«О военном деле» (“De re militari”) – организация и тактика кампании

Диаметральной противоположностью трактату «О стычках» (“De velitatione”), посвящённому защитным операциям против арабов-мусульман на «восточном», анатолийском фронте, выступало столь же практичное руководство, посвящённое также и наступательным действиям против арабов-мусульман, хотя прежде всего – «северному фронту», где византийцам приходилось иметь дело с болгарами, печенегами и предками русских, Киевской Русью. Ранее изданный под заглавием «О военном деле» (“De re militari”), этот трактат был издан заново под заглавием «Организация и тактика кампании» (“Campaign Organization and Tactics»”).

Хотя в этом сочинении есть и отсылки к «древним», он в то же время в большой степени представляет собою оригинальный труд. Император изображается в нём как лично присутствующий и возглавляющий экспедиционное войско, и наш автор даёт ему советы в явно нераболепном тоне. Авторитетный издатель согласен с оспаривавшимся ранее мнением о том, что императором в данном случае выступает Василий II (976—1025 гг.), прозванный впоследствии Болгаробойцей, но в то время ещё сравнительно молодой и не столь успешный, то есть примерно в 991–995 гг. Всё содержание текста согласуется с его датировкой самым концом десятого века или началом одиннадцатого.

Это руководство начинается с разбивки временного лагеря для большого экспедиционного войска в шестнадцать таксиархий – примерно шестнадцать тысяч человек в полной комплектации. Налицо и силы фемных ополченцев, и профессиональные тагмы. Пехотные тагмы включают в себя пятьсот тяжёлых пехотинцев, вооруженных мечами и щитами (гоплитов), двести «метателей дротиков» и триста лучников.

Издатель отмечает, что византийские писатели были склонны предпочитать платонический идеал прозаической реальности, и описанный в трактате лагерь мог быть такого рода: совершенным и совершенно вымышленным. Может быть, и так; но для римлян стандартной оперативной процедурой было устройство походных лагерей, защищённых ещё более тщательно, даже если предстояло провести в лагере всего одну ночь.

Даются подробные указания относительно плана лагеря (предпочитается форма квадрата), чтобы обеспечить защиту снаружи и избежать сумятицы внутри в том случае, если будет дан приказ «К оружию!»; необходим очень хороший землемер: автор пользуется латинским словом «менсуратор» (mensurator), в римском легионе он назывался менсором (mensor).

В центре расположен внутренний лагерь императора с его дворцовой гвардией и элитными силами: «бессмертными» (афанати), впервые введёнными Иоанном Цимисхием (969–976 гг.) и названными по образцу их ахеменидских предшественников, которые сражались ещё при Фермопилах почти тысячу пятьсот лет назад, но теперь составленными из конницы; первый полк гвардии назывался мегали («великая») этерия (букв.: «товарищество»), в противоположность меси («средней») этерии и микра («малой») этерии; была также тагма схол, старейшая разновидность дворцовой гвардии.

В пределах внутренних кругов был свой внутренний круг, в данном случае личная охрана императора: манглавиты, названные так по палице, которой они, как обычно полагают, пользовались, расчищая дорогу императору, когда он шёл через дворцовые залы и коридоры, запруженные нетерпеливыми придворными и просителями. Далее уточняется, что нужно оставить обширное пустое пространство вокруг шатра императора, чтобы дать возможность ночным часовым передвигаться по нему, – уместная мера предосторожности, причём не только от вражеских лазутчиков.

Лагерь императора во время кампании был также императорским двором. Названы два его высших чиновника: предусмотрен шатёр для протовестиария, евнуха, отвечавшего за одеяния, и для эпи тис трапезис, евнуха, отвечавшего за пиршественный стол (оба были могущественными вследствие своей близости к особе императора). Можно с уверенностью предположить, что были и другие, не поименованные высокопоставленные чиновники, жаждавшие находиться близ императорской власти или вынужденные так поступать. Поскольку императором не становились обычно ни по стабильному династическому принципу, ни в силу выборов, но это место «занимали», то василевсы понимали, что друзей нужно держать поблизости, а врагов – ещё ближе, чтобы они не могли составить заговор в столице. Изящные османские шатры, хранящиеся ныне в музеях Берлина, Кракова и Вены, захваченные в ходе неудачной осады Вены в 1683 г., были частью именно такого изысканного придворного лагеря.

Вожди (дукаторы) нужны были поблизости, чтобы император мог получать сведения из первых рук; но они не являлись его личной дворцовой гвардией и должны были много разъезжать, чтобы исполнять свои обязанности; при этом они, возможно, вступали в контакт с врагом или с врагами императора. Поэтому автор высказывает явно не платонический совет, выдающий его острое чувство благоразумия: «Дукаторов нужно размещать вместе с проксимом [дворцовым штабным офицером] или с кем-то ещё, кому священный император полностью доверяет».

Затем автор руководства переходит к теме военных лагерей в целом, предписывая, «как было принято у древних», разбивать лагерь по подразделениям, а не вперемешку. Чтобы устроить эффективные заграждения, у каждого пехотинца должно быть до восьми «головок чеснока» (caltrops), а в каждой десятке (декархии) должен быть металлический шест, к которому привязывается верёвка для нанизывания «чеснока»; рекомендуются также небольшие ямы с острыми штырями в них, так называемые ноголомы, и круговое заграждение из бечевы с колокольчиками. Третья глава, в которой говорится о расстановке ночных караулов, интересна лишь потому, что в ней предписывается следующее: оплитарх (старший офицер пехоты) должен обходить караульные посты, расставленные для защиты от вражеских лазутчиков и набегов; оплитарх стоял над таксиархами как инспектор рода войск (branch inspector), выражаясь по-современному, а не как действующий боевой командир, потому что это потребовало бы объединённых постов из конницы и пехоты. Тема лагеря продолжается в четвёртой главе о наружных постах (издатель называет их наблюдательными постами, watch posts) пехоты, состоявших всего из четырёх человек, и наружных постов конницы, состоявших из шести человек, располагавшихся гораздо дальше от лагеря. В дневное время требовались только кавалерийские посты, расположенные поодаль от лагеря. Далее следуют подробности об определении размера лагеря с дополнительными расчётами для относительно меньшего числа конницы (глава 5), для экспедиционного войска с двенадцатью, а не шестнадцатью таксиар-хиями (глава 6) и для таких случаев, когда местность требует разбить два лагеря, а не один, дабы избежать загромождения и позиции внизу, под склонами, «с которых стрелы и метательные снаряды могут обрушиться на палатки» (глава 7).

В этой части труда весьма ритуально повторяются расчёты с различными числами, но это не служит признаком кабинетной стратегии – напротив, именно так зачастую поступает профессиональный военный, праздно разглядывая чередующиеся таблицы организации и силы. Ближайшим примером тому служит глава 8: «если боевая конница насчитывает 8200 человек, её нужно разделить на двадцать четыре подразделения по триста человек в каждом… [что] составит четыре соединения… по шесть боевых подразделений в каждом». Тут есть тактическая цель: прикрыть тыл и фланги, в то время как три подразделения образуют фронт. Меньшее число конницы лучше разбить на меньшее число подразделений, чем на меньшие по численности подразделения (здравый совет!), но всему есть предел: «Императору не следует выступать на кампанию с таким малым войском».

Свежий опыт войны и с северными, и с восточными врагами проявляется в двух следующих главах, ничем не обязанных античным источникам: снятие всего войска с лагеря, начиная с тщательной, пошаговой разборки шатров, прежде всего императорского, и сам экспедиционный марш.

Вместо вновь пущенных в оборот аттических текстов мы читаем о сака, тыловой страже (от арабского «сакат»), под командованием офицера в достаточно высоком звании для того, чтобы он мог получать приказы прямо от императора: ведь, если дать войску пройти, а затем атаковать его с тыла, это может оказаться весьма успешным приёмом. Далее в тексте, и далее в ходе экспедиции, предлагается выделить особое подразделение на помощь бойцам, назначенным исполнять обязанности сака, потому что последним приходится «переносить больше трудностей, чем им положено», причём их опытный в боях командир остаётся на месте, чтобы руководить вновь назначенными подразделениями.

«Как отразить дерзкие нападения арабов [= бедуинов] и турок [не тюрок, а мадьяр, будущих венгров, которые, как и бедуины, специализировались на рейдах лёгкой конницы]. Целесообразно выделить около ста пятидесяти пеших лучников… на каждое из двенадцати боевых подразделений с внешней стороны…». Император также должен быть внимателен, потому что набег врагов может прорваться внутрь даже сильного войска, если оно растянулось на марше: «Пусть при императоре будет столько лучников, сколько он пожелает. Пусть при нём будут также росы [варяжская гвардия] и малартии» [предположительно воины с особым оружием с таким названием, по крайней мере изначально (гвардейцы-гренадеры тоже вооружены винтовками); но ни об этом оружии, ни о самих малартиях более ничего не известно, и отождествить их не удаётся].

Эта глава завершается отличным советом императору в ходе кампании: в конце дневного марша, «если что-то другое не потребует его внимания», император со своей охраной должен не отправляться на своё место в пределах лагеря, а внимательно осматривать все подразделения по мере того, как они вступают в лагерь, пока не прибудет сака.

Не всё сводится к действию, должно быть и противодействие, поскольку налицо действия врага. Ночные атаки на лагерь лучше всего перехватывать посредством засад по пути, но благоразумно располагать их вблизи от лагеря; когда их тем или иным образом отразят, преследования нужно избегать как бесполезной и рискованной затеи. Силы врага могут также атаковать армию на марше; и, если его силы очень велики, не следует пытаться отразить их в стороне от марша; нужно прервать марш, сложить груз и выстроиться в надлежащий боевой порядок.

Особая осторожность необходима в том случае, если марш проходит по безводной местности:

Ужасно, если приходится вести сразу две битвы. Я имею в виду: одну против врага, а другую – против зноя, когда нет воды.

Лучше избрать более долгий путь, если на нём есть вода. Автор, несомненно, вспомнил катастрофическое поражение византийской армии под палящим июльским зноем 636 г. при Ярмуке, хотя это была река. Восточные враги Византии, сасанидские персы и позже арабы-мусульмане, турки-сельджуки и османы были лучше знакомы с методами ведения войны в пустыне, чем люди из Константинополя, потому что с европейской стороны этот город расположен на богатых водой землях, и выходит он на самую зелёную часть Анатолии.

Наш автор согласился бы с поговоркой, принятой в британской армии: время, потраченное на рекогносцировку, редко оказывается потерянным. Он подчёркивает необходимость в опытных и разумных проводниках (дукаторес), обращаться с которыми нужно очень уважительно (не как с нижними чинами): они должны не только знать местность, но и уметь рассчитывать перемещения войска и его потребности в пределах этой местности. Проводники могут лишь наблюдать, они не могут вести разведку боем с силами врага, и их разведка не может заходить глубоко на вражескую территорию. Эта задача, а также определение силы врага посредством малых пробных атак, возлагается на небольшие подразделения быстрой лёгкой конницы, называемые транзитами или тасинариями (из армянского), но чаще хосариями. Это новое для греков слово было заимствовано из мадьярского huszar, которое, в свою очередь, восходит к старому сербскому husar, а оно само восходит к греческому «прокурсатор», то есть к латинскому praecursor, procursator, «бегущий впереди» – хорошее определение конных разведчиков (таким образом, это слово, совершив некий кругооборот, снова попало в греческий, а на Запад оно перешло в форме «гусар» – так ещё и сегодня называют бронированные рекогносцировочные войска).

Чтобы зайти даже глубже, чем самая подвижная лёгкая кавалерия, необходимы шпионы. В нашем руководстве не даётся никаких новых указаний по обращению с ними, как в трактате «О стратегии» (“De re strategica”, 42. 20), но уточняется, что они нужны «не только среди болгар [поблизости], но и среди других соседних народов, например, в Пачинакии [в слабо определённых владениях печенегов], в Туркии [во владениях мадьяр], в Росии [в Киевской Руси], чтобы все их планы были нам известны». Если пленных берут вместе с их семьями, их можно отослать обратно, чтобы они шпионили за своими товарищами ради выкупа заложников.

Рекомендуется проявлять особую осторожность при пересечении горных проходов, даже если они не заняты врагом. Это можно расценить как величайшую опасность в войне с болгарами после катастрофического поражения императора Никифора I и его многочисленного войска в 811 г., о чём будет сказано ниже: отмечается особая способность болгар пересекать страну, чтобы занять и перекрыть горные проходы перед выступающими силами врага, не позволяя ему отступить безнаказанно.

Далее следует здравая тактика, начиная с нескольких дней предварительной рекогносцировки, осуществляемой «проводниками, шпионами и хосариями»; затем выдвигается авангард, в котором больше лучников и метателей дротиков, чем не столь подвижной тяжёлой пехоты. Когда авангард вступает в проход, командир должен занять высшие точки, особенно такие, откуда можно наблюдать за возможными боковыми подходами к линии продвижения. Главные силы вступают в проход лишь после того как его обследуют и расставят в нём надёжную стражу. Две пехотные таксиархии должны идти впереди конницы, располагая инструментами для ремонта дороги. Всякий раз, когда пехотинцы приближаются к особенно опасному проходу, который может быть захвачен просочившимся врагом, некоторое количество пехотинцев нужно оставить позади, чтобы они удерживали место, пока не пройдёт всё войско. Гораздо больше приготовлений требуется, если проход был занят врагом. Если войско сильно, то лучше всего просто пойти другим путём, через другой проход, даже если он находится далеко. Иначе нет никакого другого средства, кроме одного: атаковать всем войском в надежде обратить врага в бегство, но при этом поддерживать готовность к битве; предварительно следует провести «артподготовку» силами лучников, метателей дротиков и пращников.

Об осадном деле автор тоже осведомлён хорошо, причём в этом вопросе он далёк от оптимизма. Он предсказывает неудачу осады хорошо укреплённого города в том случае, если сначала не будет уничтожена его сельскохозяйственная база посредством долгой кампании набегов с целью вырубить фруктовые деревья и виноградники, сжечь зерновые и захватить скот, чтобы осаждаемые не могли пересидеть осаждающих, которые могут везти с собой лишь запас ячменя для лошадей на двадцать четыре дня. Лишь в том случае, если проход караванов мулов и, «если возможно, повозок» можно обеспечить сильным эскортом для защиты от глубоких рейдов противника, осаждающие могут достичь превосходства и возобладать над врагом при помощи голода. Один контекст поддаётся точному отождествлению: в нём говорится о борьбе за отвоевание у арабов-мусульман городов Сирии – страны плодородной, но разорённой войной; в другом месте говорится о «стране болгар», в которой «совсем нет средств к жизни» – разумеется, из-за длившегося веками разорения её сельского хозяйства, а не из-за естественной неплодородности.

Величайшим занятым арабами городом, успешно отвоёванным византийцами, была Антиохия, взятая 28 октября 969 г. под командованием Никифора II Фоки (963–969 гг.), который в 962 г., ещё будучи офицером, уже разграбил и некоторое время удерживал в своих руках Алеппо, столицу Сайфа ад-Даулы (древнюю Верою, ныне Халеб). Наряду с Антиохией византийцы взяли ещё около шестидесяти меньших городов в военной зоне, простиравшейся через северную Сирию от восточной Анатолии до Месопотамии. Воины джихада ответили на это так:

Взятие Антиохии и других городов… уязвило сарацин [синайское племя у Птолемея; впоследствии это название применялось по отношению к арабам-мусульманам: слово «араб» в течение долгого времени означало «бедуин»] по всему миру, а также другие народы, исповедавшие их религию: египтян, персов, арабов [= бедуинов], эламитов [= курдов], а также жителей Счастливой Аравии и Савы [Йемена]. Они пришли к соглашению и заключили союз, в силу которого собрали огромное войско со всех стран и поставили во главе его карфагенян [тунисцев]. Командиром у них был Зохар, человек энергичный и обладавший военным опытом, понимавший толк в войне и на суше, и на море. Когда все силы были собраны, они выступили против ромеев, насчитывая в своих рядах сто тысяч воинов. Они подошли к Антиохии со стороны предместья Дафни [там была роща, источники и множество прекрасных строений] и обложили город крепкой осадой, но жители города храбро сопротивлялись, выказывая крепость духа, так что осада затянулась надолго. Когда о скоплении народов стало известно императору, он тут же разослал письма [с приказами силам подкрепления вступить в битву] с тьмами варваров, [которые были] обращены в бегство и рассеяны в одной-единственной битве.

Следует предпринимать попытки выманить защитников наружу, чтобы одолеть их в бою на открытом пространстве. Если это не удастся и притом надёжно налажена доставка караванов с припасами, то осаждающим нужно позаботиться о рвах и заграждениях для защиты от вражеских вылазок. Имеются отряды фуражиров, собирающих фураж, то есть корм для лошадей, и необходимо охранять их, равно как и пасущихся лошадей, от вылазок врага, которого также могут выманить наружу бойцы, переодевшиеся безоружными крестьянами.

Рейды и контррейды сопровождают осаду; чтобы собрать крупный отряд для набега на вспомогательные силы врага, находящиеся в одном дне пути от места, нужно собрать всадников, метателей дротиков, лучников, конную тяжёлую пехоту (что примечательно, «на лучших конях») и конных росов, которым поручается возглавить колонну. Вполне очевидно, что росы, то есть нормандская или варяжская гвардия, считались тогда элитными бойцами, даже лучшими из всех имперских элитных гвардейских частей.

Затем автор переходит наконец к действительным осадным операциям против фортификационных сооружений. До сих пор упоминалась лишь необходимость в особых мерах предосторожности для защиты осадных машин от набегов врага, а также необходимость разбивать лагерь вне досягаемости вражеских камнемётов (петроволов).

Заявив, что осадные операции требуют «изрядной изобретательности», автор перечисляет подкопы, тараны, «черепахи», камнемёты, опять же какие-то неопределённые «камнемёты» (петроволы: скорее, имеются в виду простые, но мощные требушеты, нежели катапульты, действующие посредством силы натяжения, или ещё более сложные машины, основанные на силе скручивания), канаты, деревянные башни, лестницы и земляные насыпи. Машины «сооружаются», но мы не знаем, какие именно и как они сооружались, потому что «древние авторы дали великолепные и весьма практичные указания в своих книгах»…

Когда речь заходит о тренировке, автор взывает к обычному авторитету:

Древние донесли до нас представление о необходимости обучения и организации войска. <…> Они упражняли не только всю армию целиком как боевое соединение, но и каждого бойца по отдельности, и обучали его искусно пользоваться оружием. Тогда в настоящем сражении смелость, сопровождаемая опытом и искусством владения оружием, сделает его непобедимым. Несомненно, необходимы упражнения и внимательное отношение к оружию. Ибо многие римляне и греки в древности с небольшими отрядами обученных и опытных людей обращали в бегство мириады вражеских воинов…

Это звучит как вздох сожаления о несбыточных мечтах: ведь в то время византийские войска совсем не были так хорошо обучены, но в действительности тут всё зависело от географического местоположения, от стратегической глубины и повседневной безопасности, а также от порождаемого всем этим чувства неотложной необходимости в военной тренировке – или же от отсутствия такого чувства. Посетовав на то, что фемные воины-ополченцы больше не тренируются, а вместо этого «продают своё боевое снаряжение и лучших лошадей, а покупают коров», так что, если враг нападёт, «не найдётся никого, кто был бы способен исполнять труд воина», автор тут же признаёт, что жители приграничных областей и «соседствующие с нашими врагами» – «сильны и храбры. Поскольку они тренируются и отправляются на битвы… «их подобает чтить как защитников христиан». Итак, налицо вполне естественное различие между жизнью в безопасных тыловых областях, куда на памяти одного-двух поколений не проникал ни один враг и где тренировка пребывает в небрежении как бесполезная рутина, и приграничьем, где воины-крестьяне тренируются всерьёз. То же самое отмечается в современном Израиле, где местные отряды обороны, состоящие из солдат-ветеранов, освобождённых от службы в рядах резервистов, по большей части бездействуют в городах, но весьма бдительны в приграничной полосе.

Возможный автор трактата, Никифор Уран, сам был весьма успешным военачальником на службе у столь же успешного императора-воина Василия II – он наголову разбил болгар на реке Сперхий в 997 г. и участвовал в отвоевании северной Сирии у арабов-мусульман. Независимо от того, был ли сам автор главным действующим лицом в этих событиях или нет, таких успехов достигли не бедняки-крестьяне с дубинами и пращами, а хорошо тренированные воины, как фемные ополченцы (на границах им приходилось как следует упражняться, чтобы противостоять постоянным набегам и частым нападениям), так и элитные, профессиональные, получавшие жалованье войска тагм. В то время они сами по себе представляли существенную силу: конные схолы экскувитов и виглы, все возникшие из бывших гвардейских пехотинцев и более поздних иканатов («достойных»), а также гвардейская пехота, стражи на стенах и нумера, которые выступали также как полицейские и тюремные стражи. Даже если автором не был Никифор Уран, всё же он мог быть современником последнего, а потому и знать о хорошо поставленной тренировке в его войске, без которой решающие победы той эпохи как над арабами-мусульманами, так и над болгарами были бы невозможны.

Затем автор предоставляет нам редкостную возможность полюбоваться византийской военной администрацией (отделом личного состава) в действии. Конечно, это бумажная работа, стимулом к которой послужило наличие настоящей бумаги в противоположность куда более дорогостоящему пергамену. Весь личный состав армии должен быть занесён во всеобъемлющие (кафолика) списки, чтобы было видно, сколько людей призвано, сколько осталось дома, сколько бежало, сколько было освобождено по слабости, сколько было признано больными. Затем списки переходят к качественным факторам, предполагающим систематическую оценку: сколько людей держат своих лошадей и боевое снаряжение в надлежащем состоянии; кто трудится ревностно, а кто ленив, сколько наберётся доблестных воинов, поскольку «людей, переживших смертельный риск и пленение, нельзя ставить на одну доску с лентяями и бездельниками». Тогда каждый получит награду свою.

Риторически «ударной» концовки в трактате нет. Зато есть весьма любопытное замечание мимоходом: «Мы также намеревались поведать кое-что о набегах и о том, как проводить их в земле агарян [арабов], и указать подходящие и успешные способы разорить их страну. Но… мы считаем излишним писать о том, что и так уже всем известно».