«Византийская» дипломатия в византии
В 896 г. император Лев VI (889–912 гг.) отправил своего сановника Льва Хиросфакта посланником к Симеону Болгарскому (894–927 гг.), речь о котором пойдёт ниже, чтобы добиться освобождения пленных византийцев. В то время Болгария была сильнее Византийской империи на Балканах, и Симеон стремился к тому, чтобы его тоже признали императором в пределах общеправославной культурной и религиозной сферы. В этом духе он в шутку попросил Льва Хиросфакта предсказать, освободят ли пленных: ведь Лев VI попытался произвести впечатление на болгар, предсказав недавнее солнечное затмение.
В своём письме Лев отвечал на столь специфический вопрос, построив фразу со сложным порядком слов и совсем без пунктуации, так что её смысл оставался намеренно двояким – хотя при самом простом прочтении получалось: «Нет, их не освободят».
Симеон ответил сардонически: если бы Льву Хиросфакту удалось верно предсказать исход событий («Да, их освободят»), он освободил бы пленных; но поскольку Лев этого не сделал, он отказывается освободить их. В ответ Лев заявил, что в своём письме он предсказал исход верно, но секретарь Симеона по своей некомпетентности не смог правильно истолковать письмо, неверно расставив пунктуацию.
Симеон отвечал: «Я не давал тебе никакого обещания относительно этих пленных; я ничего не говорил тебе об этом; я не возвращу их тебе».
В своём ответе Лев сохранил слова Симеона, но исказил смысл фразы, иначе расставив пунктуацию: «Я не мог не дать тебе обещание относительно этих пленных» (Лев толкует двойное отрицание как утверждение); я действительно говорил с тобой об этом; как же я не возвращу их тебе?» И болгары в конце концов возвратили пленных.
Льву не удалось привести убедительный довод, и его эпистолярная попытка манипулировать с текстом письма так, чтобы вложить в слова Симеона тот смысл, которого там явно не было, была скорее ребяческой, нежели хитроумной. Но Симеон, очевидно, хотел поддерживать общение с Византией, и пленных освободили.
Глава 9
Мусульмане: арабы и тюрки
В «Книге церемоний» читаем:
Владыке [кириос] счастливой Аравии. Золотая булла. Константин и Роман, верные Христу Господу, великие самодержцы и императоры ромеев, такому-то [имя], правителю Аравии.
Но в десятом веке не было «владыки» Аравии в смысле старой римской провинции Арабия Петра, «Каменистая Аравия», в пределах нынешнего королевства Иордания. Созданное Гасанидами объединение принявших христианство племён арабов-бедуинов, достойно служившее империи, защищая пустынные подступы к Леванту как от обходных манёвров Сасанидов, так и от набегов бедуинов, было уничтожено мусульманским завоеванием. Кроме того, их правитель, подчинявшийся власти Византии, должен был носить титул филарха (племенного вождя) или, скорее, мегафиларха (верховного вождя), а не господина (кириос).
Не было и владыки Аравийского полуострова, хотя он и был объединён в седьмом веке под харизматическим лидерством Мухаммада и под эгидой воинственной новой религии, характеризовавшейся неподдельным иудейским монотеизмом, стремлением к искупительному миссионерскому завоеванию, узаконенным грабежом и гарантированным превосходством над неверующими буквально во всём. Парадоксальным образом именно успешные завоевания мусульман по всем направлениям оставили саму Аравию без центра власти, тогда как Багдад, Алеппо и Фустат (ныне в Каире) в числе других городов стали центрами арабо-мусульманской власти.
Через год после смерти Мухаммада в 632 г., под руководством его прежних сотоварищей и талантливых преемников, назначивших самих себя, а именно Абу Бакра, Умара ибн ал-Хаттаба, Усмана ибн Аффана и их боевого командира, Халида ибн-ал-Валида, его последователи из числа арабов-мусульман начали совершать грабительские рейды в византийскую Сирию и в Сасанидскую Месопотамию, которые оказались настолько успешны, что прямо за ними последовали завоевательные и миссионерские экспедиции.
Джихад, священная война с неверными, не является основополагающим столпом (аркан) ислама. Одна из причин, по которой хариджиты оказались «маргиналами» как первые экстремисты в истории ислама, заключалась в том, что они как раз возводили войну с неверными в ранг основополагающего предписания, как это до сих пор делают сирийские алавиты и все современные сторонники джихада, которых ныне следует называть ультраэкстремистами, поскольку экстремизм Мухаммада ибн-Абда ал-Ваххаба, восходящий к XVIII веку и запрещающий всякие дружеские отношения с немусульманами, является государственной религией Саудовской Аравии.
Хотя джихад не является абсолютным обязательством, налагаемым на всех верующих, всё же он представляет собою религиозный долг, который все сколько-нибудь ортодоксальные мусульманские законоведы ставят непосредственно за арканом в силу распоряжений самого Аллаха в Коране, прежде всего в II. 193: «Сражайтесь с ними, пока не исчезнет неверие и не утвердится вера в Аллаха». Поэтому джихад – временное состояние, которое закончится, когда все люди станут мусульманами; до тех пор это обязанность всех мусульман в целом, хотя и не каждого мусульманина по отдельности, как хотелось бы думать экстремистам. В наши дни любят носиться с концепцией ал-джихад ал-акбар, «великая война» против собственных плотских желаний, в силу которой война против неверных понижается в ранге и становится ал-джихад ал-асгар, «малой войной». Но это гетеродоксальное толкование некоторых суфийских и либеральных теологов, которое по большей части оставляют без внимания мусульмане, принадлежащие к основным течениям ислама, включая большинство суфийских движений. Мягкие, гуманистические, терпимые к другим версии ислама преобладают в его преподавании в западных университетах, но они остаются неизвестны или по меньшей мере маргинальны среди самих мусульман, исключая такие меньшинства, как бекташи-алевиты в Турции и в странах, прежде принадлежавших Османской империи, гуманизм которых и восходит к древности, и притом аутентичен.
Религия Мухаммада обещала победу, и арабы-мусульмане, неудержимо продвигаясь вперёд, увидели, как это обещание победоносно подтверждается, казалось бы, чудесным поражением обширных, древних дотоле непобедимых империй, Ромейской и Сасанидской, которые делили друг с другом господство над всеми землями Ближнего Востока, достаточно плодородными для того, чтобы достойным образом управлять ими.
Эти две империи только что завершили самую долгую и разрушительную из всех своих войн – почти тридцать лет широкомасштабных вторжений с обеих сторон, разрушивших множество городов, расстроивших торговлю, опустошивших казнохранилища, истощивших людские ресурсы, погубивших пограничные силы и действующие войска, тогда как провинциальное население с обеих сторон агонизировало, оставшись без защиты от вражеских грабителей, а к тому же влача непосильное налоговое бремя – и прежде, и впоследствии. Несколько мирных лет могли бы восстановить мощь обеих держав и позволили бы достойно ответить на вызов, брошенный вторжением арабов, какой бы энтузиазм ими ни двигал. Однако обе державы подверглись их вторжению, и каждая из них потерпела катастрофическое поражение в битве.
В 632 г., когда умер Мухаммад, ни один здравомыслящий человек не мог бы предвидеть, что Ромейская империя, владевшая Сирией, Египтом и всеми землями между ними, утратит всё это к 646 г. Впрочем, большая часть была утрачена ранее, после того как войско, посланное императором и прежде великим завоевателем, Ираклием, было полностью разгромлено в битве на реке Ярмук в августе 636 г.
Какую бы веру ни исповедовали арабы, до сих пор они никогда не были грозными. Их новая идеологическая сплочённость заслужила, возможно, слишком высокую оценку, а их способность к мобилизации определённо была преувеличена. Но сражения протекают как явления на тактическом и оперативном уровне, они обусловлены собственными обстоятельствами, каждая сторона может принимать решения и исполнять их более или менее успешно, и кажется, что византийские полководцы Вахан и Феодор Тритирий совершили явные тактические ошибки. Однако в данном случае более общие факторы оказались важнее, чем тактика, потому что в том же году арабы-мусульмане напали также на Сасанидскую империю в Персии, власть которой совсем недавно распространялась от средиземноморского бассейна до долины Инда. Она тоже потерпела решающее поражение в 636 г. при ал-Кади-сии в Месопотамии, потеряв своё казнохранилище и свою столицу, город Ктесифон. После заключительной попытки защитить внутренние земли Персии в битве при Нихаванде в 642 г., в которой войсками командовал сам шах Ездигерд III, сопротивление (а вместе с ним и Сасанидская империя) ослабло, что привело к концу державы в 651 г.
То, что сами арабские завоеватели-мусульмане скромно рассматривали как победу Бога, как наср-Аллах («помощь Аллаха»), можно в обратной перспективе признать даже чем-то более впечатляющим, политической победой над обеими империями, благодаря которой были завоёваны не только обширные земли, но и согласие их обитателей.
Стремительные наступления арабов так и остались бы всего лишь эфемерными набегами, которые были обречены на поражение сопротивлением местных народов, если бы захватчики при своём появлении не предложили два весьма значительных и непосредственно ощутимых преимущества.
Карты 6. Мусульманские нападения в 662–740 гг.
Первым из них было резкое снижение налогов, ставших пагубно обременительными. Второе было воистину парадоксальным: введя законы дискриминации по отношению ко всем немусульманам, арабы-мусульмане покончили с произвольными религиозными преследованиями, которым до последнего времени подвергалось большинство обитателей Сирии и Египта.
