Глава 9

Я смотрела на брелок и пыталась понять, как же так вышло, что он оказался рядом с местом преступления. Для этого нужно было очень тщательно проанализировать каждый свой шаг после того момента, когда я последний раз брала в руки свои ключи. Конечно, наручниками перед моим лицом не трясли, но откладывать раздумья на потом я не могла и со стороны, наверное, выглядела аки тварь дрожащая.

Кношевская, заметив мои мыслительные потуги, пришла на помощь.

– Красивый брелок, – заметила она. – Кажется, они популярны в Азии. Их называют Манеки Неко, но я могу ошибаться. Откуда он у вас?

– Моей тете привезла знакомая, которая ездила в Японию. А потом тетя отдала его мне.

Татьяна взяла фигурку в руку, покатала по ладони.

– Какой удобный.

– Да, – машинально ответила я.

Она осторожно тронула меня за плечо.

– Пожалуйста, вспомните, когда вы в последний раз видели брелок на связке ключей. Это важно.

Я прикрыла глаза ладонью, пытаясь вспомнить. Но не могла.

Перед глазами упорно вставала картинка: бар «То Место», столик на четверых, Алина с бокалом в руке. Постепенно я стала вспоминать подробности того дня. Ключи я держала в руке перед тем, как покинуть кабинет. Привычно нащупала в сумке брелок, вытащила связку, убедилась, что домой этим вечером попаду без проблем. И все. Больше я к ключам не прикасалась до того момента, пока не оказалась у двери своей квартиры. Там-то и обнаружила пропажу.

– Брелок был потерян с шести вечера до двух часов ночи, – определила я временной интервал. – Примерно в два часа ночи я вернулась домой.

– И снова эти жуткие два часа, – заметила Татьяна. – Что вы делали после того, как покинули «То Место»?

– С коллегой вызвали такси, – отвечала я. – Сначала завезли домой его, а потом и меня.

– Во сколько коллега покинул машину?

Слава богу, это я помнила прекрасно. Таксист всю дорогу слушал джаз, и сразу после того, как мы с Иваном расстались, диктор объявил время: без четверти два.

– Ключи постоянно были в сумке? – продолжала допрос Татьяна.

– Я их до дома не вынимала, – кивнула я. – Стойте. Я же сумку уронила.

– Где и когда?

– Это было в баре, мы вышли с Олегом Петровичем подышать, разговорились, а потом я уронила сумку.

– Он помогал вам собирать то, что из нее выпало? – спросила Татьяна.

– Нет, – ответила я. – Даже попытки не сделал.

Она наклонилась вперед и обхватила колени руками.

– Вы не помните, во что были одеты ваши коллеги? Я имею в виду мужчин.

– Ванины джинсы забыть сложно, – стала вспоминать я. – На каждом колене по дыре. Красные кроссовки, желтая футболка. Человек-светофор.

– Вы бы смогли узнать Ваню на этой записи с веб-камеры? – спросила Татьяна.

– Это не он. Это земля и небо. Ваня очень высокий, у него и прическа приметная, и очки на носу. На видео другой человек.

И тут меня осенила страшная догадка. Я тут же принесла ноутбук и включила видео.

Татьяна не перебивала меня, ждала реакции.

– Не может быть, – только и смогла пробормотать я. – Если это не Иван, не Савостин и не Малахов, то остается только один человек.

– Вы уверены? – прищурилась Татьяна.

– Да, они постоянно цапались, – пробормотала я и поняла, как нелепо это прозвучало.

Татьяна опустила крышку ноутбука и поднялась с дивана.

– Мне бы стакан воды, – попросила она. – А потом мы поедем к вам на работу. Но перед этим я позвоню своим оперативникам. Что-то мне подсказывает, что без них нам будет не обойтись.

* * *

Решили поехать на ее машине, и я была не против. Следить за дорогой сейчас я бы не смогла.

Оказавшись в самой гуще событий и занимаясь несвойственными мне делами, я вдруг почувствовала, что не могу сосредоточиться. Не окажись рядом Татьяны, я бы провалила дело, упустила из вида множество деталей и все окончательно испортила.

– Спасибо вам большое, – вдруг произнесла до сих пор молчавшая Кношевская. – Только благодаря вам я за столь короткий срок вышла на преступника. Вы еще во время нашей первой беседы дали понять, откуда может прийти опасность. Я бы с вами поработала, честное слово. Не отвечайте. Отдыхайте, берегите силы. Самое трудное впереди.

По дороге на фабрику нам встретились две аварии, которые при ближайшем рассмотрении оказались не столь серьезными, но последствия в виде дорожных заторов, конечно, напрягали.

Чтобы разрядить обстановку, я решила рассказать Татьяне о причине исчезновения Малахова.

Услышав о подброшенном в сейф компромате, Кношевская заметно напряглась.

– Вся эта история постоянно обрастает какими-то новыми подробностями, вы заметили? – спросила она, подъезжая к перекрестку. – Валятся со всех сторон. Казалось бы, ну что может быть интересного в офисной работе? Сиди себе за компьютером да обзванивай клиентов. А на деле вон оно как. Знаете, в тот день, когда я стала заниматься делом Алины Минаевой, я покопалась в архиве нераскрытых дел. Там нашлось кое-что интересное. Это дело годичной давности, им занимался другой следователь. Я узнала, что на той же фабрике год назад произошла очень странная история – девушка покончила с собой прямо на рабочем месте. Повесилась на бюстгальтере, представляете? Ее звали Марина. И способ уйти из жизни выбрала уже нам знакомый – через повешение. И вдруг вы рассказываете мне про эту Марину и ее отношения с Малаховым, и я поняла, что, возможно, пришло время стряхнуть пыль с той давней истории. Судя по показаниям свидетелей, девушка могла покончить с собой, ведь многие заметили, что ее психическое состояние было очень нестабильным. На этом наши следаки и остановились. Много недоказанного в той истории. Бюстгальтер, на котором повесилась жертва, был совершенно новым. В квартире Марины позже обнаружили упаковку от него. С чего бы девушке изобретать средство удушья из детали нижнего белья? Вам это не кажется странным?

– Я пытаюсь понять, – согласилась я. – Но у меня мало данных.

– Понимаю вас, – сказала Татьяна. – И еще. Никого не смутил тот факт, что эксцентричная особа не оставила предсмертную записку. Ее даже не искали.

– Предсмертные записки оставляют не всегда, – возразила я. – И почему вы думаете, что Марина была эксцентричной особой?

– Марина не просто покончила с собой – она что-то хотела сказать своей смертью, – объяснила Татьяна. – Это был показательный акт. Я бы даже сказала, что с долей эпатажности. Крик отчаяния. Понимаете? Ее не услышали, когда она была жива, и она решила сообщить что-то своей смертью. Выбор места, способ уйти из жизни, даже время суток, которое она выбрала, – все это было подобрано с тем расчетом, чтобы на что-то указать. Но на что именно? Она хотела, чтобы ее нашли те, с кем рядом она работала. И эта записка… Она должна была ее оставить, и ее содержимое, скорее всего, объяснило бы истинные причины ее поступка. Но никакой записки так и не нашли.

– Думаете, что записку могли украсть до того, как тело было обнаружено?

– И, скорее всего, ее забрал тот, кто приложил руку к ее смерти. Кто, кстати, обнаружил тело? Кажется, кто-то из ее знакомых?

– Алина. Тело обнаружила Алина, – вспомнила я.

– Алина нам теперь ничего не расскажет, – задумчиво проговорила следователь. – Попробуем заново прокрутить тот день. Убийство Алины было представлено как суицид. Ситуация повторилась: никаких посмертных посланий возле трупа или на нем не было обнаружено. Мне кажется, между этими случаями есть связь. Обе девушки могли владеть информацией, которая их и убила.

– Думаете, Марину тоже могли убить?

– А вам так не кажется? Определенно кто-то или что-то.

Впереди по правой стороне показалась и стала надвигаться на нас высокая темная стена фабрики игрушек. Татьяна съехала с проезжей части на дорогу, ведущую на стоянку. Через пять минут мы уже выходили из машины.

– Я никому не говорила, что приеду, – предупредила она, когда мы подошли к главному входу. – Сделаем сюрприз.

– Для кого-то ваше появление точно таким и станет, – согласилась я.

* * *

Первым делом мы направились к Савостину. Он был на месте и что-то напряженно изучал в компьютере. Увидев меня, взметнул брови.

– Выздоровела?

– Как видишь.

– Ну и зачем явилась? Я бы на твоем месте провел время не здесь.

Вслед за мной в кабинет зашла Татьяна.

Увидев ее, Андрей встал из-за стола, как ученик, встретивший директора школы.

– Здрасти, – выдавил он, но взял себя в руки и засуетился перед высокой гостьей. Убрал со стола документы, спрятал в шкаф кружку и распахнул форточку. В общем, не устоял перед красивой женщиной, на плечах которой красовались не соболиные меха, а капитанские погоны.

Татьяна подождала, пока он пригласит ее присесть. Затем поставила на стол свою сумку и сцепила пальцы в замок.

Савостин сглотнул.

– С вами мы уже виделись, – напомнила следователь. – Но я бы хотела побеседовать с каждым сотрудником лично.

– Не возражаю, – согласился Андрей. – Вам, наверное, надо выделить для этого место?

– Было бы неплохо.

– Тогда мой кабинет в вашем распоряжении.

– Не подходит. Диалог должен проходить без свидетелей.

– Тогда конференц-зал, – решил Андрей. – Он рядом, за стеной.

В коридоре я увидела Ваню, выходящего из кладовки. Он нес увесистую картонную коробку, с трудом пытаясь удержать ее в ровном положении.

– Привет, – с усилием произнес он. – Я думал, что с тобой что-то случилось.

– Жива. С утра плохо себя чувствовала, сейчас полегче. Что в коробке? Камни? Дашь один?

– Бумага. Олень попросил помочь, у него спину прихватило.

Я придержала дверь кабинета, чтобы Ваня смог беспрепятственно доставить груз Олегу Петровичу. Коробка опустилась на пол у его ног. Ваня распрямился и поправил очки.

– Спасибо, друг, – хлопнул его по плечу Олег Петрович.

– Вы бы не напрягались в свободное от работы время, – не выдержал Иван, падая в свое кресло. – А то потом у вас спина ломается. Я же не вечно тут буду работать. Кто вам станет помогать? Подумайте об этом на досуге.

Я поздоровалась с Анной Григорьевной, хотела сесть за стол и вдруг увидела на нем три белые розы.

– Это я принес, – произнес Олег Петрович. – В память об Алине. Вам, наверное, неудобно. Вы уберите их, Женя. Поставьте в вазу, но пусть остаются на столе, если можно.

Я испытала сильное желание сломать розы о колено и вышвырнуть в окно. Он прекрасно знал, что цветы помешают мне работать, но все же положил их перед монитором. Но эти мысли разом испарились из головы, потому что такая ерунда меркла перед другим: убийца купил цветы в память о своей жертве.

Положив розы на свободный стул, я села за стол, включила компьютер.

В сторону Олега Петровича смотреть не могла – перед глазами стоял кадр из видеозаписи, на котором он наносит Алине удар кулаком по голове. С трудом борясь с желанием заехать ему ногой в кадык, я открыла файл с таблицей и стала без всякого смысла суммировать итоговые цифры, а потом записывать их в блокнот. Четыреста двадцать один. Триста девяносто восемь. Пятнадцать тысяч четыреста три. Семь. Сто пять. Ручка прорвала бумагу. Трудно не бездействовать. Прав был Андрей, лучше мне было бы остаться дома.

Такого отчаяния я не ощущала очень давно. Острое, тонкое, как черная длинная игла. Неуловимая, пугающая той скоростью, с которой прокалывала спину и появлялась из грудной клетки. Именно так я и чувствовала себя.

– Олег Петрович, передайте, пожалуйста, папочку за прошлый год, – прозвучал голос Анны Григорьевны. – Она у вас в среднем ящике.

– Пожалуйста.

Вокруг меня заметно потемнело. Я сидела спиной к окну, и Олень, по-видимому, закрыл его собой. В следующий момент рядом с моей рукой появилась знакомая коробочка.

– Я очень хочу, чтобы вы приняли этот подарок, – прошептал Олег Петрович прямо в мое ухо. – Такой чай вы еще не пили. Буду ждать вашего мнения. Не благодарите.

Когда он отошел, вокруг сразу стало светлее.

Я пыталась найти повод, чтобы лишний раз сбежать из общего кабинета. Но, как назло, деться было просто некуда. Даже Андрей пропадал где-то на территории, и я не могла укрыться у него в кабинете.

Савостин появился незадолго до обеденного перерыва. Встал между столами, молитвенно сложил руки.

– По поводу похорон Алины еще ничего не известно, – произнес он. – Но я держу руку на пульсе. Попрошу вас не беспокоить ее родных, если можно. Давайте побережем их чувства.

– Но деньги им не помешают, – встряла Анна Григорьевна. – И соболезнования бы выразить. Может быть, еще какая-то помощь нужна.

– Не стройте из себя Флоренс Найтингейл, Анна Григорьевна, – сказал Ваня. – Ни вы, ни Олег Петрович не любили Алину. Она вас бесила, и вы этого не скрывали. И меня терпите из последних сил. Бедняжки. Как насчет того, чтобы честно признаться во всем этом и радоваться, что Алина получила по заслугам?

– Замолчи, – отозвался Олег Петрович. – И не удивляйся, что тебя тут не любят.

– Да мне насрать, – лениво отозвался Ваня.

Анна Григорьевна бросила в сторону Вани тяжелый взгляд.

– Не тебе решать, что и когда говорить, – сказала она. – Нет у тебя ничего святого.

– Правда? – рассмеялся Иван. – А кому же тогда решать?

Анна Григорьевна, едва сдерживаясь, отвернулась в сторону.

– Да пошла ты! – выругался Ваня.

Я даже рот приоткрыла от изумления. Ваня, конечно, не ангел и за словом в карман не лез, в чем я удостоверилась, когда он пререкался в баре с Олегом Петровичем. Но я не могла представить, что он способен на открытое хамство. Но признавала, что даже таким он мне все равно нравится. В глубине души в чем-то я была с ним согласна, поэтому безоговорочно, но молча приняла его сторону. А еще потому, что он осмелился противостоять двум людям, будучи в одиночестве. Ваня не просто психанул – он высказал наболевшее и, видимо, долго до этого сдерживался.

Только бы он не стал прилюдно призывать меня последовать его примеру, а такое было вполне возможно.

Андрей выпучил глаза и шагнул вперед. Я приготовилась вцепиться в него и не дать разгореться драке. Но не успела. Ваня мгновенно встал перед Савостиным во весь свой рост и сделал каменное лицо. Мол, давай, начальник. Ты первый, и я тебя не боюсь.

И тут Савостин сильно меня удивил. Он поднял руку, словно был готов ударить.

Иван отшатнулся назад и даже снял очки, показывая, что даст отпор. Но вместо удара Савостин положил руку ему на плечо.

– Ты извинишься, когда будешь готов, – наставительным тоном произнес он. – Это все, о чем я прошу.

Иван снял его руку со своего плеча и надел очки.

– Нет, – твердо ответил он.

– Когда будешь готов, – с нажимом повторил Андрей. – А до этого времени иди в отпуск. С завтрашнего дня. Когда там у тебя по графику выходит?

– В августе, – не моргнув глазом, ответил Иван. – А сейчас сентябрь. В отпуск мне через одиннадцать месяцев.

– Значит, возьмешь неделю за свой счет, а там посмотрим.

Тяжело ступая, Савостин пошел к двери. Но, вспомнив о чем-то важном, вдруг остановился.

– Приехала следователь. Хочет с вами поговорить. Будет вызывать каждого в конференц-зал. Просто будьте готовы.

Он вышел в коридор. Спустя минуту, громыхнув стулом, кабинет покинул Иван.

Я очень пожалела, что Татьяна не видела всего этого.

* * *

Оказывается, Ваня пошел прямиком к следователю.

Я случайно узнала об этом, заглянув в зал с целью найти Андрея, который опять куда-то пропал.

Иван и Татьяна сидели друг напротив друга за длинным столом для совещаний. Перед Кношевской лежал протокол допроса. Оба посмотрели на меня очень недовольно, и я решила своевременно исчезнуть.

В коридоре заметила Олега Петровича, который стоял перед кладовкой.

Не заметив меня, он скрылся за дверью. Что-то там забыл? Интересно, что? Вроде бы все, что нужно, Ваня ему уже принес.

Я подошла к двери и потянула ее на себя.

От неожиданности Олег Петрович дернулся. В этот момент из его рук вылетела старая книга в красной дерматиновой обложке. Она улетела в угол, где были свалены старые мониторы.

– Я достану, Олег Петрович.

Он опередил меня.

– Не нужно, я сам.

Наклонившись, он стал снимать один монитор за другим, пока наконец не дошел до самого нижнего. Заглянув за него, обнаружил книгу.

– Список терминов, – пояснил он, распрямившись. – Иногда пользуюсь. А вы что тут делаете?

– Клавиатура барахлит, – быстро сообразила я. – Решила поискать среди списанных.

– Не буду задерживать.

И он вышел из кладовки, оставив меня стоять на пороге. Пришлось зайти внутрь, чтобы он смог поверить в мою легенду.

Оказавшись в крайне тесном помещении, заставленном коробками с бумагой, старыми тумбочками и давно отработавшими свое настольными ксероксами, я поймала себя на мысли, что стою в том месте, где год назад стояла незнакомая мне Марина. Именно тут оборвалась ее жизнь.

Подняв глаза к потолку, я разглядела тонкую трубу, выходящую из одной стены и исчезающую в другой. Страшно представить, что творилось в душе и в мыслях у Марины, если она решилась на такой страшный шаг. Но почему она сделала это именно здесь?

Вспомнились размышления Татьяны о том, что Марина хотела своей смертью привлечь внимание к чему-то важному. Самоубийство это не было пафосом. Это был маячок. Что же она хотела сообщить?

Я прекрасно знала, что до меня тут сто раз все осмотрели, триста раз вымыли полы и стены и постоянно перемещали тяжелые предметы. Возможно, даже сделали ремонт, в чем я, правда, сильно сомневалась. Поэтому любые следы, которые могла оставить Марина, должны быть давно уничтожены. Но все равно я решила осмотреть каморку, хоть и считала это занятие бессмысленным.

Я начала с выдвижных ящиков. Старые тумбочки долгие годы служили людям, но потом стали немодными и были отправлены на свалку. Однако каждый ящичек выдвигался легко, но теперь вместо документов в них хранились обрывки упаковочной бумаги.

Каждый бумажный клочок я изучила предельно внимательно.

Списанная оргтехника состояла в основном из толстопузых мониторов. Их, видимо, тут накопился целый десяток. Они смотрели на меня пыльными экранами и оставляли темные следы пыли на джинсах. Пользы от них не было никакой. Как и от клавиатур, обмотанных шнурами, и захватанных чужими пальцами компьютерных «мышек», которых я насчитала очень много.

Разобрав завал из стульев, не имеющих сидений либо ножек, я увидела в углу еще один склад. Он состоял из высохших поломойных тряпок, которые кто-то просто свалил в одну кучу.

Приподняв двумя пальцами край одной из них, я поняла, что тряпка настолько иссохла, что готова превратиться в пыль.

За неплотно прикрытой дверью кто-то прошел. Послышался голос Анны Григорьевны.

Я стояла в центре комнаты, наполненной старым барахлом, и понимала, что теперь сделала все, что было в моих силах. Предсмертной записки не было. Пора уходить.

Книга. Как интересно. Почему она была именно здесь, а не на полке в кабинете? Там, как я успела заметить, полно всяких древних изданий. Неужели для этого несчастного справочника не нашлось места рядом с ними?

Когда я вошла, Олег Петрович стоял посреди комнаты, и справочник уже был в его руках. С того момента, как он зашел в кладовку, до нашей встречи прошло секунд двадцать, не больше. Значит, справочник был где-то рядом, на расстоянии вытянутой руки.

При моем внезапном появлении Олег Петрович выронил книгу, и она упала в угол, где раньше стояли мониторы. От моей помощи он отказался, предпочел справляться сам. Ворочал тяжелые телевизоры и не вспоминал о больной спине.

Ему не хотелось подпускать меня к этой книге, вот что. Он не хотел, чтобы я взяла ее в руки.

На всякий случай я еще раз заглянула туда, куда упал справочник. И вдруг увидела там вчетверо сложенный лист бумаги.

Достала, развернула. Сдвоенный тетрадный листок в клеточку был исписан со всех четырех сторон мелким почерком.

Взгляд выхватил небольшой отрывок. «… я увидела на столе цветы и коробку. Это было страшно. Это было ОЧЕНЬ страшно. Он принес их, пока я спала. В коробке был комплект нижнего белья и записка, в которой он просит меня прийти в этом на работу».

Меня словно засунули под горячий душ.

Я быстро спрятала листок в карман. Эта записка, очевидно, была в той самой книге, за которой сюда пришел Олег Петрович. Он хранил ее вдалеке от всех, прятал там, где редко бывают люди. И частенько просил Ваню принести ему что-то из этой кладовки, чтобы лишний раз обратить внимание на свою несуществующую физическую неполноценность.

Этот «недуг» был его алиби, потому что человек с больной спиной не в состоянии нести на руках потерявшую сознание женщину, а потом набросить на шею петлю и подтянуть тело так, чтобы ноги оторвались от земли.

Когда он уходил отсюда, то был уверен, что предсмертное письмо Марины все еще у него. Сейчас он, наверное, уже обнаружил его пропажу. Если я права, то он должен вернуться, чтобы найти письмо и, возможно, попытаться заставить меня замолчать навеки.

Дверь открылась так внезапно, что я, так же, как и Олег Петрович чуть раньше, невольно вздрогнула.

Увидев его на пороге, запнулась, и это, пожалуй, меня и спасло. Он обвел взглядом каморку и не мог не заметить, что большинство предметов лежит не на своих местах.

– Нашли то, что искали? – будничным тоном спросил он.

– Даже не знаю. – Я обвела взглядом каморку. – Тут еще все стало падать, пришлось убираться. Но клавиатуру посмотрела. На вид-то все рабочие. Возьму вот эту.

Я схватила первую попавшуюся клавиатуру и подошла к двери. Но Олег Петрович так и остался стоять на месте, преграждая мне путь.

– Что случилось? – улыбнулась я.

Его лицо было совсем близко. В светло-серых глазах засел самый настоящий страх. Они напоминали прозрачные ягоды крыжовника.

Свой страх я успокоила огромным усилием воли. Уж слишком маленьким было расстояние для того, чтобы я могла как следует развернуться. Передо мной стоял убийца, и он предполагал, что я могу это знать. Но все еще сомневался, ведь ему так долго везло. Он всех обставил, он всех обманул.

– Дайте пройти, – повысила я голос.

Он нехотя отступил в сторону и зашел в кладовку.

– Что-то потеряли? – поинтересовалась я.

Олег Петрович не ответил. Он беспорядочно передвигал старые тумбочки, гремел стульями и сбрасывал на пол мониторы.

На шум отреагировали все. Из кабинетов стали выходить люди. В том числе и те, с которыми я еще не была знакома. У стены стояли два парня в полицейской форме. Видимо, они пришли тогда, когда я ковырялась в мусоре.

Из конференц-зала показалась Татьяна. Я подошла к ней и вынула из кармана сложенный лист бумаги.

– Предсмертное письмо Марины, – сказала я. – Кажется, я знаю, кто ее убил.

* * *

Миша Малахов появился в тот же вечер. Мы с Андреем встретили его возле кабинета следователя Кношевской, которая четвертый час допрашивала Олега Петровича Масленникова.

Его вывели со скованными руками.

Проходя мимо, он криво улыбнулся, но потом опустил голову и как-то резко сник. Мы смотрели ему вслед, не проронив ни слова.

Татьяна пригласила нас в кабинет.

– Думаю, что не нарушу закон, если изложу вам его показания своими словами. Но сначала я чай заварю, если никто не против. С утра крошки во рту не было.

Никто не возражал. Вскоре Татьяна поставила чай на подоконник и села за свой стол.

– То письмо, которое вы нашли в кладовке, – обратилась она ко мне, – многое прояснило. Это действительно была та самая недостающая часть пазла, без которой многое было непонятно. Марина обо всем рассказала очень подробно.

– Я могу узнать, что было в том письме? – спросил Малахов.

– С моих слов? Можете, – ответила Татьяна. – Марина назвала причину, по которой решила совершить суицид. И подробно описала все, что с ней происходило в последние месяцы жизни. Ни об Андрее Савостине, ни о Михаиле Малахове в письме нет ни слова.

Малахов провел рукой по небритому подбородку. За то время, что он скрывался, он осунулся, даже как-то почернел. Приехал сразу же, как узнал от Савостина, что Олега Петровича арестовали. Он мог бы прятаться и дальше, но понял, что настал момент вернуться.

– И что же это была за причина? – глухо спросил Михаил, не отнимая руку от лица.

– Написала, что не видит другого выхода.

– Да хватит уже ходить вокруг да около, – произнес Малахов. – Что было в этом письме? Мы имеем право знать. Я. Я имею право знать.

Я посмотрела на Андрея. Он разглядывал носки своих ботинок.

– Давайте так, – предложила Татьяна. – Я могу рассказать, но вы услышите неприятные для себя вещи.

Савостин оставил в покое свою обувь и взглянул на Татьяну.

– По-моему, за эти несколько дней мы узнали друг о друге все, что можно, и даже сверх того, – заметил он. – Предлагаю забыть о приличиях и перестать беречь друг друга хотя бы здесь. Иначе не знаю, как вы, а я зря сюда приперся.

Татьяна вышла из-за стола и сложила руки на груди. Сделала один шаг, потом второй. И наконец начала рассказывать:

– Хорошо. Все началось, если не ошибаюсь, с того момента, как вы, Михаил, проявили интерес к своей сотруднице. Ее мать была рада, что у дочери роман с молодым представительным человеком, занимающим высокий пост.

– Какой там высокий… – пробормотал Малахов.

– Анна Григорьевна считала иначе, – возразила Татьяна, медленно огибая стол. – Она хотела пристроить дочку, которую всю жизнь считала недостойной мужского внимания, легкомысленной и глупой. В Марине ее раздражало все: прическа, наряды, поведение, отношение к жизни. Чтобы хоть как-то утихомирить дочь, которая, кстати, была очень ранимым человеком, она пустила о ней сплетни, которые тут же дошли до Марины. Позже Анна Григорьевна поняла, что только навредила дочери. Но тогда ей казалось, что слухи о легком поведении заставят Марину вести себя скромнее, одеваться не так вызывающе и выбирать правильных друзей. Поэтому она была рада, когда дочь сообщила ей, что встречается с их общим шефом.

– Господи, – прошептал Михаил. – В каком же кошмаре она жила.

– Кошмар начался позже, – перебила его Татьяна. – В один прекрасный вечер Марина, ее шеф и его заместитель решили отдохнуть после рабочего дня. Они провели один любовный эксперимент, после чего Марина прервала все отношения со своим шефом. Все постарались забыть о том, что было.

– Да не было ничего, – простонал Михаил. – Твою мать, ведь все обошлось без последствий!

– Да было, еще как было, – махнул рукой Савостин. – Не перебивай следователя, Мишаня.

– Все дело в том, что был человек, который знал, что произошло тем вечером в вашем кабинете, – обратилась Татьяна к Малахову. – Он успел сделать несколько фотографий, подтверждающих тот факт, что Марина имела половую связь одновременно с двумя мужчинами. Мало того, оба являлись ее непосредственными руководителями. Фотографом оказался Олег Петрович Масленников, который в тот вечер забыл в кабинете ключи от квартиры и вернулся, чтобы их забрать. Конечно, вы не предполагали, что кто-то в столь поздний час сможет вас увидеть. Но он сначала услышал – звуки легко разносятся по пустому помещению. А потом понял, что может не только услышать, но и увидеть.

– Старая замочная скважина, – схватился за голову Малахов. – Новый замок врезали, а старый не тронули. Боже мой…

– Через эту скважину Олег Петрович умудрился сделать несколько фотографий, – добила Малахова следователь Кношевская. – Они были очень плохого качества, но вполне сгодились для компромата. Он приберег их на всякий случай. Вот такой вот человек работал рядом с вами, Михаил Егорович.

– Он волочился за Маринкой еще до того, как мы стали встречаться, – сказал Малахов. – Она отшила его. Его бы только мертвый не отшил.

– После того как вы расстались, он понял, что иметь на руках такие фото очень выгодно. Но вас он трогать не стал. Побоялся. Вы оба моложе, сильнее и сидите на высоких должностях. Он бы проиграл, еще не начав. Тогда он зашел с другой стороны. Поняв, что вы с Мариной расстались, он снова попытался завоевать ее расположение. Тщетно. И тогда он показывает ей фотографии, после чего заставляет ее…

– Сука, – едва слышно произнес Малахов.

– Емко, – ответила на это Татьяна. – Олег Петрович угрожал показать фото Анне Григорьевне, а это для старушки верная смерть. Марина находилась в сильной депрессии. Олег Петрович ее каждодневно насиловал. Эмоционально, морально, психологически. Марина не знала, как все это прекратить. Олег Петрович манипулировал ею, контролировал, используя все тот же шантаж.

– Я же спрашивал ее. Просил обо всем рассказать, – вспомнил Малахов. – Но она отказалась. Я бы помог!

– Расскажи она вам, Олег Петрович бы обнародовал те самые интимные снимки, – ответила Татьяна. – Марина спасла вас своим отказом. А сама не справилась. Она и в полицию по той же причине не пошла – испугалась последствий. Не верила, что к ее проблеме отнесутся серьезно.

После таких слов даже Савостину поплохело. Он попросил разрешения покурить и получил утвердительный ответ.

– Только окно откройте, – сказала Татьяна.

На Малахова страшно было смотреть. Его не просто раздавили – его уничтожили. Он сидел ссутулившись и выглядел большой беспомощной глыбой. Я с тревогой посмотрела на Татьяну. Она отрицательно покачала головой. Мол, не волнуйся, я знаю, что делаю.

Но стакан воды перед Михаилом поставила.

– С матерью в этот момент у Марины возникло непонимание. Та видит перемены, произошедшие с дочерью, и пытается узнать причину. Она уже в курсе того, что Михаил и Марина расстались, но не знает, по какой причине. И решает, что Марина просто тяжело переживает разрыв. К тому же Анна Григорьевна просто уверена, что он бросил Марину, наигравшись. Марина пытается его защитить, но Анна Григорьевна уверена в том, что знает о дочери все лучше ее самой. И начинает взращивать в душе неприязнь к Малахову. Кстати, Марина пыталась рассказать матери об издевательствах Олега Петровича. Но вовремя остановилась. Причина – те фотографии. Это и кнут, и строгий ошейник. Марина смирилась, но психика была уже окончательно подорвана. В последнем письме она все очень подробно описала. Она до последнего очень хотела и очень боялась признаться во всем матери. Но представляла последствия, поэтому не решилась. А Анна Григорьевна жила своими домыслами, уже мало внимания обращая на дочь. Масленников признался, что стал покупать Марине подарки очень интимного характера. Их ей доставляли домой. После каждого подарка он требовал подтверждения того, что подарок ей подошел. Требовал доказательные фото. В общей сложности за все время он потратил около пятисот тысяч рублей на дорогое белье и продукцию из секс-шопов. Однажды он проник в ее квартиру ночью, оставил на столе очередной подарок. О нем Марина тоже подробно рассказала в последнем письме. Это был комплект нижнего белья и записка с требованием прийти в нем на работу. Поняв, что для него не существует закрытых дверей, она решает уйти из жизни, поскольку понимает, что ей не вырваться. На следующий день она приходит на работу и, выбрав момент, уединяется в кладовке. У нее мало времени, ведь замка на двери нет. Значит, любой может войти. А она не хочет, чтобы ей помешали. Предсмертное письмо все бы объяснило. И она сооружает петлю из нового бюстгальтера. Мне продолжать? Или сделаем перерыв?

Я тут же подошла к Михаилу.

– Тебе надо на воздух, – сказала я. – Тебе плохо. Андрей, посмотри, он же вообще уже.

Татьяна открыла окно. В комнате мгновенно посвежело. Но Миша попросил Татьяну продолжить. А когда постоял около окна, то и вовсе расправил плечи.

– Не надо перерыва, – сказал он. – Второй заход я вряд ли выдержу.

Татьяна взглянула на часы и нахмурилась.

– Осталось немного, – сказала она. – Мне нужно уже быть дома, если честно.

– Расскажите то, что осталось, – попросил Михаил. – Мы все хотим уйти.

Кношевская села за стол.

– Тело Марины находит Алина, – продолжила она. – Так было написано в протоколе. Однако первым Марину обнаружил Олег Петрович. Он следил за каждым ее шагом. Он первым понял, что случилось непоправимое. Сначала Олег Петрович забирает себе записку. Прочитав ее, понимает, что Марина выдала его с головой. Вы помните, повесилась на новом бюстгальтере?

– Разумеется, – обронил Савостин.

– Но в этот момент на ней было другое белье. Согласитесь, два одинаковых предмета одежды на трупе – это уже интересно. Если это не носки, не перчатки и не обувь, конечно. Олег Петрович снимает с Марины ее бюстгальтер, разрезав его ножницами, которые кто-то случайно забыл тут же, в подсобке. И исчезает оттуда, а разрезанное белье позже выбрасывает в уличную урну. Таким образом, ни у кого не возникает подозрений в том, что Марина просто была не в себе и совершила суицид. Об истинной причине никто не догадывается – предсмертное письмо не найдено. Следствие обмануто, дело закрыто. После этого осиротевший маньяк переключается на убитую горем мать. Анна Григорьевна уверена, что дочь не смогла пережить разрыв отношений с начальником. Олег Петрович горячо поддерживает эту иллюзию и убеждает Анну Григорьевну начать мстить. Он убивает двух зайцев: портит жизнь тем, кого ненавидит, и отвлекает внимание от себя лично. Женщине невдомек, что она помогает тому, кто виноват в смерти ее дочери. В разное время ей удается очернить Михаила в глазах начальства и натворить другие пакости. К примеру, удалить с его компьютера важные файлы. Или разузнать номер его невесты и анонимно сообщить ей о том, что ее жених пристает к каждой встречной девушке, распускает руки и с порога предлагает секс. Странно, но вам везло, – взглянула Татьяна на Савостина и Малахова. – Какой-то бог, видно, решил вас оберегать. Я знаю многих, кого выжимали из коллектива одной силой мысли. Главное, чтобы мыслящий был уважаемым человеком, а логика пусть отдыхает. Но я уже почти закончила. Поняв, что карма незаслуженно обходит Михаила стороной, Анна Григорьевна при поддержке сочувствующего Масленникова решается на нелегкий шаг. У нее дома хранилась искусно сделанная копия боевого пистолета, которую навскидку трудно отличить от оригинала. Стрелять из него нельзя, но Михаил об этом не знает. Этот пистолет достался ей от отца, который любил окружать себя подобными штуками. Она и подкладывает его в сейф Михаила в надежде на то, что находка заставит его покинуть руководящий пост, ибо намек более чем прозрачный.

– Так вот кто это сделал, – едва слышно произнес Малахов. – Господи…

– А на вид старушка-то была в порядке, – поддержал его Савостин. – Откуда у нее ключ от сейфа?

– Запасной ключ был у нее всегда, – пояснила Татьяна. – Один из прежних начальников сам ей вручил дубликат. На всякий случай или как доверенному лицу. А потом уволился и забыл про это. Она много лет держала ключ в ящике своего стола, практически у всех на глазах.

– А что за порошок был в пакете, который шел в комплекте со стволом? – не унимался Савостин. – Наркота какая-то? Это ей тоже на хранение оставили?

– Питьевая сода. Анна Григорьевна догадывалась, что вы побоитесь его вскрывать. Со стороны весь этот набор потянул бы лет на пятнадцать. Обнаружив у себя такое, не каждый сохранит хладнокровие. Так и происходит. Шеф решает, что ему подбросили боевое оружие и настоящие наркотики, а это уже серьезно. Вы решили сбежать с этим добром, Миша. Вы ведь все это сохранили?

– Спрятал там, где скрывался. На даче вот у него, – Малахов указал подбородком в сторону Савостина. – Там и пакет лежит.

– Ну ты и скотина, – вырвалось у Андрея. – Я ж как мог тебя покрывал.

– Ну ты и гад, – сказала я Савостину. – Что еще ты скрывал?

Татьяна с сожалением посмотрела на Малахова.

– Завтра, пожалуйста, – попросила она. – Принесите мне это завтра. Но скажу, что я вас понимаю. Страх иногда берет верх над здравым смыслом. И это чудовищно неправильно. Олег Петрович, потеряв Марину, тоже страдал, – продолжила она. – Но вскоре перекинулся на Алину, которая пришла работать в отдел незадолго до смерти дочери Анны Григорьевны. Использовал прежний опыт: подарки, сувениры, внимание и забота, опека и слежка. Поиск слабых мест и болевых точек. Но Алина оказалась сильнее прежней жертвы и сразу дала ему от ворот поворот. А когда он не услышал ее с первого раз, она дала ему понять, что кое о чем знает. Марина успела рассказать перед смертью. И о фото, и о подарках, и о кошмаре, в который превратилась ее жизнь. Обо всем. После этого Алина потребовала с него денег за молчание, и Олег Петрович почти год ежемесячно отстегивал ей круглую сумму. А дальше все пошло не так, как нарисовала себе Алина. Олегу Петровичу надоело платить шантажистке. Он выбирает удобный момент и избавляется от нее. Это, Женя, мы видели с вами на той записи. Кстати, о его больной спине ходят легенды. Так вот, наш врач не нашел проблем с его здоровьем. Как справедливо заметила Женя, имей он больную спину, он бы не смог даже взять Алину на руки, я уже не говорю об остальном.

– Алина покинула бар в десять часов вечера, а была убита в два ночи, – вспомнила я. – Удалось выяснить, где она была в этот отрезок времени?

– Она была у друга, – пояснила Татьяна. – Он к делу не имеет никакого отношения, мы проверили. Парень рассказал, что Алина иногда заходила к нему после работы, чтобы провести вместе время. Могла прийти в любой момент, и ночью тоже. Она часто помогала ему деньгами.

– Теми, которые она получала от Оленя за молчание? – догадалась я.

– Возможно, – уклонилась от ответа Татьяна. – Об этом было известно только ей.

– А мой брелок? – вспомнила я. – Что он говорил о моем брелочке?

– О каком брелочке? – недовольно поморщился Савостин.

– Брелок он украл, когда вы уронили сумку. Спустя время он бы «нашел» его и вернул вам, сдобрив очередным подарочком, – объяснила Татьяна. – Вы были бы благодарны, и это, скорее всего, стало бы началом очередной печальной истории.

* * *

Когда мы вышли на улицу, было около полуночи. Татьяна попрощалась, напомнив о том, что каждый из нас получит повестку.

– Мой сын, наверное, уже смотрит десятый сон, – сказала она напоследок. – Я совсем его забросила.

– У тебя что, и дети имеются? – обалдел Савостин. – Я думал, что ты после работы фотомоделью подрабатываешь. Что, и муж есть?

– И муж, – улыбнулась Татьяна. – До свидания.

Она пошла к своей машине, а мы направились к моей.

– А кто это там у нас стоит? – прищурился Андрей. – Не курьер ли наш Иванушка? Ты чего тут застыл, радость моя? Замерз?

Это действительно был Ваня. Стоял, облокотившись о капот, и держал в руках бутылку боржоми.

– Дай. – Савостин выхватил бутылку и жадно к ней присосался. – Не знаю, как вы, народ, а я сегодня умер. Так тряхануло, так тряхануло. И Мишаню тоже.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я у курьера.

– Тебя жду, – ответил он, не обращая внимания на остальных. – Мне нужно с кем-то поговорить. Я теперь не знаю. Я, наверное, теперь безработный.

– Я тоже, – подбодрила я его.

– Завтра обсудим ваше увольнение, – заметил Савостин. – Или через год.

– Сейчас развезем этих двоих по домам, а потом поболтаем, – обратилась я к Ване.

– В «То Место» я не поеду, – предупредил он. – Найдем другое?

– Найдем другое, – уверила я его.

Я разблокировала двери в машине и попросила всех занять свои места.

И как-то вышло так, что никто во время поездки больше не вспомнил о том, что произошло. То ли устали, то ли что-то еще.

* * *

Звонок от тети Милы раздался в четыре часа утра. Я была рада, что она в состоянии мне позвонить, но в душе поднималась буря.

– Я на минутку, Женечка! – кричала она, и ее голос перекрывал какой-то шум. – Ты там как?

– В порядке. Теть Мил, еще не рассвело…

– Да я на минутку! Угадай, где я?

– На вокзале, – ответила я, вспомнив самое первое шумное место, которое пришло в голову.

– Нет! – засмеялась тетя. – Я фотографии тебе сброшу. Все получилось очень спонтанно, и я еще не знаю, радоваться или уже пора начинать нервничать. Но дело сделано. Зовут меня. Пока, дорогая моя! Пока!

Фотографии я получила спустя минуту. Перелистывала их и не верила своим глазам. Рыжие черепичные крыши, яркие невысокие заборчики, булыжные мостовые. И ни одной вывески, чтобы можно было определить ее местонахождение. Последняя фотография. Тетя Мила в белом сарафане и рядом подруга Ленка из поселка Хватуново. А вдалеке за ними видно огромное здание, и крыша у него такая, словно большая красная чайка приземлилась на дом и накрыла его своими крыльями. Я как-то видела фотографию этого здания и хорошо запомнила эту красную крышу.

Тетя Мила была в Мадриде. Вот как ей удалось?