Глава 14

Падение: 1464–1494 гг

Падение Банка Медичи охватывает период в 30 лет, который начался со смерти Козимо в 1464 г. и завершился изгнанием Медичи из Флоренции в 1494 г. К тому времени компания Медичи находилась фактически в состоянии банкротства, а несколько филиалов (лондонский, римский и неаполитанский), которые еще функционировали, вели неравную борьбу за существование. В эти тридцать лет руководство принадлежало последовательно представителям трех поколений семьи Медичи: Пьеро ди Козимо, по прозвищу Подагрик (1464–1469), Лоренцо Великолепному (1469–1492) и Пьеро ди Лоренцо (1492–1494).

1 августа 1464 г., когда умер Козимо де Медичи, пик процветания компании был уже пройден, и она катилась под откос. Лондонский филиал попал в затруднительное положение. Другие филиалы также сражались с трудностями, а прибыли падали. Будь жив Козимо и сохрани он свою энергию, возможно, ему бы удалось вернуть удачу Банку Медичи и остановить падение в пропасть. К сожалению, потомкам недоставало его способностей, а те, кому они доверяли, поступали опрометчиво.

Из-за неудачного стечения обстоятельств наследником Козимо стал Пьеро, старший из двух его законных сыновей. Пьеро с детства готовили к политической карьере, однако он не получил никакой практической подготовки в области бухгалтерии. Хуже того, Пьеро страдал подагрой и почти все время из оставшихся ему пяти лет жизни был прикован к постели. Несмотря на эти недостатки, он не просто ждал, куда подует ветер, а пытался внедрить политику экономии, которую, однако, так и не удалось довести до конца. Тем не менее его обвиняли в том, что он положил начало волне банкротств, которая вскоре после смерти Козимо потрясла деловой мир Флоренции.

По мнению Никколо Макиавелли, Пьеро де Медичи, по вероломному совету Дьетисальви Нерони, потребовал возвращения множества долгов, как от иностранцев, так и от флорентийцев. Его шаг породил недовольство, и он нажил себе много врагов. Ненависть, возбужденная Пьеро, продолжает Макиавелли, росла из-за вереницы неудач в делах, якобы вызванных таким сокращением кредита. Дьетисальви Нерони ожидал, что непопулярность Пьеро поможет успеху заговора, нацеленного на свержение Медичи, который он плел с мессером Лукой Питти, Никколо Содерини и мессером Анджело Аччаюоли. Однако заговор провалился, а главных заговорщиков отправили в ссылку. Исключение сделали для Луки Питти, который в последнюю минуту переметнулся в лагерь противников и выдал своих сообщников. Его предательство принесло ему лишь позор, и его презирали все – и сторонники Медичи, и их враги.

Одни историки принимают рассказ Макиавелли за чистую монету, а другие считают совершенно невероятным. Однако дыма без огня не бывает. Хотя Макиавелли немного исказил факты, зерно истины в его рассказе все же есть. Доподлинно известно, что Пьеро ди Козимо, вскоре после смерти отца, заказал экспертизу своей недвижимости и долей участия в деле, чтобы понять, «прочно ли его положение». Возможно, ревизия показала, что дела компании Медичи вовсе не так блестящи, как считалось. В результате Пьеро начал политику экономии, доказательства которой можно в изобилии найти в документах Медичи. Он распорядился о ликвидации венецианского филиала, где дела шли неважно, он предпринимал энергичные попытки избавиться от неразберихи в Лондоне, послав Тани на переговоры об урегулировании дел с Эдуардом IV. Кроме того, Пьеро приказал Пиджелло Портинари в Милане сократить займы двору Сфорцы. Несомненно, также по настоянию Пьеро в партнерском соглашении от 14 октября 1469 г. с Томмазо Портинари запретили увеличивать кредит Карлу Смелому и предписали избавиться от бургундских галер. Пьеро твердо прокладывал курс, но, к сожалению, не следил за тем, чтобы все выполнялось в соответствии с его намерениями.

Поэтому почти не приходится сомневаться, что Пьеро ди Козимо, чтобы предупредить нарастающие трудности, прибег к политике сокращения вместо расширения. Остаются сомнения относительно того, повинен ли он в эпидемии банкротств, которая вспыхнула во Флоренции вскоре после смерти Козимо. Первым 13 октября 1464 г. обанкротился банк Маттео ди Джорджо дель маэстро Кристофано; он потянул за собой несколько других фирм, в том числе «Джованни и Анджело Бальдези», «Бернардо Банки и братья», а также банк Пьероццо Банки. То были небольшие учреждения; их задолженность не превышала 20 тыс. флоринов. Первым из крупных банков рухнул банк «Пьеро Партини и братья», который остался должен 40 тыс. флоринов. За ним обанкротился Лодовико Строцци, чья задолженность приближалась к 32 тыс. флоринов, и Лоренцо д’Иларионе Илариони, который обанкротился с дефицитом в 16 тыс. флоринов. В последние дни декабря 1464 г. во Флоренции узнали, что Джанфранческо Строцци, сын Палла, сосланного Козимо в 1434 г., приостановил платежи и пытается договориться с кредиторами. То же случилось с Бартоломео Цорци, или Джорджи, бывшим владельцем месторождения квасцов в Фокее. Последнему, возможно, удалось вернуть состояние, так как он восстановил свои права в Малой Азии после подписания мирного договора 1479 г. между Венецией и султаном Мехмедом II. Компания Сальвьяти также пошатнулась, и Борромеи, управляющий филиалом компании в Брюгге, бежал в безопасное место, потому что не мог удовлетворить всех кредиторов, требовавших выплат. Однако Медичи пришли к ним на помощь и предоставили 12 тыс. флоринов. В апреле 1465 г. компания Сальвьяти снова встала на ноги.

Судя по письму Анджело Аччаюоли, кризис 1464–1465 гг. был худшим после 1339 года. Возможно, это преувеличение, но несомненно, что тогда широко распространилась безработица, а неуверенность в завтрашнем дне вызвала застой в делах. До какой степени в спаде виновны действия Пьеро – вопрос другой. Волна банкротств почти не задела Банк Медичи; возможно, самый тяжкий удар принял на себя венецианский филиал, который потерял 1000 дукатов после банкротства Партини. Лионский филиал купил у Строцци переводный вексель на 12 золотых марок, или 768 экю, по 1/64; но Томмазо Портинари успел вовремя акцептовать вексель у банка, на который был выставлен вексель, – компании Сальвьяти в Брюгге.

Большинство обанкротившихся компаний имели связи в странах Леванта. Похоже, что поводом, если не причиной кризиса стало начало войны между Венецией и султаном, которой суждено было продлиться 16 лет, с 1463 до 1479 г. Как только начались военные действия, венецианцев в Константинополе и других частях Турции, которым не удалось вовремя бежать, либо убили, либо посадили в тюрьму, а все их имущество конфисковали. В результате все компании, которые торговали с Левантом, разорились или понесли большие убытки. Хотя на флорентийцев в Османской империи не нападали, они потеряли все свое имущество, которое находилось в руках венецианцев.

На самом деле Пьеро ди Козимо делал все, что мог, чтобы смягчить удар. Он не только поспешил на помощь Сальвьяти, но и помог Лоренцо Илариони и Лодовико Строцци договориться с кредиторами. Строцци в конце концов полностью выплатил долги и впал в нищету. Илариони же договорился вернуть несколько шиллингов на фунт и вышел из кризиса богаче, чем был прежде.

После 1466 г. Пьеро ди Козимо продолжал экономить; этот курс он принял после смерти отца. Однако ему оказалось трудно воплощать свою политику в жизнь. Предоставлять займы значило идти по пути наименьшего сопротивления, а требуя возврата займов, он шел вопреки политическим императивам. Управляющие филиалами никакого энтузиазма не испытывали. Пиджелло Портинари, после того как его упрекнули в том, что он слишком либерально предоставляет займы двору Сфорцы, обещал туже затянуть кошелек, но все же заметил, что в случае необходимости невозможно отказать в кредите, не теряя благосклонности и влияния. Все глубже увязая, кредитор терял стратегическое преимущество перед должником. Отступить значило накликать беду. Очень хорошо было провозглашать принцип, по которому один филиал не имел права обременять другой, но воплотить такое решение в жизнь – дело совсем иное. Филиалы, в которых было мало ресурсов, склонны были брать деньги там, где имелся излишек или легкий доступ к инвестиционным средствам.

Предупредив Томмазо Портинари, брата Пиджелло, чтобы тот не позволял втягивать себя в запутанные отношения с бургундским двором, Пьеро, из соображений престижа и влияния, непоследовательно позволил ему взять на откуп таможенный сбор в Гравлине и ссужать небольшие суммы ради того, чтобы оставаться «в хороших отношениях» с Карлом Смелым. После того как он сделал первый шаг, мог ли он остановиться? Кроме того, возникли трудности с английской шерстью, практически единственным товаром, с помощью которого страны Северной Европы могли урегулировать неблагоприятный торговый баланс с Италией. Филиал в Брюгге еще больше зависел от руна английских овец, чем лондонский филиал. Но итальянские экспортеры оставались более или менее на милости короля Англии, который то увеличивал, то уменьшал товаропоток, предоставляя экспортные лицензии или отказывая в них. У данной проблемы имелись и другие аспекты. Тонкое сукно изготавливалось из английской шерсти, качество которой считалось непревзойденным. Шерсть была незаменимым сырьем для флорентийской сукновальной промышленности. Неофициальный глава государства, Пьеро де Медичи столкнулся с тем, что должен был обеспечить сырьем мануфактуры, а «бедняков» – работой. Любой продолжительный период безработицы чаще всего выливался в волнения, беспорядки и играл на руку заговорщикам – а полностью доверять нельзя было никому. Сегодняшние друзья назавтра становились врагами.

Положение Пьеро ди Козимо было незавидным. Занятый государственными делами, он не успевал уделять время управлению Банком Медичи. Почти всеми делами банка ведал его «министр», Франческо ди Томмазо Сассетти (1421–1490). Много лет успешно прослужив управляющим женевским филиалом, Сассетти в 1459 г. приехал во Флоренцию, чтобы помочь Джованни ди Козимо в исполнении обязанностей главного управляющего. После смерти Джованни все бремя легло на плечи Сассетти, хотя компания-учредитель в том виде, в каком она существовала до 1455 г., так и не была восстановлена в его пользу. Исполняя функции главного управляющего компании Медичи в целом, он являлся партнером только в авиньонском и женевско-лионском филиалах и не имел доли ни в капитале, ни в прибыли других филиалов, за исключением короткого периода, когда он участвовал в прибыли флорентийского отделения.

Пьеро де Медичи умер 2 декабря 1469 г.; его преемниками стали два сына, Лоренцо, которому исполнился 21 год, и Джулиано, которому было всего 16. Из-за их неопытности им, что неудивительно, пришлось полагаться на советников отца. Вскоре Лоренцо освободился от их влияния в политических делах и через несколько лет превратился в одного из величайших государственных деятелей своего времени. Но деловые вопросы интересовали его в меньшей степени. В этой сфере он по-прежнему полагался на Франческо Сассетти, который стал всесильным. Ничего не делалось без его совета – или вопреки его мнению. Любую критику того, что предлагал Сассетти, отметали как порожденную завистью или еще более низменными мотивами. Однако Сассетти недоставало стойкости и целеустремленности покойного Джованни Бенчи и железной воли Козимо. Стремясь по возможности угодить всем, Сассетти пользовался любыми средствами для достижения цели и откладывал трудные решения до тех пор, пока не становилось поздно принимать профилактические меры.

В свое время Козимо плотно контролировал управляющих филиалами и не позволял им отклоняться от его инструкций. Сассетти же, вместо того чтобы контролировать управляющих, шел у них на поводу. Так, он позволил Томмазо Портинари провести себя и отбрасывал как пустую болтовню все возражения, которые высказывал более осторожный Анджело Тани. В другой раз Сассетти не прислушался к намекам на то, что Лионетто де Росси нельзя доверять. Он ничего не предпринимал, пока уже нельзя было исправить причиненный ущерб. Наконец, Сассетти сам понял, что вел ошибочную политику. В конце своего жизненного пути он написал Лоренцо: «Мне не следовало умалчивать о том, что, если вашими старшими служащими не управлять с большей дисциплиной и твердостью, чем в прошлом, трудности возобновятся, потому что любое ослабление авторитета – соблазнительная наживка, которая ведет к привилегиям и непослушанию». Жаль, что он не проявил твердость раньше, задолго до того, как компания Медичи попала в затруднительное положение.

Можно задаться вопросом, каким образом Сассетти удалось занять ключевой пост в правлении Банка Медичи. Сын менялы с Нового рынка, который умер, когда его дети были еще малы, Франческо поступил на службу в Банк Медичи около 1440 г. Он служил фактором в Женеве и за шесть лет дорос до управляющего филиалом, возможно с помощью интриг против своего начальника, Руджери Делла Каза. Сассетти оставался в Женеве до 1459 г., когда его призвали во Флоренцию, чтобы помогать другу, перегруженному Джованни де Козимо. Вскоре после того он женился на Нере ди Пьеро Корси, 15-летней девушке, которая родила ему пятерых сыновей и пятерых дочерей. К 1462 г., прослужив у Медичи 20 лет, он скопил большое состояние в 27 тыс. флоринов, куда входили дом во Флоренции, три фермы, украшения, библиотека и 18 тыс. флоринов, вложенные в компанию Медичи как в виде вкладов под проценты, так и в виде доли в капитале авиньонского и женевского филиалов. Четыре года спустя его состояние почти удвоилось и составляло около 52 тыс. флоринов. Его инвестиции, главным образом в Банк Медичи, выросли до 45 тыс. флоринов. Кроме того, Сассетти активно покупал недвижимость и строил красивую виллу в Монтуги в окрестностях Венеции. Из окон виллы открывался вид на долину реки Муньоне и гору Фьезоле на заднем плане. Говорят, вилла обошлась ему в 12 тыс. флоринов или больше. Сассетти обладал роскошной библиотекой, где были книги как на латыни, так и на народном языке. Для своего экслибриса он выбрал французский девиз: A mon pouvoir.

Но перед смертью почти все огромное состояние Сассетти безвозвратно пропало. Его поглотил катастрофический крах лионского филиала и другие неудачные инвестиции. В 1489 г. он писал из Лиона Лоренцо Великолепному и признавался, что уже не богат; он сожалел, что не может предложить Лоренцо финансовую помощь. В другом письме тому же адресату Сассетти выражал желание как можно скорее разделаться с долгами, потому что проценты поглощают его имущество.

Выше упоминалось, как 67-летний Сассетти поехал в Лион, чтобы навести порядок в делах, запутавшихся из-за ненадлежащего управления Лионетто де Росси, и пробыл там семь месяцев. Через несколько месяцев после его возвращения во Флоренцию, 21 марта 1490 г., у него случился инсульт. Камердинер нашел его на полу в комнате без сознания. Сассетти прожил еще несколько дней с парализованной правой стороной; он лишился речи. Вероятно, он умер 31 марта 1490 г., так как 1 апреля Лоренцо Великолепный диктовал письма Лоренцо Спинелли, Филиппу де Коммину, Имберу де Батарне и другим французским клиентам и извещал их о смерти Сассетти. Похороны состоялись на следующий день в церкви Святой Троицы, где Франческо Сассетти приобрел семейный придел, для которого заказал Доменико Гирландайо запрестольный образ «Поклонение волхвов» и знаменитую фреску, где изображен папа, который одобряет устав францисканского ордена.

Судьба больше не благоволила Сассетти, несмотря на другой его девиз: «Пусть судьба будет доброй ко мне». Его потомки в XVI в. сильно обеднели. Они долго сохраняли виллу в Монтуги, но наконец вынуждены были продать ее. Чтобы вернуть семейное состояние, его правнук, Филиппо Сассетти, поступил на службу к португальцам и отправился в Индию, где пал жертвой тропической лихорадки (1588). Хотя ему удалось скопить состояние, его наследников ограбили и они почти ничего не получили. Брат Филиппо, Франческо, человек непрактичный, целыми днями корпел над старинными пергаментами, рисовал родословные древа и писал историю семьи, в которой подчеркивал ее благородное происхождение и прошлое богатство – занятие довольно тщетное.

В меморандуме, который Франческо Сассетти продиктовал сыновьям перед отъездом в Лион в 1488 г., он приписывал свои несчастья исключительно «плохому и халатному управлению» Лионетто де Росси. Однако безупречен ли сам Сассетти? В его обязанности входило держать под контролем управляющих филиалами, проверять их счета, вовремя замечать мошенничество и следить за тем, чтобы приказы старших партнеров неукоснительно выполнялись. Этого он не делал. Сассетти предоставил управляющим филиалами много свободы действий и не слишком внимательно проверял их отчеты. Возможно, иногда ему трудно было в чем-то убедить Лоренцо Великолепного; ему не хватало силы характера для того, чтобы настоять на своем. Во всяком случае, падение Банка Медичи не следует приписывать недостаткам лишь одного человека. Свою долю ответственности за крах несет и Лоренцо де Медичи. Кроме того, в действие вступили силы, над которыми не были властны ни Лоренцо, ни Сассетти.

По словам Макиавелли, «Лоренцо Великолепному не везло в его коммерческих начинаниях из-за ненадлежащего управления его агентов, которые вели дело так, как если бы они были князьями, а не просто частными лицами, почти все его богатство было потеряно за границей; в результате государству пришлось поддерживать его крупными суммами». Адам Смит, неверно истолковав Макиавелли, решил, что тот имеет в виду бесхозяйственность и бездейственность государственных предприятий, вследствие чего правители в целом не добивались успеха в торговле. Пример выбран неудачно, поскольку Банк Медичи никогда не был государственным банком, а Лоренцо был частным банкиром, который – так уж случилось – одновременно являлся фактически главой государства, не имевшего статуса княжества. Тем не менее поведение некоторых управляющих филиалами, например братьев Портинари в Милане и Брюгге, способствовало росту алчности правителей; Портинари и другие создавали ложное впечатление, будто Банк Медичи способен ссужать неограниченные суммы. Даже искушенный Филипп де Коммин удивлялся способности Канигьяни ссудить до 120 тыс. экю Эдуарду IV и готовности Томмазо Портинари дать поручительство на целых 80 тыс. экю одномоментно.

Развивая мысль Макиавелли, несколько летописцев утверждали, что Лоренцо Великолепному не просто не везло; у него не было предпринимательской жилки. Гуманист Франческо Гвиччардини, например, утверждал, что Лоренцо, совершенно ничего не понимавшему в делах, не удавалось внимательно просматривать отчеты, присылаемые Томмазо Портинари и Лионетто де Росси, и потому они его обманывали, а в результате от банкротства его спасло лишь присвоение государственных средств. Собственный племянник Лоренцо, Алессандро де Пацци, высказывается еще более недвусмысленно и приписывает падение компании Медичи отсутствию деловых способностей у его дяди, огромным расходам и сосредоточенности на государственных и других делах. Джованни Микеле Бруто привлекает в помощь психологию, утверждая, что Лоренцо обвинял в случившемся вероломных агентов, а они, желая обелить себя, возражали, что источником всех бед стали его непомерные расходы. Конечно, подобные утверждения невозможно доказать. И все же не расточительность Лоренцо повлекла за собой огромные убытки в Лионе, Брюгге и Лондоне: они стали результатом ненадлежащего управления и избыточных кредитов, предоставленных правителям. Это не значит, что Лоренцо Великолепный ни за что не отвечал: по совету Сассетти он совершил роковую ошибку и предоставил слишком много воли управляющим филиалами. В результате его авторитет оказался подорван. В 1478 г. он удрученно жаловался Джироламо Морелли, что в Милане, где следовало ожидать большего уважения и почета, он даже не мог помешать своим управляющим (братьям Портинари) разжигать враждебность при дворе Сфорцы.

Доступные доказательства, касающиеся ненадлежащего управления Лионетто де Росси и братьев Портинари, настолько всеобъемлющи, что их невозможно не принимать во внимание. Однако панегиристы Лоренцо Великолепного, которые считают его суперменом, обладавшим одними добродетелями и лишенным недостатков, подвергают сомнению утверждение, что он был лишен деловой сметки или, по крайней мере, уделял мало внимания делам своей компании. По мнению панегиристов, летописцы, которые так утверждают, ослеплены либо из-за предубеждения, либо в силу политической ангажированности. Где же истина?

Подобно своему отцу Пьеро, Лоренцо получил прекрасное гуманитарное образование, но его деловой подготовкой пренебрегали, и он не получил практических навыков бухучета. Правда, в 1466 г. делались робкие попытки преодолеть это препятствие. 17-летнего Лоренцо послали в Рим; отец велел ему внимательно слушать Джованни Торнабуони, который рассказал бы ему о положении дел в римском филиале, чтобы Лоренцо, вернувшись во Флоренцию, сумел доложить о том, как там обстоят дела.

Однако такие периодические контакты с деловым миром были недостаточной заменой систематической подготовке. Став преемником отца, Лоренцо Великолепный не проявлял интереса к управлению своей компанией и передал все полномочия Франческо Сассетти. Когда, вскоре после смерти Пьеро, Анджело Тани, не согласный с политикой Сассетти относительно лондонского филиала, обратился к Лоренцо, последний ответил, что «он не разбирается в таких вещах». Десять лет спустя в продиктованном им меморандуме Лоренцо признал, что, в силу недостатка познаний, он был введен в заблуждение Томмазо Портинари. Кстати, прожекты Портинари поощрялись Сассетти, который не ставил в известность Тани – тот наверняка не выразил бы своего согласия. То же самое повторилось и в связи с лионским филиалом. Лоренцо не отозвал Лионетто де Росси даже после того, как поступки последнего возбудили подозрения Сассетти. В 1487 г. Лоренцо Спинелли написал Великолепному: «Мне доставляет удовольствие видеть, что вы начинаете проявлять интерес к вашим делам и управлять ими лучше, чем они управлялись в прошлом, потому что, если вы проявите упорство, выгоды и честь окружат вас». Итак, не приходится сомневаться в том, что Лоренцо, по крайней мере в начале жизненного пути, пренебрегал деловыми вопросами и вынужден был уделить им больше внимания только после того, как огромные убытки ослабили его финансы и подрывали основы его правления.

Заговор Пацци (26 апреля 1478 г.), во время которого убили Джулиано де Медичи, а сам Лоренцо едва спасся, призван был покончить не только с властью Медичи, но и с Банком Медичи. Заговор разразился в переломный момент, когда множились финансовые трудности из-за убытков в Апулии, Фландрии, Англии и Милане. Из-за того что банк Пацци был вторым по величине во Флоренции и имел филиалы в Риме, Лионе и Брюгге, его партнеры и управляющие прекрасно знали о крупных неприятностях своего самого опасного конкурента. По их мнению, Банк Медичи напоминал колосса на глиняных ногах. Более того, Ренато де Пацци, самый умный представитель семьи, отказался принимать участие в заговоре, потому что, по его мнению, Банк Медичи столкнулся с такими огромными трудностями, что вот-вот объявит себя банкротом. Ренато Пацци считал: если Медичи утратят деловую репутацию, они вскоре утратят всю власть. После провала заговора папа Сикст IV и его союзники усилили нападки на Банк Медичи, желая сокрушить его владельцев. Лоренцо Великолепный жаловался в письме Джироламо Морелли: «Король Неаполя… хочет уничтожить мое предприятие. Он требует, чтобы я платил, и не позволяет мне получать деньги. Боюсь, что папа, услышав об этом, последует его примеру и начнет вредить моему предприятию в Риме». Опасения Лоренцо в полной мере подтвердились; папа секвестировал имущество Медичи, отказался возвращать банку долг Апостольской палаты и изгнал Джованни Торнабуони из Рима.

В критическом положении Лоренцо вынужден был мобилизовать все доступные ресурсы. Он спрашивал у Морелли, флорентийского посла в Милане, может ли Чекко Симонетта, секретарь герцога, ссудить ему 30 или 40 тыс. дукатов (что соответствует 120–160 тыс. долларов золотом), огромную сумму, потому что тогда покупательная способность денег была в несколько раз больше нынешней. Что еще серьезнее, с мая по сентябрь 1478 г. Лоренцо де Медичи, находившийся в бедственном положении, в несколько приемов снял 53 643 флорина наличными, которые принадлежали Джованни и Лоренцо, несовершеннолетним сыновьям Пьерфранческо де Медичи, чьим опекуном он был. Эту сумму не возместили к 1485 г., когда юноши, достигнув совершеннолетия, подали на опекуна в суд. И в том, и в нескольких других делах в суде достигли компромисса, но вердикт не принес удовлетворения ни одной из сторон и стал одной из главных причин разрыва между двумя ветвями семьи Медичи, происходивших от Джованни ди Биччи. Хотя Лоренцо вынужден был передать кузенам принадлежавшую предкам виллу в Кафаджоло и другое имущество в области Муджелло, они жаловались, что на их долю пришлась треть убытков лондонского филиала, а также огромных расходов, на которые их отец Пьерфранческо не давал своего согласия.

Присвоил ли Лоренцо Великолепный незаконным путем государственные средства в 1478 г. или позже? Вот о чем долго спорили его сторонники-панегиристы и критики. Хронисты, самым выразительным из которых был Пьетро Паренти, сомневались в этом, предположительно потому, что подобные выводы не подтверждались никакими документальными источниками. Однако кажется вполне правдоподобным, Медичи, вернувшись в 1512 г. к власти после того, как провели 18 лет в ссылке, уничтожили все уличающие их сведения. Как бы там ни было, недавно в архиве Строцци обнаружен документ, в котором недвусмысленно утверждается, что Лоренцо Великолепный пользовался государственными средствами в личных целях. 30 января 1495 г. Коммуна подала иск к доверительным хранителям имущества Медичи на 74 948 «широких» флорина, которые выплатил в несколько приемов Лоренцо или его агентам Франческо Делла Тоза, управляющий Monte Comune (государственным долгом). В документе утверждается, что эти платежи проводились «без какой-либо утвержденной законом санкции и без полномочий, в ущерб и вред Коммуне». Из-за отсутствия деловой документации после 1469 г. невозможно понять, на что в самом деле пошли те 75 тыс. флоринов: на реорганизацию банка или на взятки дипломатам – обычная практика в эпоху Макиавелли. Во всяком случае, не только наследники Лоренцо Великолепного, но и их партнеры в Банке Медичи, Лоренцо Торнабуони и Джовамбаттиста Браччи, несли ответственность за сумму, которой обманом лишили Коммуну. Скорее всего, что банкротства после заговора Пацци удалось избежать только потому, что Медичи залезли в государственную казну.

Несмотря на чрезвычайные обстоятельства, не применили никаких радикальных средств, и Сассетти пришлось латать дыры, которые все равно расползались до тех пор, пока не обрушилось все здание. Никто не пытался перестроить здание банка с основания; Лоренцо Великолепному подавали предложения о полном обновлении ветшающей структуры, но, судя по всему, они так и остались на бумаге.

Одним таким предложением стал план реорганизации, который выдвинули около 1482 г., уже после ликвидации филиалов в Брюгге и Венеции (1480), но до увольнения и ареста Лионетто де Росси (1485). В плане предусматривалось возрождение холдинговой компании (компании-учредителя) в том виде, в каком она существовала до смерти Джованни д’Америго Бенчи (1455). Более того, предлагалось создать две такие компании: одну поручить управлению Франческо Сассетти, а вторую – Джованни Торнабуони. Первая контролировала бы флорентийское отделение и филиалы в Лионе и Пизе, а вторая занималась бы банковскими учреждениями в Риме и Неаполе.

План был проработан весьма подробно, вплоть до долей в капитале, какие должен был предоставить каждый партнер, и долей в прибыли, причитавшихся каждому из них. Однако, поскольку план не воплотили в жизнь, бессмысленно рассматривать его в увеличительное стекло. Достаточно сказать, что предполагалось установить минимальный капитал двух компаний в размере 48 тыс. дукатов, из которых Лоренцо Великолепному пришлось бы внести всего 18 тыс. дукатов, Сассетти – 15 тыс. дукатов и столько же – Джованни Торнабуони. Вдобавок ожидалось, что еще 20 тыс. дукатов внесут младшие партнеры. Следовательно, совокупная капитализация, за исключением вкладов a discrezione, достигала бы суммы в 68 тыс. дукатов, во всяком случае на бумаге. Следует отметить, что долю Лоренцо Великолепного сильно сократили, что доказывает величину понесенных им убытков. В дополнение к банковскому делу, по плану предлагалось создание в Лионе отдельной компании по торговле шелковыми тканями, которую следовало поместить под управление Франческо дель Товальи. Ее капитал должен был предоставить лионский филиал. Таким образом, возникало как бы трехступенчатое партнерство: компания, управляемая Франческо дель Товальей, в основании пирамиды, посередине – лионский филиал, а наверху – компания-учредитель. Вдобавок в плане реорганизации также упоминалась желательность открытия во Флоренции либо шелковой мануфактуры, либо золотобойного учреждения, но ссылок на суконную мануфактуру в нем не содержится.

В управляющие флорентийским отделением предлагались Джованни д’Орсино Ланфредини и Лодовико Мази. Управление пизанским филиалом хотели поручить Симоне Фольки, который прежде находился в Монпелье, или Франческо Спина. В Лионе предлагалось оставить Лионетто де Росси, хотя, как уточнялось, он не заслуживал доверия, какое по-прежнему оказывал ему Сассетти. Во главу неаполитанского филиала автор плана поставил бы Франческо Нази и Баттисту Пандольфини, чтобы они управляли им совместно, «если они, конечно, способны сотрудничать».

Судя по всему, план нацелен был на внедрение того, чего в Банке Медичи так долго недоставало, – контроля и координации. Одним из главных недостатков Банка Медичи в последние годы стало именно отсутствие координации. Козимо де Медичи всегда предотвращал серьезные стычки, но Сассетти управлял руководителями отделений не такой железной рукой. В результате компанию Медичи раздирали распри, а управляющие филиалами, вместо того чтобы держаться заодно, часто обосабливались. Каждый отстаивал свои интересы и пренебрегал интересами концерна в целом. Так, неукротимый Джованни Торнабуони конфликтовал с Брюгге и Лионом, и Сассетти не в силах был восстановить мир и координировать действия разных филиалов. Кроме того, он позволял более слабым подразделениям тащить за собой на дно и те, чье финансовое положение было более прочным. Кроме того, служащие в нескольких филиалах завидовали друг другу и постоянно ссорились. Франческо Сассетти иногда даже поощрял подобные распри вместо того, чтобы попытаться их преодолеть. Лучшим примером, наверное, служит ссора Анджело Тани и Томмазо Портинари, которую раздувал Сассетти. Не желая ронять собственный престиж, он предпочитал хаос, когда можно долго тянуть с принятием неприятного решения.

Автором этого плана реорганизации, вероятно, был Джовамбаттиста Браччи, который служил в флорентийском отделении. Ему не хватало влияния для того, чтобы добиться одобрения своего плана самим Лоренцо де Медичи. Даже если бы его план приняли, едва ли он многое изменил бы или превратил компанию Медичи из угасающей в процветающую.

Тем не менее план, в немного другом виде, возродился в 1486 г., когда Лоренцо Спинелли в письме к Лоренцо Великолепному одобрил мысль о создании контролирующей компании, которой подчинялись бы остальные, дочерние компании. Иными словами, Лоренцо призывали возродить холдинговую компанию в том виде, в каком она существовала до 1455 г., при условии, что старшими партнерами станут Лоренцо Великолепный, Франческо Сассетти и Джованни Торнабуони. Тем самым выражалась надежда, что Торнабуони перестанет продвигать интересы римского филиала в ущерб другим и что он будет более склонен учитывать проблемы компании Медичи в целом. И снова никто ничего не сделал и проект остался лишь на бумаге. Более того, остается лишь гадать, удалось бы изменить давние привычки Джованни Торнабуони, который с возрастом становился все более и более упрямым и несговорчивым. Банку Медичи нужен был еще один Джованни Бенчи, но никого похожего в то время не оказалось.

31 марта 1490 г., когда умер Сассетти, его преемником стал Джовамбаттиста Браччи, партнер флорентийского отделения. Возможно, ему помогал Филиппо да Гальяно. Конечно, дядюшка Торнабуони продолжал вмешиваться в управление, и его советы, ценные или не очень, считались более весомыми, чем раньше. Сразу после смерти Сассетти Лоренцо Спинелли выразил благочестивую надежду на то, что владельцы постараются поставить на ноги лионский филиал. Видимо, он верил в ликвидацию прошлой задолженности и впрыскивание нового капитала, потому что, писал он, невозможно получать прибыль, пока дела находятся в неопределенном состоянии и «я не знаю, на небе я или на земле». Но, как обычно, никаких действий не предприняли. Лоренцо де Медичи либо не хотел вкладывать больше денег в убыточное предприятие, либо, скорее всего, просто не мог предоставить требуемый капитал. В оставшиеся ему два года жизни Банку Медичи позволили скользить по наклонной плоскости, и он вплотную приблизился к яме банкротства.

Падение резко ускорилось после смерти Лоренцо Великолепного. Он умер на своей вилле в Кареджи 8 апреля 1492 г. Его сын Пьеро ди Лоренцо (1472–1503), тогда совсем молодой 20-летний человек, высокомерный и крепкий любитель спорта, не обладал ни дипломатическими талантами, ни организаторскими способностями. Второй сын Лоренцо, мессер Джованни (1475–1521), в 17 лет стал кардиналом. Он был более одаренным, чем Пьеро, но с ранней юности проявил склонность к неумеренным тратам, которые ускорили разорение семейного банкирского дома, а позже, когда он стал папой, его расточительность вызвала финансовый крах папского двора. Третий сын Лоренцо, Джулиано (1479–1516), когда отец умер, был совсем мальчиком. По слухам, Лоренцо Великолепный любил повторять: «У меня три сына: один дурак, второй умный, а третий добрый». И не важно, говорил ли он так на самом деле. Эпитеты верно описывают характеры Пьеро, Джованни и Джулиано.

К несчастью для Медичи, наследником Лоренцо стал человек, который меньше всего подходил как для роли главы государства, так и для роли главы банкирского дома. Пьеро ди Лоренцо передал заботу о делах государственных своему секретарю, Пьеро Довици да Биббьена, а управление делами – своему двоюродному деду Джованни Торнабуони. Выбор оказался не лучшим. Торнабуони не отличался ни широтой взглядов, ни способностью разглядеть все грани той или иной проблемы. Намерения у него были добрыми, однако он был порывистым, к тому же славился перепадами настроения: то и дело переходил от мрачности к неоправданному оптимизму.

Если бы в 1494 г. из-за французского вторжения и политической несостоятельности Пьеро, все могло бы окончиться еще позорнее – крупнейшим финансовым крахом. В то время Банк Медичи находился на грани банкротства. Почти все филиалы закрылись, а те, что еще существовали, находились на последнем издыхании. Пошатнулся даже римский филиал, много лет служивший опорой Банку Медичи: средства оказались иммобилизованы из-за крупных займов, предоставленных Апостольской палате и семейству Орсини. Кроме того, долг членов семьи Медичи римскому филиалу превосходил их долю на 11 243 «широких» флорина. Вдобавок еще 7500 флоринов был должен мессер Джованни, молодой кардинал базилики Санта-Мария-ин-Доменика.

После изгнания Медичи из Флоренции к власти пришли их противники и захватили все их имущество. Что касается банка, хранители имущества «мятежников» и Джованни Торнабуони заключили соглашение, по которому Торнабуони и его сын Лоренцо продолжали вести дела. О компании Торнабуони известно совсем мало. Лишенная капитала и репутации, она прозябала и быстро разорилась. Хотя трудно найти документальные подтверждения мнению гуманиста-историка Франческо Гвиччардини, возможно, он был прав, считая, что участвовать в заговоре с целью реставрации Медичи (1497) Лоренцо ди Джованни Торнабуони подвигла ужасная перспектива неминуемого банкротства.

Какими бы недостатками ни обладали Лоренцо Великолепный и его «министр» Франческо Сассетти, приписывать падение Банка Медичи исключительно их просчетам или ошибочной политике было бы проявлением однобокости. На самом деле падение вызвано не какой-то одной предпосылкой, но целым комплексом обстоятельств и сочетанием взаимосвязанных условий, важность которых невозможно оценить в полной мере. Некоторые движущие силы, например сокращение поставок английской шерсти, были неподконтрольны ни Лоренцо, ни Сассетти. Профессор Роберт С. Лопес приходит к выводу о том, что «даже грамотное управление не принесло бы больших дивидендов» и, видимо, не спасло бы Банк Медичи от неминуемой судьбы. Возможно, такое мнение правильно, но труднодоказуемо. Наверняка известно одно: финансовая структура Банка Медичи делала его уязвимым перед неблагоприятными тенденциями, преобладавшими в 1470-1480-х гг.

Как показывают уцелевшие балансы, Медичи широко пользовались долей капитала в личных целях. Такая стратегия позволяла им накапливать огромные прибыли, пока доход на инвестиции превосходил проценты, выплачиваемые вкладчикам (discrezione). С другой стороны, после того как растущие убытки поглотили довольно небольшой капитал партнеров, катастрофа стала неминуемой.

Изучение дошедших до нас балансовых отчетов (таблицы 33, 39, 41, 47, 51, 60 и 69) вскрывает еще одну важную деталь: Банк Медичи оперировал незначительными наличными резервами, которые обычно составляли значительно меньше 10 % совокупных активов. Правда, такое положение дел часто встречается в финансовых документах средневековых торговых банков, таких, как, например, банка Франческо Датини или Борромеи в Милане. Современные историки всегда удивляются тому, насколько широко они пользовались заменителями денег. Тем не менее возникает вопрос, обладали ли они достаточным запасом денежной наличности и не страдал ли Банк Медичи от нехватки ликвидных средств. Отвечать на этот вопрос надо осторожно, потому что средневековые торговые банки во время кризиса в большой степени прибегали к помощи своих личных сбережений или залезали в государственную казну, как поступили Медичи в 1433 г., а потом в 1478 г., во время заговора Пацци. Иногда они добывали средства с помощью обмена, но такая форма заимствования была дорогой. Последний способ стал главной причиной серьезных убытков, понесенных несколькими подразделениями Банка Медичи, особенно филиалами в Брюгге, Лондоне и Лионе.

В период процветания под руководством Козимо Банк Медичи рос, главным образом реинвестируя доходы в бизнес и закладывая крупные резервы на покрытие безнадежных долгов. Однако прибыль была столь большой, что Козимо удавалось изымать довольно большие суммы, чтобы приобретать недвижимость или демонстрировать свою щедрость. Он был великим строителем. Помимо дворца Медичи и виллы в Кареджи, которую он построил для себя, он перечислил средства на возведение церкви Сан-Лоренцо, завершение строительства доминиканского монастыря Сан-Марко, укрупнение церкви в Фьезоле и реставрацию церкви Святого Духа в Иерусалиме. Именно Козимо начал собирать коллекцию манускриптов, которая получила известность под названием Лаврентийской библиотеки (библиотеки Медичи Лауренциана). Судя по воспоминаниям его внука, Лоренцо Великолепного, семья Медичи в 1431–1471 гг. потратила огромную сумму в 663 755 флоринов на здания, благотворительность и налоги, не включая домашних расходов. Лоренцо продолжил собирать книги и старинные рукописи и покровительствовать искусству, но не в том масштабе, в каком это делал Козимо. Если не считать виллы Поджо-а-Каиано, он построил очень мало. Несомненно, причина заключается в том, что он уже не мог себе позволить тратить деньги так же свободно, как это делал его дед. Может быть, Лоренцо не мог сократить и другие расходы, которые компенсировали бы ему убытки в делах. Во всяком случае, маловероятно, чтобы его щедрость стала единственной причиной краха Банка Медичи в отсутствие убытков, вызванных ненадлежащим управлением.

Причина, которая заслуживает более серьезного внимания, заключается в том, что Медичи были правителями лишь фактически, а не юридически. В силу такого положения политические соображения часто возобладали над здравым смыслом в деловых операциях. Можно вспомнить учреждение миланского филиала, которое с самого начала призвано было оказывать финансовую поддержку Франческо Сфорце. Несомненно, этот шаг был вызван политическими мотивами, но не соответствовал деловым принципам Козимо, который, в силу многочисленных рисков, не стремился предоставлять займы правителям, магнатам и верхушке духовенства. Более того, сделав исключение для Милана, создали дурной прецедент, которому последовали другие филиалы. По мере того как Банк Медичи рос в размерах, становилось все труднее отыскать возможности получения прибыли для свободных средств. Откуп налогов сулил легкую наживу, но, сделав первый шаг, откупщик неизбежно начинал заранее рассчитывать на будущую прибыль, что часто заканчивалось дефолтом должника и крахом для кредитора. Так, гравлинский таможенный сбор стал причиной, которая все дальше и дальше загоняла Томмазо Портинари в запутанные отношения с Карлом Смелым.

Иногда и вовсе невозможно было заниматься предпринимательской деятельностью, не предоставляя займов, как в Англии, где лицензии на экспорт шерсти можно было получить, только давая деньги королю. С этой проблемой столкнулись Медичи, имея дело с Эдуардом IV. Правда, Герардо Канигьяни был человеком слабовольным; не в силах противостоять давлению, он давал ссуды на суммы, значительно превышавшие возможности погашения в обозримом будущем, приобретая лицензии на беспошлинный вывоз шерсти.

Несомненно, сказался врожденный недостаток, названный профессором Н.С.Б. Грасом «финансовым типом малоподвижного купца», который перешел от частной банковской деятельности к государственным финансам. У Медичи перед глазами был пример Аччаюоли, Барди, Фрескобальди, Перуцци и других флорентийских компаний, которые обанкротились из-за займов английским королям и другим иностранным правителям. Хотя Медичи прекрасно знали о такой опасности, они не могли дистанцироваться от нее и разбились о те же рифы.

Теперь является общепризнанным, что последние десятилетия XV в. стали периодом не процветания, а спада, который оказался и продолжительным, и глубоким. Депрессия вызвала хаос в экономике Флоренции и, конечно, отчасти ответственна за отчаянное положение Банка Медичи. В налоговой декларации катасто за 1481 г. Лоренцо Великолепный благоразумно заявляет: «Заполняя данную декларацию, я не стану следовать той же процедуре, что и мой отец в 1469 г., потому что есть большая разница между тем временем и нынешним, с тем последствием, что я понес много убытков в нескольких моих начинаниях, как хорошо известно не только вашим светлостям, но и всему миру».

Конечно, он имел в виду, что после смерти Пьеро Подагрика в 1469 г. деловая конъюнктура изменилась к худшему. Что именно вызвало спад – вопрос спорный. В наши дни историки более или менее согласны в том, что одной из предпосылок стало снижение численности населения, которое продолжалось в течение 150 лет, от эпидемии «черной смерти» до Великих географических открытий и которое усилилось в последние десятилетия XV в. Хотя демография отчасти объясняет общую тенденцию, она не объясняет, почему спад углубился. Главной причиной падения могла стать война между Венецией и Османской империей 1463–1479 гг., которая, как уже упоминалось, породила волну банкротств. Несмотря на то что Флоренция хранила нейтралитет, едва ли флорентийцы пострадали меньше, чем воюющие стороны: враждебные действия стали причиной многих беспорядков и закрытия привычных торговых путей. Даже восстановление мира не способствовало новому периоду процветания; спад продолжался.

Помимо демографии и войны, в спаде деловой активности можно винить и денежную нестабильность. В самом деле, серебряная валюта продолжала обесцениваться, и в результате курс «широкого» флорина вырос примерно с 4 фунтов пиччоли в 1455 г. до 7 фунтов пиччоли в 1497 г. Рост медленно продолжался до 1475 г., а потом набрал обороты. Насколько денежные потрясения повлияли на судьбу Банка Медичи, до конца неясно. Возможно, их влияние стало лишь частичным, так как перемены были постепенными и распространялись в течение более чем двадцатилетнего периода. Во всяком случае, в сохранившихся письмах нет упоминаний о том, что источником финансовых затруднений стали монетарные возмущения. Зато в переписке часто упоминаются трудности с переводом денег из Северной Европы в Италию. Похоже, с течением времени эта проблема еще больше обострилась и достигла критической стадии после 1470 г. Этим также объясняются слова Лоренцо Великолепного, который утверждал, что после смерти его отца деловая конъюнктура ухудшилась.

Как уже было отмечено, главным товаром, который флорентийцы стремились покупать в Северной Европе и который можно было использовать для урегулирования их претензий и немалых претензий папского двора, была шерсть. Особенно несбалансированной была торговля между Нидерландами и Италией: фламандское сукно, голландское полотно и гобелены из Арраса отнюдь не уравновешивали статьи импорта. Денежные переводы Ватикана, увеличивавшие дефицит, не улучшали, а ухудшали положение. К сожалению, английскую шерсть можно было приобретать все в меньших количествах. Все это способствовало сокращению международной торговли; итальянцам становилось все труднее получать доход и выводить средства из Англии и Нидерландов. Как недвусмысленно подтверждает переписка Медичи, кредитовые сальдо имели тенденцию накапливаться в Брюгге и Лондоне, и Джованни Торнабуони постоянно жаловался, потому что управляющие филиалами в этих городах не пересылали деньги вовремя в Рим и Флоренцию. Конечно, Торнабуони, как обычно, проявлял близорукость; ему не удалось разглядеть источник проблемы. Еще одним последствием стало то, что Томмазо Портинари начал занимать деньги в Италии и инвестировать их в Англии и Нидерландах.

В этой связи, наверное, стоит упомянуть о том, что Банк Медичи почти не вкладывался в экономический рост, а его средства шли не на продуктивные инвестиции, а на финансирование либо расточительного потребления королевских дворов, либо военных кампаний – от Войны Алой и Белой розы до действий таких итальянских кондотьеров, как Сфорца. Нет ничего удивительного в том, что Медичи не удавалось вернуть деньги, истраченные такими способами. Отсутствие инвестиционных возможностей было еще одной слабостью коммерческого капитализма в эпоху итальянского Возрождения.

Банк Медичи стал не единственной жертвой спада, который с непреодолимой силой задел и другие флорентийские банкирские дома. В 1478 г. дела в банке Пацци, возможно, шли лучше, чем у их главного конкурента, но, судя по налоговым декларациям, его положение тоже было отнюдь не блестящим. Джованни ди Паоло Ручеллаи, второй самый богатый человек во Флоренции, из-за убытков еще до 1470 г. отошел от банковской деятельности. В 1422–1470 гг. количество международных банков (banchi grossi) снизилось с 72 до 33. К 1494 г. осталось менее полудюжины банков – недостаточно для замещения руководящих должностей в Корпорации менял. Спад был катастрофическим. Так, падение Банка Медичи совпало с крахом флорентийской банковской системы. Правда, в XVI в. Флоренция возродилась как банковский центр, но так и не вернула себе ведущего положения финансовой столицы Западной Европы.

Единственным ярким пятном в общей мрачной картине служат Филиппо (1428–1491) и Лоренцо (1430–1479) дельи Строцци. Пребывая в ссылке до 1466 г., они вели дела в Неаполе. В то время как Банк Медичи катился под гору, банк Строцци процветал. Двум братьям Строцци, как до, так и после 1466 г., удалось накопить состояние, которое позволило Филиппо, после смерти брата, построить знаменитый дворец Строцци.

Ответ на вопрос, пережил бы кризис Банк Медичи, если бы им управляли надлежащим образом, так и останется в области предположений. Возможно, Медичи следовало поступить по примеру Джованни Ручеллаи и отойти от дел до того, как убытки поглотили их капитал. Однако никто, и меньше всех Франческо Сассетти, не посмел бы взять на себя ответственность за столь радикальную меру.