13. Австралия. Создание коалиции

Все государства без исключения претендуют на абсолютный суверенитет, но не все имеют политическую культуру, в равной мере препятствующую любому подчинению иностранной власти (даже британская метрополия не смогла избежать этой участи в двадцатом веке). В любом случае, юридические барьеры, например, запрет каботажа, могут быть эффективны, в пределах своей компетенции, в сдерживании каких-то конкретных форм иностранной активности. Тем не менее, обилие таких формальных запретов, ограничивающих активность иностранных государств на своей территории, как раз свидетельствует о том, что политическая культура данной страны не так уж и невосприимчива к иностранному влиянию. То же самое справедливо и в отношении чрезмерно обостренного чувства национальной гордости – такие чувства чаще всего появляются в тех странах, которые с очень большой вероятностью попадут под влияние более мощной державы⁶⁶.

Австралия – не из такого рода стран, и несмотря на свое этническое многообразие она полностью сохранила англо-саксонскую воинственность. Только так можно объяснить то обстоятельство, что эта страна, удаленная от всех конфликтных зон мира (кроме одной), умудрилась после 1945 года отправить войска для участия в столь разнообразных военных операциях, как война в Корее, восстание в Малайе, конфликты вокруг Индонезии, война во Вьетнаме, бесполезные в целом акции в Сомали, стабилизация в Восточном Тиморе, интервенция на Соломоновых островах и длительные войны в Афганистане и Ираке, потребовавшие больших издержек.

Поэтому не удивительно, что Австралия оказалась первой страной, которая ясно выразила свое сопротивление растущей мощи Китая и начала создавать коалицию, как это и предписывает логика стратегии.

Уже в 2008 году, когда Китай еще добровольно соблюдал ограничения в духе политики «мирного роста» (то есть до возобладания надменности в китайском поведении), австралийское правительство выпустило документ «Защита Австралии в Азиатско-Тихоокеанском столетии: вооруженные силы до 2030 года», представленный в Белой книге по вопросам обороны от 2009 года⁶⁷ (такие документы издаются не каждый год, например, издания 2010 года не было)⁶⁸.

Китайские официальные лица постоянно критиковали этот документ как алармисткий и подстрекательский. Это само по себе интересно, так как авторы его как раз попытались представить сбалансированную оценку наиболее сдержанным языком, как это можно видеть уже из названия раздела, посвященного Китаю, «Стратегические последствия подъема Китая»:

4.23. Если не случится серьезного кризиса, то к 2030 году Китай станет основной движущей силой в сфере экономики и не только в регионе, но и во всем мире, и будет оказывать стратегическое влияние далеко за пределами Восточной Азии. При соблюдении определенных условий Китай сможет обогнать Соединенные Штаты и стать самой крупной экономикой мира к 2020 году. Но экономическая мощь является еще и производной от торговли, экономической помощи и финансовых потоков, и по этим критериям США, возможно, останутся лидерами.

4.24. Самыми значимыми отношениями и в регионе, и в мировом масштабе, будут отношения между Китаем и США. Характер отношений между Вашингтоном и Пекином будет иметь огромное значение для стратегической стабильности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Тайвань останется источником возможных стратегических противоречий между этими двумя государствами, и всем сторонам придется плотно поработать над тем, чтобы их отношения с Тайванем оставались мирными на годы вперед. Правительство подтверждает многолетнюю политику «одного Китая», которой придерживается Австралия.

4.25. У Китая есть реальная возможность в ближайшие десятилетия стать ключевым игроком в деле обеспечения развития и стабильности глобальной экономической и политической системы. В ближайшие годы вклад Китая в глобальную экономическую систему станет еще более существенным, другие крупные страны также внесут более значительный вклад в экономические успехи Китая. Китайское политическое руководство, по всей видимости, сохранит понимание необходимости продолжения усилий но укреплению региональной безопасности и глобального миропорядка, основанного на четких правилах, при этом вклад Китая в общее дело должен быть ощутимым (курсив добавлен. – Э. Л.).

Здесь авторы документа, по сути, побуждают Китай к тому, чтобы действовать умеренно, предполагая, что Китай так и поступит.

4.26. Китай также будет самой сильной военной азиатской державой, обладающей к тому же большим преимуществом над соперниками. Его военная модернизация во все большей степени будет характеризоваться приобретением средств для распространения своего влияния. Такая большая держава, как Китай, должна развивать военные инструменты глобального воздействия, соразмерные ее масштабам. Но скорость, масштабы и структура китайской военной модернизации обладают потенциалом, способным вызвать у соседей Китая озабоченность, если только со стороны Китая не последует подробных разъяснений и если Китай не попытается совместно с другими странами создать атмосферу доверия вокруг своих военных планов (курсив добавлен. – Э. Л.).

В данном случае авторы утверждают, что смягчающая дипломатия может компенсировать «создание Китаем значительного с глобальной точки зрения военного потенциала». Они не рассматривают того, что может произойти потом (после того, как соседние страны будут в достаточной мере успокоены действиями китайского правительства по созданию атмосферы доверия вокруг своих добрых намерений). Как они будут реагировать на продолжающееся наращивание Китаем своего «значительного с глобальной точки зрения потенциала», который превратит их самих (соседей Китая) в военных карликов?

4.27. Китай уже стал делать это в последнее время, но он должен прилагать для этого еще больше усилий. Ведь если он этого не сделает, то в умах его соседей (других стран региона) возникнет вопрос о долгосрочной стратегической цели развития вооруженных сил Китая, в частности потому, что его военная модернизация кажется выходящей за рамки того, что необходимо для разрешения конфликта вокруг Тайваня (курсив добавлен. – Э. Л.).

Здесь авторы устанавливают гораздо более низкий лимит для размеров приемлемого китайского военного потенциала, чем в упомянутом выше «потенциале глобального значения», то есть, они имеют в виду вооруженные силы регионального, а не глобального масштаба, достаточные для того, чтобы воевать против Тайваня, но не против, скажем, Японии; они были бы функционально ограничены тем, что нужно для завоевания Тайваня, а не для проведения более масштабных военных операций.

По сути, авторы в данном случае вплотную подходят к поддержке, или даже к скрытому одобрению паназиатского консенсуса о том, что Китай имеет право на завоевание Тайваня силой оружия, даже несмотря на то, что этого не стоило бы делать; такая позиция Австралии и других азиатских стран, но не Японии или США, основана, вероятно, на существовании де-юре «одного Китая», и данную точку зрения разделяют все эти страны.

После публикации «Белой книги» Австралия начала повышать свой потенциал сопротивления, как путем инвестирования в военные средства дальнего действия⁶⁹, так и, может быть даже более последовательно, путем усердного создания коалиции своих союзников.

Китайское правительство выразило предпочтение, или, можно сказать, оно настаивает на том, что все спорные вопросы могут быть решены на двусторонней основе со всеми желающими странами, в том числе и относительно споров на море; это, конечно, обеспечит на таких переговорах благоприятный для Китая баланс сил.

Австралия предпочитает нечто диаметрально противоположное: создание работающей системы коллективной безопасности в Восточной Азии и западной части Тихого океана, которая является пока еще не четко определенной, но приоритетной целью Австралии, а также обеспечение того, чтобы ни одна из стран-участниц такой системы не осталась один на один с Китаем на переговорах по безопасности или территориальным вопросам, а также в случае конфронтации, если дело дойдет до этого.

Очевидно, все это потребует создания действующего механизма консультаций, который может быть, а может и не быть частью системы АСЕАН, такого как «Встреча министров обороны стран АСЕАН и стран-партнеров» – за исключением, по крайней мере, одной из этих стран, не являющихся членом АСЕАН (если эта система будет рабочей). Что касается непосредственно конфронтации на море, то это может потребовать соглашений о быстром сборе эскортных судов, патрульных кораблей, судов береговой охраны и даже кораблей ВМС разных стран, если в этом возникнет необходимость. Но все то, что здесь сокращенно именуется «совместными консультациями» или «совместными действиями», пока что является делом будущего и остается предметом двусторонних консультаций, а не вопросом реального планирования.

И все же того, что уже происходит, вполне достаточно, чтобы показать решимость правительства Австралии сделать предметом своего уже многолетнего двустороннего диалога с заинтересованными странами новую стратегическую цель создания коалиции для сопротивления китайскому экспансионизму.

Об этом, к примеру, явственно свидетельствует официальная презентация австралийско-вьетнамских отношений в совместном документе, принятом 7 сентября 2009 года, чье заглавие «Полномасштабное партнерство Австралии и Вьетнама» показательно характеризует ту движущую силу, которой руководствуются обе страны⁷⁰. После таких разделов, как «Развитие политических связей и обмен визитами», «Содействие экономическому росту и развитию торговли», «Продолжение оказания помощи в вопросах развития и технического содействия», в этом документе следует такой интересный пункт, как «Развитие связей в области обороны и безопасности»:

Австралия и Вьетнам признают, что безопасность и процветание обеих стран тесно связано с безопасным будущим Азиатско-Тихоокеанского региона. Подтверждая свое уважение национальной независимости и суверенитету, Австралия и Вьетнам будут взаимодействовать на региональных форумах с целью развития надежной архитектуры безопасности [= механизмов коллективной безопасности] и работе по снижению риска возникновения в регионе конфликтов путем укрепления доверия.

Это в основном касается компонента совместных переговоров, далее идет то, что относится уже к «совместным действиям»:

Австралия и Вьетнам будут поощрять большую открытость и сотрудничество в сфере обороны путем продолжения обмена специалистами и опытом в деле военной подготовки, визитов кораблей, а также путем укрепления механизма обмена мнениями по вопросам региональной и глобальной безопасности, представляющих взаимный интерес посредством ежегодного диалога между официальными лицами министерств иностранных дел и обороны.

Учитывая то, что обе страны сотрудничают также по целому ряду других вопросов, включая борьбу против торговли людьми (во Вьетнаме на постоянной основе аккредитованы полицейские атташе Австралии), интересно отметить, что в ряде случаев они сходят с этого пути, чтобы обеспечить более высокий приоритет своему взаимодействию по вопросам безопасности, ориентированному на наблюдение за Китаем.

Подтверждением тому послужило вьетнамское официальное заявление, «Вьетнам отмечает день вооруженных сил в Австралии», выпущенное 12 сентября 2009 года⁷¹. После перечисления австралийских официальных лиц, принявших участие в праздновании, в заявлении говорится: «Было достигнуто согласие в том, что после установления дипломатических отношений между двумя странами в 1973 году мы продвинулись во многих областях, особенно в безопасности и национальной обороне (курсив добавлен. – Э. Л.)». К 2012 году стороны достигли еще большего прогресса, и был налажен полномасштабный стратегический диалог в целях координации практических действий⁷². Действие – подъем Китая – требует ответного действия, в данном случае создания коалиции. Естественно, что Вьетнам – фронтовое государство по отношению к Китаю – продвинулся в этом направлении гораздо дальше, чем другие, но они следуют его примеру.

Анализ непростой ситуации в Индонезии мы приводим в главе 18, а что касается Австралийско-малазийских отношений в сфере безопасности, то они вполне однозначны, потому что их двухстороннее сотрудничество в сфере обороны четко закреплено в виде формального соглашения в «Малазийско-австралийской совместной программе в сфере обороны», которое заменило былые договоренности 1992 года. Оно охватывает подготовку в Австралии малазийских военных, обмен офицерами и ежегодные совместные военные учения.

Придется пройти еще длинный путь, чтобы подготовить почву для «совместных действий» и создания системы коллективной безопасности, если «совместные обсуждения» не смогут предотвратить конфронтацию. И в дополнение ко всему следует сказать, что, хотя «Соглашение пяти стран по вопросам обороны» от 1971 года (FPDA)⁷³ появилось на свет как последняя попытка Британии удержать свои позиции «к востоку от Суэца», оно все еще остается в силе и действует.

Формально это соглашение обязывает Австралию, Новую Зеландию и Соединенное Королевство «консультироваться по отражению любого вооруженного нападения или угрозы против Малайзии или Сингапура», и тем самым ясно определяется роль Британии как защитницы бастионов неоколониализма. После 1971 года Великобритания отказалась от своих последних претензий на какую-либо роль на Дальнем Востоке, а Новая Зеландия отказалась от активной военной политики за пределами своих границ (она присутствует в Афганистане, но только в виде «команды по восстановлению», которая хотя и состоит из солдат, но вряд ли может считаться боевым подразделением). Однако Австралия все еще рвется в бой и взяла на себя лидерство в FPDA как в рамочном механизме по проведению совместных военных учений, так как это соглашение также включает в себя Сингапур. Нечего и говорить, что безопасность на море расценивается как высший приоритет этих учений.

Сингапур не является стороной спора вокруг островов Спратли, но его от природы активное правительство готово полностью участвовать в будущей системе коллективной безопасности, направленной на сдерживание Китая. Более того, Сингапур проводит очень амбициозную военную политику, имея непропорционально большие для города-государства вооруженные силы: при населении в 3,1 миллиона жителей они включают в себя 77 000 военнослужащих активной службы и 350 000 обученных резервистов. Еще более необычно то, что эти вооруженные силы содержатся в состоянии повышенной боевой готовности, серьезно тренируются и имеют первоклассное вооружение, включая самые современные американские боевые самолеты и произведенные в Израиле ракеты воздушного запуска (<air-launched missiles).

Не удивительно, что в сингапурско-австралийских отношениях помимо военного есть еще и шире понимаемый аспект безопасности, ставший предметом отдельного соглашения 12 августа 2008 года («Меморандум о взаимопонимании по военному сотрудничеству»), подписанного премьер-министром Сингапура Ли Кьен Луном (Lee Hsien Loong) и премьер-министром Австралии Кевином Раддом. Среди его практических последствий можно отметить то, что сингапурские вооруженные силы могут использовать для своей боевой подготовки обширную австралийскую территорию: такие австралийские базы, как Шоалуотер Бэй (Shoalwater Bay Training Area) и аэродром Оуки (Оакеу Airfield) в Квинсленде, а также базу ВВС Австралии – Пирс (RAAF Base Pearce), расположенную на западе страны.

Каждые два года эти две страны проводят заседание «Совместного сингапурско-автралийского комитета министров», но помимо этих встреч данная инициатива предполагает более широкий круг взаимодействий. Так, опубликованное в 2009 году коммюнике заканчивается довольно-таки четкими для таких документов формулировками, когда дело доходит до стратегических взаимодействий⁷⁴. Во-первых, в разделе двустороннего сотрудничества в сфере безопасности в документе говорится:

4. Министры отметили, что двусторонние отношения в сфере обороны стали глубже и шире, основываясь на истории тесного сотрудничества и стратегических взглядах на будущее, разделяемых обеими странами… (курсив добавлен. – Э. Л.).

5. Министры подчеркнули важность сотрудничества между вооруженными силами для противодействия общим угрозам безопасности обеих стран…

Затем под утешительным заголовком «Другие области двустороннего сотрудничества» в коммюнике говорится:

17. Министры обменялись мнениями по широкому кругу глобальных и региональных вопросов. Они отметили, что США, Китай, Япония и Индия играют большую роль в поддержании безопасности и стабильности в регионе. Министры обязались продолжать совместную работу по продвижению регионального сотрудничества, укреплению стабильности и взаимного процветания.

Ничего сверхъестественного, но коммюнике демонстрирует логику стратегии в ее действии: подъем Китая ведет к образованию коалиции стран, чувствующих угрозу.

Любая из данных австралийских инициатив исходит из принятого ранее принципиального решения строить структуру коллективной безопасности шаг за шагом, а не отдавать все на откуп американцам. Эта позиция в конечном итоге базируется на ревизионистских взглядах на австралийскую историю в период двух мировых войн, в которых австралийцы, как утверждают ревизионисты, заплатили слишком высокую цену за небольшой выигрыш, потому что они отдавали свои войска чужим командирам (хотя на самом деле австралийские дивизии находились под командованием своих генералов, а эти дивизии входили в состав британских корпусов и армий).

Слишком высокая цена означала непропорционально большие потери австралийцев. Низкий выигрыш выражался в недостаточном весе Австралии на переговорах о мире (австралийцы, например, хотели предать императора Хирохито суду).

Эта старинная история получила новую жизнь, когда вместо британцев руководящую роль взяли на себя американцы. Это случилось после участия австралийцев во вьетнамской войне, в которой их потери были мизерными по стандартам Галлиполи (Gallipoli standards): 500 убитых, 3129 раненых, но война во Вьетнаме в ретроспективе была оценена как несправедливая и бездарно осуществленная. Из этого извлекли следующий урок: если Австралия будет пассивно следовать за американцами, те могут увести ее в неправильном направлении, и некомпетентно руководить австралийцами на тактическом уровне. То же самое подтвердилось и в ходе войны в Ираке. Потерь там было гораздо меньше, но исход не расценили как успешный, учитывая послевоенное состояние Ирака, который стал источником нелегальной миграции в Австралию.

Итак, еще раз подчеркнем, что все процитированные выше документы очень ясно показывают, что австралийцы осознают свое положение перед лицом стратегической угрозы – на этот раз со стороны Китая, который слишком быстро растет по всем направлениям, а также демонстрирует готовность расширяться территориально. Но на сей раз австралийцы явно не хотят просто ждать, когда их призовут под свои знамена американцы, чья компетентность в военных вопросах вызывает у них недоверие: они боятся, что в случае кризиса или усиления китайского влияния, требующего вмешательства, Соединенные Штаты будут действовать слишком быстро или слишком поздно, слишком напористо или не слишком уверенно. И, кроме того, даже самые жестко настроенные по отношению к Китаю австралийцы хотели бы сдерживать Китай и остановить его, если в этом будет необходимость, сохраняя при этом хорошие отношения с предельно широким кругом китайцев и рассчитывая в длительной перспективе скорее на сотрудничество, чем на враждебность.

В то же самое время австралийцы не сомневаются ни в добрых намерениях Соединенных Штатов, ни в их конечной способности встать на защиту Австралии, если до этого дойдет дело. Эта уверенность была подтверждена в ноябре 2011 года, когда два правительства объявили, что американские войска впервые после Второй мировой войны будут дислоцированы в Австралии; выбранное для американской военной базы место – Дарвин в Северных территориях – расположено менее чем в 400 морских милях от индонезийской территории⁷⁵. Австралийцы, со своей стороны, как во время войны, так и в период мира делают все возможное для того, чтобы сохранить свой статус второго по надежности союзника США, претендуя в борьбе за этот титул на более привилегированное положение, чем прочие соперники, причем не только благодаря своей роли в глобальной американской системе сбора разведывательных данных (только Австралия, Канада и Новая Зеландия в полной мере участвуют в американско-британской сети сбора разведданных).

Эти два потенциально противоположных подхода к США – один довольно подозрительный, другой преисполненный безграничного доверия, – сведены вместе тезисом о том, что любые независимые австралийские инициативы по созданию элементов системы своей безопасности всегда будут дополнять, но ни в коем случае не ослаблять американо-австралийский альянс по сдерживанию Китая. Например, у австралийцев прекрасные контакты с малазийскими вооруженными силами, а у США – нет, кроме того, Австралия может также сыграть роль моста в отношениях между США и Индонезией. Что касается Вьетнама, о котором будет рассказано в 15-й главе, австралийцы все еще могут внести дополнительный вклад во взаимоотношения этой страны с США в сфере безопасности, хотя бы потому, что они меньше напирают на тему прав человека, чем американцы со всей их силой.

Синергия двусторонних отношений Австралии с соседями и ее поведение в рамках союза с соединенными штатами достигает апогея, когда речь заходит о Японии. Австралия с беспокойством отнеслась к исходу японской политической чехарды, когда в 2009 году национальным лидером стал такой человек, как Одзава Ичиро (Ozawa Ichiro), несмотря на его сомнительное прошлое⁷⁶ и весьма почтительное отношение к Китаю. Реакция Австралии состояла в том, что она вновь сосредоточила свое внимание на Японии и бесцеремонно пытается повлиять на ее внешнюю политику, несмотря на громадные различия в богатстве и в потенциале обеих стран.

Самым ярким проявлением этой бестактности стал визит премьер-министра Австралии Джулии Джиллард в Японию в апреле 2011 года сразу же после мартовского цунами и вызванной им цепи катастроф (естественно, она не смогла отказать себе в посещении северных районов Японии, объятых страхом радиоактивного заражения). В дополнение к тому, чего и так следовало ожидать в ходе подобного визита, 22 апреля премьер-министр Джиллард в своей тщательно подготовленной речи в Национальном пресс-клубе Японии уверенно подчеркнула приоритет коллективной безопасности, причем не в последнюю очередь благодаря тому, что упомянула эту тему второй после катастрофы и оказанной Австралией помощи:

Япония – самый близкий партнер Австралии в Азии… Например, есть австралийские самолеты, сотрудничающие с силами обороны Японии, транспортирующие японские грузы и использующие американские базы в Японии при поддержке США.

Мы много говорим о трехстороннем сотрудничестве Австралия-Япония-США. Но это слова, подтвержденные делами… как премьер-министр, я полностью привержена этим очень важным отношениям в сфере безопасности.

Япония и Австралия – близкие стратегические партнеры.

Мы стоим перед лицом важных для обеих наших стран вызовов в сфере безопасности… Взаимоотношения Австралии и Японии в области обороны и безопасности успешно развиваются и стали очень тесными и важными для обеих стран… Наши министры иностранных дел и обороны встречаются регулярно в формате «2+2».

В таком формате Япония проводит подобные встречи только с Австралией и США, а Австралия в формате «2+2» из всех стран Азии встречается только с Японией… Мы усилили наше участие в совместных военных учениях… Австралия готова к новым формам сотрудничества⁷⁷.

Далее премьер-министр уточнила, что результатом сотрудничества является претворение в жизнь японско-австралийского соглашения о совместном обслуживании военной техники, ратифицированном японским и австралийским парламентами, которое позволяет вооруженным силам обеих стран оказывать друг другу логистическую поддержку. Учитывая большую удаленность Австралии от других частей мира (что налагает определенные ограничения на ее стратегические возможности), это было очень важно и открыло новую фазу и так уже далеко продвинувшегося сотрудничества в военной сфере и в вопросах безопасности между Японией и Австралией. Как бы то ни было, сотрудничество в области транспорта, обслуживания авиатехники и логистики активно развивается. Учитывая это, Япония уже не обречена только на сотрудничество с США в вопросах безопасности, что само по себе важно.

Кроме того, премьер-министр Джиллард сообщила о проведении на тот момент переговоров по заключению соглашения об информационной безопасности с целью создания юридических рамок для обмена секретной информацией путем совместного анализа и изучения различных тем и, что более важно в случае кризиса, – для быстрого обмена разведданными между командованием и отдельными подразделениями сторон.

Далее, премьер-министр Джиллард раскрыла некоторые сведения о соглашении по совместной разработке «нового видения сотрудничества в сфере обороны» между Австралией и Японией, цель которого согласно ее описанию не вызывает сомнений: «улучшить наш механизм двустороннего сотрудничества в случае кризисной или чрезвычайной ситуации, либо в Японии, либо в Австралии, либо в регионе в более широком смысле». Значение слова «кризис» вполне самостоятельно в данном контексте, так как далее речь идет о «чрезвычайной ситуации», тем самым «кризис» – это нечто антропогенное в отличие от природных катастроф.

Детальное перечисление различных практических шагов по усилению не только политической координации, но и совместных военных мер, несомненно, имеет своей целью придание отношениям в сфере безопасности максимальную практическую значимость – честно говоря, речь здесь идет именно о военных мерах, так как сотрудничество дипломатическое считается вещью уже само собой разумеющейся. На японцев все это произвело большое впечатление, поскольку им прекрасно известно, какую долю в беспрецедентное процветание Австралии внес ее экспорт в Китай. Поставив военное сотрудничество во главе списка приоритетов, премьер-министр Джиллард обратилась к внешнеполитической координации только в конце, притом в решительных выражениях:

Региональное процветание не может быть обеспечено лишь экономическим сотрудничеством. Ему также нужна здоровая атмосфера в области безопасности.

После этого она описала желаемую с точки зрения Австралии ситуацию, подтвердив единство Японии и Австралии в поддержке «продолжающегося передового базирования» Соединенных Штатов в западной части Тихого океана. Это относилось как к американским вооруженным силам, включая авианосцы, которые Китай считает орудием вмешательства, так и к американской дипломатии: «Стабильность и безопасность жизненно зависит от интегрирующей роли Соединенных Штатов». Но этого было недостаточно с точки зрения премьер-министра Джиллард, которая далее подчеркнула необходимость развивать «правильную региональную архитектуру для поощрения сотрудничества по вызовам в сфере безопасности и по мирному решению споров». В этом контексте слово «архитектура» означает набор конкретных соглашений о том, как реагировать на весьма конкретную проблему – китайские притязания на море, масштаб которых все время растет: в декабре 2011 года СМИ КНР определили китайские территориальные воды не только в пределах исключительно экономической зоны, но включили туда фактически все Южнокитайское море. Тем не менее, премьер-министр Австралии, разумеется, не упомянула Китай как реальную или возможную угрозу, хотя на самом деле ничто иное не может оправдать все те австралийско-японские усилия, которые она описала, равно как и большие расходы, связанные с операциями австралийских вооруженных сил в тысячах миль от их родных баз. Угроза не была упомянута потому, что есть лишь один кандидат на эту роль, если только не предположить, что австралийцы планируют воевать в Корее.

Дипломатическая активность Австралии имеет и еще одно достоинство: она позволяет более робким лидерам Малайзии, Филиппин, Сингапура и Вьетнама отвечать на надменное поведение Китая (которое усилилось после 2008 года) хотя бы возможностью стоять рядом с Австралией и кивать в знак согласия до тех пор, пока они не будут готовы громко высказаться. То же самое можно было наблюдать и в Японии в апреле 2011 года.

И снова повторим: то, что произошло в Восточной Азии и изменило там политический ландшафт – это всего лишь действие логики стратегии и его весьма реальные последствия для Китая, чье поведение запустило последовательность реакций. Сейчас Китаю вместо того, чтобы вести дела с соседями только на двусторонней основе, позволяющей ему подчеркнуть свое превосходство, приходится наблюдать, как эти отношения приобретают многосторонний характер, причем не в последнюю очередь из-за австралийских инициатив, которые предвосхищают американские усилия в том же направлении. Это и есть «архитектура», которая должна быть «сильной» – функциональный эквивалент многостороннего договора в сфере безопасности.