Глава 2

Балекин заключен в Башню забвения в самой северной части Инсуила, Острова скорби. Инсуил – один из трех островов Эльфхейма, соединенный с Инсмиром и Инсмуром грядами скал и лоскутами земли, населенными только немногочисленными пихтами, серебристыми оленями и редко встречающимися представителями древесного народа. Весь путь от Инсмира до Инсуила можно пройти пешком, если вы не прочь попрыгать с камня на камень, в одиночку прогуляться по Молочному лесу и, возможно, даже промокнуть.

Меня эти удовольствия не прельщают, поэтому решаю ехать верхом.

Я – сенешаль Верховного Короля, и к моим услугам королевские конюшни. Наездница из меня никакая, поэтому выбираю покладистую на вид темную лошадку с гривой, заплетенной в косички, вероятно магические.

Вывожу ее из стойла; конюх-гоблин несет уздечку с удилами.

Прыгаю на лошадь и направляю ее к Башне забвения. Смотрю, как об утесы разбиваются волны. В воздухе висит туман из мельчайших соленых брызг. Инсуил – непривлекательный остров; обширные пространства его лишены растительности, повсюду только черные камни и природные бассейны, в прилив наполняющиеся водой, да еще башня, пронизанная жилами холодного железа.

Привязываю лошадь к одному из черных металлических колец, торчащих из камней башни. Лошадка нервно ржет, хлещет себя хвостом по крупу. Касаюсь ее морды ладонью в расчете на то, что это немного успокоит животное.

– Я ненадолго, а потом уберемся отсюда, – обещаю лошади, жалея, что не спросила у конюха, как ее зовут.

Стучусь в тяжелую деревянную дверь, нервничая при этом не меньше лошади.

Дверь отворяет большое волосатое существо. На нем прекрасно сработанный пластинчатый доспех, из щелей которого торчат клочья светлой шерсти. Очевидно, что это солдат; они привыкли обращаться со мной уважительно, как с дочерью Мадока, но теперь обращение может измениться на противоположное.

– Я – Джуд Дуарте, сенешаль Верховного Короля, – объявляю ему. – Приехала по делам короны. Впусти меня.

Страж делает шаг в сторону, распахивает дверь, и я попадаю в темную прихожую Башни забвения. Мои смертные глаза медленно и плохо привыкают к недостатку света. В отличие от фейри, я не умею видеть в почти полной темноте. Здесь еще по крайней мере три стража, но мне удается различить только их смутные очертания.

– Полагаю, ты пришла повидаться с принцем Балекином, – раздается голос за спиной.

Ужасное чувство, когда с тобой разговаривает кто-то невидимый, но я, собравшись с духом, киваю.

– Отведите меня к нему.

– Вулсибер, – произносит голос. – Отведи ее.

В Башню забвения заточают тех из Воздушного народа, кого монарх хочет вычеркнуть из памяти Двора, поэтому она так называется. Большую часть преступников наказывают замысловатыми проклятиями, трудновыполнимыми заданиями или другими формами прихотливого правосудия фейри. Чтобы попасть сюда, надо по-настоящему насолить какой-нибудь важной персоне.

Стражники в основном набираются из солдат, которым это унылое и уединенное место подходит по темпераменту; попадают сюда и те, которых командиры решили приучить к смирению. К какой группе относятся эти сливающиеся с темнотой фигуры, определить невозможно.

Вулсибер подходит ко мне, и я узнаю в нем солдата, открывшего дверь. На вид, судя по тяжелым надбровным дугам и длинным рукам, он наполовину тролль.

– Веди, – приказываю я.

Страж отвечает мне суровым взглядом. Не знаю, что во мне троллю не нравится – моя смертность, положение или то, что я вторгаюсь вечером. Я не спрашиваю. Просто следую за ним по каменным ступеням вниз, в сырую, пахнущую минералами темноту. Воздух пропитан невыносимой вонью – смесью запахов подземелья, гнили и каких-то грибов.

Темнота становится непроглядной, и я останавливаюсь, боясь споткнуться.

– Зажги лампу.

Вулсибер придвигается поближе, дышит мне в лицо, и я чувствую запах мокрой листвы.

– А если не зажгу?

В руке у меня оказывается тонкий кинжал, выскользнувший из ножен в рукаве. Вдавливаю острие в его бок, под ребра.

– Тебе лучше не знать, что тогда будет.

– Но ты же не видишь, – возражает он, чувствуя себя посрамленным из-за того, что я не очень-то напугана.

– Может, я люблю, когда света чуть больше, – спокойно говорю я, хотя сердце бешено колотится, а ладони начинают потеть. Если предстоит схватка на лестнице, лучше ударить быстро и наверняка, потому что второй возможности не представится.

Вулсибер отодвигается от меня и моего кинжала. Слышу его тяжелые шаги по ступеням и прикидываю, как мне спускаться вслепую. Но потом загорается факел, отбрасывающий зеленый свет.

– Ну? – бросает тролль. – Ты идешь?

Лестница минует несколько камер – некоторые пусты, в других заключенные сидят достаточно далеко от решеток, и факел не освещает их. Рассмотреть удается только последнего.

На черных волосах принца Балекина лежит венец – свидетельство его королевского происхождения. Он в заточении, но отнюдь не выглядит расстроенным. Сырые камни пола покрыты тремя коврами. Он сидит в резном кресле и смотрит на меня из-под нависших бровей яркими, как у филина, глазами. На изящном столике высится золотой самовар. Балекин поворачивает краник, и хрупкая фарфоровая чашка наполняется ароматным дымящимся чаем. Запах напоминает мне морские водоросли.

Но как бы элегантно Балекин ни выглядел, он все же в Башне забвения, а над его головой на стене прилепилось несколько мотыльков, горящих алым светом. Когда принц пролил кровь старого короля, капли ее превратились в мотыльков, которые на несколько потрясающих мгновений взмыли в воздух, а потом вроде бы умерли. Я думала, они все пропали, но, похоже, некоторые следуют за ним до сих пор, напоминая о грехах.

– Наша леди Джуд из Двора теней, – произносит принц, словно пытаясь очаровать меня. – Могу я предложить тебе чашечку чая?

В одной из соседних камер происходит какое-то движение. Представляю, как в мое отсутствие здесь проходят чаепития.

Мне не нравится, что принцу известно о Дворе теней и моей причастности к нему, но я не сильно удивлена – принц Дайн, наш наниматель и руководитель нашей шпионской группы, был братом Балекина. И если Балекин знал о Дворе теней, то, возможно, разузнал и о том, что один из нас украл Кровавую корону и передал в руки моего брата, чтобы тот возложил ее на голову Кардана.

У Балекина есть все основания не особо радоваться моему визиту.

– К сожалению, от чая должна отказаться, – отвечаю я. – Надолго не задержусь. Вы отправили Верховному Королю кое-какую корреспонденцию. Что-нибудь насчет соглашения? Или сделок? Я здесь для того, чтобы от его имени выслушать все, что вы пожелаете сказать.

Улыбка его становится кривой, а потом просто безобразной.

– Думаешь, превратила меня в ничтожество? – говорит он. – Но я, даже находясь здесь, остаюсь принцем Фейриленда. Вулсибер, не мог бы ты придержать сенешаля моего братца и врезать по ее хорошенькому личику?

Следует удар открытой ладонью, более быстрый, чем я ожидала; звук пощечины ошеломляюще звонок. Лицо пронзает болью, и я прихожу в ярость.

В правую руку снова прыгает кинжал, такой же оказывается и в левой.

На роже у Вулсибера появляется азартное выражение.

Гордость велит сражаться, но он крупнее меня, и место троллю знакомо. Это будет не просто учебный бой. И все же желание превзойти его, стереть самодовольное выражение с наглой физиономии переполняет меня.

Почти переполняет. «Гордость для рыцарей, – напоминаю себе, – а не для шпионов».

– По хорошенькому личику, – выговариваю я, медленно пряча кинжалы. Касаюсь пальцами щеки. Вулсибер ударил достаточно сильно, и мои собственные зубы поранили щеку изнутри. Сплевываю кровь на каменный пол. – Вы мне льстите. С короной я обвела вас вокруг пальца, поэтому считаю, что вы имеете право на сильные эмоции. Особенно если они сопровождаются комплиментом. Только не испытывайте мое терпение еще раз.

Вулсибер внезапно теряет всю свою уверенность.

Балекин отхлебывает из чашки.

– Ты говоришь очень дерзко, смертная девочка.

– Почему бы и нет? – спрашиваю я. – Говорю от имени Верховного Короля. Думаете, ему интересно отрываться от удовольствий и тащиться сюда из дворца, чтобы пообщаться с братом, от руки которого он принял страдания?

Принц Балекин наклоняется в своем кресле:

– Любопытно, что это ты имеешь в виду.

– А мне любопытно, какое сообщение вы хотели бы передать Верховному Королю.

Балекин рассматривает меня. Без сомнения, одна щека у меня горит. Он делает еще глоток чаю.

– Я слышал о смертных, что для них чувство влюбленности сродни чувству страха. Твое сердце бьется быстрее. Ощущения обостряются. Голова кружится, как у пьяного. – Он смотрит мне в глаза. – Это так? Это многое объяснило бы про таких, как ты, если возможно спутать два столь разных чувства.

– Никогда не влюблялась, – возражаю я, стараясь, чтобы голос не хрипел.

– И опять же, ты умеешь лгать, – продолжает Балекин. – Понимаю, Кардан счел это полезным. И Дайна тоже понимаю. С его стороны было умно включить тебя в эту маленькую банду неудачников. И очень умно – догадаться, что Мадок тебя в любом случае пощадит. Что бы ты ни говорила о моем брате, но сентиментальностью он не страдал. Я со своей стороны о тебе почти не думал, а если и вспоминал, то лишь в связи с тем, как с твоей помощью подстрекать Кардана. Но у тебя оказалось то, чего никогда не было у моего брата, – амбиции. Если бы я это вовремя понял, то носил бы сейчас корону. Но, думаю, ты меня тоже недооцениваешь.

– Вот как? – Эти слова мне отчаянно не нравятся.

– Я не отправлю с тобой послание Кардану. Оно дойдет другим путем, и дойдет очень скоро.

– Значит, вы тратите свое и мое время, – говорю я сердито. Проделала такой путь, перенесла пощечину, испугалась – и все зря.

– Ах, время, – тянет он. – Только тебе, смертная, есть до него дело. – Принц кивает Вулсиберу: – Можешь увести ее.

– Идем, – рычит страж, невежливо подталкивая меня к ступенькам. Начиная подъем, оглядываюсь на Балекина; лицо его кажется суровым в зеленом свете факела. Он так сильно похож на Кардана, что мне становится тревожно.

Мы уже на полпути вверх, когда сквозь решетку протягивается рука с длинными пальцами и хватает меня за лодыжку. Испугавшись, я поскальзываюсь и растягиваюсь на ступеньках, исцарапав ладони и ударившись коленками. Старая рана в левой ладони начинает пульсировать. Едва удерживаюсь, чтобы не покатиться по каменным ступеням вниз.

Прямо перед собой вижу худое лицо женщины-фейри. Хвост ее обвивается вокруг прутьев решетки. Короткие рожки загибаются ото лба к темени.

– Я знавала твою Еву, – говорит она, и глаза мерцают во мраке. – Знавала твою мать. И многие из ее маленьких секретов.

Вскакиваю на ноги и что есть духу бросаюсь по ступенькам вверх; сердце рвется из груди, и я едва успеваю сбавить ход, чтобы в темноте не налететь на Вулсибера. Судорожно хватаю ртом воздух: дыхание сбилось, и легкие начинают стонать.

На верху лестницы останавливаюсь и кладу израненные ладони на грудь, стараясь прийти в себя.

– О, совсем забыла, – говорю Вулсиберу, когда дыхание немного успокаивается. – Верховный Король передал мне свиток с распоряжениями. Там некоторые изменения относительно условий обращения с его братом. Свиток снаружи, в седельной сумке. Если можешь проводить меня…

Вулсибер вопросительно смотрит на стража, который отправил его со мною к Балекину.

– Только быстро, – изрекает фигура, больше похожая на тень.

И Вулсибер сопровождает меня через дверь, ведущую из Башни забвения. Залитые лунным светом черные камни сверкают от покрывающих их поверхность брызг и отложений соли, словно засахаренные фрукты. Пытаюсь сосредоточить внимание на стражнике, а не на имени матери, которое не слышала столько лет, что не сразу поняла, почему оно так важно для меня.

Ева.

– У этой лошади только уздечка да удила, – говорит Вулсибер, хмуро разглядывая животное, привязанное у стены. – А ты сказала…

Вонзаю ему в руку булавку, спрятанную в ткани камзола.

– Я солгала.

Требуется усилие, чтобы подтащить его и перекинуть через спину лошади. Она обучена военным командам, умеет становиться на колени, и это помогает. Стараюсь действовать как можно быстрее из опасения, что еще один стражник придет проверить, как у нас дела, но мне везет. Никто не появился, а мы уже верхом и едем.

Еще одна причина ездить, а не ходить в Инсуил: никогда не знаешь, что потребуется оттуда забрать.