Глава 9

В комнатах меня ждет Таттерфелл, и ее жучьи глаза смотрят неодобрительно – она нашла штаны Кардана на моем диване.

– Значит, вот как ты живешь, – бурчит маленькая чертовка. – Червяк в коконе бабочки.

В ее брюзжании есть что-то уютно знакомое, но это не значит, что оно мне нравится. Отворачиваюсь, чтобы она не видела моего смущения из-за беспорядка. Не говоря уже о том, как это все выглядит со стороны и на какие мысли наводит.

Таттерфелл поклялась служить Мадоку, пока не отработает некий старый долг чести, а значит, не могла попасть сюда без его ведома. Может, она и заботилась обо мне с тех пор, как я была ребенком – расчесывала волосы, чинила платья и нанизывала на нитку ягоды рябины, чтобы меня не зачаровали, – но оставалась верна Мадоку. Думаю, по-своему она привязалась ко мне, но я никогда не путала ее чувства с любовью.

Вздыхаю. В моих покоях убрались бы дворцовые слуги, если бы я позволила, но тогда они мешали бы моему досугу или рылись в бумагах, не говоря уже про яды. Нет, лучше запереть дверь на запор и спать в грязи.

Из спальни доносится голос сестры:

– Ты рано вернулась. – Она показывается в дверях, держа в руках охапку нарядов.

«Кто-то, кому ты веришь, уже предал тебя».

– Как ты вошла? – спрашиваю я. Когда мой ключ проворачивался в замке, я ощутила легкое сопротивление. Запорный механизм потревожили. Меня учили воровскому искусству отмыкания дверей, и пусть я в нем не преуспела, но могу по крайней мере сказать, лазал кто-нибудь в замок или нет.

– О, – говорит Тарин и смеется. – Я притворилась тобой и сняла копию с твоего ключа.

Мне хочется пнуть ногой в стену. Наверняка все знают, что у меня есть сестра-близняшка. Наверняка всем известно, что смертные умеют лгать. Неужели нельзя было задать какой-нибудь каверзный вопрос, прежде чем предоставлять ей доступ в дворцовые покои? Честно говоря, я сама частенько лгу, и мне все сходит с рук. Трудно винить Тарин в том, что она поступает так же.

К несчастью, именно сегодня, когда Тарин вломилась в мои комнаты, на ковре валяются одежды Кардана и на низком столике – кучка окровавленных бинтов.

– Я попросила Мадока подарить остаток долга Таттерфелл тебе, – объявляет Тарин. – И принесла все твои платья, верхнюю одежду и украшения.

Я смотрю в чернильные глаза импа:

– Хочешь сказать, она будет шпионить за мной для Мадока?

Таттерфелл поджимает губы, и я вспоминаю, как больно она щипается.

– Какая ты противная и подозрительная девчонка. И тебе не стыдно говорить такое?

– Я благодарна тебе за те времена, когда ты была добра ко мне, – отвечаю я. – Если Мадок передал мне твой долг, считай, что он давно уплачен.

Таттерфелл недовольно хмурится:

– Мадок пощадил моего возлюбленного, когда по праву мог забрать его жизнь. Я дала обет, что буду сто лет служить ему, и этот срок почти на исходе. Не обесценивай моей клятвы. Неужели ты думаешь, что можешь перечеркнуть ее мановением своей руки?

Меня ранят ее слова.

– Ты жалеешь, что он отослал тебя?

– Пока нет, – отвечает Таттерфелл и возвращается к работе.

Иду в спальню и забираю со стола окровавленные тряпки Кардана, пока Таттерфелл не увидела. Оказавшись у камина, бросаю их в огонь. Пламя ярко вспыхивает.

– Итак, – обращаюсь к сестре, – что ты мне принесла?

Она указывает на кровать, где на измятых простынях разложены мои старые одежды. Странно видеть вещи, которыми я несколько месяцев не пользовалась. Их с одобрения Орианы покупал мне Мадок. Блузки, халаты, боевое облачение, дублеты. Тарин принесла даже домотканое платье, в котором я шныряла по Холлоу-Холлу, и одежду для тайных посещений мира смертных.

Смотрю на эти вещи и вижу человека, который и я, и одновременно не я. Ребенка, который ходил в школу и не думал, что то, чему там учат, для чего-нибудь пригодится. Девушку, которая хотела произвести впечатление на отчима, мечтала о месте при Дворе и верила – и верит до сих пор – в такое понятие, как честь.

Не уверена, что смогу во все это влезть.

Тем не менее вешаю одежды в шкаф рядом со своими черными камзолами. Внизу стоит единственная пара черных сапог.

Открываю коробку с драгоценностями. Сережки, подаренные на мой день рождения, золотой браслет, три кольца – одно с рубином, его преподнес мне Мадок на праздник кровавой луны, другое с его гербом, даже не помню, когда его получила, и тонкое золотое колечко, презентованное Орианой. Ожерелье из резного лунного камня, куски кварца, резная кость. Кольцо с рубином надеваю на палец левой руки.

– А еще я сделала несколько эскизов, – говорит Тарин, достает лист бумаги и устраивается на моей постели, скрестив ноги. Обе мы не великие художницы, но рисунок с моделью одежды понять не сложно. – Хочу отнести их своему портному.

Сестра изобразила меня в черных жакетах с высокими воротниками и юбках с разрезами по бокам, чтобы легче было двигаться. Плечи смотрятся так, словно они армированные; на нескольких набросках рукава блестящие, словно бы металлические.

– Размер они смогут снять с меня, – предлагает Тарин. – Тебе даже на примерки приходить не нужно.

Исподволь рассматриваю сестру. Тарин не любит конфликты. Со всеми ужасами и неурядицами нашей жизни она справляется очень просто – немедленно приспосабливается к ним, как те ящерицы-хамелеоны, что меняют окраску под окружающую среду. Она – человек, знающий, как одеваться и как себя вести, потому что внимательно изучает тех, с кем общается, и подражает им.

Тарин умеет подобрать наряд так, чтобы он содержал некое послание – даже ее рисунки предупреждают: «Держись от меня подальше, а не то отрублю тебе голову». Не то чтобы я не верю в ее стремление помочь, но с учетом того, что ее собственная свадьба уже не за горами, она тратит на меня слишком много времени.

– Ладно, – говорю я. – Чего ты хочешь?

– О чем ты? – изображая невинность, спрашивает она.

– Ты хочешь, чтобы мы снова стали подругами, – объясняю я. – Я это ценю. Хочешь, чтобы я пришла на твою свадьбу, и это здорово, потому что мне хочется на ней побывать. Но ты… ты делаешь для меня слишком много.

– Я умею быть милой, – отвечает она, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Жду. Некоторое время мы обе молчим. Знаю, что Тарин видела разбросанную на полу одежду Кардана и ни о чем в связи с этим не спросила. Мне уже тогда следовало догадаться, что она чего-то хочет.

– Хорошо. – Сестра вздыхает: – Дело не такое уж важное, но кое о чем мне хотелось бы с тобой поговорить.

– Только без шуток. – Я невольно улыбаюсь.

Тарин бросает на меня напряженный взгляд.

– Я не хочу, чтобы Локк был Магистром Увеселений.

– И я не хочу.

– Но ты же можешь что-то сделать! – Она теребит пальцами юбки. – Он жаждет драматических переживаний. И как Магистр Увеселений может разыграть все эти… даже не знаю, как их назвать… истории. Для него вечеринка не столько застолье с выпивкой, сколько событие, способное вызвать конфликт.

– Так… – Стараюсь сообразить, что это может сулить политике. Ничего хорошего.

– Ему хочется узнать, как я буду реагировать на то, что он делает, – говорит Тарин.

Это правда. Локку, к примеру, очень хотелось узнать, достаточно ли Тарин любит его, чтобы позволить ему ухаживать за мной, пока она рядом будет молча страдать. Думаю, ему интересно было узнать то же самое про меня, но я оказалась слишком обидчивой и колючей.

Тарин продолжает:

– Локк делает это и с Карданом. И с Кругами Двора. Он уже говорил с Жаворонками и Граклами, искал их слабые места, прикидывал, какие дрязги сумеет разжечь и каким образом.

– Локк может принести пользу Жаворонкам, – замечаю я. – Дать им тему для баллад. – Что касается Граклов, то если бы он мог тягаться с ними по части кутежей, то уже сделал бы это. Но у меня хватает ума не высказывать эту мысль вслух.

– Когда он рассказывает, все это кажется забавным, даже если речь идет о страшных вещах, – жалуется Тарин. – Но если Локк останется Магистром Увеселений… Он заведет любовниц и отдалится от меня. Я боюсь этого. Джуд, пожалуйста, сделай что-нибудь. Знаю, ты скажешь, что предупреждала меня, но все равно.

«У меня проблемы посерьезнее» – так и хочется ей сказать.

– Мадок почти наверняка сказал бы, что ты не должна выходить за него. И Виви, могу поспорить, сказала бы то же самое. Я даже не сомневаюсь, что они уже говорили тебе все это.

– Но ты ведь не беспокоишься, а все потому, что слишком хорошо меня знаешь. – Она качает головой. – Когда я с ним, чувствую себя героиней рассказа. Моего рассказа. А когда его рядом нет, все как-то не так.

Не знаю, что и делать. Можно, конечно, попенять на то, что она, Тарин, похоже, придумывает историю, в которой Локку отводит роль протагониста, а себе – его романтического увлечения, которое исчезает, когда она не появляется на странице.

Но я ведь знаю, что быть с Локком – значит чувствовать себя особенной, избранной, привлекательной. Думаю об этом сейчас, вспоминаю и не чувствую ничего.

Я, пожалуй, могла бы велеть Кардану отобрать у Локка титул, но Кардан возмутится, что я использую власть по такому личному и незначительному поводу. И это ослабит мои позиции. А Локк догадается, что лишился должности по моей вине, потому что я не скрываю своего недовольства, и поймет, что я имею на Кардана гораздо большее влияние, чем объяснимо с точки зрения здравого смысла.

А то, чего опасается Тарин, все равно случится. Локку не нужно быть Магистром Увеселений Верховного Короля, чтобы устроить какую-нибудь гадость; должность только позволяет ему действовать с большим размахом.

– Я поговорю с Карданом.

Она переводит взгляд на его разбросанные на полу вещи и улыбается.