Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Следующим утром, не сказав в охранке ни слова, в самом прекрасном настроении сыщик выскочил на морозную улицу, остановил извозчика и понесся по адресу, названному Тюкелем.
Оказавшись на Щипке, стал опрашивать дворников. И почти сразу повезло. Выяснилось, что Кашица-Маслобоев снимает дом, принадлежащий какой-то Агриппине Дудкиной, мещанке. Отыскал и тамошнего дворника, разгребавшего снег большой деревянной лопатой.
Дворник оказался высоким, с отвислой нижней губой тридцатилетним мужиком, одетым в новый тулуп. Тщательно натертая медная бляха блестела на груди.
– Любезный, где дом Дудкиной?
Дворник с глуповатым выражением, приоткрыв рот, недоуменно глядел на Соколова. Наконец неспешно проговорил:
– Че, Дудкину? А для че?
– Отвечай, собака, как положено! – рявкнул Соколов. – С кем разговариваешь? Смир-рно!
Дворник испуганно выкатил оловянные глазки и мгновенно замер, вытянувшись в струнку и прижав лопату к плечу, словно ружье.
Соколов строго посмотрел на дворника:
– Я про Дудкину спрашиваю тебя.
– Че? Да вон, где крашеная калитка! А вы, любезный, кто будете?
– Генералиссимус Суворов.
Дворник коротко ахнул, прикрыл рот рукавицей.
Соколов посмотрел в указанную сторону. За редким дощатым забором он увидал небольшой одноэтажный домик, засыпанный снегом, почерневший, с растрескавшимися бревнами, стоявший, должно быть, еще при благодетельнице Екатерине. Одним углом он сильно накренился, грозя рассыпаться вовсе. Даже покосилась труба, из которой валил дым. Возле окон снег был изрядно умят. За домом торчали голые яблоневые деревья убогого сада.
Сыщик продолжал допрос:
– Кто живет там?
Дворник загадочно замычал, завел глазки к голубому небу и с усмешкой произнес:
– Прописан, гы, один – мещанин Кашица. А при нем то ли жена невенчанная, то ли полюбовница – молодайка. Собою пригожая. Гы!
– А чего ты гыкаешь?
– Каждый вечер любовью утешаются.
– Откуда знаешь?
– А че, вечером ходим в окно подглядывать. Уж страм такой вытворяют, даже линейку не тушат, занавески не задвигают, гы. Совсем оглоеды. Я уж заявлял нашему околодырю. А он: «Это ихнее дело, а вы не ходите под окна!» А как не ходить, когда они малакией срамной развлекаются.
– В домовой книге оба записаны?
– Не, только мещанин, который мордатый, Кашица. А вторая как бы приходящая, гы. А че?
– Паспорт проверял?
– Обязательно! По приказу господина полицмейстера я ее тоже пометил, фамилия ей – Елизавета Блюм.
Соколову показалось, что он ослышался. Он размышлял: «Елизавета Блюм – так звали красавицу, обольстившую в Монте-Карло Гарнич-Гарницкого. Неужто она? Невероятная удача!»
Он переспросил:
– Как, говоришь?
– Елизавета Блюм, – повторил дворник.
– Давно они здесь?
– Кашица второй год, а евонная Елизавета с месяц наведывается.
– Ходит кто к ним?
Дворник развел руками:
– Ходють, но не часто. Я глядел в окно: за столом чаи распивают, играют в карты, книжки какие-то вслух читают.
– Что за народ?
– Разные стюденты в шляпах и в калошиках. Я об том сказал, где следует, а там: «Пусть себе играют!»
– А кто ходит, фамилии, клички знаешь?
– Че не знаю, того не знаю. Хозяйка дома в Лопасне живет, сын у ей там.
– Сейчас жильцы дома?
– Не приметил, должны быть на месте. А вон, в окошке личность бабья мелькнула – дома оба сидят. Голубки сизые, друг дружкой утешаются. Вы вечером приходите, когда они свет зажгут, может, чего и увидите, ге-ге.
Соколов задумался: «Хорошо бы наблюдение установить, хоть на недельку. Да времени, к сожалению, нет. К тому же улица пустынная, филеров сразу приметят. Спугнем, потом иди-свищи ветра в поле! Пойду-ка возьму их тепленькими».
– Топай вперед!
Дворник открыл калитку, закосолапил по узкой, пробитой меж высоких снегов тропинке.
Соколов двигался за ним. Крыльцо было покрыто тонким слоем нетронутой изморози. Соколов понял: никто из дома нынче не выходил. Он похлопал по плечу дворника, негромко произнес:
– Скажешь: «Уведомление принес, откройте!»
– Че, удомление? Какое такое?
– У-ве-дом-ление! Ну, бумагу! Запомнил? Иди вперед.
Сыщику показалось, что в окошке вновь мелькнуло женское лицо.
Дворник взошел на кривое крыльцо, потопал по нему ногами, сбивая снег. Соколов дал знак: стучи!
Дворник, сжав кулак в рукавице, деликатно приложился к обитой клеенкой двери. Стук получился тихим, никто на него не откликнулся.
Соколов оттолкнул дворника, дернул с силой за ручку. Ручка вылетела из гнезда.
Соколов совсем рассердился, отступил на шаг и ударом сапога так долбанул в дверь, что по домишку пошел гул, а под обивкой вылетела доска.
Еще удар, и вся дверь превратилась бы в щепки. Но в этот момент взволнованный женский голос, показавшийся Соколову знакомым, испуганно спросил:
– Кого надо?
Дворник замялся, вся умная речь у него явно вылетела из головы. Соколов подбодрил его кулаком по ребрам. Это малость дворника взбодрило. Он скороговоркой выпалил:
– Откройте, это я! Принес эту… удивлению.
– Чего вы хотите?
– Да открыть должны, я гумагу вручу.
– Какую бумагу?
– С печатью!
– Подождите, я спала, сейчас оденусь и открою.
Соколов теперь окончательно убедился: голос этот он уже где-то слышал. Но где, вспомнить не мог.
Прошла минута-другая. Дверь не открывали. Соколов понял, что ее и не откроют, его провели как мальчишку.
Рассвирепел, гаркнул так, что с ближайшего куста, на котором кровавыми пятнами рассыпались ягоды, посыпался снег:
– Открывай! Сейчас дом разнесу – в щепки!
За дверью раздался топот быстро удаляющихся ног. Соколов решил повторить свой знаменитый подвиг, о котором некогда взахлеб писали газетчики. Тогда на Мясницкой сыщик выломал вместе с коробкой и кирпичной кладкой громадные двери в мастерской слесаря Чукмандина. Теперь задача была много проще. Сыщик отступил на шаг, глубоко вздохнул. И вдруг с размаху, как на вражескую крепость, бросил свое гигантское тело.
И явно перестарался. Дверь, растворявшаяся наружу, теперь с жутким треском влетела вовнутрь. На нее, по инерции, грохнулся великий сыщик.
Но он тут же вскочил и продолжил свое наступление.
Через мгновение сыщик влетел в горницу. После яркого солнечного света не сразу увидал Семена, который был Мишкой Маслобоевым. Тот, встав на табуретку, судорожно шарил рукой за божницей.
Сыщик закричал:
– Руки вверх!
Мишка выхватил из-за божницы револьвер, но при этом произошла заминка: длинным дулом револьвер зацепился за цепочку, на которой висела лампада. Та, проливая масло, полетела вниз, на старые газеты и журналы, лежавшие на полу.
Соколов бросился к Мишке. Мощным ударом ноги он выбил из-под него табуретку. Мишка полетел кубарем вниз и с размаху хлопнулся спиной на стоявший у стены комод. Грохнул выстрел, с потолка посыпалась труха.
Сыщик обеими руками вцепился в револьвер, вместе с Мишкиной кистью крутанул его с жуткой силой. Злодей дико заорал от боли. Револьвер стукнулся о дощатый пол. Сыщик подхватил оружие.
Для более сильного впечатления Соколов с размаху, словно кувалдой, съездил кулаком, сжимавшим револьвер, Мишку по скуле. Голова жертвы мотнулась в сторону, Мишка, не издав звука, вмиг обмер и тяжело повалился на пол.
«Где сообщница?» – озаботился Соколов. Он окинул быстрым взглядом помещение: у окна обеденный стол, несколько ободранных стульев, печь с полатями, лавка, занавесь в другую комнатушку, обычно заменяющая в бедном жилье дверь.
Соколов распахнул занавесь. Перед ним предстала небольшая спальня с окном, выходившим на зады. Окно было распахнуто…
Соколов выглянул во двор. Под окном снег был изрядно утоптан. Зато на снежной целине, шириной не более аршина и ведшей к забору, запечатлелись свежие глубокие следы. В заборе были отброшены две доски.
– Вот куда она делась! – азартно воскликнул Соколов.
Он хотел было догонять беглянку, как вдруг за спиной услыхал подозрительное потрескивание, в нос потянуло запахом дыма.
Сыщик оглянулся: из раскрытого окна тянулся дым, виднелось пламя. Соколов бросился назад в дом.
Войти с помощью соц. сетей: