Немногие исторические параллели более оправданы, чем сравнение между европейским рыцарством и японским бусидо, и если верно, что история повторяется, то и судьба второго повторит судьбу первого. Конечно, перечисленные Сент-Пале специфические местные особенности, которые привели к упадку рыцарства, в Японии отсутствуют; но тенденции более общие и серьезные, подорвавшие основы рыцарства в Средние века и позднее, разумеется, способны уничтожить и бусидо.
Одно из примечательных отличий европейского опыта от японского заключается в том, что в Европе рыцарство, потеряв опору в феодализме, обрело ее в церкви, получив тем самым приток свежих сил, тогда как в Японии не было и нет достаточно распространенной религии, способной поддержать его, поэтому с падением феодализма оно, оставшись сиротой, было вынуждено справляться собственными силами. Существующая сегодня сложная военная организация могла бы взять его под свое крыло, но, как известно, современные способы ведения войны не способствуют дальнейшему процветанию бусидо. Синтоизм, питавший его во младенчестве, сам отжил свой век. Седовласых мудрецов Древнего Китая сменили интеллектуалы-выскочки вроде Бентама и Милля. Этические теории, потакающие шовинистским тенденциям нашего времени и потому удобные и хорошо приспособленные для нужд сегодняшнего дня, уже изобретены, но визгливые голоса их пропагандистов слышатся пока только со страниц желтой прессы.
Правительство и сильные мира сего объединились против благородных принципов бусидо. Как заметил Веблен, уже сейчас «распад церемониального кодекса – или что иначе называется вульгаризация жизни – среди собственно промышленных слоев предстает взору всех тонко чувствующих лиц как одна из главных аномалий цивилизации поздних времен». Неодолимая волна торжествующей демократии, не терпящей доверия ни в какой его форме, – а бусидо было институтом, основанным на доверии тем, кто монополизировал капитальные резервы интеллекта и культуры и установил шкалу моральных ценностей, – одна лишь обладает достаточной мощью, чтобы затопить все, что еще осталось от бусидо. Силы, действующие в современном обществе, враждебны мелкобуржуазному духу, а рыцарство, согласно суровой критике Фримена в его адрес, есть классовый дух. Нынешнее общество, если оно желает сохранить хотя бы слабое единство, не может допустить существования «чисто личных обязательств в интересах отдельного класса». Прибавьте сюда прогресс народного просвещения, промышленности и индустриального уклада жизни, благосостояния и урбанизма, – и вам станет ясно, что ни самый отточенный самурайский клинок, ни острейшие стрелы отважнейших из буси уже не смогут ничему противостоять. Здание государства, построенное на фундаменте чести и опирающееся на нее, – назовем ли мы его государством чести или, в духе Карлейля, героархией? – быстро попадет в руки крючкотворов-законодателей и пустозвонов-политиков, вооруженных орудиями войны, искажающими любую логику. Слова, которые великая мыслительница Джордж Элиот сказала о Терезе и Антигоне, можно с полным правом отнести к самураю: «отныне уже нельзя излить душевный пыл героическими подвигами такого рода».
Увы рыцарским достоинствам! Увы гордости самурая! Морали, явившейся в мир под звук горнов и барабанов, суждено исчезнуть теперь, когда «вожди и троны пали в прах».
Если история чему-то нас учит, то государство, основанное на воинских добродетелях, будь то полис, как Спарта, или империя, как Рим, никогда не сможет возвести на земле «постоянного града». Боевой инстинкт универсален и естественен, он способен, как оказалось, дать начало благородным чувствам и мужественным достоинствам. Но все же он не охватывает человека полностью. Под инстинктом войны скрывается божественный инстинкт любви. Мы видели, что синтоизм, Мэн-цзы и Ван Янмин ясно проповедовали это; но бусидо и другие воинские этические учения, занимаясь насущными практическими вопросами, слишком часто забывали о любви. В последнее время жизнь стала намного насыщенней. Нашего внимания требуют задачи благороднее и значительнее войны. По мере того как взгляд на жизнь становится свободнее, распространяется демократия, а мы лучше узнаем другие страны и их народы, конфуцианская идея человеколюбия – смею ли прибавить к ней и буддийскую идею сострадания? – расширяется до христианского понятия любви. Из подданных люди выросли до граждан; нет, они больше, чем граждане, – они люди.
Хотя тучи войны сгустились над нашим горизонтом, мы будем верить, что ангел мира сможет разогнать их своими крыльями. История человечества подтверждает пророчество о том, что «кроткие унаследуют землю». Народ, который предаст мирный уклад жизни, унаследованный от предков и выйдет из авангарда индустриализма ради того, чтобы присоединиться к флибустьерам, жестоко ошибется!
Когда условия общества изменятся так, что станут не только неблагоприятными для бусидо, но и враждебны ему, настанет время похоронить его со всеми почестями. Трудно сказать точно, когда умирает рыцарство, так же как и определить точное время его рождения. Доктор Миллер говорит, что институт рыцарства формально прекратил свое существование в 1559 году, когда король Франции Генрих II был убит на турнире. В Японии указ, официально отменивший феодализм в 1870 году прозвучал похоронным звоном по усопшему бусидо. Изданный спустя пять лет указ о запрете на ношение мечей проводил в последний путь былую «щедрость, защиту слабых, воспитание мужественных чувств и героизма» и возвестил приход новой эпохи «софистов, экономистов и конторщиков».
Говорят, что Япония победила в последней войне с Китаем благодаря винтовкам системы Мурата и пушкам Круппа; говорят, что победа была заслугой современной системы обучения; но это меньше, чем полуправда. Способно ли фортепиано, будь оно даже лучшим изделием Эрбара или Стейнвея, взорваться рапсодией Листа или сонатой Бетховена без искусного пианиста? И если в войнах побеждают пушками, почему Наполеон III не побил пруссаков своими митральезами или испанцы своими маузерами – филиппинцев, которым нечем было воевать, кроме устаревших ремингтонов? Было бы излишним повторять ту прописную истину, «дух животворит», и без него даже лучшим оружием ничего не добьешься. Самые современные винтовки и пушки не стреляют сами по себе; новейшая система образования не сделает из труса героя. Нет! В боях при Ялу, в Корее и Маньчжурии победили духи наших отцов, которые водили нашими руками и трепетали в наших сердцах. Они еще не умерли, эти духи наших воинственных предков. Имеющий глаза увидит их. Поскребите японца, сотрите с него налет передовых идей, и в нем покажется самурай. Великое наследие чести, доблести и всех ратных ценностей, по меткому выражению профессора Крэмба, «принадлежит нам по доверенности и не отчуждаемо ни от ушедших, ни от будущих поколений»; и настоящее требует от нас сохранить это наследие, ни на йоту не убавив от древнего духа, в то время как будущее требует распространить его на все сферы жизни и отношения между людьми.
Было предсказано – и предсказания подтверждаются событиями второй половины века, – что этическая система феодальной Японии будет повержена в прах, как ее замки и оружейные, и на ее обломках, словно феникс, возникнет новая мораль, которая поведет новую Японию по пути прогресса. Мы верим в исполнение этого пророчества и желаем этого, но нельзя забывать, что феникс возрождается из собственного пепла, что он не перелетная птица и не летает на крыльях, заимствованных у других птиц. Сказано в Писании: «Царство Божие внутри вас». Оно не скатится с гор, даже самых высоких, и не приплывет из-за моря, даже широчайшего. В Коране говорится, что Бог посылал каждому народу пророка из его среды. Семена Царства проросли и расцвели в бусидо, и разум японцев принял их и может в этом поручиться. Теперь его дни подходят к концу, – как ни печально говорить об этом, еще до того, как перестало плодоносить, – и мы обращаем взоры во все стороны в поисках иных источников сладости и света, силы и утешения, но пока не находим ничего, что могло бы занять его место. Философия утилитаристов и материалистов, вращающаяся вокруг прибылей и убытков, находит сторонников среди бездушных демагогов. Единственная этическая система, мощи которой хватит, чтобы совладать с утилитаризмом и материализмом, – это христианство, по сравнению с которым бусидо, нужно признаться, – «лен курящийся», который Мессия пришел не погасить, но раздуть в пламя. Как и его предтечи, еврейские пророки – Исаия, Иеремия, Амос и Аввакум, – уходящее Бусидо уделяло больше внимания нравственности правителей, элиты и целых народов, тогда как этика Христа, касающаяся его последователей почти исключительно как отдельных личностей, будет теперь находить все более широкое практическое применение, поскольку индивидуализм становится важным нравственным фактором. Авторитарная, самоуверенная «мораль господина», которую отстаивает Ницше, сама в некоторых отношениях сродни бусидо и, если я не ошибаюсь, является переходной фазой или временной реакцией против того, что он, патологически искажая суть, называет «моралью раба» – то есть против кроткой нравственности отрекающегося от себя Назаретянина.
Христианство и материализм (включая утилитаризм) – или будущее сведет их к более архаичным формам: гебраизму и эллинизму? – в конце концов поделят мир между собой. Менее значительные этические системы, чтобы не исчезнуть, объединятся с тем или другим. На чьей стороне останется бусидо? Не имея догматов и формул а, значит, и необходимости их отстаивать, оно способно исчезнуть как самостоятельная сущность; готово, словно вишневый цвет, рассеяться с первым порывом утреннего ветерка. Но полностью умереть ему никогда не суждено. Кто скажет, что стоицизм умер? Он мертв как система, но жив как добродетель; его энергия и жизненная сила по-прежнему проявляется во многих областях жизни: в западной философии, в юриспруденции всего цивилизованного мира.
Нет, всюду, где человек будет стараться превзойти сам себя, всюду, где дух его будет брать верх над его плотью и направлять ее, увидим мы в действии бессмертное учение Зенона.
Бусидо как независимый этический кодекс может исчезнуть, но его сила не сотрется с лица земли; можно разрушить его школы военной доблести или гражданской чести, но свет его и слава надолго переживут эти руины. Подобно своему символу, вишневому цвету, уносимому ветрами на все четыре стороны, оно еще подарит миру благоухание, которое обогатит человеческую жизнь. Много веков спустя, когда обычаи его окончательно уйдут в прошлое и само имя бусидо будет позабыто, его аромат долетит с далеких гор, «незримых минутному взгляду», – и тогда станут явью прекрасные слова поэта-квакера:
Доносит ветра трепетанье неясное благоуханье,
И внемлет путник с упоеньем нежданному благословенью
И с непокрытой головою
Стоит безмолвно над тропою.