Глава 11

Холли открыла чемодан и рылась в куче одежды, пока не нащупала ремни маминого рюкзака. Крохотный макет дома, помятая фотография свадьбы бабушки и дедушки, рюкзак – вот все, что осталось от личных вещей Дженни Райт после смерти. Холли непонятно зачем бросила его в чемодан в последний момент. Однако рюкзак лежал здесь – потрепанный желтый холст с нашивками по всей передней части. Одна из них – Холли поняла это только сейчас – была греческим флагом.

После смерти родителей Дженни много путешествовала по миру, она часто рассказывала об этом, так что Холли всегда знала, как важен для нее этот рюкзак и все, что в нем хранится. Внутри лежала свернутая в рулон карта мира с отверстиями, куда молодая Дженни вставляла иголочки. Однажды они с Холли сидели на диване, и мама рассказывала Холли, как называются места, в которых она уже побывала: Китай, Шри-Ланка, Таиланд, Индонезия, Бали – список казался бесконечным, и наивная Холли с широко распахнутыми глазами от всего сердца просила маму сделать так, чтобы они съездили во все эти места вдвоем. Это было еще до того, как голубые глаза Дженни потеряли блеск, и она, улыбаясь дочке, обещала, что да, конечно, они вместе поедут в путешествие.

Утром после общения на пляже с Энни Холли перечитывала письмо от Сандры уже, наверное, двадцатый раз.

…мне стыдно признать, что сочетание трусости и надежды не позволили мне выяснить правду. Я сделала это только совсем недавно. Я надеялась, что она просто забыла обо мне, поставила на мне крест. В конце концов, именно этого я заслужила.

Почему? Почему именно этого она заслужила?

…Я знаю, у тебя должно быть много вопросов. Вопросов обо мне, о твоей матери, о том, почему я никогда не пыталась встретиться с тобой, когда ты выросла. Однако, боюсь, у меня больше нет времени, чтобы ответить на них. Я надеюсь, что, если ты приедешь на Закинф, в тот дом, где все начиналось, ты сама откопаешь правду в тех руинах, что я оставила после себя.

Но где именно? Где находилась эта правда и эти ответы? Холли обыскала каждый ящик в спальне Сандры и перевернула все шкафы в доме, но поиски ни к чему не привели.

Она сидела на плитке, опираясь спиной на кровать, положив карту мира на голые коленки. Проводя пальцем по Европе, она повернула на юг, пока кончик ногтя не коснулся отверстия, которое отмечало Закинф. Наверное, она могла бы объехать все эти места, отмеченные отверстиями, и не найти ответа. Он был здесь, на этом острове, и она знала, что правда ждет ее. Холли не могла терять еще один день, прежде чем отправиться на поиски.

Как называлось то место, о котором вчера говорила Энни, где мама и Сандра купались голышом? Порто что-то там? Свернув карту, Холли аккуратно положила ее обратно в мамин рюкзак и спустилась на первый этаж откопать рукописную карту из-под горы обрезков на кухонном столе. Развернув карту, она скрупулезно изучила все названия вдоль побережья: Порто Кукла, Порто Рокси, Порто Лимнионас… Вот оно! Именно на этом месте мама или тетя нарисовали огромное сердце, значит, это было важно.

Холли открыла путеводитель на странице с картой и сравнила две картинки. Она не была великим экспертом по чтению карт, но не похоже, чтобы Порто Лимнионас находился слишком уж далеко отсюда. Возможно, всего на несколько миль дальше, чем Каламаки, но в юго-западной части острова, а не в юго-восточной. Как говорилось в путеводителе, нужно было просто следовать по указателям, ведущим на север, к месту под названием Килиоменос, а Лимнионас будет указан там. Что в этом может быть сложного?

Вдохновленная собственным планом и горя нетерпением выйти на солнышко, Холли бросила в сумку самое необходимое, ручкой нацарапала название мест на руке и взяла шлем с дивана. Если мама была способна на приключения, то уж Холли точно справится не хуже.

Порто Лимнионас оказался естественным проливом, который находился в начале очень длинной асфальтовой дороги. Холли пришлось довериться инстинктам, медленно двигаясь по изгибам и поворотам, потому что бухты не было видно, пока она не выехала на самую вершину. В путеводителе было сказано, что это место много лет скрывалось от туристов, и поэтому оно осталось в большей степени нетронутым, а ландшафт и море сохранили ту красоту, что досталась им от природы.

На вершине скалы, фасадом к морю, стояла крошечная таверна с выкрашенными в белый цвет стенами и выцветшим золотым названием на крыше. Холли неуверенно остановилась около нее и сняла шлем и солнечные очки. Несколько столиков на улице были заняты, официанты бегали в таверну и обратно. Камни под ногами Холли были чистыми, абсолютно белыми, а с растущих вокруг деревьев доносился непрерывный хор сверчков.

Проходя мимо входа в таверну, Холли взглянула вниз со скалы и ахнула. Прямо под ногами лежала бухта в форме сапога, обрамленная скалами с обеих сторон. Вода в бухте оказалась самого красивого бирюзового цвета из всех, которые Холли когда-либо видела. Даже с высоты было понятно, насколько она прозрачная. На более глубоких местах вода казалась темнее, и именно в эти бассейны цвета берлинской лазури с соседней скалы ныряли по очереди местные подростки.

Разум Холли настойчиво требовал зайти в таверну и утолить жажду после сорокаминутной езды, но сердце не могло устоять против волшебной воды. Повесив сумку на плечо, она отправилась по уходящей вниз каменной тропинке, пока не дошла до вытесанных в скале ступенек. Здесь она порадовалась, что выбрала кеды вместо шлепок, потому что с каждым шагом из-под ее ног вылетала горсть камешков. Сложно сосредоточиться на ходьбе, когда вокруг такая красота, и Холли довольно медленно спускалась до самого низа.

Солнце как раз достигло своей самой высокой точки, и большинство людей отправились в таверну, чтобы пообедать в тени. Вокруг была приятная тишина, если не считать дикого визга ныряльщиков на скале. Холли, не теряя времени, скинула одежду и растянулась на гладком камне в одном купальнике. Она и не подозревала, что ее кожа может настолько сильно потемнеть всего за несколько дней. Холли лениво подумала, как Руперту понравится ее загар, а затем представила Эйдана, чья веснушчатая кожа лишь слегка порозовела.

Она попыталась представить здесь хихикающую обнаженную маму, когда она прыгала в воду. С кем Сандра и мама купались голышом? Или они могли раздеться только друг при друге? Холли почувствовала укол зависти, когда представила себе эту картину. У нее никогда не было брата или сестры, и вообще кого-либо, хотя бы отдаленно напоминавшего близкого друга. Будь у нее подруги, возможно, она вела бы себя так же беспечно с ними, как мама с тетей. Как близнецы могли стать такими далекими друг для друга?

Она не думала о том, что именно узнает, приехав сюда, потому что по дороге было столько интересного. Поля коз, гектары лесов и деревни, которые словно вырастали из-под земли и исчезали также быстро, пока она проезжала мимо. Но у нее оставалась надежда, что она что-нибудь почувствует, когда приедет сюда, – может быть, новое ощущение близости с мамой. Холли с ужасом признавалась себе, что до сих пор чувствует застарелую, глубоко укоренившуюся ненависть к матери. На эту тему с ней разговаривали всего двое взрослых – Саймон и психолог по сложным ситуациям с ироничным именем Джой. Оба они говорили о том, что нужно отпустить свои чувства. Она кивала, улыбалась и говорила им, что так и сделает. Но так и не сумела.

– Яссу!

Перед ней на стол упало меню, и, подняв голову, Холли улыбнулась молодому официанту. Она купалась в великолепной прохладной воде, пока не увидела, что таверна опустела. Тогда она поднялась обратно по ступенькам – это оказалось гораздо проще, чем спускаться.

Она мельком взглянула на меню, уже зная, что закажет – воду, фраппе и греческий салат. В списке числилось много блюд, которые искушали разбавить новый привычный рацион из нарезанных помидоров и сыра фета. Свежие сардины на гриле, осьминог в уксусе, домашние колбаски и котлеты из сердца. Но пока она воздержалась. У нее будет достаточно времени, чтобы все попробовать в ближайшие десять дней. В ожидании еды Холли отпивала понемногу холодный сладкий кофе и с интересом наблюдала, что происходит в ресторане.

Похоже, на Закинфе была традиция ставить на кассу очень пожилых женщин, а еду и напитки разносили в основном мужчины. Вокруг бегали греческие дети разных возрастов. Они часто попадали под ноги официантам, но те лишь смеялись и шутливо бранили их.

Маленькая темноволосая девочка лет пяти с двумя косичками и ободранной коленкой сидела за одним из столиков и ела огромное шоколадное мороженое с забавным выражением крайней сосредоточенности на лице. Холли улыбнулась. Пожилой грек с аккуратной бородой в серой рубашке подошел к девочке и вытер ее подбородок салфеткой. Холли слышала, как он негромко сказал что-то, судя по тону, что-то ласковое. Он повернулся, чтобы вернуться на кухню, и увидел, что Холли на них смотрит. Она смущенно отвернулась, чтобы ее не поймали за подглядыванием. Когда она подняла глаза через несколько секунд, он все еще смотрел на нее – казалось, что он не может оторвать глаз.

– Какой настойчивый, – хихикнула она про себя, натянула майку поверх купальника и снова отвернулась к морю. Широкая веранда с украшенными вазами столами, около каждого по четыре стула с плетеными сиденьями, окружала ресторан снаружи. С крыши свисали яркие пучки бугенвиллеи, розовые лепестки которой сочно выделялись на фоне белых стен и морского простора. Уши Холли уже привыкли к стрекоту цикад, и она даже могла различать тихий звук волн, ударяющихся о скалы.

Пока она наслаждалась видом, впитывая настоящий момент всеми органами чувств, принесли салат.

– Яссу!

Маленькая гречанка с мороженым в руке медленно подошла к столу Холли и теперь смущенно смотрела на нее. Одна из косичек начала расплетаться, а розовую пластиковую резинку она сжимала в ладошке.

– Яссу! – ограниченный словарь Холли не позволил ей сказать больше, поэтому они обе только продолжали молча улыбаться друг другу несколько минут.

– Англия? – спросила девочка почти шепотом.

– Да! – широко улыбнулась Холли. – Меня зовут Холли, – сказав это, она ткнула пальцем себе в грудь, понимая, что выглядит немного глупо.

– Холли, – повторила девочка. Несколько секунд она жевала соломинку и думала, нахмурив брови. Потом положила руку на грудь и прошептала: – Мария.

– Мария – очень красивое имя, – сказала Холли в надежде, что девочка поймет хотя бы эмоции, если не слова.

Малышка смущенно поежилась, все еще глядя на девушку, потом очень осторожно положила соломинку на стол и убежала в сторону кухни.

Холли посмотрела ей вслед, затем поддела вилкой красный лук. «Какое здесь чудесное место для детей», – подумала она, глядя на шумных и довольных ребят, носившихся вокруг. Она часто ловила себя на чувстве жалости к угрюмым детям, которых встречала в Лондоне. Неизвестные угрозы города заставляли их держаться поближе к родителям. Здесь у малышей было гораздо больше свободы и времени, чтобы поиграть на улице, а не жить запертыми в многоэтажках или этих отвратительных клубах после школы.

Холли нечасто общалась с детьми в Лондоне. Ни у кого из друзей их еще не было, и она редко сталкивалась с ними, не считая странной женщины на работе, которая приносила однажды в офис своего новорожденного малыша. Холли не могла сказать, что не любит детей – на самом деле они были замечательными, – просто у нее никогда не возникало желания заводить собственных. Она не знала, хочет ли Руперт детей. Они никогда этого не обсуждали, и, слава богу, никто из друзей об этом не говорил. Им слишком нравилось ходить по вечерам в пабы и рестораны, чем думать о детях.

Холли всегда считала, что заводить ребенка – не самая лучшая для нее идея после того, что случилось с матерью. Могло ли материнство стать основной причиной ее алкоголизма? В последние несколько жутких месяцев она много раз говорила Холли, что ненавидит себя за то, что стала плохой матерью и испортила жизнь им обеим. Холли никак не могла допустить, чтобы то же самое случилось еще с одним ребенком.

Она знала, что мама забеременела в двадцать лет; по нынешним меркам это безумно рано. Ей вот-вот исполнится тридцать, а она еще не чувствует себя взрослой. Возможно, потому, что ей очень рано пришлось начать заботиться о себе. Теперь, когда у нее появилась хоть какая-то уверенность в себе, она наконец-то начала наслаждаться жизнью.

«Но действительно ли ты счастлива? – прошептал тихий голос внутри. – На самом ли деле твоя жизнь в Лондоне с Рупертом – это то, чего ты хочешь?» Неизвестно почему, как только она подумала о Руперте, в голове возник образ Эйдана, в поношенной одежде, с лохматыми волосами и певучим ирландским акцентом. Холли задумалась, что он здесь делал. Почему выбрал Закинф своим домом? Он говорил, что его мать жила здесь, но должна быть более серьезная причина. Стоит попробовать выяснить в поездке на следующий день.

Мысль о том, что они проведут вместе так много времени, заставила ее немного заволноваться, но в то же время это ощущение казалось приятным. Они с Рупертом уже находились на будничной стадии отношений, и Холли даже нравилась их предсказуемость. А теперь она вспомнила чувство, которое испытываешь, только-только познакомившись с кем-то, неопределенность и волнение, которые бурлят в ожидании встречи. В Эйдане было нечто такое, что заставляло ее волноваться, но важнее его самого было то, какой она становилась рядом с ним. Она чувствовала, что не должна притворяться кем-то другим, и впервые за долгое время ей не приходилось сдерживать настоящую себя, заменяя более осторожной и защищенной Холли Райт.

Прибежал официант и унес ее пустую тарелку. По дороге к кассе Холли подошла к холодильнику и взяла себе шоколадное мороженое. Маленькая Мария – не единственная сладкоежка на этом свете. На ходу разрывая обертку, Холли вернулась на освещенные солнцем каменные ступени, ведущие к морю. Она однозначно была в раю. Какая бы причина ни заставила ее маму уехать отсюда, она должна быть очень плохой.