Глава 28

Личная охрана Верховного Короля следует за нами на расстоянии. В голове у меня мелькают вопросы: как его отравили? Кто вложил кубок с ядом в его руку? Когда это случилось?

Схватив в коридоре слугу, я посылаю гонца за Бомбой и, если ее не найдут, за алхимиком.

– С тобой все будет в порядке, – заверяю я Кардана.

– Ты знаешь, – говорит он, повисая на мне, – это должно звучать утешительно. Но когда такое говорит смертный, это не то же самое, что слова из уст народа, не так ли? Для тебя это что-то вроде заклятия. Типа магии надежды. Ты твердишь, что я буду в порядке, потому что боишься, что не буду.

Какое-то время просто молчу. Потом говорю:

– Тебя отравили. Ты понимаешь это, верно?

Кардан не пугается.

– Ах, – вздыхает он. – Балекин.

Ничего не говорю. Только усаживаю его перед камином в моих покоях, оперев спиной о диван. В красивых одеждах на старом ковре, с лихорадочным румянцем на бледном лице, он выглядит странно.

Взяв меня за руку, Кардан прижимает мою ладонь к лицу.

– Забавно, не правда ли, что я смеялся над твоей смертностью, тогда как ты меня наверняка переживешь.

– Ты не умрешь, – настаиваю я.

– О, сколько раз мне хотелось, чтобы ты не лгала! Но сейчас сильнее всего.

Он начинает заваливаться на бок. Хватаю кувшин и наливаю полный стакан. Подношу к его губам:

– Кардан! Выпей как можно больше.

Не отвечает. Кажется, он вот-вот заснет.

– Нет! – Шлепаю его по щекам, сильнее и сильнее, пощечины уже больше похожи на настоящие удары. – Ты не должен спать.

Он открывает глаза и произносит заплетающимся языком:

– Я только немножко посплю.

– Если не хочешь закончить, как Северин из Фейрфолда, на века заключенный под стекло, к которому смертные выстраиваются в очередь, чтобы сняться на фоне его тела, не заснешь.

Кардан шевелится, стараясь выпрямить спину.

– Прекрасно, – соглашается он. – Говори со мной.

– Сегодня видела твою мать. Вся разодетая. Раньше встречалась с ней в Башне забвения.

– Интересуешься, не забыл ли я ее? – беспечно спрашивает он, и я довольна, что Кардан достаточно внимателен, чтобы ответить типичным для себя едким замечанием.

– Рада, что ты способен язвить.

– Надеюсь, эту способность я утрачу последней. Итак, расскажи мне о моей матери.

Пытаюсь придумать что-нибудь не совсем негативное. Решаю использовать только нейтральные фразы.

– Когда мы впервые встретились, я не знала, кто она. За освобождение из Башни она хотела продать мне кое-какую информацию. И боялась тебя.

– Хорошо, – говорит он.

Я удивленно поднимаю брови:

– Тогда каким образом она оказалась при твоем Дворе?

– Полагаю, я сохранил привязанность к ней, – признается он. Наливаю еще воды, и он пьет медленнее, чем хотелось бы. Сразу наливаю еще один стакан.

– А у меня столько вопросов к моей матери.

– И о чем бы ты спросила? – Слова сливаются в одно, но он выталкивает их изо рта.

– Почему она вышла за Мадока, – отвечаю я, показывая на стакан, который он послушно подносит к губам. – Любила ли его и почему сбежала. Была ли счастлива в мире людей. Действительно ли кого-то убила и спрятала тело на пожарище старого замка Мадока.

Вид у Кардана удивленный.

– Я всегда забываю эту часть истории.

Решаю сменить предмет беседы:

– А у тебя есть похожие вопросы к отцу?

– Почему я такой, как есть? – По его тону ясно, что он ожидает похожего вопроса от меня, а сам не сильно интересуется. – Настоящих ответов нет, Джуд. Почему я был жесток с народом? Почему ужасно вел себя с тобой? Потому что мог. Потому что мне это нравилось. Потому что в какие-то моменты, когда я вел себя отвратительнее всего, чувствовал себя сильным, а большую часть времени ощущал беспомощность, хотя был принцем и сыном Верховного Короля Эльфхейма.

– Это уже ответ, – замечаю я.

– Разве? – удивляется он и, помолчав, добавляет: – Ты должна выйти.

– Почему? – сердито спрашиваю я. Во-первых, это моя комната. Во-вторых, я спасаю ему жизнь.

Кардан торжественно смотрит на меня:

– Потому что сейчас я буду блевать.

Хватаю ведро, он забирает его у меня; тело Верховного Короля содрогается от рвотных спазмов. Содержимое его желудка похоже на кучку спутанной листвы, и меня пробирает дрожь. Не знала, что призрачная ягода на такое способна.

Раздается стук в дверь. Отперев, вижу запыхавшуюся Бомбу. Впускаю ее, и она идет прямо к Кардану, доставая на ходу небольшой пузырек.

– Вот. Это глина. Помогает при рвоте и связывает токсины.

Кардан кивает, берет пузырек, опрокидывает содержимое в рот и морщится:

– На вкус как грязь.

– Это и есть грязь, – подтверждает Бомба. – А теперь новости. На самом деле две. Когда мы попробовали схватить Гримсена, оказалось, что он успел исчезнуть из кузницы. Приходится признать худшее – он заодно с Орлаг. А еще мне дали это. – Она достает из кармана записку. – От Балекина. Хитро написано, но суть сводится к следующему: он предлагает тебе, Джуд, противоядие в обмен на корону.

– Корону? – Кардан открывает глаза. Я и не заметила, как он их закрыл.

– Хочет, чтобы ты принесла ее в сад, туда, где розовое дерево, – уточняет Бомба.

– Что случится, если Кардан не примет противоядие? – спрашиваю я.

Бомба касается щеки Кардана тыльной стороной ладони.

– Он – Верховный Король Эльфхейма, у него сила земли, чтобы справиться с ядом. Но он уже очень слаб. И я не уверена, что он знает, как это делается. Ваше Величество?

Кардан смотрит на нее с благосклонным непониманием:

– Что ты имеешь в виду? Я только что по твоему приказу набрал полный рот земли.

Размышляю о том, что сказала Бомба, о том, что знаю о способностях Верховного Короля.

«Вы наверняка заметили, что с тех пор, как началось его правление, острова переменились. Шторма наступают быстрее. Цвета стали более насыщенными, запахи резче».

Но все это произошло безо всяких усилий. Уверена, он и не заметил, как меняется земля, подстраиваясь под него.

«Взгляни на всех них, своих подданных, – месяц назад сказал он мне на празднике. – Какой стыд, что ни один из них не знает, кто на самом деле правит ими».

Если Кардан не считает себя на самом деле Верховным Королем, если он не позволяет себе принять высшую власть, то это моя вина. И если призрачная ягода его убьет, то это случится из-за меня.

– Я принесу противоядие, – заявляю я.

Кардан снимает с головы корону и некоторое время смотрит на нее, словно не может уразуметь, как она к нему попала.

– Если ты ее отдашь, Оук останется без короны. Хотя, если я умру, дело с преемственностью власти осложнится.

– Я тебе уже сказала, – напоминаю я. – Ты не умрешь. И я не собираюсь брать с собой эту корону. – Отхожу в сторону и произвожу кое-какие манипуляции с содержимым своих карманов. Надеваю плащ с глубоким капюшоном и другую маску. Я так зла, что даже руки трясутся. Ох уж эта призрачная ягода, для которой я когда-то была неуязвима благодаря неукоснительным занятиям митридатизмом. Если бы я продолжала принимать дозы, то могла бы обмануть Балекина, как некогда обманула Мадока. Но после заточения в море я лишилась своего преимущества, а ставки сейчас очень высоки. Я утратила иммунитет. Я уязвима для яда, как и Кардан.

– Останешься с ним? – спрашиваю у Бомбы. Она кивает.

– Нет, – возражает Кардан. – Она пойдет с тобой.

Качаю головой:

– Бомба разбирается в снадобьях. И знает магию. Она позаботится, чтобы тебе не стало хуже.

Кардан игнорирует мои слова и берет ее за руку.

– Лиливер, как твой король, я приказываю, – произносит он с большим достоинством, немного неуместным для того, кто сидит на полу возле ведерка, в которое только что блевал. – Отправляйся с Джуд.

Поворачиваюсь к Бомбе, но по ее лицу вижу, что она не посмеет ослушаться, потому что присягала ему и даже назвала свое имя. Он – ее король.

– Проклятье, – шепчу я то ли ей, то ли им обоим.

Я обещала, что быстро доставлю противоядие, но как трудно уйти, когда знаешь, что призрачная ягода в любой момент может остановить его сердце. Все еще держа корону в руке, он провожает нас обжигающим взглядом неестественно расширенных глаз.

Как и обещал, Балекин ждет в саду, возле дерева, цветущего серебристо-голубыми розами. Подойдя к нему, замечаю фигуры на небольшом удалении от места, где мы стоим, – придворные вышли на полуночную прогулку. Это значит, что он не сможет напасть на меня, но и я не смогу атаковать его.

По крайней мере, не придав это дело огласке.

– Ты очень сильно меня разочаровала, – начинает он.

Я так изумлена, что не могу удержаться от смеха.

– Вы имеете в виду, разочаровала тем, что не поддаюсь чарам. Да, понимаю, как сильно вы расстроились.

Балекин сверлит меня злобным взглядом, но сейчас рядом нет даже Вулсибера, чтобы пригрозить мне. Вероятно, из-за статуса посланника Королевства Подводного он считает себя неприкасаемым.

Сейчас я могу думать только о том, что он отравил Кардана, мучил меня, подтолкнул Орлаг к нападению на сушу. Я дрожу от гнева, но стараюсь сдержать злость, чтобы справиться с задачей, которая стоит передо мной.

– Ты принесла мне корону? – спрашивает он.

– Она здесь, неподалеку, – вру я. – Но мне хотелось бы видеть противоядие перед тем, как передать ее вам.

Из складок одежды Балекин достает бутылочку, почти такую же, как давал мне; ее я вынимаю из своего кармана.

– Меня казнили бы, если бы нашли этот яд, – говорю я, встряхивая склянку. – Вы ведь этого хотели, не так ли?

– Тебя еще могут казнить, – отзывается он.

– Вот что мы сделаем. – Я вынимаю пробку из бутылочки. – Я выпью яд, а вы дадите мне противоядие. Если оно сработает, я принесу корону и обменяю ее на ваш пузырек. Если нет, тогда я, наверное, умру, но вы потеряете корону навсегда. Выживет Кардан или нет, корона останется надежно спрятанной и будет считаться утраченной на протяжении десятилетий.

– Гримсен может выковать мне другую, – бурчит Балекин.

– Если это так, что мы здесь делаем?

Балекин кривится, а я соображаю, что, весьма возможно, маленький кузнец вовсе не с Орлаг. Может, он, столкнув нас лбами, попросту исчез, и, кроме этой, другой короны не будет.

– Ты украла у меня корону, – заявляет он.

– Это правда, – соглашаюсь я. – И верну ее, но не за так.

– Я не умею лгать, смертная. Если сказал, что отдам противоядие, значит, отдам. Достаточно моего слова.

Смотрю на него своим самым мрачным взглядом.

– Каждому известно, что нужно остерегаться сделок с народом. Вы обманываете на каждом шагу. Если у вас действительно есть противоядие, чем вам повредит, если я выпью яд? Мне думалось, это доставит вам удовольствие.

Балекин испытующе смотрит на меня. Представляю, как он разъярился, поняв, что колдовство на меня не действует. Должно быть, губы кусал, когда я уводила Кардана из зала. Было ли у него с собой противоядие? Рассчитывал ли он таким образом выманить у Кардана корону? Неужели он так самонадеян и не ожидает, что совет может стать у него на пути?

– Очень хорошо, – говорит он. – Одна доза – тебе, остальное – для Кардана.

Я вынимаю пробку, опрокидываю бутылочку в рот и, морщась, выпиваю все содержимое. Снова злюсь, вспоминая, как плохо себя чувствовала даже от маленьких доз отравы. И все напрасно.

– Чувствуешь, как призрачная ягода начинает разливаться в крови? На тебя она подействует быстрее, чем на кого-нибудь из нас. А ты приняла очень большую дозу. – Балекин наблюдает за мной с таким свирепым выражением на лице, что я уверена, он хотел бы оставить меня здесь умирать. И если бы мог оправдать свой уход, то так бы и сделал. В какой-то момент мне даже кажется, что он сейчас уйдет.

Но Балекин шагает ко мне и откупоривает бутылочку, которую держит в правой руке.

– Пожалуйста, не рассчитывай, что я отдам ее в твои руки, – говорит он. – Открой рот, как птичка, и я капну тебе лекарства. А потом ты отдашь мне корону.

Послушно разеваю рот и позволяю ему налить тонкую струйку горького, похожего на мед снадобья мне на язык. Затем отскакиваю от него, разрывая дистанцию, чтобы оказаться поближе ко входу во дворец.

– Довольна? – спрашивает он.

Выплевываю противоядие в ту бутылочку, что он мне дал и в которой раньше была призрачная ягода. Всего несколько минут назад я наполнила ее чистой водой.

– Что ты делаешь? – Балекин изумлен.

Затыкаю склянку и бросаю Бомбе, которая ловко хватает ее на лету. Потом она исчезает, предоставляя Балекину таращиться на меня.

– Ты что сделала? – В его голосе звучит угроза.

– Обманула вас, – говорю я. – Ввела в маленькое заблуждение. Вылила ваш яд и вымыла бутылочку. Вы все время забываете, что я выросла здесь и со мною тоже опасно заключать сделки. И, как вам известно, я умею лгать. Опять же, как вы однажды мне сказали, я очень ограничена во времени.

Балекин вытаскивает меч из ножен на боку. Это тонкий длинный клинок. Не думаю, что именно этим он фехтовал с Карданом в своей комнате в башне, но все может быть.

– На нас смотрят, – напоминаю я ему. – И я все еще сенешаль Верховного Короля.

Балекин оглядывается, видит поблизости группки придворных.

– Оставьте нас! – кричит он им. Мне и в голову не приходит, что кто-нибудь послушается его, но он привык быть принцем. Привык, что ему подчиняются.

И в самом деле, придворные растворяются в тенях деревьев, очищая место для своего рода дуэли, которую мы определенно не должны устраивать. Засовываю руку в карман и нащупываю рукоять ножа. Конечно, он не идет ни в какое сравнение с мечом. Как некогда объяснял мне Мадок, меч – это оружие войны, кинжал – орудие убийства. Лучше иметь нож, чем не иметь ничего, но больше всего мне сейчас хотелось бы держать в руках Закат.

– Предлагаете дуэль? – спрашиваю я. – Уверена, вы не захотите обесчестить свое имя поединком на неравноценном оружии.

– Думаешь, я поверю, что ты имеешь понятие о чести? – возражает он, и это обвинение, к сожалению, справедливо. – Ты трусиха. Как и тот мужчина, что вырастил тебя.

Балекин делает шаг навстречу и готов рассечь меня пополам вне зависимости от того, есть у меня оружие или нет.

– Мадок? – Я вытаскиваю нож. Он не маленький, но чуть ли не втрое короче клинка, направленного на меня.

– Это по плану Мадока мы должны были ударить на коронации. Это он предложил убрать Дайна, чтобы Элдред возложил корону на мою голову. Все это спланировал он, но остался Великим Генералом, а я отправился в Башню забвения. Он хотя бы пальцем пошевелил, чтобы помочь мне? Нет. Он склонил голову перед моим братом, которого презирает. И ты точно такая же, готова умолять, пресмыкаться, унижаться перед кем угодно, чтобы остаться у власти.

Сомневаюсь, что возведение Балекина на трон когда-нибудь входило в истинные планы Мадока, хотя он позволял Балекину в это верить. Я всю жизнь сдерживала и умаляла себя, надеясь найти приемлемое место в Эльфхейме, а потом, когда провернула величайший, крупнейший государственный переворот из всех, какие можно вообразить, мне приходилось скрывать свои способности еще тщательней.

– Нет, – возражаю я. – Это неправда.

Он изумлен. В Башне забвения, когда он еще был узником, я позволила Вулсиберу ударить меня. На дне моря делала вид, что совсем не обладаю чувством собственного достоинства. Балекин считал, что я должна относиться к себе так же, как относится он.

– Это вы склонили голову перед Орлаг вместо того, чтобы присягнуть родному брату, – говорю я. – Вы трус и предатель. Убийца собственной семьи. Но хуже всего то, что вы – дурак.

Балекин наступает на меня, оскалив зубы, и я, ранее успешно раболепствовавшая перед ним, понимаю, что обладаю еще одним талантом – доводить народ до белого каления.

– Давай, – рычит он. – Убегай, как трусиха.

Я делаю шаг назад.

«Убей принца Балекина». Думаю про слова Дулкамары, но не слышу ее голоса. Слышу свой собственный, охрипший от морской воды, ужаса, холода и одиночества.

В памяти всплывают давние слова Мадока: «А что такое спарринг, как не игра-стратегия в быстром темпе?»

Смысл схватки не в том, чтобы устроить красивый бой, а в победе.

Против меча я в невыгодном положении, очень невыгодном. И все еще слаба после заключения на дне моря. Балекин может тянуть время и ждать, когда я устану и не смогу увернуться от меча. А потом не спеша разрубит меня на кусочки. Мой единственный шанс – быстро сократить дистанцию. Надо проникнуть в глубь его обороны, и я не могу позволить роскошь себе проверить, насколько она эффективна. Возьму его с налета.

У меня только одна попытка, чтобы все сделать правильно.

Удары сердца громом отдаются в ушах.

Балекин делает выпад, я бью ножом, зажатым в правой руке, по основанию клинка возле крестовины, а левой захватываю его предплечье и выкручиваю, как делают при обезоруживании противника. Он сопротивляется захвату, а мой нож уже стремится к его горлу.

– Стой! – кричит Балекин. – Я сда…

Кровь из артерии хлещет мне на руку и на траву, заливает багрянцем нож. Балекин падает и вытягивается на земле.

Все произошло так быстро.

Слишком быстро.

Жду, что у меня наступит какая-нибудь реакция. Может, содрогнусь или почувствую отвращение. Или разрыдаюсь. Все, что угодно, только бы не вести себя вот так – оглядываться, убеждаясь, что никто не видел, вытирать нож о землю, а руки о его одежду, и убираться прочь, пока не явилась стража.

«Ты настоящая убийца», – сказала Дулкамара.

Напоследок оглядываюсь. Глаза Балекина все еще открыты и смотрят в никуда.

Когда возвращаюсь в свои покои, Кардан сидит на диване. Ведро исчезло, Бомба тоже.

С ленивой улыбкой он смотрит на меня:

– Твое платье. Ты его снова надела.

Растерянно смотрю на него, не в силах охватить умом последствия того, что я сделала. Не представляю, как рассказать об этом Кардану. Но платье на мне все то же – из грецкого ореха, полученного от Матушки Мэрроу. На рукаве теперь пятна крови, но оно прежнее.

– Что-нибудь случилось? – спрашиваю я.

– Я не знаю, – отвечает он озадаченно. – А должно было случиться? Я даровал то, что ты хотела. Твой отец в безопасности?

Даровал?

Мой отец?

Мадок. Конечно. Мадок угрожал мне, Мадок чувствует отвращение к Кардану. Но что он сделал и какое это имеет отношение к платью?

– Кардан, – говорю я, стараясь вести себя как можно более спокойно. Диван у меня не маленький, но на нем лежат его длинные ноги, накрытые одеялами, а под них еще подсунуты подушки. Как бы я ни старалась присесть, все равно получается слишком близко к нему. – Ты должен рассказать мне, что здесь произошло. Последний час я тут не появлялась.

Его лицо становится тревожным.

– Пришла Бомба с противоядием, – начинает он. – Сказала, что ты идешь сразу за ней. У меня еще сильно кружилась голова, а тут явился стражник и сообщил, что случилось нечто чрезвычайное. Она вышла узнать. А потом вошла ты, как она и предупреждала. Ты сказала, что у тебя есть план…

Он смотрит на меня, будто ждет, что я сама закончу рассказ. Но я, конечно, не могу этого сделать.

Секунду спустя он закрывает глаза и качает головой:

– Тарин.

– Не понимаю, – говорю я, потому что не хочу понимать.

– Твой план состоял в том, что ваш отец собирается забрать половину армии, но, чтобы действовать независимо, ему нужно освободиться от присяги перед короной. На тебе был один из твоих камзолов – тот, который ты всегда носишь. И эти странные сережки. Полумесяцы и звезды. – Он качает головой.

Меня пробирает холодная дрожь.

В мире смертных, детьми, мы с Тарин менялись местами, чтобы подшучивать над матерью. Даже в Фейриленде изображали одна другую, желая посмотреть, что из этого выйдет. Заметит ли преподаватель разницу? А Ориана? Мадок? Оук? А как насчет великого и могучего принца Кардана?

– Но как ей удалось тебя уговорить? – восклицаю я. – У нее нет власти. Она может выдать себя за меня, но не способна заставить тебя…

Он подпирает голову ладонью с длинными пальцами.

– Она не приказывала мне, Джуд. И ей не пришлось прибегать к магии. Я доверяю тебе. И я тебе доверился.

А я доверяла Тарин.

Пока я убивала Балекина, пока Кардан лежал отравленный и беспомощный, Мадок сделал свой ход против короны. Против меня. И сделал это с помощью своей дочери Тарин.