партии много сплетничали об их отношениях, но Инессу считали умной. Оправдывая это мнение, она читала лекции в партийной школе Лонжюмо.

Когда лекции закончились, Ленин предложил:

– А почему бы вам, Инесса, не вести семинарий по политической экономии? Уверен, у тебя отлично получится. (Ильич все время сбивался, называя любовницу то на «вы», то на «ты», даже в переписке. Нередко эти послания пролетарский вождь подписывал игриво и по-большевистски конспиративно – «Ваш Базиль».)

И сомневавшаяся в своих силах Арманд с присущей ей добросовестностью стала осваивать политическую экономию. Ильич даже заставал ее с «Капиталом» в руках.

Ленин захаживал на семинарские занятия. Как писал Марк Алданов, «Ильич хотя кое-чем оставался не очень доволен и дополнял, но хвалил Инессу. Крупская на ее лекциях и практических занятиях не бывала. Сплетники не ошибались: Ленин по-настоящему влюбился, – вероятно, в первый и последний раз в жизни».

В результате товарищ Арманд подтвердила афоризм другого знатного вождя, который позже заявил: «Нет крепостей, которые не смогли бы взять большевики».

Надежда Константиновна то ли умом была попроще, то ли не чувствовала в себе педагогического призвания, хотя в советское время командовала на ниве просвещения и запрещала великих писателей – Льва Толстого, Федора Достоевского, того же Надсона и прочих, но не только семинариев не вела, даже лекций не читала.

А вероятнее всего, все эти семинарии справедливо считала глупостью и блажью, предпочитая заниматься домашним хозяйством, обеспечивая по мере сил уют гению пролетарской революции, а заодно и его пассии.

Впрочем, Ильич относительно неучастия Крупской в лекционном деле был не в претензии. Наваристый борщ и рюмка водки к нему хороши сами по себе, без всяких классовых противоречий. Тем более что Арманд даже тарелку не умела вымыть.

У Надежды Константиновны своего личного ничего не было. Все, что она имела, – кочевой быт, партийные деньги, – все это принадлежало мужу, который с законной точки зрения и мужем не являлся.

Как естественное следствие, Ильич вплоть до Октябрьского переворота не разрешал Крупской даже пользоваться своей природной фамилией. Лишь в 1918 году она короткое время подписывала документы и письма: Н. Ульянова.

Но вскоре Ленин и эту вольность запретил.

И вот однажды Крупская, воспитанная своим гениальным мужем в духе полнейшего растворения и самоотречения, взглянула на Ильича большими серыми глазами, и глаза эти были полны слез. Она произнесла:

– Владимир Ильич, я все тщательно обдумала. Я готова уйти, предоставив тебе полную свободу в отношениях с Арманд.

Ильич задумался, постучал по привычке сухими пальчиками по крышке стола, решительно заявил:

– Гм-гм, Надя, твое предложение не выдерживает критики – ни с практической, ни с теоретической стороны. Я отвергаю его как волюнтаристское. И впредь ко мне с такими глупостями не ходи. У тебя с Инессой наконец-то наладились прекрасные товарищеские отношения. Береги их. Что нынче у нас на ужин?

Ради истины заметим: некоторые биографы наивно полагают, что у товарищей Ленина и Крупской отношения тоже были лишь товарищескими.

Извращенцы

Это была странная эпоха.

Извращались вековые семейные традиции, осквернялось брачное ложе. Делалось это до тошноты цинично, а порой намеренно лживо.

Уже в 1914 году отсняли фильм «Анна Каренина», от которого, будь жив, содрогнулся бы Толстой. Порочная женщина, ради блудного греха бросившая ребенка и нарушившая подвенечную клятву в отношении порядочного и честного мужа, вдруг была выставлена героиней. Зритель, в массе своей незнакомый ни с первоисточником, ни с философией великого мыслителя, плакал и сочувствовал «несчастной жертве социальной несправедливости».

Общество скатилось в нравственное болото.

То, что прежде было постыдным, для многих сделалось обычным.

Самая высокопоставленная большевичка Александра Коллонтай совершенно открыто содержала любовников, а меньшевика Маслова любила на глазах его больной, беспомощной жены.

Про амурный треугольник семейства Брик и поэта Маяковского сказано много. Зинаида Гиппиус годами вовсе не платонически держала возле себя литератора Дм. Философова, и все это с ведома мужа – знаменитого в начале XX века Дм. Мережковского.

Поэтесса Галина Кузнецова годами жила в семье великого Ивана Бунина. Продолжалось это и после того, как возникла ее лесбийская связь с Маргой Степун, сестрой известного философа. Более того, Марга с весны 1934 года тоже переехала в дом нобелевского лауреата, где вместе с Галиной прожила восемь лет.

Увы, подобных примеров из «революционной» эпохи много.

И семья «самого человечного человека» вовсе не исключение.

Растление из сфер высших проникало в низшие – мещанскую, рабочую, крестьянскую. Распадались семьи, безнравственность все глубже погружала свои ядовитые щупальца в общество. Этими продуктами распада питалось все самое дурное, что было в обществе, – революционные элементы, множившиеся со скоростью крыс.

Не будь семейного разложения, может быть, никогда не свершилось бы разложение главное, историческое – Октябрьский переворот 1917 года и последовавший за ним маразм большевистский – на десятилетия.

Безнравственность личная и попрание всех моральных устоев общества легко перешли в безнравственность государственную.

Кончилось подавлением всех свобод, безмерным восхвалением хама и морем крови.