Глава 10
ИНФЕКЦИЯ

Через несколько минут мы с Алисой заключили пакт. Получилось нечто вроде тех договоров, какие подписывают страны, находящиеся на грани войны. Договор, состоящий из уступок и ограничений. Говорят, что все контракты от Сатаны. Ну вроде как первым контрактом был договор о продаже души. Не знаю. Мы с Алисой ничего не писали, не скрепляли кровью, но у нас не было другого выхода, кроме как оговорить возможные ситуации. Мы оказались двумя врагами, заключившими договор против третьего. Ведь Кирилл был сильнее нас обоих, теперь в этом оставалось мало сомнений. В общем, сама судьба запрягла нас с Алисой в одну упряжку. Честно говоря, я предпочел бы с ней никогда не встречаться. Не сказать, что я привык воевать в одиночку, но брать незнакомых шпаков в команду тоже не в моих правилах. Взять Катьку — проверенный в деле боец. А эта что? Прыгает хорошо, спору нет, и дротики мечет исправно. Но этого мало. Бойца отличают не только и не столько умения, сколько дух. Есть он у Алисы или нет его, я не мог выяснить при первом разговоре. Придется надеяться на лучшее. А что делать?

— На самом деле у Кирилла есть одна возможность воздействовать на реальность, — со вздохом сказала Алиса. — Он может разбудить Спящего Бога. Это будет сильное воздействие. Катастрофическое. Если он найдет способ отыскать проекцию Бога на сферу взаимодействия...

— Но зачем? — удивился я.

— Хотя бы просто в отместку за то, что его убили. Реальность исчезнет, а Кириллу ничего не грозит, ведь когда Бог просыпается, он помнит свой сон, а потому души людей вечны.

— Это я знаю.

— От Верблюда? — спросила Алиса.

— От Оленя, — уточнил я. — Кирилл оставил мне диктофонную запись и очки. Он сделал запись за несколько часов до смерти, когда принял решение переписать свою империю на меня. Еще он подарил мне плюшевую ворону.

— Ты говорил.

— Да. Судя по диктофонной записи, Кирилл не собирается будить Спящего Бога. Боюсь, что у него могут быть другие идеи.

— Например? — насторожилась она.

— Например, воскреснуть, — жестко ответил я. — Какие еще идеи могут быть у мертвеца?

— Он не может. Никто не может.

— Никто не мог попасть после смерти в сферу взаимодействия. А Кирилл смог. Боюсь его недооценить. Я более чем уверен, что у него был и остается некий план, о котором мы с тобой ровным счетом ничего не знаем.

— А нам и не надо знать, — спокойно ответила Алиса. — Каким бы ни был этот план, нам надо его нарушить.

— Как?

— Любой план можно нарушить, уничтожив того, кто его разработал.

— Логично, — усмехнулся я. — Но мы здесь, а он в сфере взаимодействия.

— Это ты здесь, — с усмешкой сказала она.

— Так-так... Об этом Кирилл тоже говорил на диктофонной записи. Хотя, признаться, этой части его монолога я не очень поверил. Но логично. Если в тебе живет гриб...

— Во мне живет часть Спящего Бога, — уточнила Алиса. — И она действительно дает мне возможность одновременно находиться в двух сферах — в реальности и в сфере взаимодействия.

— Когда я воевал в сфере взаимодействия, мы покупали у Кирилла порошок на основе высушенного гриба. Так называемую грибную дурь. Мерзкая штука, надо признать. Нюхали мы его там, но даже если нас здесь будили, мы не просыпались полностью, а частично оставались и во сне, и в реальности. Это позволяло отряду оставаться цельным, даже если кого-то будили. Тот, кого разбудили, возвращался к нам и сразу как засыпал снова. В сфере взаимодействия это выглядело так, словно человек теряет сознание, а не исчезает, как при обычном пробуждении. А субъективно ощущения вообще странные. Ходишь по лесу в сфере взаимодействия, стреляешь, укрываешься, но если чуть отвлечешься, слышишь, как лают собаки под окном квартиры, где ты спишь в реальности.

— Очень похоже, — кивнула Алиса. — А я так все время живу. И здесь, и там. Вот сейчас слышу, как шумит ливень в лесу сферы взаимодействия. Если сосредоточусь, могу взять контроль над энергетическим телом там.

— А что сейчас с твоим энергетическим телом?

— Лежит без сознания в убежище, которое построил мой брат. Что-то вроде неглубокой землянки.

— А если ты уснешь, тоже попадаешь в сферу взаимодействия?

— Нет, — она мотнула головой. — В другое место. Но вообще это не твое дело.

— Понятно, — усмехнулся я.

— Ни фига тебе не понятно! — огрызнулась она.

Я решил не говорить ей, что подглядывал за ней в очень пикантный момент. Пристрелит еще. Она может. Лучше замять тему.

— Ладно, — сказал я. — С тобой все ясно. Но как я попаду в сферу взаимодействия? Или ты решила справиться с Кириллом в одиночку?

— А как ты туда попал, когда пристрелил Кирилла? Он же не сам тебя туда вызвал!

— Меня туда переправила Катька на основе исследований Дьякона. Дьякон нащупал систему волновых колебаний, расшатывающую границу между реальностью и сферой взаимодействия. А Катька подобрала такие аккорды, которые выбросили меня в сферу взаимодействия, едва я заснул.

— Она играла, пока ты спал?

— Когда засыпал. Но сейчас она на гастролях, так что этот способ не подойдет. Можно, правда, попасть туда и по-другому...

— Я знаю, — кивнула Алиса. — Шумерское снадобье.

— Да, наркотик. Кое-кто переправлял с его помощью молодых ребят на бойню в сфере взаимодействия. Но я их лавочку прикрыл.

— Такая лавочка была не одна, — вздохнула Алиса. — Ты, скорее всего, не знаешь, но шумерское снадобье на черный рынок выбросил именно Кирилл.

— Зачем? — удивился я. — Зачем ему лишние люди в сфере взаимодействия?

— Там не бывает лишних людей, — нахмурилась Алиса. — Надо ведь кого-то побеждать, иначе в чем смысл? А пацанов убивать гораздо проще, чем подготовленного противника.

«Ну и сволочь же Кирилл... — привычно подумал я. — На этот раз я его точно убью. Главное — до него добраться».

— Слушай... — сказал я вслух. — А каким образом можно уничтожить бессмертную душу?

— Ты Кирилла имеешь в виду?

— Конечно.

— Душа за пределами реальности имеет те же свойства, что и тело в реальности. В общем, если встретишь Кирилла в сфере взаимодействия, просто убей его.

— И что с ним станет?

— Его энергетическое тело начнет терять энергию и перемещаться во все более тонкие сферы, пока полностью не разложится.

— Заманчиво звучит. Но надо где-то достать шумерское снадобье. Я не намерен сидеть тут, если ты собираешься напасть на Кирилла.

— Почему? — как ни в чем не бывало спросила Алиса.

— По кочану! — психанул я.

— Ладно, не кипятись. Я понимаю, что ты хочешь его добить. Могу предложить тебе честный обмен?

— Какой? — насторожился я.

— Ты мне тело брата, а я тебе билет в сферу взаимодействия.

— Вымогательница, — с облегчением вздохнул я.

— Сколько ты за него заплатил?

— Миллион.

— Нда... Значит, это будет билет первым классом.

— Значит, ты знаешь еще один способ попасть в сферу взаимодействия? — заинтригованно глянул я на нее.

— Еще один? — сощурилась Алиса. — На самом деле способ попасть в сферу взаимодействия всего один. Просто для этого можно использовать разные средства.

— Не понял.

— Все просто. Я же тебе говорила, что сферы реальности — нечто вроде энергетических оболочек. Набрав строго определенную дозу энергии, можно попасть в любую сферу. В том числе и в сферу взаимодействия. Другого способа нет. Но есть много приемов, позволяющих набрать нужную дозу. Кирилл использовал энергию, выделяемую оборудованием Базы. Шумеры использовали энергию, выделяющуюся при разгоне организма наркотиком. На самом деле, если выпить очень строго отмеренную дозу спирта, тоже можно попасть в сферу взаимодействия. Но это не очень стабильный способ, потому что доза для каждого разная и зависит от состояния организма. Ее почти невозможно просчитать. Катька твоя использовала энергию резонанса. Подобрав точный частотный спектр, этого можно добиться. Внутри меня живет гриб, который постоянно выделяет нужное количество энергии. Но вообще-то энергию можно получить из разных источников.

— Насколько я понимаю, один из таких источников тебе известен неподалеку?

— Что-то вроде того. Ну что, согласен?

— Да. Забирай братца. Но ты меня очень расстроишь, если пропадешь надолго.

— Расслабься, — осадила меня Алиса. — Раз мы заключили договор, надо хоть чуть-чуть доверять друг другу.

— Самое крепкое доверие основывается на полном паритете сил. А пока у тебя преимущество.

— В чем?

— Ты знаешь, как попасть в сферу взаимодействия, а я нет.

— Ничего страшного. Зато у тебя есть то, чего нет у меня.

— Вот как? — я поднял брови от удивления.

— Да. Твое преимущество — это большие деньги. А нам надо будет как следует подготовиться к переходу и к боевым действиям. Для этого нужны средства. Так что никуда я не денусь.

— Остается лишь надеяться, — усмехнулся я.

Она забрала тело брата и умотала. Не понравился мне ее взгляд на прощание, хитренький такой, как у лисицы. Но докопаться было не до чего, поскольку в нашем наполовину мирном договоре о косых взглядах не было ни единого пункта. О чем она думала, выезжая со двора? Глупо как-то получилось. Я заплатил за тело врага кругленькую сумму и отдал его первой встречной бесплатно, за обещания. Да еще не просто первой встречной, а дважды стрелявшей в меня. Старею. Не годится такой подход. Но не гнаться же за ней в самом деле!

Перед отъездом, по моей настоятельной просьбе, Алиса вернула мне двустволку и очки Кирилла. Мы договорились встретиться завтра, чтобы обсудить возможные действия. И все. Я закрыл ворота, и рыжая бестия исчезла из моей жизни, оставив воспоминания на грани улетучивающихся снов. Только остатки похмелья и боль в мышцах от ударной дозы транквилизатора не позволяли мне усомниться в реальности произошедшего. Хотя что такое реальность? Я теперь затруднялся с определением. Все эти Спящие Боги, Посланники и Хранители всерьез пошатнули мое мнение об однозначности окружающего мира.

Позвонив Максу и перекинувшись парой слов с Пашкой, я убедился что с самым слабым звеном нашей боевой группы все нормально. За Катьку я беспокоился меньше. Уж кто-кто, а она точно умела постоять за себя. Даже больше того, если уж быть до конца откровенным. За время, прожитое вместе, я заметил за Катькой удивительную способность не попадать в ситуации, из которых надо затем выкручиваться. Если же она в них все-таки попадала, то лишь затем, чтобы исправить все в критический момент. Взять ту же поездку в тир... Ну ведь случайно она глянула сквозь стекла прицела. Случайно! Однако именно эта случайность изменила расстановку сил в нашу пользу. Я вспомнил, как она напряглась, услышав о необходимости поездки в тир. Ну откуда у человека может быть такое чутье?

Как-то я напрямую спросил об этом у Катьки.

— Надо просто быть в гармонии с миром, — без затей ответила она. — Не совершать действий, которые не вписываются в общий вихрь происходящих событий.

— Но как узнать, что вписывается, а что нет? — удивился я.

— Не знаю, — пожала она плечами. — Лично я просто чувствую.

Не обладая Катькиным чутьем, мне приходилось полностью полагаться на нее. А что делать? У каждого свои достоинства и недостатки, но, как бы там ни было, мы с ней составляли неплохую команду. Да и не просто команду. Вот и дня не прошло, как мы расстались, а я уже всерьез по ней соскучился. Возникла мысль включить телевизор, но потом я здраво рассудил, что первый концерт гастролей покажут не раньше чем завтра. В общем, мне не оставалось ничего другого, кроме как сварить кофе и усесться в библиотеке. Там думалось хорошо.

Кофе был густой и горячий, на треть состоящий из тростникового сахара. Эдакий кофейный сироп, прочищающий мозги так же хорошо, как шомпол с навинченным ершиком прочищает ствол. Кофейные гурманы наверняка выразили бы протест, если бы узнали, что я вытворяю с их любимым напитком, но кофе без сaxapa на меня не действует никак. Даже больше того — сахар непременно должен быть тростниковым и его должно быть так много, чтобы почти полностью подавить приторной сладостью горьковатый вкус самого напитка. Даже Катька считала меня в этом плане извращенцем, хотя привыкла, что у меня крыша держится на одном ржавом гвозде.

Усевшись за компьютер, я отхлебнул из чашки и с наслаждением зажмурился — горячая волна разлилась по телу, выдавливая остатки неприятных ощущений после двойного похмелья. Прояснение мысли тут же дало плоды — я спохватился и надел очки Кирилла. Договор договором, но полностью доверять рыжей лисице-оборотню я не собирался. Лиса Алиса, чтоб ее... Да еще с интегрированной в тело шапкой-невидимкой в придачу. Везет же мне на знакомых в последнее время! То меня нанимает на работу злой колдун, умеющий покупать удачу, заработанную во сне, то встретится Северный Олень, дающий дельные, но не всегда понятные ответы, то объявится неожиданно старый друг, давно погибший в автомобильной катастрофе... И все это за один год! А тут еще рыжая лисица-оборотень с более чем странным воспитанием и еще более странными способностями, ее родной брат, внутри которого растет живая грибница, а напоследок Спящий Бог, который всех нас видит во сне. Во-во... Прямо ругательство можно новое применять. Типа, да видел я всех вас во сне! Хотя это не смешно. В оригинале это звучит: «Да видел я вас всех у гробу, у белых тапках». Говорить надо голосом Папанова. Тогда будет смешно.

Интернетные ленты новостей не содержали ничего нового. Как обычно. Белый шум. Как-то во время ночных посиделок с Кириллом, когда я сдавал ему очередной текст, у меня возникла идея узнать у него, что он думает по поводу тех или иных событий, о которых рассказывают в новостях.

— Реклама, — отмахнулся он.

— В новостях? — удивился я. — События ведь реально происходят! От этого не отмахнешься.

— Чушь собачья, — Кирилл пробежал глазами мой текст на бумаге и равнодушно швырнул в ящик стола. — Событий происходит в мире столько, что даже все новостийные каналы, вещай они по двадцать четыре часа в сутки и не повторяясь, не смогли бы даже упомянуть обо всех событиях.

— Это если считать смерть козы в колхозе «Кровавый закат»?

— Нет, — спокойно ответил Кирилл. — Я имею в виду лишь равнозначные события. Той же значимости, о которых говорят в новостях. Ну вот, к примеру, во Франции построили мост, и в Австралии построили мост. Про Австралию сказали, потому что экзотика, а про Францию не хватило эфирного времени.

— Или наоборот, — пожал я плечами.

— Вот именно. Эфирное время не резиновое, в него при всем желании не впихнешь все важное, произошедшее в мире. Поэтому приходится выбирать. А кто выбирает? Редактор программы. То есть человек.

— И что? — я заподозрил, что Кирилл выдаст сейчас нечто важное.

— Все просто, дорогой. В эфир попадают нужные новости. Нужные кому-то. Естественно, в любой стране на первом месте внутренние правительственные новости, поданные под нужным соусом. Это ежу понятно, даже недрессированному. Не назвать это рекламой строя или порядка лично у меня язык не повернется.

— Ну допустим, — согласился я. — Но это ведь не единственные новости.

— Конечно. А остальное — белый шум.

— Что?

— Эх, Саша... — вздохнул Кирилл. — Понятно ведь, что при современном уровне информированности общества невозможно скрыть практически ничего. Даже если где-нибудь в Уругвае нанятая крестьянка родит в лесу клонированного младенца, это попадет сначала в Интернет, а затем на эфирные новостийные каналы. Возникает вопрос: как скрыть ненужную информацию, например деятельность разведок и участие государств в наркотрафике? И как выпятить нужные, например то, что американский президент подарил тамбовскому детскому дому арабского скакуна? Да еще так, чтобы не вылезло, что этого арабского скакуна президент неделю назад получил в качестве взятки от Бен Ладена?

— И как же? — усмехнулся я.

— Да запросто. Открываешь один нормальный телеканал и десять сраненьких. Садишь на каждый по директору и спускаешь на них нужные директивы. Нормальному телеканалу создаешь хорошую репутацию, а всем остальным самую что ни на есть дурную. Один обзываешь жидовским, другой — фашистским, третий — церковным и так далее. Но все они, не забывай, принадлежат и подчиняются тебе. Причем ни один налоговый инспектор этого никогда не докажет, поскольку фирмы не дочерние, а открыты через разных дальних родственников и друзей. Все, система готова! И работает до идиотизма просто и эффективно Церковный канал вещает, что акция с дарением арабского скакуна была вызвана скрытыми гомосексуальными наклонностями президента. Фашистский вещает, что скакун на самом деле был получен от Бен Ладена и принесен в дар, как раз чтобы это скрыть. Жидовский канал вспоминает, что предки президента косвенно участвовали в холокосте. И так далее. В результате в этой мешанине разобраться становится невозможно. Если какой-то независимый журналист и раскопает про Бен Ладена, то его тут же на смех поднимут, скажут, что фашистский канал об этом уже неделю кричит. И все. В умах останется только пересекающаяся информация. А именно — сам факт дарения скакуна детскому дому. Все остальное любой человек просто выкинет из головы как противоречивое. Это и называется белым информационным шумом. Думаешь, для чего журналисты выдумывают все эти Бермудские треугольники и летающие тарелки? Зачем про все это говорят по телевизору? Создание белого шума, дорогой. За вполне конкретную плату. Попросту говоря — засер мозгов. Чтобы в умах народных оставалась только пересекающаяся информация. Тонны информационного говна о крысах-убийцах и о львах, сбежавших из зоопарка, об удивительном спасении мальчика из колодца, о явлении Богородицы на Камчатке, о расследовании тайных преступлений Гитлера, о сексуальных извращениях Сталина, об открытии секретных материалов двадцатых годов — все это звучит в эфире только затем, чтобы утопить в этом потоке рост цен на бензин в стране, экспортирующей нефть. Чтобы сообщения о ментовском беспределе не поднимались в рейтингах выше, чем поимка на Кавказе снежного человека. Чтобы цвет трусов эстрадной певицы появлялся в новостях чаще, чем цифры роста инфляции. Утаить ничего нельзя, дорогой, но любую правду можно утопить в информационной выгребной яме. Что с успехом и делается.

Тогда это произвело на меня серьезное впечатление, но, поработав год на месте Кирилла, я перестал обращать на это внимание. Ну что толку? Можно злиться на внезапно начавшийся дождь, но предотвратить его никак нельзя. Так и белый шум. Вся информационная технология, расширение каналов связи, повышение четкости изображения телевизоров и прочие новшества используются в конечном счете не для того, чтобы донести больше правды, а лишь затем, чтобы влить в мозги населения больше белого шума, то есть дерьма. Испокон веку головы граждан использовались вместо информационных помоек, и ничего с тех пор в лучшую сторону не изменилось. Просто увеличилось число органов чувств, на которые воздействуют белым шумом. Сначала были выкрики глашатаев, затем газеты, еще позже непрерывно урчащее на стене радио, а теперь телевидение и Интернет. Хотя наверняка это еще не предел. Наверняка скоро найдут способ и во сне мозги засирать.

Допив кофе, я не удержался и поставил Катькин диск. Раз ее самой не было рядом, мне хотелось хотя бы услышать ее голос. Я сразу выбрал трек «Расстояния», он лучше всего сейчас подходил к моему настроению:

...

Я закрыл глаза, вслушиваясь в Катькин голос. Мне было тяжело, но я был искренне рад, что она нашла в себе силы уехать. Глупо сражаться за мечту, а потом, уже добившись всего, отказаться от нее и раскиснуть. Можно было позвонить ей, но я не стал. Это лишь в теории звонок близкого человека оказывает поддержку. На самом деле далеко не всегда. Иногда он может выдернуть из состояния боевой готовности, из состояния злости на весь мир. Перед серьезной дракой это иногда смерти подобно. Чаще всего. А Катьке предстояла именно драка. Драка с непониманием. Драка за того слушателя, ради которого она хотела петь. Что я мог ей сказать? Пожелать удачи? Не в удаче тут дело. Хотя нет, я знал, что ей пожелать. Но высказывать это вслух было глупо. Это мое внутреннее, она бы вряд ли поняла такое пожелание правильно.

— Желаю тебе в этой битве сухого пороха, — шепнул я. — И плавного спускового крючка. Остальное зависит только от тебя самой.

А песня продолжалась:

Внезапно зазвонил телефон. Я чертыхнулся и взял трубку.

— Это Эдик, — услышал я знакомый голос. — Как ты?

— В порядке. Живой, свободный и почти невредимый. Спасибо за содействие.

— Всегда рад.

— Да уж... Вряд ли я теперь к кому-то, кроме тебя, обращусь, — улыбнулся я.

— Я же говорю, репутация дороже денег. Ладно, не буду тебя отвлекать.

Он положил трубку. Странный тип. Бандит бандитом, но вот ведь какие идеи в башке бродят. Хотя, как говорит Катька, расслабляться ни с кем нельзя. Идеи идеями, а Эдик, кроме всего прочего, миллион долларов получил. Ну на взятки, понятно, ушло немало. Плюс риск. Да и понятно, одними идеями сыт не будешь. Но все-таки в этом кругу доверять полностью нельзя никому. А кому тогда можно? Ну Катьке наверняка. Алисе? Как ни странно, я мог это допустить. Вот вам и враг мой. Пашке еще доверять можно. Вот и весь список.

Глянув на часы, я вспомнил, что надо еще позвонить Анечке в клинику, узнать результаты анализов. Военная жизнь приучила меня доверять медицине, от которой часто зависело не только здоровье, но и жизнь бойцов. И хотя собственные ощущения сигнала тревоги не подавали, я все же не решился пренебречь профессиональной помощью врача. Набрав номер, я попросил пригласить Анечку к телефону.

— Да, — наконец ответила она.

— Это Фролов.

— А, понятно. У меня готовы анализы, сейчас, секунду.

Я услышал, как она захлопнула дверь. В трубке пропали посторонние голоса.

— И что там? — спросил я.

— Никаких ядов, — успокоила меня Анечка. — Но тебе все равно надо ко мне заехать. Лучше всего сегодня.

— Зачем?

— У тебя в крови обнаружилась редкая инфекция. Ничего страшного, вылечить ее не составит труда, Но запускать не стоит.

— Какая именно?

— Ну не венерическая, — хихикнула Анечка.

— Это я и без тебя знаю! — сорвался я.

— О как! — она еще больше развеселилась. — Ты первый из моих знакомых мужчин, которые в точности уверены, что нигде ничего не подцепили.

— Шляться надо меньше, — пробурчал я. — Тогда будет уверенность.

— Круто, — оценила Анечка. — Когда заскочишь?

— Через час. Может, и раньше, если пробок нет.

— Тогда жду, — сказала она и повесила трубку.

В последнее время я редко езжу за рулем — два личных шофера полностью избавляют от необходимости тратить умственные и моральные ресурсы на управление автомобилем. С другой стороны, иногда возникает желание вдавить в пол педаль акселератора и ощутить единство с несколькими сотнями лошадиных сил. Не скажу, что сейчас у меня возникло именно оно, но вызывать водителя мне хотелось еще меньше. Так что я решил прокатиться за рулем.

Для этих целей у меня была особенная машина. Нет, не «Феррари», не «Лотус», и даже не «Мерседес», а старенький раритетный «жигуленок» семидесятых годов двадцатого века. Мы купили его вместе с Катькой чуть больше года назад, за каких-то триста долларов, если не меньше. Тогда он был старой рухлядью, и заполучив миллиардное состояние, можно было его смело оставить догнивать на улице. Но я люблю старые вещи. Почему-то они всегда мне кажутся лучше новых, основательнее, что ли. Хотя не всегда это так. В общем, когда мы перестали считать деньги, я загнал «жигуленок» в теплый гараж и решил немножечко подшаманить. Нанял команду механиков, кузовщиков, маляров, и они всего за каких-то шестьдесят тысяч долларов вдохнули в старенький автомобильчик новую жизнь. Движок основательно перебрали, переварили всё гнилье, ходовую заменили полностью. Ну и по мелочи привели машину в более презентабельный вид. Снаружи, правда, мало что изменилось, разве что литые колесные диски выглядели чуть вызывающе, бронированные стекла приобрели дымчатый оттенок да трехкомпонентная американская краска лежала очень уж ровно и глянцево. Зато внутри изменилось многое, начиная от шестиступенчатой коробки передач и заканчивая серьезным форсажем мотора, в результате чего на неполную тонну веса машины теперь приходилось почти двести лошадиных сил. На такой технике глупо ездить с водителем, такую люди, если и восстанавливают, то лишь для собственного удовольствия.

Прихватив на всякий случай двустволку, я спустился в гараж и завел мотор «жигуленка». Работал он ровно, с приятным басовитым рокотом, выдававшим скрытую силу. В ожидании прогрева я поставил Катькин диск и закрыл глаза. Не скажу, что мне было как-то особенно тревожно. Нет, но я уже прекрасно понимал, что пружина грядущих событий напряжена до предела и все мои дальнейшие действия в бурном потоке бытия будут сравнимы с действиями спортсмена, преодолевающего речные пороги. В лодке бы удержаться! Думать о сохранении направления в таких условиях глупо и бесполезно — течение куда-нибудь вынесет. О собственной шкуре следует позаботиться, о безопасности близких. Катька бы добавила еще, что позаботиться следует о спасении человечества. Но в том-то и секрет высоких порывов, что, спасая себя, человек спасает тем самым крохотную часть человечества в собственном лице. И чем меньше людей будут двигаться в будущее, как коровы на бойню, тем больше будет влияние на мир светлых сил. Может, это и есть та мягкая подушка, которую следует подложить под голову Спящего Бога, чтобы его сны стали сладкими и спокойными? Возможно... Но как внушить эту мысль миллиардам людей, которые предпочитают лишний раз не дергаться? Их философию я знал, и она меня пугала до ужаса. Они считали, что раз уж бойни не миновать все равно, то следует поменьше дергаться, чтобы не причинять себе на кратком жизненном пути лишних страданий. Так предпочитает не дергаться коза, которую тянут на веревке, — чтобы петля меньше впивалась в шею. Но лично меня от этой козлиной философии тошнило.

Лежа в госпитале после ранения, я познакомился с одним бодреньким старичком — Степаном Борисовичем. Он не был ветераном войны, да и не мог быть по возрасту — ему в сорок первом году исполнилось только двенадцать лет. Когда пришли немцы, он жил в Белоруссии. Отца забрали на фронт, мать выживала с двумя детьми, как могла. В то время оккупанты повадились сжигать людей целыми деревнями. Загоняли в сарай под видом медицинского осмотра или под другим предлогом, обливали бензином и поджигали. В основном детей и женщин, конечно, поскольку мужиков в селах почти не осталось. Умирали они там медленно, крича и задыхаясь от дыма, ломясь в горящие ворота, пока кожа не начинала лопаться от жара. Мой сосед по госпитальной койке видел эту картину три раза — немцы выжигали население окрестных деревень. Когда палачи убирались из сожженной деревни, до самой ночи еще слышались стоны выживших, полностью обгоревших людей. Маленький Степка по молодости и по глупости пытался вытаскивать из дымящегося пепелища хотя бы детей, но они все равно умирали — один за другим.

А потом немцы пришли в деревню Степана. К тому времени они уже поняли, что все хитрости, которыми приходилось пользоваться, чтобы загнать людей в сарай, — лишние. Под дулами автоматов люди идут на костер сами. Во избежание лишних страданий перед смертью. Во избежание побоев. Некоторые из надежды, что в последнюю секунду случится чудо и все останутся живы. Но чудес не происходило, и люди горели, как живые факелы.

Потом немцы, уже веселья ради, начали устраивать показные сожжения. Людей заставляли самих тащить бревна для собственного костра, укладывать их рядочком, затем укладываться самим, образуя нечто вроде штабеля — люди и поленья вперемежку. Такие штабеля горели очень хорошо, даже с учетом того, что некоторые женщины, обезумев от боли чудовищных ожогов, вскакивали и разрушали аккуратно сложенную конструкцию.

— Люди шли потоком, — рассказывал Степан Борисович, глядя в потолок госпитальной палаты. — Уставшие, полностью подавленные морально. Я видел их лица. Но не они пугали меня, а бревна в их руках, которые никто, ни один человек не решился бросить. Охранников человек двадцать, а народу согнали с трех деревень не меньше ста пятидесяти душ. И лес кругом. Можно было бы рвануть... Ну хотя бы попробовать. Так мне казалось со стороны. По-моему, уж лучше быстрая смерть от автоматной пули, чем страшная и мучительная гибель в огне. Но никто... А потом мне, Саша, тоже дали бревно. И я его нес. Знаешь, я это никогда не забуду, до самой смерти. Как я его нес и что при этом чувствовал, Смерть притаилась в стволах автоматов, она следила за каждым моим шагом. И эта явная, прицельная смерть пугала чуточку сильнее, чем та, которая ждала впереди, Я это ощутил только в общем строю, когда шел рядом с мамой и сестрой Люськой, которые тоже тащили поленья. Знаешь, Саша, ничего в моей жизни страшнее не было, даже сталинский лагерь не шел ни в какое сравнение. А потом вдруг что-то перевернулось во мне. Наверное, это был страх. Да, Саша, именно страх — первобытный ужас. Такой страх подталкивает к прыжку вспугнутого оленя и заставляет волка ползти на брюхе под грохот ружейных выстрелов. Я выскочил из строя, не думая уже ни о маме, ни о сестре, швырнул полено под ноги охраннику и рванул в лес, Но немец даже стрелять в меня не стал, а попросту поймал за шиворот, как котенка. Правой рукой он продолжал сжимать рукоять автомата, а левой поднял меня над землей.

— И что? — с интересом спросил я тогда.

— Я пнул его в правую руку, И грохнула очередь. Его палец случайно надавил на спуск. И несколько человек в строю упали. И мама упала. Понимаешь? Выходит, что это я ее пристрелил. Потом грохнула еще очередь и еще. Это уже стреляли другие охранники, не разобравшись, что произошло. Люди в строю испугались, закричали и ломанулись, как лоси, в разные стороны. Они бросали поленья и бежали куда глаза глядят. По ним стреляли из автоматов, и они падали, но многие, очень многие все равно убежали в лес. И Люська убежала вместе со всеми. А меня немец так и держал за шиворот. Кроме тех, кого настигли пули, я один остался. Раненых быстро добили, а меня поволокли обратно в деревню. Комендант велел собрать примкнувших к немцам крестьян и на следующий день повесить меня по всем правилам на виселице. Но утром приехало важное начальство и всех приказали отправить на работы в Германию. В том числе и меня. Но до Германии я не доехал. Нас партизаны отбили. Люська после войны вышла замуж и родила троих детей. А у меня не срослось. В восемнадцать лет загремел в лагерь, а там по накатанной, Молодой был, дурной. Один ребенок, правда, и у меня есть точно. Случайный, Да только я знать не знаю, где он сейчас.

Уже после госпиталя я много раз вспоминал историю, рассказанную Степаном Борисовичем. С перепугу мальчишка спас от неминуемой смерти около сотни человек. Что это, подвиг или случайность? И каждый ли горой, совершая нечто выходящее за рамки, осознает героичность поступка? Можно ли вообще считать героем того, кто совершил подвиг случайно или по воле обстоятельств? Я не знал ответов на эти вопросы, точнее, не был уверен в их правильности. Если брать по большому счету, то важен только результат. Намерение не значит ничего. Все знают, куда вымощена дорога добрыми намерениями. И все же тот, кто жертвует собой сознательно, в моих глазах заслуживал большего уважения.

Сейчас, ощущая, как скрипит от напряжения пружина грядущих событий, я был готов пожертвовать собой. Но пугало меня другое. Что, если жертвовать придётся другими? Что, если у меня не будет другого выхода, кроме как стать чудовищным шахматистом, передвигающим живые фигуры? А ведь вполне может так получиться. Вполне.

Снова, в который уж раз за сегодняшний день вспомнился Кирилл. Я привык считать его врагом человечества, использующим чужую удачу ради собственной выгоды. Он и был таким — это точно. Но кем он был до того, вот в чем вопрос! Как он встал на этот путь? Что его толкнуло? Собственные пороки? Обстоятельства? И можно ли считать подлецом того, кого на подлость толкнули обстоятельства? Можно и нужно. В этом я был совершенно уверен. Иначе любую подлость можно будет оправдать обстоятельствами. Любое, самое изощренное преступление. Однако мог ли я быть уверен, что не повторю путь Кирилла? Что, если я уже иду по нему? Кирилл ведь был когда-то снайпером, как и я. Убил нанимателя, как и я. Получил неожиданно кучу денег. Как и я. От кого, кстати? Не от нанимателя ли? Каждый шаг похож, как две капли воды. А что будет дальше? Даже его очки теперь приходится носить.

Я глянул в зеркало заднего вида и невесело усмехнулся. Теперь, в очках, я даже внешне начал походить на Кирилла. Осталось только кожаные штаны напялить, и будет вообще супер. Что же это за странная насмешка судьбы? Хотя о какой судьбе может идти речь, когда весь мир и все происходящие в нем события являются лишь сном неведомого существа? По большому счету, бредом.

— Философия... — вздохнул я, включив механизм поднятия гаражных ворот. — Чертова философия.

Несколько раз я осторожно нажал педаль газа, раскачивая мотор, затем включил первую передачу и аккуратно выехал со двора. Зимой мощный мотор в сочетании с задним приводом — самый надежный способ оказаться в кювете. Так что желание погонять следует сразу выкинуть из головы.

Однако движение на шоссе оказалось не очень плотным, а снег с асфальта убрали как следует, так что я все же позволил себе немного поддать газу. Водитель тюнингованной переднеприводной «Лады», ехавшей в соседнем ряду, ощутил себя уязвленным, когда его начала обходить древняя «копейка». Он наступил на акселератор так, что застучали поршневые пальцы, и я не стал с ним тягаться, пропустил вперед. Какой смысл соревноваться в скорости, когда точно знаешь, что без труда обойдешь соперника? Вот с «А-8» можно было бы потягаться, хотя она будет поустойчивее на поворотах. Это уже спортивный интерес. Но водители модных и мощных машин на мою «жигульку» обращали мало внимания — ровно столько, чтобы случайно не оцарапать об нее глянцево-черные бока своих авто. Впрочем, меня это полностью устраивало. Сейчас у меня не было ни малейшей охоты привлекать к себе внимание.

Xвост за собой я заметил уже в самом городе, где поток сделался поплотнее. Ярко-желтый «BMW» неотступно следовал за мной по пятам. Смешно, но меня это нисколько не удивило после всего случившегося. Подумаешь, хвост! Какое уже, к чертям, удивление? Вот если бы небо на землю рухнуло или ангелы начали трубить... Хотя и к этому я уже был готов. Я был на взводе, игра началась, гонг пробил новый раунд, и от меня требовались какие-то действия. Правильные или неправильные, быстрые или как выйдет, по делу или не совсем. Я ничему не удивлялся, поскольку понимал, что бредовость реальности начала зашкаливать за все мыслимые пределы. Паровой котел бытия трещал по швам — вот-вот рванет, расшвыривая осколки галактик за пределы свернутого Эйнштейном пространства. Так чему удивляться? Банальной слежке? Ха! Вот если бы сейчас по радио объявили о третьем нашествии марсиан...

Радио я все же решил не включать. Пусть играет диск от греха подальше. Там никаких сюрпризов. Там я каждое слово знаю. Пусть хоть в чем-то будет стабильность.

Тот, кто за мной следил, не очень-то осторожничал. Во-первых, канареечного цвета «BMW» хочешь не хочешь бросается в глаза, во-вторых, дистанция в пять корпусов не такая большая, чтобы не заметить слежку. Отсюда напрашивался один из двух выводов. Либо за мной следил полный и окончательный дебил, что уже само по себе весело, либо, наоборот, мне хотели показать, что ни в грош меня не ставят и плевать им, замечу я их или нет. Как бы там ни было, я решил проявить активность — ведь именно этого ждал от меня мир. В этом я нисколько не сомневался. Каждая мелочь, каждый поворот событий словно нарочно дергали меня за хвост, раззадоривали, проверяли на терпение.

Я усмехнулся и придавил акселератор. Мотор басовито взвыл, спинка кресла толкнула в спину, я резко крутанул руль и встроился в соседний ряд. Какой-то пенсионер на старой «Волге» от неожиданности надавил на тормоз, в результате чего чуть не получил сзади бампером микроавтобуса. Мне даже на миг сделалось неловко, что из-за меня чуть не случилась авария, но через мгновение я уже выкинул это из головы. О чем беспокоиться, если все в мире лишь сон Бога?

— Покой нам только снится... — пропел я и снова надавил на газ.

Машину рвануло вперед, как ракету на полной мощности стартовых ускорителей. Чтобы кого-нибудь не помять, пришлось несколько раз очень резво повернуть руль. Канареечная «бэшка» отстала на четыре корпуса и протиснуться следом за мной не смогла. Интересно, заметил водитель избыточную энергонасыщенность моего «жигуленка»? Вряд ли. Такие машины, как у меня, никто всерьез не принимает. И даже если какой-то маневр выходит за рамки привычного, ему стараются найти объяснение во внешних причинах, например в нерасторопности других участников движения. Мне, кстати, это было на руку — не хотелось сразу открывать все карты и демонстрировать весь спектр технических улучшений, стоивших шестьдесят тысяч. Поэтому я активно нажимал на газ только для того, чтобы успевать встроиться в образовавшуюся прореху. Со стороны это могло выглядеть либо как везение, либо как незаурядное водительское мастерство.

Маневрируя в потоке таким образом, я без особого труда оторвался от слежки, затем, уже вне зоны видимости преследователей, свернул во двор, и только потом поддал как следует, стараясь, чтобы колеса не прихватывали заснеженную обочину. Минута такой гонки давала полную гарантию отрыва от слежки, поэтому, миновав пару кварталов, я не стал больше рисковать и сбавил скорость. Меня мучило любопытство: какая новая сила пришла в движение? Кому еще, кроме Хранителей, бандитов и ментов, понадобилось за мной следить? Или это не новая сила, а какая-то из этих трех старых? Насчет Хранителей я не располагал достаточной информацией, но ментам или бандитам канареечная «бэшка» вряд ли могла прийтись по вкусу. Так что, скорее всего, сила была именно новой.

Так, в задумчивости, я добрался до клиники. Дробовик пришлось сдать охранникам, так что из оружия остались только очки на носу. Хотя оружием их назвать трудно, они были скорее индивидуальным средством защиты. Но хоть что-то... Я поднялся на лифте и постучался в кабинет Анечки.

— Да! — ответила она из-за двери. — Заходите.

— Привет, — улыбнулся я, перешагивая через порог.

— Один? — удивилась она.

— Катька все же укатила на гастроли. — Я немного смутился и пожал плечами.

Чего смутился? Трудно сказать.

— Ну и правильно, — кивнула Анечка. — А то петь разучится. Заходи, заходи, раздевайся.

Сняв пальто и повесив его на вешалку в углу, я решил сразу перейти к делу.

— Что у меня за инфекция?

— По большому счету, ерунда, — ответила Анечка. — На начальной стадии лечится одной таблеткой. Меня другое интересует: откуда в наших суровых российских краях взялся этот экзотический грибок?

— Что? — напрягся я.

— Грибок. Микроскопический. В крови.

— У меня в крови?

— Ну да... — ответила Анечка, не понимая, что со мной происходит.

А я испугался. Банально. Как пугается школьник, когда его останавливают трое дюжих старшеклассников, чтобы отобрать мелочь, выданную родителями на завтрак. Я вспомнил, как страшно и противоестественно шевелилась грибница, растущая из тела поверженного мною противника. И в отличие от Анечки, я прекрасно знал, каким образом инфекция попала мне в кровь.

«Вот почему брат Алисы в меня не стрелял! — поду мал я. — Они не собирались меня убивать. Они для другого напали! Им надо было заразить меня этой гадостью. Зачем? Да понятно ведь! Хранителей стало мало, и они решили меня взять в свои редеющие ряды. Ну и трепло же Алиса! Пыталась прикрыть истинный смысл нападения ненавистью к Нанимателю. А на самом деле... Вот тебе и билет в сферу взаимодействия первым классом!»

Честно говоря, такой путь меня мало устраивал. Терпеть не могу инфекций. Стоило мне представить, что у меня в теле вырастет нечто живое и чужеродное, как тут же по спине ринулись ледяные мурашки. О том, что грибница может дать какие-то бонусы, я и думать не собирался. На фиг! Но вот интересно, почему Хранители решили заразить именно меня? Наверное, им нужен был человек, побывавший в сфере взаимодействия. Или победивший Кирилла, Или то и другое вместе. Но надо же какова Алиса! Договор мы с ней заключили... Сучка рыжая! Она и усыпить меня хотела, скорее всего, для той же цели. Не была уверена, что брат справился с задачей. И ведь даже не спросила, зараза, успел ли он меня ранить.

«Ух и побеседую я с ней! — со злостью подумал я. — Может, даже с помощью Эдика».

— Ты можешь меня избавить от этой заразы? — спросил я Анечку.

— Говорю же, проще простого. Хватит одной таблетки. Таблетка, правда, не очень дешевая...

— Когда это меня цена волновала? — пробурчал я.

— Ладно, не волнуйся ты так. Говорю же, ничего страшного.

Мне захотелось выяснить подробности.

— А что за грибок, известно? — спросил я.

— Да, — кивнула Анечка. — Это в принципе Sporothrix — диморфные грибки, передающиеся человеку в основном при уколах шипами или попадании в тело заноз. Они вызывают поражение кожи и подкожной клетчатки с вовлечением лимфатических сосудов и узлов. Терапия состоит в пероральном назначении йодида калия и внутривенном введении амфотерицина. Но в твоем конкретном случае мы выявили довольно значительную мутацию этого грибка. Я тут выяснила, твой редкий мутант в природе встречается в экскрементах некоторых птиц, обитающих в Индии. Вспышки инфекции крайне редкие, поскольку этот грибок активизируется только в случае резкого понижения иммунитета. Если ты крепко выпил перед ранением, то грибок, оказавшийся на лезвии ножа, которым тебя ударили, мог не встретить активной защиты организма. Как бы там ни было, он начал бурно развиваться. И сейчас нам его надо подавить.

— Валяй, — кивнул я как можно спокойнее. Но внутренне меня трясло.

Анечка дала мне пилюлю, а затем сделала внутривенный укол.

— Лекарство принимай три раза в день. А на укол жду тебя завтра в это же время. Кстати, эта твоя инфекция не заразная.

— И то хорошо.

— Да. Вы вроде с Катькой говорили о тантре и групповом сексе?

— И что? — насторожился я.

— Я сегодня вечером собираюсь в одну очень приличную компанию, где приветствуются подобные развлечения. Не в смысле тантры, а в смысле группового секса. Не хочешь составить мне компанию? А то там косо смотрят на тех, кто приходит без пары.

— Нет, извини, — помотал я головой. — Работы до фига.

— Жаль, — вздохнула Анечка. — С тобой было бы интересно потрахаться.

— Почему?

— Ну так сложно сказать. Меня заводит, что ты был на войне. Это в нас, в женщинах, наверное, со времен мамонтов осталось — хочется трахнуть воина и охотника, потому что от него веет какой-то таинственной энергией, которой нет у других.

— Я бы рад, но не могу, — развел я руками. — Может, в следующий раз. Ты звякни, если что.

— Значит, ты со мной не против?

— Да нет. Ты вроде симпатичная, — соврал я.

На самом деле «соврал» — не совсем точное слово. Анечка на самом деле была симпатичной, даже красивой по всем журнальным стандартам. Но мне такие не нравились. Хотя странно — Алиса тоже попадала под этот стандарт, но меня она возбуждала, а вот Анечка нет. Наверное, дело все же действительно в какой-то энергии, которую ученые еще не совсем открыли, как выразилась Катька.

— Ладно, тогда позвоню, — улыбнулась она.

Я поспешил покинуть кабинет и, не дожидаясь лифта, чуть ли не кубарем скатился по лестнице. Во дворе осмотрелся, выискивая взглядом желтый «BMW» за забором клиники. Но его там не было. Вероятно, я нормально оторвался от хвоста. А еще говорят, что у нас в стране отвратительная автомобильная промышленность! «Жигульку» не смогли догнать на германском чуде техники.

Обменяв у охранников алюминиевый номерок обратно на свой мушкетон, я закинул его на заднее сиденье и направил машину в сторону дома, озираясь, как летчик во время воздушного боя. Сердце сжималось в недобром предчувствии. После выходки с моим заражением у меня теперь не осталось ни малейшего доверия к Алисе. И к ее словам, соответственно. Сколько она мне выдала правды, сколько соврала? Одному Спящему Богу известно. А я еще, как осел, отдал ей тело, приобретенное за кругленькую сумму в долларовом эквиваленте...

Неожиданно раздался телефонный звонок. Я взял телефон и с удивлением услышал голос Адика.

— Саша, извини, что тебя беспокою, — сказал он. — Но у меня тут вещичка одна завалялась в тире.

— Какая еще вещичка? — не понял я.

— Пистолет. Видимо, обронил твой невидимый киллер, когда Катенька в него попала. Что мне делать с трофеем?

— Погоди-ка, — у меня возникло дурное предчувствие. — А что за пистолет?

— «Беретта», — ответил Адик.

«Не бывает таких совпадений, — подумал я. — Хотя в принципе „беретту“ киллеры частенько используют».

Однако я был уже почти уверен, что Адик нашел не какой-то там пистолет, а именно «беретту» Кирилла, Оброненную Алисой, разумеется. А раз так, то получается, что моя рыжая знакомая в момент нападения на меня находилась в кабинете вместе с братом. Странно, однако. Значит, она видела, что он меня полоснул кинжалом! Зачем же тогда повторно напала в тире, ведь я уже был заражен? А потом дома? Идиотизм, честное слово. Или цель повторных нападений состояла уже в другом? По всей видимости, именно Алиса и вырвала из моих рук пистолет. Ох, странно...

Я ощутил, что более или менее стройная картина произошедших событий, которую я выстроил с таким трудом, расползается как мокрая марля. Концы снова перестали сходиться с концами, и это раздражало меня немыслимо.

— Слушай, Адик, — сказал я в трубку. — Глянь внимательно на левую накладку рукояти. Ничего там необычного не видишь?

— Вижу. Она была треснута, потом ее склеили.

— Хорошо. Тогда я тебе этот пистолет дарю. Можешь делать с ним что хочешь. Пока.

Я швырнул трубку на сиденье и зло шарахнул кулаком в руль. Треснутая накладка была на пистолете Кирилла, это я помнил прекрасно. А раз так, то доверять после всего Алисе — дураком надо быть. А быть им не хотелось, Честно говоря, во мне даже жадность проснулась, что бывало редко, — мне до слез стало жаль денег, выплаченных Эдику за доставку покойника.

— Натянуть бы ей глаз на жопу... — в сердцах сказал я. — Лиса хитрющая...

Однако сколько бы я ни бесился, это вряд ли принесло бы хоть какую-то пользу, так что я взял себя в руки, На самом деле я был почти уверен, что больше никогда не увижу Алису. А Кирилла? Это зависело от многих вещей. Способов попасть в сферу взаимодействия не так уж много, а мне вообще был доступен только один — дождаться Катьку и провернуть сработавший год назад фокус с особыми аккордами. А это нисколько дней коту под хвост. Может, даже неделя.

Хуже того, я вдруг заподозрил, что на самом деле Алиса с Кириллом заодно. Что нет никаких Хранителей, а если и есть, то цели у них могут быть совершенно иные, мне неизвестные. Диктофонную запись Кирилл мог нарочно сделать именно так, чтобы максимально ввести меня в заблуждение. А затем, уже с помощью Алисы, как-то использовать меня в своих целях. С него станется. Вот уж, что называется, и из могилы, гад, меня достает! Я вдруг снова, как год назад, ощутил себя пешкой, которую Кирилл поставил в ряд других шахматных фигур. Оставалась одна надежда, что, как и в прошлый раз, я смогу пройти в ферзи. Хотя в какие уж там ферзи я прошел? В полную задницу я влез, вот что. Как последний шпак.

Вернувшись домой, я загнал машину в гараж, разделся и с ружьем на плече направился в библиотеку. Так и подмывало шарахнуть из обоих стволов в какую-нибудь вазу или в предмет обстановки. Останавливало меня только то, что Катька, осмотрев разрушения, молча повертит у виска пальцем. И мне будет стыдно.