21. Три варианта политики США по отношению к Китаю

Критика действующей американской администрации за «отсутствие (большой) стратегии» и за отсутствие четкой политики по отношению к той или иной стране является обычным делом. Но это обвинение вряд ли имеет под собой основания, если речь идет о Китае, поскольку в этом случае налицо не одна, а целых три политики, причем две из них идут в противоположных направлениях.

Тем не менее, как мы увидим ниже, простое объединение всех этих трех политик в одну не является выходом из сложившегося положения: скорее, стоило бы создать четвертую, геоэкономическую политику, которая единственно может позволить сохранить долгосрочный баланс сил с Китаем.

Первым вариантом политики США по отношению к Китаю можно назвать активное содействие китайскому экономическому росту. В этом контексте наиболее показательным является отношение к китайскому вопросу министерства финансов (U.S. Treasury), которое, с одной стороны, является хранителем американских государственных финансов, а с другой – оказывает поддержку со стороны правительства частным финансам или, по крайней мере, крупным фирмам с Уолл-стрит, которые работают за пределами США.

Эта политика, которая исполнялась добросовестно и последовательно, была решительно продолжена нынешним министром финансов Тимоти Францем Гайтнером. Она полностью сфокусирована на тех выгодах, которые американские государственные финансовые структуры получают в виде дешевого капитала, благодаря наличию доступа к огромным китайским золотовалютным резервам, а также на тех выгодах, которые и американские потребители, и предприятия получают от поставок самого дешевого из возможных импорта промышленных товаров, и соответственно – сырья. Все это позволяет Соединенным Штатам повысить в стране жизненный уровень, без увеличения доходов населения и инфляции, а также позволяет снизить производственные затраты для американского бизнеса.

С этой точки зрения хронический и очень большой отрицательный торговый баланс США по отношению к Китаю (в основном по промышленным товарам) – это вовсе не проблема, а всего лишь показатель получаемой США выгоды.

Министерство финансов США, естественно, отчетливо видит все те выгоды, которые государство и частные финансовые институты Соединенных Штатов получают благодаря наличию доступа к дешевому китайскому капиталу – к капиталу, источником которого и является хроническое положительное сальдо Китая во внешней торговле, и очень высокая (примерно 50 %) средняя норма накопления. Все это используется китайскими властями для покупки американских государственных казначейских облигаций, равно как и других финансовых инструментов, в которые они вкладывают доллары, благодаря чему добиваются, в том числе, и повышения стоимости доллара по отношению к юаню, что в свою очередь, способствует сохранению позитивного торгового сальдо Китая во внешней торговле. Именно таким образом промышленная политика Китая становится механизмом предоставления частным и государственным институтам США дешевого капитала. И именно поэтому, вместо того, чтобы стать объектом критики, Китай превратился в источник внимания и заботы министерства финансов Соединенных Штатов, являясь, по сути, бенефициаром проводимой им политики. Существует еще один фактор, оказывающий значительное влияние на формирование отношения министерства финансов США к Китаю, его можно назвать социологическим: дело в том, что высшее руководство министерства почти полностью укомплектовано бывшими или будущими сотрудниками ведущих частных финансовых фирм, так что мы наблюдаем вполне естественное и обоснованное внимание к представителям китайской власти и государственных компаний Китая, ведь они являются будущими клиентами.

С другой стороны, министерство финансов США не обладает никакими экспертными знаниями, не несет ответственности и вообще не интересуется состоянием американской промышленности. Министерство финансов не проводит абсолютно никакой политики по отношению к национальной промышленности (как по отношению к промышленности в целом, так и к ее отдельным отраслям), оно индифферентно к ней в своей повседневной политике (и в частности, безразлично к резкому упадку и даже полному исчезновению целых подотраслей из-за неконтролируемого притока дешевого, в том числе, китайского, импорта). Обычно министерство финансов в этом вопросе занимает следующую позицию: потерянные рабочие места все равно неконкурентоспособны, плохо оплачиваемы, и поэтому не стоит сожалеть об их исчезновении.

За эти вопросы в Соединенных Штатах отвечает только комиссия США по международной торговле (структура слабая как в политическом, так и в организационном отношении). Ее юрисдикция жестко ограничена случаями «демпинга», в которых комиссия более или мене строго определяет объем ущерба, нанесенного американской промышленности, но не имеет прав предотвратить его. Эта комиссия также не имеет прав для защиты американской промышленности от хронической недооцененности китайского юаня. Несмотря на то, что юань теряет в цене из-за постоянной покупки Китаем долларовых инструментов, это не считается демпингом, хотя и затрагивает все категории товаров, а не какую-либо одну.

С другой стороны, министерство финансов США, отвечающее за валютную политику и за ее нарушение, если вообще реагирует на это, то лишь вербально, да и то после активного давления конгресса США, вызванного, в свою очередь, лоббистскими организациями профсоюзов и предпринимателей¹⁵².

Министр финансов США Гайтнер следовал практике своих предшественников и периодически спрашивал своих китайских коллег, когда они дадут своей валюте возможность расти (особенно когда поток жалоб на это в США нарастал), но он делал это с явным нежеланием и не говорил о возможных санкциях на тот случай, если недооценка юаня продолжится. И когда он об этом спрашивал, создавалось впечатление, что он убеждал, а не угрожал, так как не было признаков каких-либо действий, запланированных на тот случай, если к его увещеваниям не прислушаются. Соответственно, китайцы полагали, что вполне могут проигнорировать периодические просьбы, хотя в прошлом они иногда позволяли юаню немного и ненадолго подрасти в ответ на особенно жесткие требования конгресса США или для того, чтобы сдержать свою собственную инфляцию.

В таких случаях министерство финансов США обычно поднимало большой шум, восхваляя китайцев за малейшую ревальвацию юаня, за их гибкость, и считало это еще одним доказательством того, что скоро настанет конец систематической девальвации китайской валюты. Характерно, что 10 мая 2011 года министр финансов США Гайтнер после ежегодного заседания американско-китайской группы по стратегическому и экономическому диалогу сказал репортерам: «Мы видим очень многообещающие сдвиги в экономической политике Китая¹⁵³». Далее он отметил, что США по-прежнему надеются на то, что Китай позволит своей валюте расти более быстро по отношению к доллару, равно как и по отношению к валютам других стран-основных торговых партнеров Китая.

В том же самом сообщении прессы говорилось и об обещаниях китайцев «прекратить дискриминацию зарубежных компаний, пытающихся обеспечить себе доходные государственные контракты, и открыть паевые инвестиционные фонды (mutual fund) и рынок автомобильного страхования для американских фирм¹⁵⁴». Это обещание было отнюдь не новым: его уже давали в 2010, 2009, 2008 годах…

В то же самое время Комиссия США по международной торговле опубликовала результаты исследования, озаглавленного «Китай: результаты воздействия китайской политики в сфере интеллектуальной собственности и инноваций на экономику США¹⁵⁵». Результаты исследования в целом говорили об убытках экономики США в размере 48 миллиардов долларов только в 2009 году, не считая суммы в 4,8 миллиарда долларов, связанной с юридическими и иными расходами по защите прав интеллектуальной собственности в Китае. Согласно оценкам, из-за политики Китая в США было также потеряно примерно 923000 рабочих мест. Министр финансов Гайтнер никак не отреагировал на результаты исследования, ни во время американо-китайского диалога, ни потом. Никакое другое американское ведомство также не предложило никаких ответных мер против Китая и не потребовало даже какой-либо компенсации. Вместо этого китайцев обязали обещать исправиться в будущем, что они, разумеется, сделали.

Учитывая то, что министерство финансов США сконцентрировано исключительно на финансовых вопросах, а Комиссия США по международной торговле не имеет юридических прав и организационных полномочий, необходимых для регулирования своей вотчины, а также учитывая беспомощность министерства торговли США и отсутствие в американском правительстве какого-либо ведомства, отвечающего за промышленную политику (это отражение идеологии свободной торговли), то можно сказать, что для правительства США не существует какой-либо реальной возможности воздействовать на этот масштабный процесс деиндустрилизации страны, вызванный большим и хроническим дисбалансом в торговле промышленными товарами с Китаем.

Нет и ни одного государственного ведомства США, которое бы отвечало за предотвращение утечки американских технологий в Китай или в другие страны, если, конечно, речь не идет о военной технологии или технологии «двойного назначения». И все это имеет место даже несмотря на единогласное признание того факта, что общая конкурентоспособность американской экономики вытекает прежде всего из ее технологического преимущества и из того, что большая часть этих технологий, ныне используемых в частном секторе, первоначально была разработана правительством США или на деньги этого самого правительства. Странно, но эта неспособность предотвратить утечку технологий распространяется даже на американский аэрокосмический сектор, несмотря на его очевидную экономическую и военную значимость. Эта неспособность защитить собственные технологии характеризуется следующими конкретными обстоятельствами:

♦ Во-первых, во многих секторах американской промышленности границы между военными и гражданскими технологиями и барьеры на пути их распространения между этими секторами либо слабы, либо полностью отсутствуют.

♦ Во-вторых, на долю аэрокосмической промышленности приходится значительная часть еще сохранившегося американского экспорта товаров.

♦ И, в-третьих, аэрокосмический сектор относится к такой отрасли, в которой введение запретов на передачу технологий Китаю может быть легко обойдено путем договоренности с другими секторами, ведь в каждой специальности обычно существует всего лишь один европейский и/или японский поставщик, которые более неохотно передают технологии Китаю, чем их американские коллеги.

Тем не менее, не наблюдается никакой американской политики, нацеленной на прекращение утечки невоенной аэрокосмической технологии, или хотя бы по мониторингу этого процесса (словно речь идет, скажем, о технологиях производства прохладительных напитков). По причине бездействия со стороны правительства США, очень важные американские аэрокосмические технологии в настоящее время передаются Китаю через совместные предприятия с государственной китайской аэрокосмической компанией СОМАС (Commercial Aircraft Corporation of China Ltd.) или иными филиалами и аффилированными компаниями китайской военно-гражданской государственной Корпорации авиационной промышленности AVIC (Aviation Industry Corporation of China), которая производит реактивные истребители, бомбардировщики, ракеты и прочее военное оборудование, наряду с гражданскими самолетами.

Подобные совместные предприятия (предпочитаемый китайской стороной механизм, причем не всегда по понятным причинам¹⁵⁶) служат и более широким целям, например, общему развитию китайской промышленности, но прежде всего эти предприятия крайне необходимы Китаю для разработки двух авиационных программ: 70-100-местного регионального пассажирского самолета ARJ21 (вывод которого на и так переполненный рынок будет очень нежелателен для конкурентов КНР), а также для более приоритетного проекта: 150-200-местного самолета С919, который намерен бросить вызов непосредственно доминирующим моделям «Боинг 737» и «Аэробусу 320».

Неполный список существующих совместных предприятий включает в себя¹⁵⁷:

♦ Системы контроля за полетами, фирмы Parker-Hannifm + AVIC, в Сиане, провинция Шаньси.

♦ Реактивные двигатели и турбины к ним, фирмы Pratt & Whitney+PN\C, в Сиане, провинция Шаньси.

♦ Хвостовые двигатели и стабилизаторы для вертолетов S-92, фирмы Sikorsky + Changhe Aircraft Industries Corporation (производитель вертолетов для Народно-освободительной армии Китая), в Цзиндечжэнь, провинция Цзяньси.

♦ Средства связи и навигации, фирмы, Rockwell-Collins + China Electronics Technology Avionics, в Ченду, провинция Сычуань.

♦ Компоненты реактивных двигателей, фирмы Pratt & Whitney + Chengdu Engine Group, в Ченду, провинция Сычуань.

♦ Гидравлические и топливные системы для самолета С919, фирмы Parker-Hannifin + AVIC, в Нанкине, провинция Цзянсу.

♦ Системы контроля состояния окружающей среды, фирмы Honeywell + China Research Institute of Aero Accessories, в Нанкине, провинция Цзянсу.

♦ Компоненты турбовинтовых двигателей, фирмы Pratt & Whitney (Канада) + China National South Aero-Engine, в Чжучжоу, провинция Хунань.

♦ Авионика для самолета С919, фирмы GE Avionics + AVIC, в Шанхае.

♦ Топливные, гидравлические системы для самолета С919, фирмы Eaton + Shanghai Manufacturing, в Шанхае.

♦ Всепогодный радар для самолета С919, фирмы Rockwell Collins совместно с AVIC, в Уси, провинция Цзянсу.

♦ Вспомогательные системы силовых установок, фирмы Honeywell + AVIC, в Нанкине, провинция Цзянсу

♦ Электрическое оборудование для самолета С919, фирмы Hamilton Sundstrand +AVIC, Нанкин, провинция Цзянсу

♦ Проводные системы контроля полетов, фирмы HoneywelHAVIC, в Сиане, провинция Шаньси.

♦ Оборудование для посадки и гондолы, фирмы Goodrich + Xian Aircraft, в Сиане, провинция Шаньси.

♦ Гондолы двигателей, фирмы Nexcelle + AVIC, идут переговоры.

♦ Детали из алюминия, фирмы Alcoa + СОМАС, идут переговоры.

♦ Композитные материалы, фирмы Boeing + AVIC, в Тяньцзине.

Немного найдется компонентов американских аэрокосмических технологий (гражданских или военных), которые не были бы в распоряжении компаний, вступивших или вступающих в совместные предприятия с AVIC или с ее аффилированными фирмами, провозглашенными целями которых является конкуренция с «Боингом» или с «Аэробусом» за долю рынка, и которые также разрабатывают, строят или копируют тактические боевые самолеты и бомбардировщики для ВВС и ВМС НОАК.

Более того, китайцы могут ожидать доступа и к иным технологиям, вероятно, в большей мере, чем это предусмотрено соглашениями о создании совместных предприятий. Причиной этого является то обстоятельство, что совместные предприятия дают много возможностей для кибер-проникновения или более осязаемых форм кражи технологий¹⁵⁸. То, что утечка технологий может происходить и в более безобидных формах, например, в обычных беседах между экспертами-коллегами, не меняет последствий этой утечки. К тому же, установленным фактом является то, что совместные предприятия облегчают вербовку агентов на месте, причем особое внимание уделяется гражданам США китайского происхождения¹⁵⁹.

Надо подчеркнуть, что утечка технологий из совместных предприятий в аэрокосмической отрасли представляет собой лишь часть более широкого трансфера технологий из США в Китай, и большинство этих технологий отнюдь не крадется, а передается в рамках договорных обязательств ведущими американскими корпорациями. В обязанности менеджеров этих компаний не входит просчет долгосрочного эффекта этого трансфера на общее состояние американской экономики, а желания добровольно просчитать это у них нет. Самое большее, что они могут попытаться просчитать – это влияние данного трансфера на состояние их фирм в следующем квартале, а остальное для них не имеет никакого значения, ведь какого-либо контроля со стороны правительства США в этой сфере нет, по причине отсутствия в стране промышленной политики.

Большой приток американских технологий в Китай – это, в свою очередь, всего лишь часть несбалансированных в целом экономических отношений между США и КНР, которые выгодны американцам как потребителям, должникам и, прежде всего, финансистам, которые не заботятся о вреде, наносимом американским рабочим и производителям. В то же время этот дисбаланс очень выгоден Китаю, и этот факт определяет всю «американскую политику» КПК, включая ее главную цель сохранения несбалансированных экономических отношений¹⁶⁰ на максимально возможный длительный срок или до тех пор, пока Китай не превратится в богатую и более передовую страну.

Для этой высокой цели утомительное сидение на заседаниях «стратегического и экономического диалога» является не такой уж высокой ценой: можно стерпеть даже выслушивание «почти вежливых» нравоучений о правах человека или демократии. Ради достижения этой высшей цели все остальное должно быть отложено до более подходящего момента, идет ли речь об аннексии Тайваня силой или о захвате огромных океанских просторов, на которые Китай в настоящее время претендует по всем направлениям. Тао guang yang hui («скрывай свои возможности и стремись выиграть время») – это гораздо более простое правило, чем «мирный подъем или мирное развитие», но работает так же хорошо.

Причиной данного положения является китайская политика министерства финансов США, которая стремится сохранить именно эти несбалансированные экономические отношения, несмотря на деиндустриализацию США, вызванную хроническим торговым дефицитом в обмене промышленными товарами с Китаем. Объективно, если не субъективно, министерство финансов США при своих нынешних руководителях, как и при их предшественниках, активно содействует китайскому экономическому росту и технологическому прогрессу, не отвечая при этом как ведомство за неизбежную корреляцию между общим экономическим и технологическим потенциалом Китая и вытекающим из этого ростом его военной мощи. Ведь это просто не входит в обязанности министерства финансов, а президенты США пока не сделали ничего, чтобы дать ведомству такие полномочия.

Вторая «китайская политика» США звучит так: госдепартамент бросает вызов Китаю.

Эта политика в настоящее время активно продвигается госсекретарем Хилари Родэм Клинтон и отчасти поддерживается ее ближайшими сотрудниками. Сторонники данной политики, естественно, высоко ценят сотрудничество с Китаем, если оно имеет место быть, но признают тот факт, что Китай все-таки чаще выступает как оппонент США: как в многостороннем формате в Совете безопасности ООН и на других форумах, так и на двустороннем уровне, когда непосредственно затрагиваются отношения с США, их союзниками и третьими странами, в которых заинтересованы США, включая режимы «стран-отверженных»; как в смысле практических национальных интересов США, так и в отношении фундаментальных американских моральных ценностей.

Во всех этих сферах дела несколько ухудшились после 2008 года, как из-за роста политических репрессий в самом Китае, так и из-за усилившейся активности Китая по продвижению антидемократических методов за границей. Одним из последних примеров является финансирование Китаем совместно с правительством Пакистана «медийного университета» («media university»). Пакистанский министр информации и теле- и радиовещания доктор Фирдоус Ашик Аван определил задачи этого университета следующим образом:

Подготовка национально ориентированных кадров СМИ с целью изменения отношения людей к Пакистану и направления в другие страны пресс-атташе для противодействия западной пропаганде в СМИ. Государственные интересы должны быть защищены любой ценой, но иногда СМИ переходят границы и наносят государственным интересам непоправимый ущерб¹⁶¹.

Другой пример, иллюстрирующий готовность китайского правительства сотрудничать с «отверженными режимами», еще более очевиден, так как он служит укреплению репрессивного потенциала авторитарного режима: финансирование Китаем «Школы разведки имени Роберта Мугабе» в Зимбабве – единственная форма инвестирования в образование, которая не нужна этой когда-то цветущей стране, испорченной тем же самым Робертом Мугабе и его подпевалами. Цель этой новой школы официально описывается как «ответ на современные глобальные вызовы», и неудивительно, что в школу зачисляют только «приглашенных кандидатов». Программа обучения включает следующие дисциплины: шифрование, лингвистика, анализ разведданных, разведывательная работа с людьми, военная разведка, создание и поддержание работы системы сбора разведданных, контрразведка, анализ видеоданных, аналитика в разведывательных резидентурах, аналитика разведывательной информации, сбор данных и так далее – и все эти дисциплины преподаются китайскими инструкторами¹⁶².

Как уже отмечалось выше, политика министерства финансов США основывается на восхвалении Китая, который ни в коем случае на должен быть когда-либо наказан, потому что он постоянно проявляет готовность увеличить стоимость юаня и наконец-то внедрить в жизнь законы защиты интеллектуальной собственности. Что касается государственного департамента, то он предпочитает трезво оценивать реальность, что приводит к тому, что Китай воспринимается не в ряду обычных нейтральных государств, таких как, например, Индия, но ассоциируется скорее с Российской Федерацией и Венесуэлой. То есть отмечается, что Китай сотрудничает с США только в том случае, когда такая кооперация ему выгодна, и в то же время он всегда противодействует Соединенным Штатам, если такое противодействие не противоречит его собственным интересам. Оппозиция – это то, что существует по умолчанию, а сотрудничество – это то, что декларируется. Напротив, Индия, например, часто оппонирует Соединенным Штатам, но делает она это всякий раз по своим понятным причинам, плохим или хорошим, а не потому, что имеет возможность это делать. Данное положение дел, по мнению госдепартамента, оправдывает энергичное противодействие Китаю всякий раз, когда он обращается к экспансионистской политике, хотя необходимость сопротивляться китайской мощи пока еще не признана даже в качестве политической концепции, не говоря уже о том, чтобы принять ее в качестве политической цели. Тем самым госдепартамент США очень энергично реагировал на экспансионистское давление Китая на Вьетнам по Парасельским островам и островам Спратли, а также когда Китай выступал против Лаоса, Таиланда и Камбоджи, строя дамбы в верхнем течении реки Меконг, и против Брунея, Малайзии и Филиппин, тоже по вопросу островов Спратли, и когда он выступал против Японии (в связи с китайскими притязаниями на острова Сенкаку и прилегающий к ним район моря).

В то время как министр финансов Гайтнер (бывший исследователь Китая, а также бывший специалист по Китаю в прибыльной фирме Kissinger Associates Inc.) был настроен очень дружественно во время своих частых встреч с китайскими официальными лицами¹⁶³, госсекретарь США Хилари Клинтон открыто и неоднократно вступала в столкновения с министром иностранных дел Китая Ян Цзечи на встречах АСЕАН (хотя его вряд ли можно назвать коллегой госсекретаря США, поскольку МИД КНР только претворяет в жизнь политику, но не формирует ее).

Помимо всего прочего за последние два года госсекретарь Клинтон предприняла следующие действия:

♦ Публично настаивала на том, что спор вокруг островов Спратли должен быть решен на многосторонней основе между Китаем и затронутыми спором странами АСЕАН, а не на двусторонней основе – между Китаем и каждой конкретной «малой страной», как выразился Ян Цзечи. Сначала это требование США было отвергнуто на двух встречах АСЕАН, но после того как провалились попытки запугать Вьетнам или убедить другие страны, китайцы, как было упомянуто выше, согласились на многосторонние переговоры по выработке «Кодекса поведения» в декабре 2010 года.

♦ Заявила о том, что проблема островов Сенкаку должна быть включена в договор между США и Японией от 1960 года (о взаимном сотрудничестве и безопасности), тем самым отвергнув современные китайские притязания на эти острова, хотя обычно внешняя политика США избегает подтверждения или осуждения тех или иных взаимных территориальных притязаний других стран.

♦ Положила начало созданию в 2009 году на деньги США «Инициативы по нижнему Меконгу» с участием Вьетнама, Камбоджи, Лаоса и Таиланда; слово «нижний» элегантно исключило из состава участников Китай и его квазисоюзника Мьянму – на тот момент «режим отверженных¹⁶⁴». Эта комиссия вроде бы занимается только водой и рыбой, но интересно, что она собирается на уровне министров иностранных дел, а не министров сельского хозяйства и рыболовства. Повестка дня данной инициативы включает в себя всевозможные вопросы: изменение климата, инфекционные заболевания, образование, управление речными ресурсами и много всего другого, но в ней заявлена одна, казалось бы, незначительная тема, которая на практике оказывается самой важной, а именно координация мер в ответ на строительство дамб, особенно, но не исключительно (тонкая грань), тех, которые строит Китай.

♦ Активно использовала любую возможность для укрепления сотрудничества с Индией, стремясь придать ему хотя бы некоторые признаки стратегического значения, прилагая усилия по преодолению бюрократических, ведомственных и культурных препятствий каждой из сторон, а также пытаясь извлечь максимум пользы из «123 соглашения¹⁶⁵» между США и Индией о сотрудничестве в деле мирного использования атомной энергии.

Это соглашение 123 было всего лишь необходимой предпосылкой для сотрудничества Индии и США в ядерной области, но оно само по себе стало значительным политическим, бюрократическим и дипломатическим мероприятием, которое к тому же привело и к ряду других:

♦ Преодолев очень интенсивное внутреннее сопротивление с обеих сторон (американские борцы против распространения ядерного оружия, сторонники автаркии в Индии), после напряженных переговоров 18 июля 2005 года премьер-министр Индии Манмохан Сингх и президент США Джордж Буш согласовали рамки будущего сотрудничества, согласно которым Индия обязалась разделить свои гражданские и военные ядерные объекты и поставить первые под контроль МАГАТЭ.

♦ Администрация Буша со своей стороны обязалась побудить конгресс США изменить Закон 1954 года об атомной энергии.

♦ Далее Индия должна была заключить соглашение с МАГАТЭ об инспекциях – довольно деликатная вещь, если учесть существование в стране военных ядерных объектов, не подлежащих инспектированию.

♦ США должны были обеспечить для Индии уникальное исключение из режима поставок ядерных материалов в многосторонней Группе поставщиков ядерных материалов (Nuclear Suppliers Group, NSG), что было отнюдь не легко, если учесть, что группа возникла прежде всего по инициативе США в качестве ответной меры на ядерные испытания в Индии в 1974 году.

Всего-лишь через три года после первоначального соглашения Сингх-Буш, 1 октября 2008 года, конгресс США одобрил соглашение с Индией о сотрудничестве по использованию ядерной энергии в мирных целях, а 2 февраля 2009 года было заключено соглашение между Индией и МАГАТЭ, что позволило новой американской администрации Обамы начать реализовывать собственные меры по расширению стратегического потенциала американо-индийских отношений за пределы сотрудничества в ядерной области.

Устранение ограничений на поставки американского оружия в Индию, которые были законодательно введены в ответ на испытание Индией ядерного заряда в 1974 году, было, конечно, очень важным, и все же, благодаря ему, еще не было устранено самое большое препятствие на пути возобновления американских военных поставок, а именно – культурные и корпоративные различия. Между двумя сторонами отмечалось резкое несоответствие в использовании методов и процедур ведения бизнеса, а также различия в культурных кодах и формах проявления профессиональных амбиций. Так, с одной стороны находились представители государственной индийской аэрокосмической промышленности, которую контролируют давно находящиеся на своих должностях авторитарные менеджеры и наделенные брахманской надменностью ученые, а с другой стороны стояли тяжеловесные американские авиационно-космические и военные корпорации, с их прямолинейными и бескомпромиссными менеджерами, ригидными технологами, а также быстрыми и напористыми специалистами по сбыту. Сложно вообразить себе два столь различных сообщества, которых бы так глубоко разделяло отсутствие общего языка, как бюрократические структуры военной промышленности США и Индии, конкурирующие за приз парализующей несовместимости.

Именно поэтому индийские вооруженные силы, которые пережили десятилетия мучений в связи с затягиванием поставок со стороны собственной оборонной государственной промышленности¹⁶⁶ и десятилетия столь же бессильной ярости по поводу нежелания советской и российской оборонной промышленности поставлять вовремя запасные части (или хотя бы через год после согласованного срока), и почти столько же десятилетий недовольства очень высокими издержками по использованию прекрасных французских истребителей, сегодня оказались неспособны оснастить себя американскими самолетами и другим известным им вооружением, которое они желают приобрести (за исключением нескольких случаев, ставших возможными после мучительных и затяжных переговоров). Ведомственные барьеры очень сложно преодолеть. Несмотря на то, что уже состоялось несколько поставок оружия из США, ни одна из важных систем вооружения в Индии пока не является американской по происхождению, на фоне огромной массы советского/российского оружия, некоторых европейских самолетов и израильских авионики и ракет.

В Пекине отношения между Индией и США в сфере поставок оружия видят (или, по крайней мере, описывают) по-другому. Ниже следует версия стабильно «левацкой» (националистически-милитаристской) Глобал Таймз:

Визит президента США Барака Обамы в Нью-Дели в ноябре 2010 года может привести к поставкам американского оружия Индии на сумму в $5 миллиардов… [Тем самым]… США сменят Россию как крупнейшего поставщика вооружений в Индию… [и] помогут Индии ограничить рост Китая. В списке индийских пожеланий системы ЗРК «Пэтриот», самолеты-заправщики компании «Боинг» и некоторые типы гаубиц, а общая сумма поставок может превысить 10 миллиардов долларов [рост более чем на 100 %].

…Ведутся переговоры между официальными лицами Индии и США по закупке… 10 военно-транспортных самолетов «Боинг С-17».

Ван Минчжи, военный аналитик в академии ВВС НОАК [заявил, что]… такие поставки вооружений улучшат отношения между Вашингтоном и Нью-Дели, и, вольно или невольно, повлияют на ограничение влияния Китая в регионе… Например, если Индия получит военно-транспортные самолеты С-17, то мобильность ее войск, расположенных на границе с Китаем значительно возрастет¹⁶⁷.

Энергичное создание госдепартаментом США антикитайской коалиции (вне зависимости от ее субъективных целей) объективно соединяет все звенья цепи союзников США от Японии до Индии через Филиппины, Индонезию, Вьетнам и Сингапур, и эта цепь может прервать другую цепь – маршрут поставок из южных портов Китая до Порт-Судана¹⁶⁸. Поэтому легко понять заявления Китая о том, что политика государственного департамента США в целом недружественная, и что она пытается «окружить» Китай и даже приобрести возможность отрезать его от импорта нефти, газа и другого сырья.

Но это, естественно, невозможно, так как у США нет большого влияния на сухопутных соседей Китая: Российскую Федерацию, Монголию, Казахстан, Киргизстан, Таджикистан и Узбекистан. Во всех этих странах полно материальных и энергетических ресурсов, как только обнаруженных, так и уже доступных для разработки. А маршрут через Туркменистан может обеспечить доступ к фактическому союзнику Китая – Ирану, и тем самым ко всему Персидскому заливу с его уникальными ресурсами углеводородов. Госдепартамент США, действительно, пытается усилить решимость и потенциал тех стран, которые в последнее время подвергались угрозам со стороны Китая, как в словесной форме, так и виде угрожающих маневров и навязчивого патрулирования, с чем сталкивалась и Япония, и Филиппины, и Лаос со Вьетнамом. Индия, которая не просила США о военной или дипломатической поддержке, также оказалась под давлением Китая из-за развития транспортной инфраструктуры в Тибете, количественного увеличения китайских гарнизонов и довольно агрессивного патрулирования индийской части границы в штате Аруначал-Прадеш, который китайцы считают своим «южным Тибетом» (Саньян).

Более того, в то время как министерство финансов США критикует Китай лишь в очень мягких и необидных терминах и только когда вызывающее поведение Китая слишком очевидно (например, в случае протекционизма при выделении государственных заказов), государственный департамент, особенно при госсекретаре Клинтон, очень активно критиковал Китай за политику, противоречащую американским ценностям. Например, в тот момент, когда министр финансов Гайтнер был даже более чем обычно склонен уйти от критики КНР, Хилари Клинтон перед встречей со своими китайскими коллегами в рамках уже упомянутого выше американско-китайского стратегического и экономического диалога 2011 года заявила в одном из интервью¹⁶⁹:

Мы имеем дело со многими странами, чьи экономические или политические системы далеки от того, чего мы бы желали… Но мы не отказываемся от дел с Китаем, потому что мы полагаем, что там плохо обстоят дела с правами человека.

Журналист Джеффри Голдберг, проводивший интервью: И действительно, китайцы действуют сейчас так, как будто бы они напуганы.

Клинтон: Ну да, они напуганы, и они пытаются остановить ход истории, что является абсолютно безнадежным делом. Они не могут этого сделать. Но они попытаются оттянуть неизбежное, насколько это возможно.

Политика государственного департамента в отношении Китая, таким образом, комбинирует три различных линии поведения, которые примиряют широкий спектр различных американских интересов:

♦ сотрудничество, которое развивается между американскими и китайскими государственными организациями для достижения целого ряда целей: от согласования непонятных технических стандартов до многосторонних инициатив против распространения ядерного оружия – причем установка на развитие этого сотрудничества настолько сильна, что некоторые должностные лица в госдепартаменте склонны ставить именно этот аспект во главу всего спектра взаимоотношений с Китаем;

♦ сдерживание, которое достигается быстрой и убедительной поддержкой соседей Китая – вне зависимости от того, связаны ли они союзными договорами с США – если они подвергаются давлению, для того, чтобы сделать их способными противостоять давлению Китая;

♦ в основном вежливая, но непрерывная идеологическая война против режима КПК путем постоянного напоминания о правах человека, иногда – политических правах, а также культурнорелигиозных, если не национальных, правах тибетцев и в некоторой степени уйгуров (монголы из Внутренней Монголии, возможно, стоят на очереди); и постоянными требованиями по освобождению резонансных диссидентов.

К концу 2011 года отмечалось чувствительное и очень явное ужесточение политики госдепартамента по отношению к Китаю, которое было описано и детально разъяснено госсекретарем Клинтон в программной статье под характерным заголовком «Американское тихоокеанское столетие», которую можно лучше понять, если выделить первое слово курсивом¹⁷⁰. Но главным словом было слово «стержень», описывающее поворот Америки от дорогостоящей и бессмысленной войны в бесполезном Афганистане и на стагнирующем Ближнем Востоке к динамичному азиатскому миру, начинающемуся в Индии. Естественно, речь Клинтон вызвала большой интерес в Пекине и, конечно, немалую порцию критики, причем не только из Китая, но и со стороны американских скептиков, которые выразили нежелание оставить Афганистан на волю его неминуемой судьбы, которая настигнет его скорее рано, чем поздно.

Хотя в статье много говорилось об американско-китайском сотрудничестве, которое действительно существует во многих областях, те (в Пекине), кто воспринял эту статью как выражение растущего внимания США к китайским экспансионистским тенденциям, были совершенно правы. Это стало абсолютно ясным из-за включения в статью пункта, приветствующего «прогресс в деле реализации Транс-тихоокеанского партнерства (Trans-Pacific Partnership, ТРР), которое собирает экономики стран с обоих берегов Тихого океана (как развитые, так и развивающиеся) в единое торговое сообщество» – и смысл здесь в том, что Китай не является частью ТРР.

Если бы все это не сопровождалось заявлением президента Обамы об открытии новой американской военной базы в Дарвине, Австралия (он лично открыл ее 17 ноября 2011 года), то «ключевое» заявление Клинтон, возможно, имело бы меньший резонанс. И в самом деле, его, возможно, сочли бы всего лишь политическим пиаром госсекретаря, у которого все еще есть политическое будущее. Как бы там ни было, политика сдерживания Китая была впервые провозглашена официально, но ее стоит отличать от политики конфронтации, так как она носит ответный, а не самостоятельный характер, она даже вовсе не проявится, если Китай сам не будет нарушать баланс сил. К сожалению, быстрый военный рост Китая уже сам по себе является дестабилизирующим.

Подтверждением сохраняющегося преимущества США в балансе сил с Китаем является то, что госдепартамент, как и правительство США в целом, могут позволить себе одновременно проводить обе политические линии: сотрудничества и сдерживания. Если бы более сильная позиция была у Китая (как это уже имеет место быть в отношениях КНР не только с попрошайками, но и, например, с Южной Кореей), США пришлось бы выбирать между сотрудничеством и сдерживанием – то есть, между сотрудничеством и подтверждением его ценностей.

Показателем прогресса Китая в деле навязывания другим собственных взглядов в области моральных ценностей является количество тех стран, которые отказывают в визе «Далаю» (так китайцы называют этого человека, отрицая его духовный статус), а это довольно длинный список, включающий подчеркнуто буддистский (хотя и не тантрический) Таиланд, равно как и Южную Корею.

Возрастающая активность Китая в деле навязывания миру собственного представления о гармонии проявилась также и в той борьбе, которая развернулась вокруг присуждения в декабре 2010 года Нобелевской премии мира китайскому диссиденту Лю Сяобо (мы уже упоминали об этом инциденте ранее).

Для МИД КНР это была именно настоящая борьба, во время которой китайским дипломатам пришлось работать круглосуточно во многих столицах мира. Как уже упоминалось, из 65 глав дипломатических представительств в Осло или их заместителей (послов без постоянной аккредитации в норвежской столице на церемонию вручения Нобелевской премии не приглашали), Китай записал в свой актив самого себя, Россию, Казахстан, Тунис (при прежнем режиме), Саудовскую Аравию, Пакистан (живет на деньги США, но никогда не помогает Америке, если требуется его помощь), Ирак (ненаказанный за это Соединенными Штатами), Иран, Вьетнам (солидарность КПВ и КПК), Афганистан (тоже не наказан), Венесуэлу, Египет (другой ненаказанный получатель американской помощи), Судан, Кубу и Марокко (что точно отображает диктаторскую реальность этой страны за фасадом монархической мишуры). Но с другой стороны, Лю Сяобо и сторонники защиты прав человека любой ценой набрали 46 очков в виде гораздо более важных стран, таких как Аргентина, Босния и Герцеговина, Бразилия, Чили, Колумбия, Коста-Рика, Гватемала, Индия, Индонезия, Израиль, Япония, Южная Корея, Филиппины, Сербия, Южная Африка, Шри Ланка, Таиланд, Турция и Украина в дополнение к странам-членам Евросоюза.

Но стоит отметить, что гораздо более значимой китайской целью является не запугивание стран типа Шри Ланки и не подкуп стран типа Гватемалы по вопросу церемонии в Осло, а скорее попытка заставить США согласиться на истинный паритет с Китаем в формате «G-2», который включал бы «взаимное уважение», при котором ни одна из сторон не будет критиковать политическую систему другой и не будет помогать местным диссидентам.

Конечно, паритет между США и Китаем был бы с точки зрения Китая временным условием на пути к китайскому превосходству во всех делах, когда Пекин несомненно потребует уже безусловного уважения, помимо иных материальных льгот.

Формат «G-2» с полным паритетом в моральных ценностях, конечно, признается лидерами КПК как очень долгосрочная цель, но в один очень соблазнительный момент казалось, что она уже почти достигнута. Во время самой тяжелой фазы «свободного падения» мировой экономики, когда только что пришедшая к власти администрация Обамы просила поддержки Китая в повышении совокупного спроса путем более активного и немедленного расходования средств на государственные проекты (и успешно: я лично видел спустя несколько месяцев тысячи рабочих на строительстве дороги в провинции Юн-нань), США явно прекратили затрагивать тему прав человека. На брифинге по итогам «стратегического и экономического диалога» 2009 года, когда госсекретаря Клинтон пытались заставить высказаться по данной теме, она ответила в явно уклончивой манере: «Безусловно, мы имели конструктивный обмен мнениями по поводу нашего и китайского видения этой темы, и это было предметом большого внимания и интереса¹⁷¹».

Этот период прошел, но он оставил свои следы: именно финансовый кризис 2008/2009 годов спустил с цепи китайскую триумфальность с ее настаиванием на своем нынешнем или вот-вот наступающим превосходстве, и кроме того, Китай стал активнее требовать удовлетворения своих территориальных претензий – и словами, и делами.

Как оказалось, подобные действия стали преждевременными и контрпродуктивными для Китая, так как они выявили угрозу за маской «мирного подъема», и вызвали самые различные реакции, такие как: отказ Японии от флирта Отзавы с Пекином; формирование Австралией антикитайской коалиции; появление индийских двусторонних инициатив с рядом соседей Китая, начиная с Российской Федерации (помимо всего прочего, путем военных совместных учений); сближение Вьетнама с США и Индией; восстановление Филиппинами визитов американских боевых кораблей; и, что поражает больше всего – установление демократии в Мьянме и нормализация ее отношений с Западом, вместо пребывания в китайских объятиях.

Тем не менее, данный процесс не приведет к значимым результатам, если не будет прерван уникальный китайский экономический рост. Имея возможность расти на 9 % в год в течение следующих десятилетий и направлять часть имеющихся ресурсов на укрепление своей мощи во всех ее формах, Китай уже может позволить себе не быть явно агрессивным или даже напористым, чтобы навязать свою волю практически всем странам вокруг себя, тем самым умножив свою мощь еще больше.

Третью линию американской политики по отношению к Китаю проводит Министерство обороны США. Мы уже касались этой темы, описывая случаи посещения боевыми кораблями США различных стран-соседей Китая. Министерство обороны в целом и отдельные части вооруженных сил США в частности были очень эффективны в деле сдерживания Китая, постоянно наращивая свои усилия, начиная с 2010 года.

Эти усилия проявлялись и в форме мало заметных обменов по программе обучения военных кадров (International Military Education and Training, IMET), и чуть более явно – в виде совместных учений ВВС. В частности, нужно отметить ежегодный «Командный бросок» («Commando Sling») с ВВС Республики Сингапур на военно-воздушной базе Пайя Лебар (которая не случайно находится в распоряжении ВВС США для вынужденных посадок, если в таковых возникает необходимость) или эффектное появление авианосцев с сонмом сопровождающих их кораблей. Вооруженные силы США дополняют отдельные заявления и встречи американской дипломатии своими более продолжительными связями: так, например, международная программа военного обучения (IMET) позволяет проводить на постоянной основе ежегодные учения и предполагает как отдельные визиты кораблей, так и их пребывание в портах на постоянной основе.

Все эти усилия бесполезны в случае стран, находящихся в плену враждебной идеологии (как это имеет место быть в случае с воинственным исламом в Пакистане), но в иных случаях вооруженные силы США служат для того, чтобы привнести гарантии безопасности в союзнические отношения. А в случае отсутствия формальных союзнических соглашений практические связи и сотрудничество с местными вооруженными силами могут их компенсировать, если конечно на политическом уровне между данной страной и Америкой царит согласие. Данное положение позволяет развивать весьма удовлетворительное сотрудничество с такими ценными «несоюзниками», как Вьетнам или Индонезия.

Даже если отвлечься от повседневных реалий сдерживания в Азии, которые подчас имеют местный и преходящий характер, то для всего министерства обороны США (и для ВВС, и ВМС США) Китай, бесспорно, стал будущим «главным врагом», по крайней мере, с точки зрения военного планирования и закупки вооружений. В то время как «глобальная война против террора» неумолимо теряет свое значение, так как большое количество потенциальных врагов (любые люди в любом месте, вдохновленные джихадом) компенсируется их бессилием, военный рост Китая (если отвлечься от немногих исключений) представляет собой гораздо более значительный и имеющий более далеко идущие последствия феномен.

Соответственно, приобретение новых мощных систем оружия в США все чаще оправдывается направленными на Китай задачами или, еще чаще, просто представляется как ответ на предполагаемое, а не действительное развитие Китаем собственных систем вооружения. Не удивительно, что, например, ВВС США устраивают много шума вокруг нового китайского истребителя Chengdu J-20 Лап er shi («терминатор двадцать»), хотя еще не ясно, идет ли речь о настоящем прототипе, который можно в ближайшем будущем запустить в серию, или о простой модели будущего тяжелого, дальнего, снабженного антирадарным покрытием истребителя-бомбардировщика класса F-22, производство которого может начаться не ранее, чем через 10–15 лет, не говоря уже о совершенствовании его оперативных возможностей. Прежде всего, пока еще нет убедительного доказательства того, что Научно-исследовательский институт авиационных двигателей в Шеньяне может разработать достаточно эффективный и надежный двигатель, достаточно мощный для 70 000-80 000 фунтового самолета, такого как J-20 (хотя это могут изменить инновации, поставленные в КНР американскими фирмами «Дженерал Электрик» и «Пратт энд Уитни» в рамках уже упомянутых выше совместных предприятий).

Неудивительно, что столкнувшиеся с бюджетными сокращениями различные виды американских вооруженных сил склонны предвосхищать китайские возможности, которые еще в течение очень длительного времени не появятся на свет, и преувеличивать мощь уже существующих сил НОАК. Прежде всего, у них до сих пор нет единых командных структур выше уровня военного округа, то есть нет единого командования на национальном уровне, нет отработанного механизма концентрации сил различных военных округов или даже координации их действий. С оперативной точки зрения все это не имеет никакого смысла, но понятно, что никем не избранные лидеры КПК хотят сами командовать своими военными, а не опасаться их доминирования.

И все же американские военные правы, когда воспринимают Китай всерьез, пусть и не сегодняшнюю НОАК; и ВВС США, в принципе, также правы, серьезно относясь к проекту J-20; также ВМС США правы, воспринимая всерьез китайские подводные лодки и планы по постройке авианосцев КНР. Так как китайская экономика быстро предоставляет все возрастающие ресурсы, вся научная и технологическая инфраструктура Китая растет количественно и качественно, а это, в свою очередь, дает основу для военных инноваций во всех секторах и даже во всех подсекторах систем вооружения. Определяющий аспект китайской квазианархической системы (с высоким уровнем внутренней конкуренции) состоит в том, что каждый вид вооруженных сил и все полувоенные формирования активно требуют для себя все больше ресурсов и обычно получают их. В результате на свет появляется огромное количество технологически все более и более передовых систем вооружений и их носителей.

В дополнение к своей активной роли по сдерживанию не слишком масштабных китайских угроз против морских владений американских союзников, квазисоюзников, новых или новых старых друзей, у вооруженных сил США была и остается задача противодействия масштабным военным угрозам со стороны Китая.

Из таковых самой возможной является периодически возобновляемая угроза вторжения на Тайвань или иное подчинение его силой – «воссоединение» на языке КНР.

Тайвань сегодня, как это понимает руководство КПК, в случае открытого использования против него силы, может не только спровоцировать военный ответ США с опасностью дальнейшей эскалации вплоть под применения ядерного оружия, но вызвать последствия более опасные, поскольку более правдоподобные: прекращение торговли с США, Японией и их единомышленниками. Такое эмбарго может быть объявлено почти немедленно, но будет снято лишь по истечении солидного интервала времени (объявленное в июле 1989 года эмбарго на торговлю оружием до сих пор остается в силе). Еще более неблагоприятным вариантом для Китая явилось бы активное сопротивление Тайваня, сопровождающееся большим количеством жертв среди военных и гражданского населения. В этом случае ограничения на импорт китайских товаров могли бы сопровождаться запретом на поставки сырья в Китай, включая нефть (поставки сырья из Австралии точно прекратятся немедленно).

Именно поэтому лидеры КПК ограничивали себя угрожающими перемещениями ракет, настойчивым воздушным патрулированием вблизи Тайваня и словесными угрозами даже тогда, когда правительство Тайваня возглавлялось сепаратистски настроенным президентом Чэнь Шуйбянем (Chen Shui-bian), сейчас заключенным номер 1020 в тюрьме Тайбея Гуишань, графство Тайоян. Нынешняя роль Тайваня в политике КПК в целом и в военной политике КНР в частности точно описана в документе «Национальная оборона Китая за 2010 год», выпущенном в марте 2011 года Информационным бюро Госсовета КНР¹⁷², где в разделе I («Ситуация в сфере безопасности») говорится:

Обеим сторонам Тайванского пролива предназначено судьбой окончательно воссоединиться в ходе великого обновления китайской нации. На китайском народе по обе стороны пролива лежит ответственность работать рука об руку, чтобы покончить с враждебностью и не допустить повторения истории вооруженного конфликта между соотечественниками. Обе стороны должны занять позитивную позицию по отношению к будущему и пытаться создать благоприятные условия для постепенного урегулирования путем переговоров на основе равноправия имеющихся проблем: и унаследованных от прошлого, и новых, возникающих в ходе развития отношений по обе стороны пролива. Обе стороны могут обсуждать в прагматическом ключе политические отношения в особой ситуации, когда Китай еще не объединен. Обе стороны смогут поддерживать контакты по военным вопросам и в подходящее для этого время вести переговоры о механизме военной безопасности и взаимного доверия, чтобы действовать вместе для принятия мер по дальнейшей стабилизации отношений между разделенными проливом сторонами и для снятия опасений в сфере военной безопасности. Обе стороны должны провести консультации на основе сохранения принципа одного Китая для формального прекращения состояния войны и достижения мирного соглашения (курсив добавлен. – Э. Л.).

Все это касается прошлой гражданской войны между КПК и Гоминьданом: обе стороны должны путем переговоров закончить братоубийственный конфликт. Более того, так как по обе стороны пролива живут китайцы, то это фундаментальное равенство имеет приоритет перед неравенством баланса силы. Если учесть выраженную необходимость «проводить консультации» в целях создания предпосылок для «переговоров о механизме военной безопасности и взаимного доверия», для достижения «постепенного урегулирования…», то становится ясно, что никакой срочности в решении тайваньской проблемы нет. Далее, учитывая, что между обеими сторонами сейчас установлены отношения «равноправия», как между КПК и Гоминьданом (а не с коренным населением Тайваня – южными варварами, говорящими на языке миньнань), то естественно, что у обеих сторон есть вооруженные силы, которые в документе прямо не упомянуты.

В настоящее время представляется, что готовность США сдержать или даже отразить атаку на Тайвань вряд ли подвергнется реальному испытанию. Несмотря на то, что современный Китай похож на Германию образца после 1890 года, так как он успешно продвигается на всех мирных направлениях, и при этом упорно стремится к бесполезному наращиванию военного потенциала, а также рассыпается подчеркнуто агрессивными заявлениями по поводу маленьких островков и мелей¹⁷³, но, тем не менее, мы пока еще не видим признаков приближения другого 1914 года – опасности того, что вся эта история окончится войной, разрушениями и поражением, как уже упоминалось выше. Вместо приближения к войне пока налицо вредящая самому Китаю политика, когда он объединяет против себя большие и малые страны, стремящиеся сдержать дальнейший рост его мощи. В этой игре для излишне успешного Китая пока еще не предвидится тот же исход, который в свое время возымела излишне успешная Германия, потому что это бы потребовало масштабной длительной войны, которая просто невозможна в условиях наличия ядерного оружия – этого суда последней инстанции, где может быть оспорен любой вердикт низшего суда, означающего обычный военный конфликт. Военная мощь сохраняет свое значение в отношениях между ядерными державами, так как ядерное оружие все же не может успешно предотвратить любой вооруженный конфликт между ядерными державами, инциденты могут иметь место и способны перерастать в локализованные боевые действия. Но тем не менее, военная мощь может обеспечить лишь локальное доминирование, но не стратегический исход всего конфликта.

И кроме того, в данном случае вряд ли сработает стратегия типа «звездных войн», то есть Китай нельзя вывести из игры путем перенапряжения его технологического потенциала. Чего бы ни добилось министерство обороны США путем приобретения оружия для соревнования с китайской программой вооружений или, точнее, для решительного превосходства над китайским потенциалом, оно не может достичь того грандиозного результата, который был достигнут в технологическом соревновании с Советским Союзом в конце 70-х и в 80-х годах. Тогда, пытаясь не отстать от американских военных инноваций, Советский Союз тратил на эти цели все большую и большую долю своих скудных высокотехнологических ресурсов из все более и более стагнирующей экономики. Когда же отставание от США стало слишком очевидным, советские лидеры при Горбачеве попытались реконструировать экономику под лозунгом перестройки, но вместо этого произошла дезинтеграция плановой экономики, которая, в свою очередь, развалила всю советскую систему.

Напротив, в нынешнем соревновании стагнирует отнюдь не китайская экономика, а скорее экономика США, так как ее самый высокий и длительный рост не превышает 4 % или что-то вроде того, в то время как экономика Китая способна расти в два раза быстрее на многие годы вперед, если не учитывать временные колебания темпов роста.

Таким образом, в арсенале министерства обороны США нет ничего: ни возможности оказывать поддержку в сдерживании Китая, которая сама по себе является необходимой, но недостаточной, ни возможности опустошения Китая путем войны, ни технологического наступления в духе «звездных войн» – все это вряд ли способно остановить процессы, уже сегодня подрывающие материальную основу американской гегемонии и увеличивающие материальную основу китайской мощи. Если сформулировать это более примитивно, то эта задача министерству обороны США не по зубам. Данное положение подтверждает и недавно взятая на вооружение концепция «воздушно-морского сражения», где речь идет в основном о достижении большей «слаженности», особенно между ВМС и ВВС США, чтобы позволить им более слаженно комбинировать свои силы в бою. Такая направленность делает данную концепцию тактической или, в крайнем случае, оперативной, то есть превращает ее в набор правил для того, чтобы сделать более эффективным сражение с участием кораблей и самолетов, со всеми их средствами обнаружения и системами вооружения. Однако для продвижения концепции был создан целый офис во главе с трехзвездным офицером, и просто потому, что в концепции речь идет об огромном театре военных действий и больших расстояниях, то есть имеется в виду скорее Тихий, чем Атлантический океан, цель этой концепции «воздушно-морского сражения» была поднята на стратегический уровень, или, другими словами, на уровень театра военных действий, то есть чуть ниже уровня национальной стратегии, но выше оперативного и тактического уровней. Более того, в концепции сделан упор на сверхсовременные технологии, сверхдальние силы, автоматические системы глобального действия и так далее.

Все это весьма неуклюже, поскольку, когда новый офис информирует новых и старых союзников об этой концепции, они скорее тревожатся, чем успокаиваются. Во-первых, термин «дальнее действие» заставляет их думать, что силы США будут отведены на рубежи Гуама или даже Австралии, оставив их одних без нынешних американских гарнизонов, например, в Японии. Во-вторых, они опасаются, что разговоры о «воздушно-морском сражении» подразумевают готовность к быстрой эскалации в ответ на незначительные китайские провокации или, что еще хуже, неспособность США сдержать китайцев, не прибегая к самому настоящему сражению. В-третьих, не очень развитые в военном отношении, но готовые к взаимодействию союзники США, подверженные давлению Китая на море, не видят, каким образом они могут быть полезными и способны помочь американским силам в «воздушно-морском сражении», ведь эти силы столь высокотехнологичны. И все же эти союзники могут оказаться очень эффективными в отражении мелких вторжений в свои воды, в борьбе небольших кораблей среди рифов, отмелей и скал и даже в дуэлях береговой артиллерии.

И, главным образом, разговоры о «воздушно-морском сражении» вредны, потому что они очень далеки от геоэкономического сдерживания, в соответствии с правилами которого, действия становятся более эффективными в том случае, если дорогостоящие военные усилия скорее минимизируются, чем максимизируются.