Глава 6

Династические браки

высокий уровень, чем все иные правители. Кроме того, сама мысль о том, чтобы отдать дочь или сестру императора на ложе варвара, каким бы христианином он ни был, или же в шатёр кочевника, пусть даже полный золотых сокровищ, а ещё того хуже – в мусульманский гарем, была невыносима: ведь она оскорбляла и национальную гордость греков, и христианскую благопристойность.

Всё было несколько проще, если императоры или их сыновья женились на дочерях правителей-иноземцев. Юстиниан II, прозванный Ринотмитом («Урезанным носом»), правивший с 685 г., затем низложенный, символически изувеченный и сосланный в отдалённое поселение Херсон в Крыму в 695 г., вступил в династический союз с хазарами, правившими в прилегавших степях. Он женился на сестре кагана Бусира Главана (Ивусир Глиаван в греческой передаче), принявшей имя Феодора – хотя, как мы увидим, только с помощью булгарского хана Тервеля Юстиниан II впоследствии возвратил себе престол в 705 г. и правил с грехом пополам до 711 г., когда был окончательно низвергнут.

Век спустя Лев III (717–741 гг.), дабы заключить союз против арабов-мусульман со степной империей хазар, которых византийцы и арабы независимо друг от друга разбили на разных фронтах, женил своего сына и преемника Константина V (741–775 гг.) на дочери кагана, принявшей имя Ирина, – её сын и его преемник Лев IV (775–780 гг.) получил прозвище Хазар. Случилось так, что эту Ирину запомнили благодаря двум её деяниям, друг с другом слабо связанным: во-первых, приняв христианство, она снискала себе репутацию весьма набожной женщины. В записи под 6224 г. от сотворения мира, то есть под 731/732 гг. н. э., Феофан Исповедник сообщает:

В том же году царь Лев [III] сговорил дочь хагана… за сына своего Константина, обративши ее в христианскую веру, назвал Ириною. Она, научившись Божественным писаниям, украшалась благочестием и обличала их [иконоборцев] нечестие.

Вторым её свершением было следующее: она ввела при византийском дворе свою национальную одежду, богато украшенный кафтан – длинное платье всадников-кочевников, которое могло распахиваться спереди, чтобы можно было сесть на коня, и которое при дворе стали называть цицакий. Хотя первоначально это была верхняя одежда кочевников, она заняла высший ранг среди разновидностей средневизантийского придворного костюма, потому что цицакий носил только сам император, да и то лишь по самым торжественным случаям. Гораздо позже Константин VII Багрянородный (913–959 гг.), тонкий любитель и знаток старины, объяснял: «Следует знать, что цицакий – это хазарская одежда, появившаяся в богоспасаемом Граде со времён императрицы из Хазарии».

Несмотря на эти прецеденты, официальная версия гласила, что члены императорской семьи не должны вступать в брак с членами семей менее значительных правителей, сколь бы ни были велики притязания последних. Не предусматривалось рассмотрение никаких просьб со стороны религиозно враждебных мусульманских государств; степные державы ни в коем случае не были антихристианскими, но им тоже следовало отказывать. В трактате «Об управлении империей» (“De administrando imperio”) приводится «шпаргалка», содержащая предлагаемый ответ, цель которого – отклонить подобные просьбы, прибегнув к хитрости:

Если когда-либо народ какой-нибудь из этих неверных и нечестивых северных племен попросит о родстве через брак с василевсом ромеев, т. е. либо дочь его получить в жены, либо выдать свою дочь, василевсу ли в жены или сыну василевса…

Предлагается следующий типичный лукавый ответ на столь «неразумную» просьбу:

Об этом деле также страшное заклятие и нерушимый приказ великого и святого Константина начертаны на священном престоле вселенской церкви христиан Святой Софии: никогда василевс ромеев да не породнится через брак с народом, приверженным к особым и чуждым обычаям, по сравнению с ромейским устроением, особенно же с иноверным и некрещёным…

Более категоричного ответа и представить себе нельзя – хотя далее допускается одно исключение:

…разве что с одними франками. Ибо для них одних сделал исключение сей великий муж святой Константин, так как и сам он вел род из тех краев… [и] ради древней славы тех краев и благородства их родов.

Всё это было откровенной подделкой: Константин никогда не оставлял никаких указаний относительно брака, да и родился в Верхней Мёзии (ныне южная Сербия), тогда как Франкская конфедерация сложилась в долине нижнего Рейна, – но эта выдумка действительно оправдывала династические союзы с сильнейшей державой Запада, Франкским королевством Карла Великого и его потомков, а затем с Восточно-Франкским королевством, ставшим Regnum Teutonicum, Тевтонским (Германским) королевством в десятом веке, с приходом к власти Оттоновской династии.

В 781 г. Ирина, вдова Льва IV Хазарина (775–780 гг.) и регентша при её единственном сыне, десятилетнем Константине VI, устроила его помолвку с Ротрудой, шестилетней дочерью Карла Великого, тогда ещё «короля франков», а не коронованного императора, каковым он стал в 800 г., но уже правителя большей части Западной Европы. Тогда ещё не было сколько-нибудь значительных трений между двумя империями, но, поскольку Карл Великий продолжал расширять сферу своего влияния и проявлял всё большую активность в Италии, предсказать столкновения было несложно, потому что византийцы всё ещё владели прибрежными южными анклавами, то есть Неаполем, Реджо в южной Калабрии и Бриндизи в южной Апулии, а также Венецией как остатком прекратившего своё существование Равеннского экзархата, равно как и портовыми городами Далмации на побережье Адриатического моря – хотя Истрия, на самом севере этого побережья, уже принадлежала франкам. Предупредительный династический союз с самым могущественным с римских времён западным владыкой был, конечно, мерой благоразумной.

Чтобы избавиться от варварского звучания имени Ротруда, византийцы назвали её Эритро и отправили образованного евнуха Елисея, чтобы тот обучил её греческому языку и придворным манерам. Но в 786 г., когда принцессе было всего одиннадцать лет, страшная интриганка Ирина по неизвестным причинам расторгла помолвку; что же касается Константина VI, то ему довелось закончить свою жизнь низложенным и ослеплённым по воле собственной матери.

В отсутствие династического союза отношения с Карлом Великим были не лучшими, хотя прямой войны удалось избежать вплоть до гораздо более позднего времени. Когда Карл Великий принял титул Imperator Augustus, «император и август», на своей коронации, совершённой папой Львом III на Рождество, 25 декабря 800 г., это стало прямым вызовом верховенству Византии, независимо от намерений самого Карла. Его официальный биограф, Эйнхард (Einhardus, Eginhard, Einhart), франкский монах-историк, преданный придворный Карла Великого, открыто порицает папу Льва III за это деяние:

…римляне, которые подвергли папу Льва большому насилию, выколов ему глаза и вырвав язык, принудили его молить короля о защите. Поэтому, отправившись в Рим, чтобы восстановить положение дел в церкви, пришедшее в полный беспорядок, он задержался там на всю зиму. Именно тогда он принял титул императора и августа [Imperator Augustus], чего вначале совершенно не желал, утверждая, что если бы заранее знал о замысле папы, то в тот день не пошел бы в церковь, несмотря на то, что это был один из главных праздников. С великим терпением переносил он зависть ромейских императоров [Константинополя], негодовавших на то, что он принял это звание. Их упорство Карл победил своим великодушием, которым он, несомненно, их превосходил, посылая к ним частые посольства и в письмах называя их братьями.

Действительно, папа и Римская Церковь сильнее нуждались в западном императоре, способном защитить их, чем Карл Великий – в этом титуле: ведь к тому времени и его личное преобладание, и его гегемония над континентальной Западной Европой не подлежали никакому сомнению. Тогдашние византийские императоры стали еретиками в глазах римлян из-за своего иконоборчества, но ещё большее оскорбление они нанесли тем, что находились слишком далеко и потому не могли оградить пап от воцарившейся вокруг них дикости, причём не всегда варварской: ведь именно шайка римлян, посланная раздосадованными родственниками предшественника Льва III, Адриана I, напала на него, простолюдина по происхождению, вынудив его искать защиты у Карла Великого.

Византийский взгляд на коронацию Карла Великого как на политический акт, тщательно рассчитанный с обеих сторон, куда более правдоподобен:

…[подвергшись нападению, папа Лев] прибегнул к франкскому королю Карлу, который горько отмстил врагам его и снова посадил его на своем престоле, и с того времени Рим находился под властью франков. Папа из благодарности к Карлу венчал его в римские цари в храме святого апостола Петра, помазал его елеем от головы до ног декабря 25 индиктиона 9 [25 декабря 800 г.].

Ирина, фактически правившая как императрица с 797 по 802 г. в качестве регента при своём сыне, не желала ставить под сомнение первенство империи, признав Карла Великого «императором и августом» (Imperator Augustus). Последовавшие события, с другой стороны, засвидетельствованы лучшим для той эпохи источником, с другой же – поверить в них нелегко:

В сем году 25 числа декабря месяца индиктиона 9 [800 г.] Карл, король франков, коронован был папою Львом, и намеревавшись отправиться с флотом против Сицилии, раздумал, и лучше хотел соединиться браком с Ириною, и для того отправил послов в наступающем году…

Кроме того, разгорелся давно уже ожидаемый территориальный конфликт, предметом которого стала Венеция и её окрестности, – о своих притязаниях на Истрию, находящуюся на противоположной стороне Адриатики, заявлял уже отец Карла Великого, Пипин III.

Преемник Ирины, Никифор I (802–811 гг.), добился мирного соглашения в 803 г., но всё ещё отказывался признать за Карлом Великим титул императора. Затем война возобновилась и продолжалась до тех пор, пока при императоре Михаиле I Рангаве (811–813 гг.) не был заключён новый мирный договор в 812 г., по которому Венеция и Истрия возвращались империи, а за Карлом Великим признавался императорский титул: только не Imperator Augustus («император и август») и не Imperator Romanorum («римский император»), а неуклюжая и временная формулировка – Imperator Romanorum gubernans imperium, т. e. «Римский император, правящий империей». Карл Великий и его секретари удовольствовались титулом «император и август», а также «король франков и лангобардов», оставив уточнение «Римский» за Михаилом I и Византией.

Брак с франками, разрешавшийся автором трактата «Об управлении империей» (“De administrando imperio”), так никогда и не состоялся, а вот другие примеры были. Вот один из самых примечательных: император Иоанн Цимисхий (969–976 гг.) согласился выдать Феофано, предложенную в качестве его племянницы, за сына короля Германии и Италии Оттона I – будущего императора Оттона II. Переговоры начались при его предшественнике, Никифоре II Фоке (963–969 гг.), который презрительно отверг это предложение и был в отместку язвительно высмеян гневливым представителем Оттона на этих переговорах, Лиутпрандом Кремонским, написавшим и полемический отчёт о происшедшем. Это был не просто династический брак, это был стратегический брак, неотъемлемая часть плана войны.

При его предшественнике Никифоре Фоке (963–969 гг.) две империи столкнулись друг с другом в Италии, но Цимисхий хотел возобновить наступление на противоположном конце империи, против арабов-мусульман. Брак был заключён в Риме 14 апреля 972 г., и противостоянию на Западе, казалось бы, положен был конец. В том же году Цимисхий начал свою успешную кампанию, целью которой было изгнание мусульман-арабов. Вот краткое сообщение Скилицы: «Города, которые… император Никифор захватил и подчинил ромеям, теперь взбунтовались и сбросили с себя римское господство; поэтому император выступил против них и дошёл до Дамаска».

Впоследствии было гораздо больше династических и стратегических браков со старыми и новыми державами, причём всё более экзотическими. Исаак I Комнин (1057–1059 гг.) женился на Екатерине Болгарской, дочери давно умершего к тому времени царя Ивана Владислава; Михаил VII (1071–1078 гг.) пошёл гораздо дальше, женившись на Марии Аланской, дочери грузинского царя Баграта IV из рода Багратионов, насчитывающего тысячелетнюю историю, – и её также взял в качестве супруги, которая придала бы законность его власти, преемник Михаила, Никифор III Вотаниат (1078–1081 гг.), низложивший её бывшего мужа (которого великодушно постригли в монахи, благодаря чему он начал новую карьеру, венцом которой стало его рукоположение митрополитом-архиепископом Эфесским).

Иоанн II Комнин (1118–1143 гг.) также зашёл далеко, женившись на Пирошке (которой дали цивилизованное имя Ирина), дочери венгерского короля Ласло (Владислава) I, но при этом не получил ничего, кроме вынужденного вмешательства в венгерские распри; Мануил I Комнин (1143–1180 гг.) женился на Берте фон Зульцбах, свояченице (сестре жены) германского короля Конрада III, а после её смерти в 1159 г. – на Марии Антиохийской, дочери князя Раймунда Антиохийского, французского вельможи из Аквитании.

Но самый решительный шаг сделал Михаил VIII Палеолог (1259–1282 гг.), отвоевавший Константинополь у латинян и бывший хитроумным Улиссом среди императоров благодаря своим неистощимым стратегемам. Кроме семерых законных детей, один из которых стал его преемником, Андроником II (1282–1328 гг.), у него были ещё две внебрачные дочери, которых он отдал замуж в империю, самую географически пространную за всю историю. К 1279 г. преемники Темучина (Чингисхана) завоевали земли к востоку вплоть до Южного Китая и Кореи, к западу – вплоть до Венгрии, а к югу – от Центральной Азии до Афганистана, Ирана и Ирака. Повсюду подвижные монгольские всадники за счёт высокой манёвренности наносили сокрушительные поражения превосходящим силам противника, как было в битве при Вальштатте близ Лигница в тогдашней Германии (ныне Легница в Польше), известной каждому немецкому школьнику; там 9 апреля 1241 г. князь Генрих II Благочестивый пал вместе с большей частью своих польских, моравских и баварских сил, а также с горсткой рыцарей-тамплиеров и госпитальеров, в сражении, как представлялось, со всем монгольским войском (хотя в действительности это был всего лишь второстепенный отряд). Другие оказались мудрее: в 1243 г. тюрки-сельджуки, сражавшиеся с Византией в течение почти двухсот лет, стали данниками монголов. Тех, кто сопротивлялся, уничтожали: войско под началом Хулагу, внука Темучина, разгромило и исмаилитов [ассасинов], и Аббасидский халифат, разграбив и разрушив Багдад в 1258 г.

Вскоре воспоследовала консолидация врагов и с запада и с востока от Константинополя, когда потомки Темучина (Чингисхана) основали прочные государства, которые следует называть скорее чингизидскими, нежели просто монгольскими, потому что их силы всё больше и больше набирались из местного населения, тогда как монголы оставались лишь на вершине руководящей власти, да и то не слишком долго.

На востоке Хулагу, носивший титул ильхана, то есть правителя, подчинённого владыке всех монголов, основал государство, простиравшееся от нынешнего западного Афганистана до восточной Турции через Ирак, охватывая и весь Иран; этот ильханат господствовал также над сельджукскими правителями в Анатолии, которые стали его подданными, дабы избежать уничтожения. На северных берегах Каспийского и Чёрного морей всё огромное степное пространство, начиная от нынешней Молдавии и вплоть до нынешнего Узбекистана, а к северу захватывавшее значительную часть нынешней России, перешло во владение западного войска, или «орды» (от монгольского слова «орда», «воинский стан», отсюда «ставка вождя» и его войско). Ещё и сегодня все русские помнят Золотую Орду – устоявшееся впоследствии общее название для возникавших позже монгольских и тюркских держав, собиравших дань с русских городов и князей вплоть до 1476 г.: их остатком было Крымское ханство Гиреев (Гераев), продержавшееся до 1783 г. Вновь основанное монгольское государство господствовало над народами Центральной Азии, над волжскими булгарами, над кыпчаками из Понтийских степей к северу от Чёрного моря, известными византийцам как куманы, и над русскими, даже к северу от Москвы.

Захватчики-монголы из обоих чингизидских государств подошли к границе империи, но тот же Михаил VIII Палеолог, который расстроил планы Карла Анжуйского, поддержав Петра Арагонского на другом конце Средиземного моря, был полностью готов к этому вызову. Его внебрачная дочь, Евфросиния Палеологина, была успешно выдана замуж за Ногая, сына Баула, [сына Берке], сына Джучи, сына самого Чингисхана, неутомимого предводителя западного войска, который никогда не притязал на должность главнокомандующего, но при этом всё равно распоряжался западной Ордой.

Другая внебрачная дочь Михаила VIII Палеолога, Мария Деспина Палеологина, была обручена с человеком поважнее Ногая, с самим Хулагу, разрушившим Багдад; но, поскольку он умер, она вышла замуж за Абака, сына и преемника Хулагу, ещё одного праправнука Чингисхана и преемника Хулагу на должности правителя ильханата. Итак, хотя сестёр разлучили, их мужья оказались родственниками.

Движимые силами внутримонгольского соперничества, оба государства расширялись, по крайней мере в тех направлениях, где была трава для лошадей; в силу этого для них были недоступны гористая Центральная Европа и Египет, так что их силы столкнулись на Кавказе, где оба они естественным образом встретились друг с другом.

Это была не война на уничтожение, а всего лишь спор о юрисдикции – по крайней мере в теории: ведь предполагалось, что все территории Евразии протяжённостью в 12 000 миль, находившиеся под властью Чингизидов, представляют собою коллективное владение клана потомков Темучина. Однако Ногай, как всегда, лично повёл своих людей в бой и потерял один глаз, сражаясь против своего родственника Абака. О реакции двух сестёр ничего не сообщается.

Михаил VIII Палеолог, безусловно, добился успеха. Ни одна из его дочерей не сгинула в гаремах деятельных воителей. Обе они спаслись.

В определённый момент Ногай-хан отрядил 4000 всадников, чтобы они сражались за Михаила в Фессалии; но важнее было то, что ни одна держава к северу от византийских границ не могла предаваться мечтам о нападении на императора, не испытывая при этом страха перед появлением незваных гостей из державы Чингизидов.

Что же касается Абака-хана, то он попытался обратить своих подданных-мусульман в буддизм, в миролюбивую религию, которую воинственные монголы почему-то сочли самой для них подходящей. Мария Деспина Палеологина оказалась влиятельной государыней. Ни сельджуки, ни другие, в то время ещё более опасные тюркские бейлыки («княжества»?) не могли безнаказанно нападать на её отца в Анатолии. В Стамбуле, в квартале Фенер, выходящем на Золотой Рог, есть единственная православная церковь, не превращённая в мечеть после завоевания 1453 г.: Панагия Мухлиотисса, церковь Богоматери Монгольской, перестроенная Марией Деспиной по её возвращении после смерти Абака-хана.

О византийцах можно, конечно, сказать много разного, но уж деревенскими простачками они точно не были.