Глава 22

На следующий день в двенадцать часов сын поэта сидел в кабинете психолога.

– Ваша проблема в том, – говорил ему Артем, – что вы до сих пор подсознательно не верите в то, что ваш отец мертв.

– Я не псих!

– Грань между клиентами психолога и психиатра довольно тонкая. Но пока вы у меня, а не в смирительной рубашке, можете считать, что все хорошо.

– Слушайте, я прекрасно понимаю, что папа умер, – сказал Григорий. – Все, чего я хочу, это сделать так, чтобы он не был забыт.

– Но вы же говорите о поэте, – напомнил Артем. – Все, что он успел написать, останется в этом мире. Все, что не успел – не останется. Вы серьезно считаете, что ваши жалкие потуги чего-то дописать к папиным черновикам помогут сохранить его память?

– Жалкие потуги? Раньше вы по-другому говорили.

– Раньше я притворялся и врал. Издержки профессии. А сейчас говорю чистую правду: вы хотите издать новую книгу отца, потому что для вас это будет косвенным доказательством продолжения его жизни. Ваш мозг цепляется за любую, самую маленькую надежду, чтобы доказать себе, что произошла ошибка и на самом деле ваш папа жив и здоров.

– Знаете что? – возмутился Григорий. – Можете шантажировать меня сколько угодно, но если вы меня позвали, чтобы я забыл о своем отце – лучше я в тюрьму сяду.

– Без проблем. Но для начала все-таки вспомним, о ком идет речь. Вы хорошо знали отца? Расскажите мне о самом счастливом моменте, связанном с ним.

– Просто рассказать?

– Да. Я хочу понять, кем он для вас был.

Григорий пожал плечами. Почему бы и нет? Он подумал и вспомнил свой день рождения, когда ему исполнилось семь лет. Как водится, пригласили детей – друзей именинника. Но папы на празднике не было, он появился только к вечеру. Как оказалось, он весь день искал модель самолета, чтобы подарить сыну.

– Он искал именно ту модель, о которой я говорил, – рассказывал Григорий. – Хотел сделать сюрприз.

– Но вы же не видели, как он ходил по магазинам? – возразил Артем. – Может, ваш папа ходил по своим делам, а модель была заранее куплена?

– Нет, я знаю, он полгорода объездил, чтобы найти! – настаивал Григорий.

– Постойте! А это не та модель, которую я разбил у вас в квартире?

– Та самая!

– Тогда объясните, почему этот прекрасный подарок стоял не в детской, а в папиной комнате?

Григорий взглянул на психолога с неприязнью.

– Я обязан отвечать на все ваши бредовые вопросы или можно выборочно?

– Мне не обязательно. Попробуйте ответить хотя бы самому себе.

– Вы можете мучить меня, сколько хотите. Я буду честно ходить на ваши дурацкие сеансы, но это ни черта не изменит.

– Почему же?

– Потому что вы хотите, чтобы я отказался от собственного отца.

Артем тяжело вздохнул. Клиент его просто не слышал. Это был диалог глухих!

– Знаете, Григорий, – сказал он, – честно признаюсь: вы для меня трудный клиент.

– Ну, так откажитесь! – воскликнул сын поэта.

– В другой ситуации я бы послал вас на хрен, – признался психолог. – Но мне необходимо – лично мне! – разобраться в вашей проблеме. И вам, к сожалению, придется вылечиться.

В ответ Григорий молча встал и вышел.

После такого тягомотного общения Артем решил, что заслужил немного удовольствия. И отправился в фитнес. Здесь, в душевой, его отыскал Денис.

– Слушай, старик, такое дело… – сказал он нерешительно. – Мы с тобой так нормально и не поговорили после каталажки.

Это был, конечно, эвфемизм. Следовало сказать «после того, как вдрызг поссорились и подрались».

– Я тут думал про то, что ты мне тогда сказал, – продолжал Денис. – Короче… Может, ты и прав, в общем. Может, я действительно пытаюсь тебя как бы… облагодетельствовать, чтобы самому себе правильным пацаном казаться.

– Сегодня просто вечер откровений, – заметил Артем. – Ладно, забей.

– Да нет, серьезная тема, – сказал Денис. – Я, в общем, извиниться хотел.

– Наш мозг часто делает вещи, за которые мы не ответственны, – философски заметил Артем. – Извиняться надо за осознанные поступки.

– Ну, тогда – мир?

– Мир, – согласился Артем. – Если ты меня простишь.

– А тебя за что?

– За то, что ни хрена в этой жизни не ценю, Дэн, – ответил психолог. – Вот я пытаюсь помогать людям. Прямо сейчас хочу вылечить одного симпатичного парня, уговариваю его отказаться от собственного отца… А что мне самому надо – хрен его знает. Наверное, научиться доверять. Хотя это звучит как-то тупо.

Денис смотрел на него с подозрением. Спросил:

– Это что, опять какая-нибудь хитро вывернутая провокация? Что-то я не припомню, чтобы ты когда-нибудь перед кем-нибудь извинялся.

– У меня просто нет близких, – ответил Артем. – Отец не в счет. Сестра далеко. Мотя… Ну, Мотя. Но ближе тебя все равно – никого.

Такое признание дорого стоило. И Денис это оценил. Он растроганно обнял друга. Так они и стояли в душевой, обнявшись – один в дорогом костюме, другой голышом. Зашедший в душевую посетитель, увидев такую картину, поспешил ретироваться.

– Набухаемся, может? – предложил Денис.

Артем покачал головой:

– Не поможет.

– Значит, совсем хреново, – заключил Денис.

Когда Артем поднялся к себе, Матвей застилал раскладушку. Увидев шефа, предложил:

– Может, вам чай сделать?

– Пытаешься замолить грехи?

– А что я такого сделал?

– Слил меня лучшему другу, – объяснил Артем.

– Просто я подумал, что вам сейчас надо с кем-то поговорить, – оправдывался Матвей. – Вот я, например, тоже с папой не особо общаюсь. Как вы примерно. Он мне на день рождения звонит – и все. А так я его даже не знаю…

– Вся проблема людей, выросших без отца, – задумчиво произнес Артем, – заключается в том, что они знают отца только со слов матери. А брошенные женщины не склонны хорошо отзываться о своих мужчинах.

– Вы думаете… он, может быть, не такой плохой, в принципе? – с надеждой спросил Матвей.

– Он может быть каким угодно. Но ты этого никогда не узнаешь. А если узнаешь – вряд ли захочешь об этом распространяться. А пока помолчи – мне надо позвонить.

Артем достал телефон и набрал номер следователя Терентьева.

– Это Артем, – сказал он. – Мне нужно знать, какие отношения были у вашей сестры с отцом Григория. Она его любила? Они жили в мире и согласии? Или как?

Следователь, который привык рано ложиться, не проявил особого восторга в связи с поздним звонком психолога. Но нужные сведения все же сообщил. Теперь Артем знал, как на самом деле обстояли дела в семье поэта Корзикова. И знал, как ему излечить Григория от его мании. Он повернулся к Матвею:

– Вызови мне такси, срочно. И поищи в Интернете, где я сейчас, ночью, могу купить садовый инвентарь…

Спустя час в дверь квартиры Григория позвонили. Когда он открыл дверь, то увидел Артема. В руке у психолога была только что купленная лопата.

– Собирайтесь, быстро! – скомандовал Артем.

– Куда?

– На кладбище!

Когда они вышли из такси у ворот Домодедовского кладбища, Григорий спросил:

– Может, объясните хоть что-нибудь?

– Объясню, – кивнул психолог. – Я навел кое-какие справки. Ваш отец не был идеальным семьянином. У него были две семьи. Причем второй была именно ваша. Лет с семи вы начали остро ощущать конкуренцию. Папа появлялся все реже, практически не уделял вам внимания.

– Зачем вы это мне говорите?

– Чтобы вы вспомнили, что он не был божеством.

– Вам что, надо, чтобы я его ненавидел? Чтобы вспомнил самое плохое? Рассказал вам, какой он был гад? Как кинул нас с мамой?

– Нет хороших и плохих, – сообщил Артем. – Есть просто люди. Ваш папа был обычный человек, со своими недостатками. В чем-то он был очень неплох. По крайней мере стихи у него достойные. По крайней мере по сравнению с наследником.

– Так зачем вы меня сюда притащили?

– Чтобы вы смогли сделать то, что не успели. Проститься с ним.

Они подошли к могиле поэта Корзикова, и Артем приказал Григорию раскопать могильный холм, еще не скрытый памятником. Пока сын поэта копал, Артем объяснял ему ситуацию:

– Проблема в вашей голове активировалась, когда вы не успели на похороны отца. Вы блокируете все негативные воспоминания и избирательно вытаскиваете на свет события, в которых отец казался вам идеалом. Вам – человеку, который так остро зависел от мнения отца – нужно своими глазами убедиться, что он умер. Иначе вы не сможете избавиться от навязчивого желания поддерживать его жизнь.

В этот момент острие лопаты ударилось о крышку гроба. Григорий распрямился.

– И что дальше?

– Надо открыть, – сказал Артем. – Давайте, я помогу.

– Но я… я не хочу! – воскликнул Григорий.

– Это непросто, но в вашем случае необходимо, – настаивал Артем.

Он поддел лопатой крышку гроба, приподнял ее. Велел:

– Смотрите.

И посветил фонариком. Григорий взглянул – и тут же кинулся в сторону. Его рвало.

– Ничего, сейчас станет легче, – пообещал Артем, доставая припасенные салфетки.

В этот момент их осветили фары подъехавшей патрульной машины…

…Спустя некоторое время Артем сидел в кабинете дознавателя, составлявшего протокол.

– Значит, вы ночью явились на кладбище, чтобы провести… как это у вас называется? – спросил дознаватель.

– Сеанс, – подсказал Артем.

– Вы как бы… медиум? Или как правильно назвать?

– Правильно назвать – психолог.

– А могилу для чего вскрыли?

– Пишите: для установления личности трупа.

– А вы понимаете, что вам за это светит?

– Прекрасно понимаю, – кивнул Артем. – Ничего. Вскрытие производилось на участке, выкупленном лицом, производившим вскрытие. Могила принадлежала отцу владельца участка. Так что я не вижу никакого нарушения.

Дознаватель начал злиться. Человек, сидевший перед ним, все время старался продемонстрировать свое интеллектуальное превосходство.

– Умный до хрена? – спросил он с угрозой.

– Не жалуюсь, – ответил Артем.

В этот момент в кабинет вошел следователь Терентьев.

– Заканчивайте, – сказал он дознавателю. – Пусть объяснительную подпишет – и вперед.

Из здания ОВД Артем и следователь вышли вместе.

– Поспать вы мне сегодня так и не дали, – сказал Терентьев. – Заставили пенсионера среди ночи мчаться в отдел…

– Спасибо, что приехали, – сказал Артем.

– Ладно уж, это вам спасибо. Знаете, кто мне позвонил, рассказал о случившемся? Гриша. Первый раз слышал от него внятную речь о ком-то, кроме его папаши. Что вы с ним сделали? Хотя нет, не рассказывайте. Даже знать не хочу.

– Свою работу, не более, – отвечал Артем.

Несколько минут они шли молча. Потом следователь произнес:

– Я подумал… Я постараюсь вам помочь, Артем Саныч.

– Потому что я помог вашему племяннику?

– Нет. Потому что вы привели убедительные доводы. Если с этим охранником действительно случилась такая загадочная история… Можно рассчитывать на пересмотр дела. С этим можно идти в Следственный комитет. Я уже позвонил друзьям, они попробуют узнать, откуда он получил деньги.

– Спасибо вам! – с чувством сказал Артем.

Следователь улыбнулся.

– Очень не люблю незавершенные дела. Как и вы.

…В свой офис Артем вернулся среди ночи, грязный и до предела уставший. Сказал Матвею:

– До утра меня ни с кем не соединяй.

– А у вас посетитель… – сказал Матвей, косясь на дверь кабинета.

Там, за дверью, психолога ждала женщина – мать погибшего Леонида и его брата Николая. Узнав ее, Артем сел в кресло, сказал:

– Неожиданно. Чем обязан?

– Хотела посмотреть в глаза человека, который убил одного моего сына, а теперь пытается посадить второго, – отвечала мать. – Думаете, я не знаю, что вы делаете? Знаю. Вы пытаетесь свалить вину на Колю.

– Это все? – спросил Артем.

– Нет, я не закончила. Вы хотите, чтобы он вышел из себя. Коля – эмоциональный мальчик. Рано или поздно вы его спровоцируете, и он вынужден будет поступить так, как поступают мужчины, когда сталкиваются с мразью.

– Убить меня? – подсказал Артем.

– Набить вам морду, как минимум. Думаю, для вас это будет подарком. Вы же любите получать по морде, Артем Александрович? Это очень действенный аргумент в любом споре.

– А теперь вы закончили?

– Да, теперь я закончила, – сказала женщина.

– Тогда послушайте меня. Наверное, вы неплохой человек и имеете такое же право на правду, как и я. Я знаю всю историю ваших отношений с сыновьями. И с родным – Колей, и с приемным – Лёней. Таких, как вы, называют наседками. Мне больше по душе термин «гиперопека». Вы тряслись над своими сыновьями. И гораздо больше – над родным. Не потому, что не любили Лёню. Просто Коля всегда был слабым звеном. Его выперли из института, загремел в армию. Вернувшись, начал пить, не мог устроиться на работу. А у его брата за это время появился процветающий бизнес. Вы не хотели сравнивать детей, но все равно не могли удержаться. И это сравнение было не в пользу Коли. Вы начали опекать его еще сильнее. Вы заложили в нем эту бомбу. И вы подготовили его к тому, чтобы он начал ненавидеть брата. Начал желать ему смерти. И скоро у него появилась идеальная возможность убить Лёню и свалить все на меня.

Он сделал паузу, потом произнес:

– Знаете, я должен перед вами извиниться. Не за убийство Леонида – этого я не делал. А за то, что должен буду лишить вас второго сына. Рано или поздно он сядет. И вам надо морально готовиться к этому прямо сейчас, чтобы было легче потом.

Посетительница встала.

– Знаете, Артем Александрович, – сказала она, – мне действительно очень страшно. Я впервые желаю человеку смерти.

И она вышла, полная достоинства. С таким же спокойным видом вошла в лифт. Нажала кнопку первого этажа. А затем, когда лифт тронулся, вдруг принялась бить по кнопкам и кричать – кричать дико, бешено… Лифт остановился, раздался голос диспетчера:

– Я вас слушаю! Что у вас случилось?

Но в ответ он слышал лишь нечленораздельные вопли…

…На следующее утро в квартире Даши раздался звонок. На пороге стоял Артем. Предупреждая возможную реакцию жены, быстро сказал:

– Я в последний раз. Честно.

– Решил сказать что-то судьбоносное? – усмехнулась она. – Ну, проходи.

И посторонилась, пропуская его в прихожую.

– Я решил признать свою вину, – сообщил он.

– Очень интересно. Но я и так знаю, что ты виноват. Лера тут заходила…

– Нет. – Он покачал головой. – То, что она могла наговорить, я не делал.

– Стрелецкий, я только одно хочу понять, – сказала Даша. – Когда ты уберешься из моей жизни? Мне нужна точная дата. Когда ты в тюрьме был, я хоть понимала, как жить.

Это был прямой вопрос, и у Артема был на него прямой ответ.

– Прямо сейчас, – сказал он.

– Серьезно? – удивилась она.

– Знаешь, кто на психфак идет, Даш? Больные люди. Они пытаются доказать, что способны решать чужие проблемы, но боятся начать с себя. Гораздо проще и приятнее копаться в голове у других. Меньше всего я люблю анализировать собственные поступки. Потому что не знаю, что мне с собой делать. У меня детская травма – перманентный конфликт с отцом, который привел к тому, что просто не могу выйти из состояния постоянного контроля. Я не умею строить отношения. Не умею не просчитывать. Не могу не думать о том, что последует за поступками, словами… Я не жалуюсь, просто излагаю факты. Я могу помочь кому угодно, кроме нас с тобой. И я понимаю, что самое правильное, что я могу сделать – это оставить тебя в покое и жить в своем кабинете. Это не лучшее решение, но другого просто нет. Но сначала я должен был попросить прощения. Вот, собственно, все. Прости, Даш.

Выслушав эту исповедь, Даша ничего не сказала, лишь пожала плечами:

– Ну, пока.

Артем вышел убитый. Но едва за ним закрылась дверь, как он снова стал энергичным и внимательным. Приник к двери, вслушиваясь в то, что доносится изнутри.

Изнутри доносился плач. И еще голос Кирюши:

– Мам, ты чего? Ты чего, мам?

Артем стоял, окрыленный. Его «окончательное прощание» достигло цели: у него появилась надежда…