Он вернулся домой уже поздно вечером. Долго стоял под душем – это тоже был способ снять стресс. Даша, стоя в дверях ванной, старалась успокоить мужа:
– Ты здесь ни при чем. Ты просто психолог. У каждого врача свое кладбище. Не может все и всегда получаться.
– Все нормально, Даш, – отозвался Артем.
– Уверен?
– Сто процентов. Было время подумать. Я не виноват.
– Конечно! – поддержала она мужа. – Если человек твердо решил себя убить, его уже не…
Артем выключил воду, покачал головой:
– Он себя не убивал. Не тот психотип.
Даша была удивлена. Но не успела возразить, как раздался звонок в дверь. Открыв дверь, она увидела за ней следователя и двух полицейских.
– Мы к Стрелецкому, – объявил следователь. – Собирайтесь, Артем Александрович.
– А до утра это не может подождать? – спросила Даша. – Зачем вам ночью свидетель?
– Он не свидетель, а обвиняемый, – отвечал следователь.
…На следующий день Артем сидел в комнате для свиданий СИЗО. Напротив него сидел Александр Андреевич.
– Как ты? – спросил отец.
– Могло быть лучше, – ответил сын.
– Я говорил с гособвинителем, – сообщил отец. – В принципе, человек вменяемый. Можно решить. Ты уже показания давал?
– Да.
– Что написал?
– Правду.
Отец покачал головой:
– Артем, давай серьезно. Я думаю, у нас всех сейчас одна задача – сделать так, чтобы ты остался на свободе. Согласен?
Артем кивнул.
– У них есть свидетели, которые видели, как ты предлагал пациенту прыгнуть с крыши. Статья «Доведение до самоубийства» не самая тяжелая, можно отделаться условным сроком.
– Да, мне уже говорили, – кивнул Артем. – Надо только все чистосердечно признать.
– Вот именно! – кивнул Александр Андреевич. – И объяснить, что у тебя не было злого умысла. Я тебя, по возможности, постараюсь поддержать. Наша позиция: это профессиональная ошибка. Звучит не очень приятно, зато избавляет от обвинений в злом умысле. После первого заседания гособвинитель ходатайствует об изменении меры пресечения, выйдешь под домашний арест. А потом получишь два года условно, и гуляй.
– Пап, ты тоже думаешь, что это я его довел? – спросил Артем.
– Я думаю, что тебе надо подписать признание, – ответил Александр Андреевич. – Не ради меня или себя. Ради Даши.
Помедлив, Артем кивнул.
…И вот началось заседание суда. Была продемонстрирована запись камеры наблюдения, на которой было хорошо видно, как Артем подталкивает Леонида к краю крыши. На это обстоятельство в первую очередь обратил внимание гособвинитель в ходе своего выступления.
– Сложно представить, чем руководствовался подсудимый, – сказал он в своей речи. – Возможно, личной неприязнью к своему клиенту, который, в отличие от психотерапевта с сомнительной репутацией, достиг в этой жизни всего, чего хотел. Думаю, запись исчерпывающе доказывает вину подсудимого. К сожалению, камера не пишет звук, но и без этого понятно, что инициатива выйти на крышу и подойти к краю принадлежала совсем не погибшему.
Когда прокурор закончил свою речь, Артем спросил:
– А где запись падения?
– К сожалению, та часть крыши, где жертва находилась в момент окончательного принятия решения, находится вне зоны обзора камер. Но это не важно, учитывая, что обвинение состоит в доведении до самоубийства, а не в том, что подсудимый своими руками столкнул жертву.
– У вас все? – спросил судья.
– Ваша честь, я бы хотел ходатайствовать о привлечении эксперта в области психологии, чтобы он объяснил суду, в чем состоял так называемый метод подсудимого, – сказал прокурор.
– Ходатайство удовлетворено, – ответил судья. – Где ваш эксперт?
Александр Андреевич встал за кафедру.
– С моей точки зрения, никакой уникальной терапии, собственно, не существует, – сказал он. – Да, Артем Стрелецкий действительно был уверен, что его так называемый «метод» может помочь пациентам. И иногда его действия давали некий временный эффект. Но сегодня мы разбираем случай, который стал ярким примером профессиональной ошибки.
В этот момент Артем встретился глазами с Дашей. И медленно покачал головой из стороны в сторону, посылая ей послание: «Это не так».
– Люди, столкнувшиеся со сложными жизненными ситуациями, хотят только одного – решения своей проблемы, – продолжал между тем Александр Андреевич. – И как можно быстрее. Но за один сеанс решить глубинные проблемы невозможно. Как невозможно существенно повлиять на психику человека, склонного к суициду. То, что сделал подсудимый – ошибка, основанная на вере в уникальность собственного метода. Артем считал, что, оказавшись на краю крыши, пациент сможет посмотреть на свою проблему со стороны. Он не учел, что состояние пациента может заставить его слишком прямо воспринять информацию. И косвенно повлиять на решение покончить с собой.
– Объясните, пожалуйста, суду, – попросил судья, – что, собственно, происходит во время сеанса?
– Как правило, клиент вводится в максимально некомфортное для него состояние, в котором фобии проявляются наиболее активно. Пережив таким образом тяжелый стресс, клиент становится подвержен внушению. После чего специалист внушает ему, что проблемы больше не существует, получает гонорар и удаляется.
Артем слушал это «мнение эксперта» с нарастающим чувством возмущения. Какая же ложь, какая откровенная ложь! Метод Артема состоял в прямо противоположном действии – не во внушении, а в разъяснении клиенту его проблемы. И отец это знал. Конечно, все эти рассуждения отца можно было списать на ситуацию с судом. Однако Артема не покидало ощущение, что Александр Андреевич испытывает удовольствие, публично унижая сына и его работу.
– Насколько мне известно, вы являетесь родственником подсудимого? – спросил прокурор Александра Андреевича.
– Да, отцом, – ответил тот.
– И даже несмотря на это, вы готовы признать, что метод вашего сына является, по сути, шарлатанством?
– Еще раз подчеркну, что у психолога нет и не может быть мотивации убить собственного клиента, – ответил Александр Андреевич. – Но, к сожалению, не все из нас правильно выбрали эту профессию. Ценой такой ошибки может стать чья-то жизнь. Как профессионал, я вижу у Артема признаки мегаломании. Страдая подобным недугом, он неосознанно старается самоутвердиться в том, что обладает огромной силой.
На этом выступление эксперта закончилось. А после перерыва состоялся допрос обвиняемого. И за время этого перерыва Артем успел многое передумать…
– Скажите, обвиняемый, – начал допрос прокурор, – вы признаете, что находились в офисе компании с целью оказания услуг по психологической поддержке главе этой компании?
– Признаю, – сказал Артем.
– Признаете, что человек на записи, приобщенной к материалам дела, – это вы?
– Да, признаю.
Александр Андреевич слегка кивнул сыну. Он был доволен его поведением.
– Признаете, что сознательно указали жертве встать на край крыши, и тем самым акцентировали его внимание на возможном способе суицида?
Да, и это было правдой, и глупо было отрицать.
– Да, признаю, – сказал Артем.
– С учетом перечисленного, признаете ли вы свою вину в доведении до самоубийства человека, который доверился вам как профессиональному психологу?
Вот он, главный вопрос! Надо сказать «Да, признаю» – и все закончится…
Однако Артем молчал.
– Артем Александрович, вы слышали вопрос? – прокурор повысил голос. – Или мне повторить?
– Нет, не надо повторять, – сказал Артем. – Я не признаю себя виновным.
Лица людей в зале выразили изумление. В зале поднялся шум. Подсудимый нарушал договоренность!
– Может, поясните свою позицию? – спросил судья.
Именно этого он и хотел!
– Леонид не был склонен к самоубийству, – сказал Артем. – Человек с таким психотипом никогда бы не решился сделать последний шаг. Моей задачей было показать ему, что именно стоит на кону. И я это сделал.
– Что же, по-вашему, между тем, как вы буквально подталкивали жертву к краю крыши, и его суицидом нет никакой связи? – прокурор не мог скрыть удивления. – Я вас правильно понял?
Артем покачал головой:
– Нет, неправильно. Я не считаю произошедшее суицидом.
– А что это, по-вашему, тогда было?
– Убийство, – объяснил Артем. – Совершенное присутствующим здесь братом Леонида.
– Что он несет?! – закричала Софья Алексеевна. – Вы слышали? Что он несет?! Тебе мало одного? Ты всех хочешь уничтожить! Всех!
Так она кричала, пока приставы выводили ее из зала.
На этом заседание, в общем, и закончилось. Судья объявил перерыв до следующего дня, когда предстояло зачитать приговор. А в этот день Артем получил возможность последний раз встретиться с женой.
Они сидели в комнате для свиданий напротив друг друга. И Даша в первую очередь задала вопрос, который ее мучил:
– Но почему, Тём? Почему?
– Потому что это правильно, – ответил он. – И потому что это правда.
– Это из-за твоего отца? Из-за него все? Вы продолжаете меряться размерами эго?
Артем оценивал это иначе.
– Ты видела его лицо? – спросил он. – Это был лучший день в его жизни. Он наконец-то победил. Он доказал всему миру, что я недостоин его левой пятки.
– Он пытался тебя защитить, – возражала она.
Но теперь Артем так не думал.
– Даш, ты его не знаешь так, как я. Ему плевать, виноват я или нет. Для него всегда было важно доминировать. Проблема не во мне. Проблема в человеке, который не может смириться с тем, что его кто-то посмел обойти.
Он еще говорил, но Даша его уже не слышала. Она устало откинулась на спинку стула, произнесла, глядя в сторону:
– Мне плевать.
– Что?
– Дело не в ваших отношениях с отцом. Меня интересуют только два человека – ты и я.
– С нами ничего не изменилось, – заверил он. – Я тебя люблю.
– Но все-таки готов рискнуть нами, чтобы доказать что-то миру…
– Не «что-то»! – старался он убедить ее. – Это моя жизнь. То, что я делаю – это и есть я, понимаешь? Я знаю, что не виновен. И уверен, что докажу это. Этот человек не хотел умирать.
– Да откуда ты знаешь? – воскликнула она. – Откуда?
Ее бесила его уверенность в своей правоте.
– Знаю, потому что метод работает, – ответил он.
Тут Даша сорвалась. Она кричала:
– Все ошибаются! Все!
Кричала так, что в дверь заглянул конвоир, спросил:
– Все в порядке?
– Да, – ответила она. – Извините.
Когда дверь закрылась, Артем сказал:
– Да я сам себя уважать перестану, если подпишусь на такую сделку.
– Отлично, – кивнула она. – Ты проявил принципиальность. Теперь тебя посадят, а я стану женой зэка.
Да, видимо, все обстояло так, как она говорила. Но Артем не боялся того, что ему предстоит. Важно было бороться! Он сказал:
– Ты дождешься меня. Я знаю, что дождешься. И мы докажем, что я был прав.
Вот это «мы докажем» ее и бесило!
– Ты можешь хотя бы сейчас не манипулировать? – с яростью в голосе сказала она. – Ты решил, что делать со своей жизнью. Давай теперь я сама решу, что мне делать с моей.
– Пожалуйста, это твое право. Но мне важно, чтобы ты верила: я не виновен.
– В доведении до самоубийства? Нет, наверное, – сказала она. – А в уничтожении нашей семьи – да. Ты выбрал себя, а не нас, Артем. И это нам с тобой завтра вынесут приговор.
Время свидания еще не закончилось, но она встала, постучала в дверь.
– Знаешь, – сказала она, – если бы у меня был такой выбор… Я бы, не раздумывая, призналась в чем угодно, только бы остаться вместе.
– Значит, мы разные люди, Даш, – грустно сказал Артем.
На следующий день состоялось оглашение приговора. Как и требовало обвинение, Артема Стрелецкого признали виновным в доведении до самоубийства своего клиента и назначили ему наказание в виде восьми лет колонии общего режима. Даша не дождалась конца оглашения приговора, не пыталась подойти к мужу. Она даже ни разу не взглянула на него за все время заседания.
…В тот же день в квартире, где жили Леонид и его жена Лера, раздался звонок в дверь. Лера открыла и увидела Николая.
– Можно? – спросил он.
Не отвечая, она прошла в комнату. Он прошел за ней, огляделся, в квартире царил идеальный порядок. Лера была сильным человеком. Очень сильным…
– Как ты? – спросил Николай.
– Отлично, – ответила она.
– Новости знаешь?
– Нет. И не хочу.
– Может, выйдешь когда-то отсюда? – осторожно спросил он. – Надо же иногда выходить…
– Зачем?
Николай вздохнул, потом сказал:
– Я понимаю, тебе тяжело. Я сам с трудом его рожу выношу. Ты бы слышала, что он в суде нес! Маме даже плохо стало. Пришлось в медпункт обратиться. Говорят, надо на госпитализацию.
– Ничего, переживет, – сухо сказала Лера.
Она без всякого почтения относилась к родственникам Леонида. Она знала цену и этому Николаю, и его матери. Для нее существовал только он, ее муж. Которого не стало…
Николай оценил ее слова совершенно иначе. Сказал:
– Она сильная. Леня тоже сильный был. Земля ему пухом.
Потом заговорил о другом:
– Знаю, что от этого не легче, но… Закрыли все-таки эту мразоту. Восемь лет – общего, правда. Могли бы и на строгач загнать за такое. Но восемь лет – тоже срок. Пусть посидит…
– Я должна этому радоваться? – спросила она.
– Нет, но… это хоть какой-то результат…
– Результат? – Она подняла голову. В ее глазах сверкнуло единственное чувство, которое у нее осталось – чувство сильнейшей ненависти.
– Убийца Лёни посидит на казенной жратве, а через четыре года выйдет по УДО – это результат?! Он твоего брата убил!
Это был упрек, а упреков Николай не выносил.
– Я знаю! Знаю! – заорал он. – Я на похоронах был! Это ты из дома не выходишь, а я своими руками гроб нес! И что теперь? Застрелить этого козла предлагаешь?
Он ждал ответа, но Лера молчала; она снова ушла в себя.
– Лёня бы так не хотел, я думаю, – сказал Николай. – Если у этого придурка правда мегаломания, мы ему только подарок сделаем. Он же во все газеты попадет.
Лера продолжала молчать, и Николай встал.
– Ладно, если что понадобится – звони, – сказал. Уже от двери обернулся:
– Знаешь, может, тебе квартиру поменять? Я бы не смог так… Здесь все о Лёне напоминает…
– А я и не собираюсь о нем забывать, – ответила Лера.
…В квартире Даши и Артема сидел гость. Это был Александр Андреевич. На столе стояла бутылка вина, кое-какая закуска. Это было что-то вроде поминок… Бутылка была почти пуста, и почти всю ее выпила хозяйка. Она была уже пьяна, и гость услужливо подливал еще.
– Есть еще слабая надежда на кассацию, – говорил он. – Но для этого ему надо будет хотя бы частично признать вину. Если ты не уговоришь его изменить показания…
– Я – не уговорю, – заверила Даша.
– Тебя он бы послушал, – продолжал Александр Андреевич. – Меня – понятно, что нет. А тебя – может быть.
– Он сам решает, – грустно ответила Даша. – Только сам. Сомневаюсь, что Артема хоть кто-то интересует, кроме его самого.
Александр Андреевич улыбнулся, отпил глоток вина.
– Наконец-то ты это поняла, – сказал он. – Он манипулятор, Даш. Всегда им был. Дети все манипуляторы, но у Артема редкий талант. Он использует всех, до кого может дотянуться.
– Забавно! – усмехнулась она. – Он про вас то же самое говорит.
– Может быть, это семейное, – согласился он. – Я с себя вины не снимаю. И в этом моя боль. Это я его таким сделал. Мне и отвечать.
– Вот тут он бы с вами не согласился. Артем уверен, что каждый отвечает за себя. И никто никому не обязан.
Она сказала это так, что было ясно – она разделяет эту позицию мужа.
– Тогда зачем мы вообще живем? – вопросил Александр Андреевич. – Зачем любим?
– Для психолога вы задаете странные вопросы, – заметила Даша.
– Психологи еще и люди, – сказал гость. – И у нас тоже есть чувства. Нам нужна опора, нужна поддержка. Особенно когда настают тяжелые времена.
А вот это было уже не про Артема. Это был переход к новой теме, совершенно новой…
– Как сейчас? – спросила Даша.
– Как сейчас, – подтвердил гость и подлил ей еще вина.
– Не надо, я уже не могу, – сказала она.
– Мы не так хорошо знаем друг друга, – отвечал Александр Андреевич. – А это средство, – он кивнул на бутылку, – прекрасно выполняет свою функцию. Заставляет нас свободнее взглянуть на мир, понять, что все не так плохо. Поэтому люди и спиваются. В поисках спокойствия и уюта, а не приключений.
Однако Даша и правда больше не могла пить. Она встала, пошатнулась… Но гость вовремя ее поддержал, обнял. Произнес с чувством:
– Ты – лучшее, что могло случиться с моим сыном за всю его жизнь. И самое страшное, что он этого совсем не ценит.
Даша склонила голову ему на плечо…
…Артем в это время лежал на нарах в своей камере. Он не верил в кассацию. Знал, что не признает вину даже частично. Он думал о Даше, о своей работе…
Мать Леонида и Николая, София Алексеевна, тоже готовилась ко сну. Легла и тут заметила на тумбочке рядом с кроватью набор елочных игрушек, подаренных Леонидом. Она долго смотрела на подарок, а затем протянула руку и столкнула игрушки на пол. Услышала легкий звон, с которым они разбились. Тогда она погасила свет…