Глава 15

Шершень двигался быстро и почти неслышно.

Епифан понял, что за его спиной происходит что-то неладное лишь в тот момент, когда Шершень был уже на расстоянии нескольких метров от него.

Епифан повернул голову, увидел Шершня и вскрикнул. В голосе его был страх, и Саша его хорошо понимал. Но медиум быстро пришел в себя, сообразил, что пустить в ход свою дубину уже не успеет и подобострастно заулыбался своему врагу.

Ответной улыбки он не дождался. Хуже того, в руках у Шершня был пистолет, который он держал направленным в грудь Епифана.

– Вот мы с тобой снова и встретились, Вонючка – Скунс. Значит, это ты моих ребят положил?

– Что ты! Что ты такое говоришь, Шершень!

Епифан по-прежнему изображал улыбку, но Шершень не спешил отвечать ему взаимностью.

– Вот уж не ожидал, что ты такую прыть проявишь, Скунсик. Ты же всегда был слабаком. А тут двоих… Можно сказать, одним махом.

– Не убивал я их, Шершень! Это ошибка!

– Да не мельтеши ты! Я все слышал. За забором стоял, каждое твое слово слышал.

– Я все врал! – тут же отрекся медиум от всего сказанного ранее. – Лгал, чтобы развести вот этого!

И он ткнул в сторону Саши. Но Шершень в сторону юноши даже не взглянул. Взгляд его был сосредоточен на Епифане, и взгляд этот был тяжелым.

– С мальчиком я и потом разберусь, он никуда от меня не денется. Сейчас мне с тобой разговор предстоит.

Епифан снова начал что-то жалобно блеять, надеясь разжалобить или еще лучше обмануть Шершня. И пока тот молчал и слушал, Саша соображал.

Итак, никто отпускать его не собирается. Появление еще одного бандита ничуть не улучшило положения самого Саши. Этот Шершень ясно дал понять, что сперва он разберется с Епифаном, а потом возьмется за Сашу. Но что они сделают друг с другом, Сашу не волновало. Волновало его, что будет с ним самим. Совсем нетрудно предположить, как Шершень поступит с тем, кого сочтет опасным свидетелем. От свидетелей всегда избавляются – это раз.

А два – это было то, что Саша совсем не собирался отдавать ценные артефакты в чужие руки.

Что сделает Шершень, когда золотые пластины попадут к нему? Продаст! А кому продаст? Тому, кто даст за них лучшую цену. И Шершню будет совсем не важно, что эти пластины мало того, что представляют собой огромную научную ценность, они еще и являются неоспоримой собственностью другой страны, которую не мешало бы туда вернуть.

Но если со стороны российских ученых, попади пластины к ним в руки, еще можно было надеяться на такой гуманизм, изучили бы да и вернули назад в монастырь с искренней благодарностью, то со стороны черных антикваров ни на что подобное нечего было и надеяться. А никому другому подобную находку неоднократно судимый Шершень предлагать бы не стал. Достанутся пластины темным и мутным личностям, таким же, как и сам Шершень. И пойдут пластины странствовать по миру, попадая из одних нечистоплотных рук в другие, все возрастая в цене и упорно минуя свою далекую горную родину, крохотное государство Мустанг. В лучшем случае окажутся в коллекции какого-нибудь музея, в худшем, застрянут в хранилище частного коллекционера.

И Саша принял решение. Не достанутся эти пластины ни одному, ни другому бандиту! Недостойны!

Саша готов рискнуть своей жизнью, лишь бы не допустить подобного безобразия.

Он покосился на окно спальни Галины Владимировны. Вот если бы маме Марго пришла мысль отправиться сейчас на боковую. И вот если бы, укладываясь спать, она выглянула в окно! Тогда женщина могла бы заметить, что возле ее обожаемого рододендрона происходит что-то неладное. Но увы, окно оставалось темным. Хозяйка оставалась в гостиной, она и не думала отправляться к себе.

Ах, как нужна была сейчас Саше чья-нибудь помощь. Да чья угодно!

Двадцать раз Саша уже успел помянуть недобрым словом следователя и его нежелание выставить охрану у дома Марго. Лишней работы он испугался! Скупой платит дважды, а лентяю придется поработать за двоих! Вот прихлопнут сегодня ночью Сашу, и будет следователю и его ребятам завтра новая работа, когда придется им расследовать и смерть Саши, и еще смерть кого-нибудь из двух бандитов. Потому что полной ясности, кто из них победит, у Саши не было. Зато была ясность, что ему самому в любом случае крышка.

А Шершень тем временем заговорил снова:

– Да, не думал я, что ты, Скунс, такую прыть проявишь. Все ныл, ныл, а как понадобилось, так сразу двух человек одним махом замочил. Герой! Даже я по двое не всякий день к праотцам людишек отправлял. На кого другого я бы еще подумал, но на тебя никак не мог. Ты же дохляк! Кстати, тех троих, что на тебя, как я теперь понимаю, работали и в огородике прошлой ночью копались, ты не ищи, не надо.

– Ты их убил! – ахнул Епифан, совсем забыв, что еще совсем недавно притворялся невинным, словно овечка.

– Сами они виноваты. Выдали бы того, на кого работают, остались бы живы. Но они тебя не выдали. А сам я про тебя никак подумать не мог. На кого другого, сколько угодно. Но не на тебя, Скунс.

И чуть помолчав, прибавил:

– И девочек ты тоже не ищи.

Саша похолодел. Неужели речь идет про Софью и Глафиру! Похоже, что про них. Белая магиня и несостоявшийся медиум пропали как-то очень уж резко и внезапно, чтобы это могло хорошо для них закончиться.

– Как? – задохнулся Епифан. – И девок ты тоже… ты их тоже порешил?

– Нет, девчонки еще живы. Что я зверь, что ли, чтобы сразу столько народу на тот свет спровадить? Живы они! Но это ненадолго. Ты же знаешь, свидетелей я не оставляю.

– Девчонки ничего не знают! – воскликнул Епифан. – Отпусти их! Я же использовал их вслепую! Глафира должна была выманить из дома мужчину, хозяина, отправить его в Мустанг, куда подальше и подольше.

– А почему именно в этот Мустанг?

– Более далекого и глухого места на планете мне припомнить не удалось, – буркнул Епифан.

– А Глафира, выходит, ничего про то, на кого работает, толкового не знала? Напрасно я в ее салоне шмон устраивал да в квартире целую ночь девку поджидал? Не нужно было ее и трогать, так выходит?

– Глафиру, по моей просьбе, посетил Пахан, велел ей отправить хозяина дома подальше. Она только это одно и знала. А Софью я и вовсе к себе подманил, чтобы через нее в доверие к клиентам Глафиры войти. Знал, что родственницы хозяина дома к ней, в конце концов, придут, о судьбе своего уехавшего сына, мужа или брата спрашивать станут. Решил, что могу под видом медиума к ним в дом приехать, что в итоге и произошло. Отпусти, девок, Шершень! Не знают они ничего!

– Не могу, – почти печально произнес Шершень. – Они многое видели. Такое уж у меня правило, свидетелей не оставлять. А проку мне сейчас от девочек нет. Хотя они обе и хорошенькие. Я бы с ними поразвлекся, кабы помоложе был. А сейчас мне девочки уже без особого интереса. Сейчас у меня другой интерес. Прав ты, Скунс, стареем мы оба. Все больше уюта хочется, комфорта, и чтобы вокруг все на цырлах бегали и каждый каприз спешили исполнить. На зоне у меня все это было, а тут потруднее. Тут без денег люди суетиться не хотят.

– Это да, – поддакнул ему Епифан.

– Вот ты мне одно ответь, Скунс, как тебе удалось добиться от тех троих твоих ребят такой преданности? Как я их ни расспрашивал, а я умею очень хорошо выпытывать у людей правду, они мне про тебя так и не раскололись. Как ты добился, что они молчали про тебя до последнего?

– Они ничего про меня не знали.

– Да, они тоже мне так говорили. Выходит, не врали, да?

Епифан помотал головой. Вид у него был потрясенный и подавленный одновременно. Все же он был не таким уж закоренелым злодеем, и новость о том, что по его милости три человека погибли страшной и мучительной смертью, а две молодые девушки тоже скоро погибнут, вызывала в нем раскаяние. Но затем Епифан взглянул на пластины, которые все еще держал в руках, и снова приободрился. Ценность двух этих вещиц с лихвой окупала жизни каких-то там нескольких человек.

Шершень снова заговорил:

– Когда трое твоих ребят стали на участке шуровать и мои старые тайники один за другим вскрывать, да Муху со Шмелем утилизировать, я маленько на них осерчал. Думал, это они Муху и Шмеля прикончили. А они, выходит, по твоей указке действовали. Муху и Шмеля ты сам укокошил, а тех троих прислал, чтобы они трупы утилизировали. Так? Сам возиться не пожелал, им это дело поручил?

– Они искали вот эти камни. Камни мои! За ними я своих ребят и посылал.

– А по пути велел им избавиться от двух трупов, которые найдут. Или про трупы ты им ничего не говорил?

Епифан молчал.

И Шершень хмыкнул:

– А! Я все понял. Ты же у нас мастак, людей втемную использовать. Ты и этих троих использовал. Ты один знал, где лежат тела Мухи и Шмеля. Ты же сам покойничков в эти укромные уголки и определил. И туда же ты тех троих своих помощничков и направлял. Якобы в поисках сокровища, а на самом деле, чтобы они нашли тела и что-нибудь с ними сделали.

– Они мастаки на такого рода дела. Им не впервой. Значит, ты за ними следил?

– А что еще мне оставалось? Они мне мешали, копошились каждую ночь на моем участке. Днем хозяйка туда-сюда шныряла, подруги, родственники, постоянно днем в доме было полно народу. Не подступиться. И ночью не лучше. Твои помощники мои захоронки искали. Конечно, я был против этого. Но что я мог? Их было трое, а я, по твоей милости, остался один. Что мне оставалось? Лишь следить за ними. Я решил, пусть они ищут. Пусть даже похоронят или спрячут Муху и Шершня, в мои планы тоже не входило, чтобы полиция нашла их тела. Там мигом связали бы их смерти со мной. А мне этого было не надо.

– И ты не боялся, что пропустишь момент, когда мои ребята найдут камни?

– Камни эти большие, незаметно их не унесешь. Я же помнил, какие они, сам их закапывал. Днем твои ребята сюда бы сунуться не осмелились, оставалась ночь. А ночью я был тут как тут. В общем, мы с тобой квиты. Ты забрал у меня двоих, я забрал у тебя троих. Сейчас для ровного счета возьму вот эти пластинки, и будем считать, что мы с тобой в расчете.

– Как? – ахнул Епифан. – Обе?!

В его последнем слове слышалось все. И возмущение наглостью Шершня, но было и смирение, что одну из золотых пластин ему придется все же отдать. Да, потерю одной пластины Епифан бы еще как-нибудь перенес. Но расстаться сразу с двумя, он был не согласен.

– Они мои! – завопил он, даже не озаботившись тем, что его вопль могут услышать. – Это наследство моего брата!

– Да, я помню ту сказочку, которую ты нам троим скормил, когда явился просить нашей помощи в этом деле. – Голос Шершня звучал насмешливо. – Только вот в чем загвоздка, не оставлял тебе брат никакого наследства. Я ведь навел справки, твой брат был предан своему научному руководителю – профессору Герасимову. Предан до мозга костей. Можно не сомневаться, останься Коля жив, он бы торжественно преподнес золотые пластины этому своему профессору. Ты остался бы ни с чем!

– Колька написал мне в письме, что ему посчастливилось добыть золотые пластины неслыханной ценности. Он подробно описал, как спрячет их, чтобы вывезти из страны. Просто так их бы тибетцы никогда не отдали, Коля это понимал, поэтому и покрыл золотые пластины толстой коркой бетона, который потом еще и размалевал снаружи. Камни стали похожи на дешевую подделку, которые изготавливались в тех краях, чтобы затем транспортировать вниз в долины поближе к туристическим местам и продать там доверчивым лохам – иностранцам. Этот бизнес тибетцы освоили в совершенстве. Членам экспедиции неоднократно приходилось натыкаться на попытки, продать им подобные «исторические реликвии». Так что все знали, что эти камни ничего сами по себе не стоят. Один дурак профессор, конечно, из лучших побуждений, все же пытался их как-то оправдать. Но профессор вообще был с большими странностями, так что ему простительно. Но я дико благодарен, что старик приволок эти камни сюда. Останься они там, в Тибете, как бы я их заполучил?!

– Не ты, – поправил его Шершень. – Не ты, а я заполучил их!

– Нет! Не отдам!

И медиум вцепился в свои пластины.

– Тупица, – почти ласково произнес Шершень. – Я же тебя застрелю.

– Стреляй, если хочешь привлечь сюда всех вокруг! К тому же я не так прост, как ты думаешь. Или ты считаешь, что я молча проглотил исчезновение моих помощников? Решил, например, что они отправились отдохнуть на недельку к морю, да? Я не дурак! Я понял, что ты до них добрался. И, отправляясь сюда, я оставил письмо с подробным рассказом и перечнем всех твоих «заслуг». В случае моей смерти доверенный человек, до которого ты еще не добрался, передаст письмо в полицию. Можешь не сомневаться, это произойдет совсем скоро. Если через час я ей не перезвоню, полиция будет знать, что ты взялся за старое. И тебя сразу скрутят!

– Пусть сначала найдут.

– Ты вынужден будешь скрываться.

– Я и так скрываюсь.

– Но не так, как придется. На тебя объявят настоящую охоту. Ты будешь вынужден залечь на дно. И кому бы ты ни предложил пластины, будут знать, что они «горячие», а сам ты в таком положении, что не можешь торговаться. Тебе дадут за них копейки. И даже так ты все равно не сумеешь воспользоваться украденным у меня!

Видимо, слова Епифана показались Шершню заслуживающими внимания. Он призадумался.

– Ладно, – произнес он затем. – Одна пластина тебе, другая мне. И разбежались.

– Договорились!

Епифан не скрывал своей радости. А вот Сашу договоренность двух бандитов совсем не радовала. Похоже, эти двое теперь окончательно помирились. И значит, песенка Саши спета. Просто стоять и ждать от этих двоих милосердия не приходится, надо действовать быстро и самостоятельно.

Воспользовавшись тем, что двое злодеев склонились над золотыми пластинами, каждый опасался, как бы не отдать подельнику более дорогую и ценную, Саша выбрался из ямы, в которую его хитростью загнал Епифан.

Затем Саша кинулся к Шершню и выхватил у того из-за пояса пистолет.

– Ни с места! – произнес он, направив оружие на бандитов.

Епифан побледнел. Но Шершень даже не дрогнул.

– Ни с места, говоришь? А с предохранителя ты оружие снял?

Неужели, не снял? У Саши даже внутри все оборвалось. И когда Шершень кинулся на него, Саша нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало.

Исправить оплошность у него уже не получилось. Шершень набросился на него, стремясь завладеть оружием.

Епифан скакал рядом, размахивая своей дубиной. Потом он неожиданно опустил ее, но не на голову Саши, а на голову Шершня.

– Вот так, – удовлетворенно заявил он, когда Шершень затих. – Теперь порядок.

Саша направил пистолет в его сторону.

– Ты чего? – удивился Епифан. – Я же тебя спас!

Саша хотел ответить, что спас он свою шкуру и обе золотые пластины, но не стал. Он увидел за спиной Епифана поистине чудесную картину.

В ворота вбегали те самые полицейские, с которыми Саша познакомился еще сутки назад во время разборок у гаража. Сейчас от их лени не осталось и следа. А впереди всех мчится его Барон. Уши у собаки развеваются, словно два флажка, а пасть широко раскрыта, словно Барон улыбается.

Наконец-то эти люди разрешили ему бежать к хозяину! Как долго они держали изнывающую от нетерпения собаку у себя!

Также Саша увидел, как за этой командой едва поспевает следователь. А из дома им навстречу выбегают Марго с Ланой, обе женщины показывают в сторону сада, в сторону Саши и его врагов! И Саша рассмеялся. Он хохотал все время, пока полицейские скручивали руки Епифану и Шершню.

Последний хоть и пришел в себя, но соображал все еще с большим трудом, вертел головой, отплевывался и грязно ругался, не до конца понимая, что с ним произошло и кто все эти люди вокруг него. Но полицейские с поистине стоической невозмутимостью хранили молчание.

– Вы появились как нельзя вовремя, – сказал им Саша.

– Мы все время были рядом. Дом и периметр находился под нашим наблюдением.

Оказывается, полицейские все время держали руку на пульсе. Они лишь сделали вид, что уезжают, а затем вернулись и заняли наблюдательные посты.

– Но чего вы ждали? – возмутился Саша. – Когда появился Шершень, надо было сразу его брать.

– У него две заложницы. Где он их держит, неизвестно. Как их искать, знает один Шершень. Но опять же неизвестно, захочет ли он нам в этом помочь.

К счастью, Шершень проявил гуманизм, как он это понимал.

– Я же не зверь какой, – сказал он следователю. – Наболтал я Епифану достаточно, чтобы мне хватило на пожизненное. Зачем мне девчонок губить теперь?

Но не надо думать, что Шершень внезапно осознал и раскаялся.

Вся правда заключалась в том, что найти Глафиру с Софьей для полиции не составило бы особенного труда. Злодей держал их на съемной квартире погибшего Мухи. Рядом с домом обнаружилась и машина Дона Карлеоне, на которой он перемещался с двумя своими сообщниками, с тем самым качающимся у заднего стекла кактусом.

Как уж Шершню удалось в одиночку сначала заманить в ловушку, а потом и прикончить этих троих, история умалчивает. Куда он дел их тела, тоже осталось невыясненным. Сам Шершень был немногословен, когда дело касалось его «подвигов».

Софья долго не могла поверить, что все их беды с Глафирой пошли от одного-единственного человека, а именно от медиума Епифана.

– А мне он показался таким милым. Предложил хорошую работу. Ну, надо же! Никому нельзя верить.

В отличие от подруги Глафире пришлось провести в обществе Шершня дольше всех. Он охотился за ней с первых дней, побывал у нее в квартире, разгромил ее гадальный салон. А затем все же настиг, привез в свою квартиру, где жестоко избил девушку, выпытывая у нее, что за люди интересуются кладом на участке семьи Марго. Но несчастная Глафира могла сказать немного, она сумела лишь описать Дона Карлеоне с сообщниками да рассказать то, что ей сообщила Софья об их машине. Больше она ничего не знала и сама, но Шершню этого было достаточно. Он взялся за поимку трех своих соперников, с чем успешно и справился. Но и тут его поджидал облом. Так как Епифан использовал этих троих втемную, то они выдать его при всем своем желании не смогли. А Шершень, не добившись от прежних своих жертв никакого результата, от отчаяния похитил еще и Софью.

Когда за двумя девушками в квартиру пришли полицейские, те просто не поверили своим глазам. Обе уже приготовились к смерти, потому что Шершень честно предупредил свои жертвы, что свидетелей он никогда не оставляет. И стоит ему заполучить сокровище, как он исчезнет, а вместе с ним навсегда исчезнут и они обе.

– Господи, какое счастье! – восклицали обе. – Спасибо вам огромное! Спасибо! Спасибо!

А еще обе девушки торжественно поклялись, что пока ждали смерти, то загадали, останутся живы, навсегда завяжут с гадальным бизнесом и всем таким прочим, совершенно перестанут заигрывать с нечистыми духами, дружба с которыми завела их в такую беду.

Что касается Глафиры, то ей, для того чтобы полностью изменить свою жизнь, даже не пришлось особенно напрягаться.

В больнице ее принялся навещать их одноклассник Славка. И к тому времени, когда шрамы у Глафиры зажили, а переломы срослись, они сблизились настолько, что Славка сделал Глафире предложение.

Нетрудно догадаться, что Глафира его охотно приняла. После того как она побывала в лапах у Шершня, ей очень хотелось иметь рядом с собой твердое и надежное мужское плечо, чтобы если что…

В общем, Глафира ответила Славке «да».

Что касается Епифана, то его предполагается судить. Так же как и его бывшего дружка Шершня. Дона Карлеоне, Тощего и Толстого найти так и не удалось. Несмотря на то что Саше очень хотелось бы верить, что эти трое уцелели после общения с Шершнем, надеяться на это не стоило. А жаль. Ведь эти трое по сравнению с Шершнем с дружками и самим Епифаном казались сущими ангелами. Да, подстроили аварию с Мухой, но ведь не со зла, просто не заметили, что живучий Муха на тот момент, когда его усаживали в машину Евгения, еще дышал.

В семье Марго вновь наступила тишина. Конечно, у следователя были вопросы к Галине Владимировне и Лане по поводу тела Мухи, которое они кремировали. Но женщины оправдались тем, что были в страшном шоке от потери, как они думали, сына и мужа и потому не заметили, что похоронили под именем Евгения совсем другого человека. Доказательств того, что они совершили свой поступок преднамеренно, не нашлось. И следователь сделал вид, что поверил женщинам.

Евгений вернулся назад гораздо быстрее, чем намеревался. В стране Мустанг никто не был рад его появлению. Монастыри отказывались принимать у себя странного паломника. Так что задуманная родными Евгения афера с его наследством все равно была обречена на провал. А вот сонная болезнь у Евгения в отсутствие его родственников прошла начисто, что заставило Марго вновь заподозрить то ли мать, то ли невестку в некоторой причастности к этой болезни своего брата.

На новость о своих похоронах Женька отреагировал легче, чем можно было ожидать. Лана с Галиной Владимировной упорно стояли на том, что они себя от горя не помнили, отсюда и ошибка. Если у Жени и закралось какое-то подозрение на их счет, то он оставил его при себе. И к жене и к матери стал относиться куда мягче, в том числе и в финансовых вопросах.

Впрочем, оставлять наследство Глафире мужчина тоже не стал. Оказалось, что это было с его стороны всего лишь жестокой шуткой. Евгению стало казаться, что жена и мать слишком уж много думают о тех деньгах, которые оказались у Евгения, и слишком мало уделяют в своих мыслях самому Евгению. Дефицит внимания к себе Евгений решил компенсировать таким образом. Что же, привлечь внимание матери и жены ему удалось. А вот чем бы это могло для него закончиться, окажись страна Мустанг более гостеприимной к нему, история умалчивает.

Марго возвращалась к себе в Америку, чувствуя себя вымотанной до крайней степени. Руки у нее до сих пор дрожали. Левый глаз дергался.

Марго казалось, что она постарела одним махом на десять лет. К тому же от пережитых волнений у нее разыгралась язва, проглотить даже кусочек стало для нее настоящей пыткой. И от голода Марго была бледна, ее пошатывало и покачивало. В общем, встреча с родным домом стала для Марго еще тем развлечением.

В самолете Марго немного расслабилась. Все закончилось! Она летит назад к спокойной и благополучной жизни. Но тут девушке внезапно показалось, что на нее кто-то пристально смотрит, и Марго напряглась снова.

Что такое? Неужели ее приключения еще продолжаются?

Пошарив взглядом по сторонам, она внезапно увидела мужчину, чье лицо показалось ей знакомым. Но кто он такой?

Марго пыталась вспомнить, но ничего не получалось. А между тем мужчина явно ее узнал, он смотрел на нее, улыбался, а потом поднялся со своего места и попросил соседку Марго уступить ему свое место. Та не стала возражать, новое место было лучше, расположено ближе к проходу.

– Вы меня не узнаете? – спросил мужчина у Марго. – А я вас сразу узнал. Мы с вами вместе летели в Питер. И вам на таможне стало нехорошо.

Наконец-то Марго тоже его вспомнила. Это был тот самый Серж с чудесным взглядом добрых карих глаз, который проявил к ней участие в ту страшную минуту, когда она узнала о предполагаемой смерти своего брата.

– Мне и сейчас не слишком-то хорошо, – призналась ему Марго. – Весь отпуск пришлось ловить магов и гоняться за медиумами.

– Да что вы? – рассмеялся кареглазый. – Надо же, как мы синхронно с вами выступаем. Представляете, моя подруга потребовала, чтобы мы сходили к гадалке, узнали свое будущее. И я как последний дурак прямо из аэропорта поперся вместе с ней к какой-то белой магине Глафире. Девица показалась мне полной бездарностью, но моя подруга поверила ей и порвала со мной, потому что та сказала, что от меня для нее исходит опасность. Представляете?

Марго кивнула.

Бывают же такие совпадения в жизни! Этот кареглазый отправился погадать к той самой Глафире, которая сыграла такую значительную роль в истории самой Марго. Поневоле начнешь думать, что судьбы некоторых людей бывают сплетены куда теснее, чем сами люди о том предполагают.