Джульетта

– Смотри, рыба! – я кидаюсь к воде, но Кенджи обхватывает меня за талию и тянет назад.

– Вода отвратительная, нечего к ней подходить!

– Как? Почему? – я все еще показываю пальцем. – Ты разве рыбу не заметил? Я сто лет рыбу в океане не видела!

– Ну, значит, дохлая плавает!

– Не может быть! – я прищуриваюсь, вглядываясь в водную гладь.

– Точно, дохлая.

Мы оглядываемся. Это первые слова, которые Назира произнесла за утро. Она молча слушала и наблюдала с неестественным спокойствием, причем в основном за своим братом. Странно, почему я интересовала ее меньше, чем Хайдер. Я так и не поняла, зачем они пожаловали. Допустим, им интересно, кто я – это логично, – но не только же из любопытства они проделали такой путь! А непонятное напряжение между братом и сестрой вызывало недоумение и тревогу.

Я жду, что Назира скажет что-нибудь еще. Но она молчит, глядя на брата, который стоит с Уорнером поодаль, и они что-то обсуждают. Вместе они представляют интересное зрелище.

Уорнер сегодня одет в темно-красный, как кровь, костюм. Ни галстука, ни пальто, хотя погода холодная: под пиджаком только черная рубашка, а на ногах – черные ботинки. Он сжимает ручку портфеля и в той же руке пару перчаток; щеки порозовели от мороза. Ветер треплет волосы Хайдера, превращая их в изменчивое черное пятно на фоне серого утреннего света. На нашем госте узкие черные брюки и вчерашняя рубашка из цепочек под длинным синим бархатным пальто, причем Хайдер будто не чувствует ледяного ветра, отдувающего полы и открывающего взгляду крепкую, очень загорелую грудь, – не сомневаюсь, эффект тщательно просчитан. Высокие и стройные, они идут по пустынному пляжу, оставляя на песке рифленые следы. От них невозможно отвести глаз, правда, на мой вкус, они слишком наряжены для простой прогулки.

Скрепя сердце я готова признать, что Хайдер не менее красив, чем его сестра, несмотря на странную неприязнь к нормальным рубашкам. Он хорошо знает, что красив, и самоуверенность работает против него. Впрочем, это неважно: меня интересует лишь юноша, идущий рядом с Хайдером… И тут Кенджи одним махом возвращает меня с небес на землю.

– Пожалуй, нам пора на базу, Джей, – сообщает он, глядя на часы, которые лишь недавно стал носить. – Каслу приспичило с тобой поговорить.

– Опять?

Кенджи кивает.

– А мне нужно спросить девчонок, что у них получается с Джеймсом, помнишь? Касл ждет отчета. Кстати, Уинстон и Алия вроде бы починили наконец твой костюм, к тому же у них готов новый дизайн – посмотри по возможности. Я знаю, ты еще не всю почту разобрала, но, может, потом…

– Эй, – говорит Назира, подходя к нам. – Если вы уходите, не дадите ли мне разрешение побродить по сектору одной? – Она улыбается мне. – Я не была здесь больше года, хочу посмотреть, что изменилось.

– Конечно, – улыбаюсь я в ответ. – Обратитесь к дежурному солдату. Назовитесь, а я попрошу Кенджи отправить им мое предварительное разрешение…

– Слушай, а может, я тебя по сектору проведу? – Кенджи сияет, как медный грош. – Тут все здорово изменилось! Буду рад стать твоим гидом.

Назира колеблется.

– Ты же только что сказал, что у тебя много дел?

– Что? Какие дела? – смеется он. – Никаких дел. Я весь в твоем распоряжении, делай со мной что хочешь, буквально.

– Кенджи!

Он толкает меня в спину, и я вздрагиваю, бросая на него тяжелый взгляд.

– Гм, о’кей, – говорит Назира. – Может, потом, если у тебя будет время…

– У меня сейчас как раз есть время, – заявляет Кенджи, расплываясь в идиотской улыбке. Не представляю, как спасти его от него самого. – Пошли? – предлагает он. – Можем начать отсюда – я проведу тебя вдоль бараков, если хочешь, или погуляем по ничейной территории, – пожимает он плечами. – Как пожелаешь, только скажи.

Назира, глядевшая на Кенджи с таким выражением, будто вот-вот изрубит его на мелкие кусочки для рагу, вдруг интересуется:

– А разве ты не из охраны? – уточняет она. – Ты обязан оставаться при своем командире, пока она благополучно не вернется на базу.

– Ой, да нормально она вернется! – торопится этот болван. – К тому же при нас эти парни, – он машет на следовавших за нами шестерых солдат. – Пасут ее все время, глаз не сводят.

Я со всей силы щиплю его за бок. Кенджи чуть не всхлипывает и оборачивается.

– Да тут до базы идти пять минут! – возмущается он. – Дойдешь или как?

Я меряю его взглядом.

– Конечно, дойду, – громким шепотом говорю я. – Я не поэтому злюсь. У тебя миллион дел, а ты выставляешь себя дураком перед девушкой, которой не нравишься!

Кенджи отступает с уязвленным видом:

– Почему ты вечно стараешься меня задеть, Джей? Где твой вотум доверия? Где любовь и опора в трудный час? Мне не помешала бы группа поддержки!

– Вы не забыли, что я вас слышу? – Назира наклоняет голову набок, скрестив руки на груди. – Я вообще-то еще здесь стою!

Сегодня она выглядит еще ослепительнее – волосы скрываются под шелковой повязкой, которая горит на солнце расплавленным золотом. Наряд довершает сложной вязки красный свитер, черные из текстурной кожи легинсы и черные высокие ботинки на стальной платформе. На обеих руках по-прежнему сверкают массивные золотые перстни-кастеты. Вот жаль, что нельзя спросить, где она достает такую одежду!

Только когда Назира кашляет, я спохватываюсь, что мы с Кенджи пялимся на нее неприлично долго. Она опускает руки и шагает нам навстречу, улыбаясь – вполне нормально – Кенджи, который, по-моему, вообще перестал дышать.

– Слушай, – негромко начинает она, – ты очень милый. У тебя прекрасное лицо. Но этого, – она показывает на него и на себя, – не будет.

Кенджи будто не расслышал.

– Ты считаешь, у меня прекрасное лицо?!

Назира хохочет и одновременно хмурится. Показывая ему средние пальцы, она бросает:

– Пока.

Поворачивается и уходит. Кенджи ничего не говорит, жадно, не отрываясь, глядя ей вслед. Я треплю его по плечу, стараясь, чтобы голос звучал сочувственно:

– Все будет хорошо. Поворот от ворот – конечно, непри…

– Обалдеть!

– Кхе… что?

Кенджи оборачивается ко мне:

– Я давно подозревал, что у меня прекрасное лицо, но теперь точно знаю – я красавец! И это так окрыляет!

– Знаешь, мне не нравится эта твоя черта…

– Не надо, – Кенджи пальцем прижимает мне нос, – не ревнуй.

– Я не…

– Я тоже заслуживаю счастья! – Кенджи вдруг замолкает. Улыбка исчезла, смех затих. Несколько секунд парень стоит печальный. – Хотя бы на один день!

У меня сжимается сердце.

– Эй, – мягко говорю я, – ты заслуживаешь стать самым счастливым на свете.

Кенджи проводит рукой по волосам и вздыхает.

– Ага. Только вот…

– Ей же хуже, – говорю я.

– Она еще вполне прилично меня послала…

– Назира тебя плохо знает, – утешаю я. – Ты же просто неотразим!

– Знаю, знаю и не устаю говорить об этом людям!

– Люди глупы, – пожимаю я плечами. – По-моему, ты классный.

– Да?

– Ну конечно, – я беру его под руку. – Умный, веселый, добрый и…

– Красивый, – подсказывает Кенджи. – Не забудь, красивый!

– И очень красивый, – киваю я.

– Лестно слышать, но ты мне не настолько нравишься.

У меня отвисает челюсть.

– Сколько раз тебе повторять: не влюбляйся в меня.

– Эй! – отпрянула я. – Ты знаешь кто?

– Я классный.

– Как посмотреть.

Кенджи хохочет:

– Ладно-ладно. Хочешь вернуться?

Я вздыхаю и гляжу вдаль.

– Я бы еще погуляла. Мне многое надо обдумать, разобраться…

– Понял, – сочувственно смотрит на меня Кенджи. – Ну, думай.

– Вот спасибо…

– Ты не против, если я пойду? Шутки шутками, но дел по горло.

– Иди, все нормально.

– Точно? Ты сама справишься?

– Справлюсь, справлюсь, – ворчу я и пихаю его в спину. – Отлично справлюсь. Я все равно не бываю одна, – указываю я на сопровождение. – Вон, парни за мной присмотрят.

Кенджи кивает, коротко сжимает мне локоть и бежит обратно на базу.

Через несколько секунд я остаюсь одна. Вздохнув, я поворачиваюсь к воде, ковыряя мыском песок.

В мыслях царит хаос.

Я разрываюсь между волнениями и тревогами, чувствую себя в ловушке страха перед неминуемым провалом в качестве руководителя и дурных предчувствий насчет загадочного прошлого Уорнера. Сегодняшний разговор с Хайдером все только усугубил. Меня задело, как его шокировало, что Уорнер не счел нужным рассказать мне о семьях (и детях), с которыми вырос. Сколького же еще я не знаю? Сколько секретов еще предстоит вытащить на свет?

Когда я смотрю ему в глаза, я не сомневаюсь в своих чувствах, но иногда общение с Уорнером как удар хлыстом. Он настолько не привык делиться элементарными переживаниями, что каждый день меня подстерегают новые открытия. Не все плохие – большая часть того, что я узнаю, заставляет меня любить Уорнера еще сильнее, однако даже безобидные новости порой ставят меня в тупик.

На прошлой неделе я застала его в кабинете за прослушиванием старой виниловой пластинки. Я уже видела его коллекцию – у Уорнера гора пластинок, выданных Оздоровлением вместе со старыми книгами и произведениями искусства (ему полагалось разобраться и решить, что оставить, а что уничтожить). Но я никогда не видела, чтобы он просто сидел и слушал музыку.

В тот день он не заметил, как я вошла. Он сидел неподвижно, глядя в стену, и слушал, как я позже выяснила, Боба Дилана. Я заходила в кабинет спустя несколько часов, когда Уорнер уже ушел, не в силах побороть любопытство – Уорнер слушал одну и ту же песню, переставляя иглу всякий раз, когда заканчивалась дорожка, и мне хотелось посмотреть какую. Оказалось, композицию «Like a Rolling Stone».

Я промолчала, решив подождать, не расскажет ли он сам, в чем дело. Но Уорнер вообще не коснулся этой темы, даже когда я спросила, что он делал днем. Это не было ложью, но умолчание заставило меня гадать, почему он таится от меня.

Содрать бы покровы, окутывающие его биографию: хочу знать и плохое, и хорошее, вытащить наружу его секреты и покончить с ними раз и навсегда, потому что сейчас мое воображение опаснее любого из его признаний. Но я не знаю, как это сделать.

К тому же сейчас столько перемен, мы заняты с утра до вечера; подумать о своем не хватает времени. Я даже не могу внятно ответить, куда сейчас движется наше Сопротивление. Меня волнует тревога Касла, тайны Уорнера, дети других верховных главнокомандующих.

Я глубоко вдыхаю и шумно выдыхаю, глядя на воду в попытке очистить ум и сосредоточиться на текучих движениях океанской глади.

Всего три недели назад я чувствовала себя сильнее, чем за всю жизнь: я наконец научилась пользоваться своей силой, умерять ее и усиливать, а самое важное – включать ее в нужный момент, а в другое время отключать. Я же раздробила Андерсону ноги, даже не коснувшись его, и стояла не дрогнув под свинцовым градом, когда солдаты опустошали магазины своих автоматов! Я была неуязвимой.

Но новая должность мне не по плечу. Оказывается, политика – это наука, которую я не понимаю. Убивать, разрушать, стирать с лица земли – это я все умею. Распалиться и ввязаться в бой – тоже. Но терпеливо разыгрывать странные шахматные партии с группкой незнакомцев с разных континентов?

Господи, насколько проще было бы кого-нибудь пристрелить!

Я медленно возвращаюсь на базу – в тенниски набился песок. Меня бросает в дрожь при мысли, какой разговор заведет Касл, но я уже слишком далеко зашла. Дел предстоит великое множество, и единственный способ разобраться с этой историей – пойти до конца. Придется выдержать, что бы там ни было. Со вздохом я сжимаю и разжимаю кулаки, чувствуя, как сила входит и уходит из тела. В этом скрыто странное наслаждение – разряжать себя произвольно, когда захочется. Приятно ходить целыми днями, когда сила во мне спит. Приятно нечаянно коснуться Кенджи, не боясь навредить. Подхватываю пригоршни песка и включаю силу: зажатый в кулаке песок превращается в прах. Отключаю силу: песок сеется из кулака, оставляя на ладони мельчайшие вмятинки.

Бросаю песок и отряхиваю ладони, щурясь на утреннее солнце. Оглядываюсь в поисках солдат, которые всегда следуют за мной, как тени, и вдруг никого не оказывается рядом. Странно, я их видела минуту назад.

И тут я почувствовала

точно взорвавшуюся в спине.

Острая, пронзительная, неистовая, она на мгновение ослепляет. Я в ярости оборачиваюсь, но гнев сразу отходит на второй план, и чувства притупляются, хотя я и цепляюсь за них. Судорожно собираю энергию, даже завибрировав от электрикума, и поражаюсь собственной глупости – надо же, забыть снова «включиться» и так расхаживать по открытой территории! Так увлечься невеселыми раздумьями! Пуля в лопатке лишает меня возможности действовать, но я, пересиливая боль, стараюсь разглядеть, кто на меня напал.

Поздно.

Другая пуля ударяет в бедро, но я уже «включилась», поэтому она отскакивает, не причинив большого вреда. Энергия слабеет с каждой минутой – наверное, из-за кровотечения. Я вне себя от досады, как быстро и легко меня вывели из игры.

Я спотыкаюсь на песке, когда пытаюсь ускорить шаг. Убийца может быть где угодно – и кем угодно, а я даже не знаю, куда смотреть. Неожиданно в меня попадают еще три пули – в живот, запястье и грудь. Они отскакивают, но кровь все равно идет. От пули, засевшей в спине, по телу расходятся стрелы слепящей боли, я не могу вздохнуть широко открытым ртом. Боль такой силы, что я невольно думаю – может, это особый пистолет и уже придумали особые пули…

Я издаю едва слышный звук, когда с размаху падаю на колени и они уходят в песок. Я уже не сомневаюсь, что пули смазаны ядом, то есть даже поверхностные ранки смертельно опасны…

Я падаю – закружилась голова – спиной на песок. Перед глазами все мечется, не могу понять, что вижу. Губы немеют, кости становятся мягкими, кровь, моя кровь хлещет быстро и странно, и я начинаю смеяться, разглядев в небе птицу – не одну, а целую стаю, и вот они летят, летят, летят…

И вдруг я не могу дышать.

Кто-то хватает меня за шею и тянет назад. Задыхаюсь, выплевывая легкие, не чувствую языка и брыкаюсь в песке так яростно, что с ног слетают тенниски. Подступает смерть – как скоро, как скоро, я все равно была слишком уставшей, но тут…

На шею ничего не давит.

Рука мгновенно исчезает.

Кашляя, хватаю ртом воздух. Песок в волосах и на зубах. Я снова различаю краски и птиц, целую стаю птиц, оборачиваюсь – и…

Что-то ломается, судя по звуку, кость. На секунду зрение становится четким, и мне удается разглядеть то, что передо мной. Вернее, кого-то. Я щурюсь, судорожно сглатываю пересохшим ртом, готовая проглотить свои щеки. Наверное, это все действие яда, но нет – это Назира, удивительно красивая, стоит передо мной и сжимает руками странно длинную, вялую шею человека, который мешком валится на песок.

Она подхватывает меня на руки, как ребенка.

– Какая ты сильная и красивая, – бормочу я. – Такая сильная… Я хочу быть как ты…

А Назира отвечает «шшш» и говорит, что со мной все будет в порядке.

И уносит меня.