Лион

Ярмарки в Лионе стремительно получали то, что теряли ярмарки в Женеве. Такое развитие событий стало результатом «холодной войны», которую Лион развязал против соперничающего города при полной поддержке короля Людовика XI (годы правления 1461–1483). Лион обладал тем преимуществом, что находился пусть и вблизи границы, но все же в пределах Французского королевства. Уже в годы правления Карла VII (1422–1461) Лион пытался переманить к себе купцов из Женевы. Тогда попытки оказались безуспешными, несмотря на то что в 1444 г. Лион добился королевского указа, по которому в городе учреждалось три ярмарки и французским купцам запрещалось посещать ярмарки, расположенные на зарубежной территории. Указ не дал заметных результатов, потому что дарованные привилегии были не слишком либеральными.

Борьба достигла высшей точки, когда Людовик XI издал знаменитый декрет от 8 марта 1463 г., в котором объявлял самые широкие привилегии для привлечения купцов и учреждал четыре ярмарки, по датам совпадающие с женевскими. За исключением англичан, «наших старых врагов», купцы, которые приезжали на ярмарки, освобождались от всех сборов и пошлин, не подвергались репрессиям и аресту. Король отказался от права на выморочное наследство иностранцев, по которому товары умершего иностранца отходили казне. Что еще важнее, посетителям лионских ярмарок предоставлялись такие же привилегии, как те, которыми когда-то пользовались купцы, приезжавшие на ярмарки в Шампани. Правда, Шампанские ярмарки не действовали к тому времени больше ста лет, но воспоминания о великих международных сборищах еще жили в народе. Конечно, освященные веками обычаи Шампанских ярмарок совершенно не сочетались с тогдашней практикой деловых отношений – за одним важным исключением. На них во всех коммерческих операциях позволялось взимать вплоть до 15 % – большая уступка, если вспомнить, что начисление процентов, по крайней мере в теории, оставалось во Франции вне закона до Великой французской революции, точнее до 12 октября 1789 г.

Что касается финансов, декрет Людовика XI оказался на удивление либеральным, тем более в вопросах, которые имели отношение к «товарообороту». Никаких ограничений не накладывалось ни на обмен денег, ни на обмен и обратный обмен посредством векселей. Все имели право переводить деньги за границу или ссужать деньги под проценты «от ярмарки до ярмарки». Все монеты, не только французские, но и иностранные, имели на ярмарках хождение в соответствии с их справедливой стоимостью, то есть «рыночной стоимостью». Можно было свободно ввозить и вывозить металлические деньги. Декрет все равно что накладывал мораторий на финансовые ограничения на время ярмарок и позволял купцам устанавливать котировки различных валют. Более того, банкиры привозили из Женевы экю в 1/64 и 1/66 и таким образом ввели денежный стандарт, независимый от государственного регулирования и прочно привязанный к постоянному весу золота. Этот стандарт оставался в обращении до 1575 г.

Когда Женева сдуру поддержала мятеж (октябрь 1462 г.) против герцога Савойского – который был тестем Людовика XI, – король воспользовался ситуацией и ввел экономические санкции против мятежного города. Указом от 21 октября 1462 г. всем французам запрещалось посещать женевские ярмарки, а товары любого иностранца, который пересекал границу Франции, как въезжая в страну, так и выезжая из нее, подлежали конфискации. В отличие от предыдущего указа 1444 г., указ от 1462 г. вступил в силу, и в стратегических местах вдоль главных торговых путей, ведущих в Женеву, расставили стражу. Указы Людовика XI стали жестоким ударом. Женева пыталась смягчить его, ведя переговоры о компромиссе, но их попытка, вяло поддержанная герцогом Савойским, окончилась бесславным поражением.

В документах Медичи подтверждается, что женевские ярмарки после 1464 г. пережили резкий спад. Как уже отмечалось в главе IV, перевод компании из Женевы в Лион проходил постепенно, и какое-то время у Банка Медичи имелись филиалы в обоих городах. Можно сделать вывод: Медичи не спешили возглавить процесс, но следовали общим тенденциям.

Лионский филиал, когда он впервые был создан, имел капитал в размере 12 400 экю и носил название «Франческо Сассетти и K°.». Капитал и прибыль распределяли так, как показано в таблице 59. Хотя вклад Медичи составлял более 60 % суммарного капитала, они участвовали в прибыли лишь в размере 40 %, чтобы компенсировать затраты двух управляющих партнеров и Франческо Сассетти, которого Пьеро ди Козимо назначил главным советником или главным управляющим, не положив ему регулярной заработной платы. Судя по всему, лионским филиалом управлял Франческо Нори, а Джулиано дель Дзаккериа «бросили на Женеву», по крайней мере на некоторое время.

Таблица 59

Распределение капитала и прибыли в лионском отделении на 25 марта 1466 г.

* Количество шиллингов и пенсов на каждый экю прибыли.

В архиве Медичи сохранился баланс лионского филиала от 2 апреля 1467 г., а также ведомость прибылей и убытков за 1466 г. по флорентийскому стилю, то есть за фискальный период с 25 марта 1466 г. по 24 марта 1467 г. Поскольку никаких сходных документов за более поздние годы до нас не дошло, возможно, стоит рассмотреть их подробнее.

Подобно другим документам бухгалтерской отчетности компании Медичи, баланс, о котором идет речь, представляет собой «книжку» в несколько листов. В составе активов 172 позиции, в составе пассивов – 96 позиций (72 из главной книги и 24 – из libro segreto). Для удобства ревизора позиции «к получению» сопровождаются краткими примечаниями о перспективах получить каждый из долгов, например debbe pagare ora («он скоро заплатит»), paghera di qui a san Giovanni («заплатит к Иванову дню») или sianno sichuri e di gia si e ne avuto la piu partte («мы не сомневаемся, что получим долг и уже получили большую его часть»). Иногда примечания о шансах получить долг не столь оптимистичны, например, paghera con tempo («он заплатит со временем»). Однако таких позиций немного, и создается впечатление, что в 1467 г. лионский филиал был солидным предприятием, не слишком отягощенным сомнительными или безнадежными долгами.

Таблица 60

Баланс лионского филиала, 2 апреля 1467 г. (все суммы приводятся в экю 1/64)

Хотя Медичи открыто называли себя не только банкирами, но и коммерсантами, изучение «Активов» показывает, что упор делался на банковские, а не торговые операции. Позиция «Товары в наличии» представлена минимальной суммой, составлявшей менее 10 % от целого. «Основные средства», куда входят только мебель и верховые лошади, еще незначительнее и не доходят даже до 1 %. Куда больше озадачивает то, что лионский филиал работал при незначительном кассовом резерве примерно в 2 тыс. экю, что составляло едва ли 1 % от общей стоимости имущества. Как ни странно, такое положение считалось делом обычным, и среди предприятий того времени можно найти другие примеры, подтверждающие это, например в документах миланской компании Борромеи.

Самая крупная цифра в составе активов представлена «Прочими счетами» к получению, всего 113 позиций почти на 37 тыс. экю. Совсем немного счетов доходили до 1000 экю и больше, и только два счета на суммы больше 2 тыс. экю. Почти все должники – местные клиенты, но некоторые из таких далеких мест, как Лимож, Париж, Пуатье, Реймс или Рен. Кроме того, Медичи вели дела с представителями власти, как мирской, так и духовной, в том числе с королем Франции, герцогом Савойским, герцогом де Бурбоном и несколькими прелатами (таблица 61). Общая задолженность этой группы составляет 18 600 экю; она представлена 14 позициями, из которых самый большой долг, принадлежащий герцогу Савойскому, не превышает 5 тыс. экю. Король Франции был должен сущие пустяки, всего 350 экю, которые, как разъясняется в примечании, можно получить в Лангедоке; долг выдан под надежное обеспечение. В одном или двух случаях предоставление ссуд прелатам коренится в их невозможности заплатить за формальное введение в должность сразу по получении папской буллы. Такие долги не представляли опасности, так как виновного в неплатеже подвергали отлучению от церкви – эффективное средство устрашения для церковников любого ранга. Как показывают данные исследования, филиал Банка Медичи в Лионе в то время не предоставлял займов правителям или высшим сановникам в таком огромном масштабе, чтобы подвергать опасности свою платежеспособность.

Таблица 61

Займы правителям, светским и духовным, по балансу лионского филиала от 2 апреля 1467 г.

* Итог соответствует цифре, приведенной в таблице 60.

Ввиду того что лионский филиал активно вел обменные операции, нет ничего удивительного в том, что корреспонденты за рубежом, главным образом Симоне Нори в Лондоне и Джованни Альтовити в Венеции, были должны Лиону крупные суммы. Оба, как нам известно, были агентами Банка Медичи. Основная доля средств на депозите других компаний Медичи находилась в руках миланского филиала (13 440 экю), а остаток (1135 экю) – в руках Анджело Тани в Брюгге. Можно с уверенностью предположить, что эти вклады были сделаны под проценты. Как уже объяснялось в предыдущей главе, чтобы удовлетворить требованиям двора Сфорцы, миланский филиал занимал направо и налево и перебивал конкурентов, предлагая более высокую процентную ставку, чем любое другое подразделение Банка Медичи.

Судя по балансу, более 14 тыс. экю, довольно значительная сумма, находилась в распоряжении Франческо дель Товальи, который отвечал за продажу шелка. Судя по всему, он с этой целью организовал отдельное предприятие. К сожалению, из сохранившихся документов неясно, каким был статус его предприятия. Несомненно, лионские ярмарки были важным рынком для итальянских шелков любого происхождения.

Таблица 62

Срочные вклады (Depositi a Discrezione) по балансовому отчету от 2 апреля 1467 г.

В составе пассивов в балансе от 2 апреля 1467 г. самым поразительным является то, что доля владельцев составляла лишь незначительный источник финансирования. Почти весь оборотный капитал лионского филиала складывался из срочных вкладов, по которым выплачивались проценты. Эта позиция составляет почти 42 тыс. экю, что соответствует 38,7 % общих ресурсов (таблица 60). Вкладчиков было всего 19, так что Банку Медичи не следовало бояться, но «отступничество» одного или двух «друзей» могло нанести банку серьезный ущерб, поскольку активы были не слишком ликвидными (таблица 62). Можно было привлечь средства путем продажи переводных векселей, но такая форма кредитования была гораздо дороже и гораздо неопределеннее, потому что должник зависел от превратностей денежного рынка и желания зарубежных корреспондентов акцептовать его тратту.

Как явствует из таблицы 62, самым крупным был вклад Франческо ди Берто (Роберто) Перуцци, которого хронист Бенедетто Деи называет одним из самых богатых граждан Флоренции. Как уже отмечалось выше, депозиты не всегда записывались на подлинное имя вкладчика. По тем или иным причинам клиент иногда желал скрыть свою личность под плащом анонимности или под именем другой стороны. Так, в книгах лионского филиала упоминается вклад на 5 тыс. экю, предположительно принадлежащий Амеде де Песме, видному гражданину Женевы, и такая же сумма на имя La ragiona vecchia di Ginevra, то есть «старой женевской компании». Однако Сассетти записывает в своей libro segreto, что на самом деле это его деньги и ни Амеде де Песме, ни «старая женевская компания» не вносили на депозит лионского филиала ни одного экю. И это случай не единичный. Тот же Сассетти держал почти 16 250 «малых» флоринов на депозите авиньонского филиала; вклад был записан не на его имя, а на счет местного монастыря селестинцев. Два вкладчика, судя по таблице 62, называются «друзьями из Флоренции». Вполне возможно, что на самом деле они были французами, которые хотели перестраховаться и держать деньги на крайний случай подальше от Людовика XI. Последний, не задумываясь, конфисковал имущество придворных, попавших в опалу, и приказывал своим чиновникам проявлять крайнюю строгость при охоте за спрятанными активами таких несчастных. После ареста кардинала Жана де ла Балю (1469) Людовик XI велел проверить бухгалтерские книги Медичи и Пацци, чтобы выяснить, не держал ли кардинал там вклады и не перевел ли средства в Рим вопреки королевскому запрету на подобные операции. Похожий эпизод в конечном счете привел к изгнанию из Франции Франческо Нори, которого обвинили в том, что он предоставил средства, с помощью которых Антуан де Шатонеф, барон дю Ло, бежал из замка Юссон (Форес), где его содержали под стражей. История Коммина, попавшего в подобное трудное положение, уже была рассказана.

Помимо вкладов под проценты, главной статьей задолженности лионского филиала считались обязательства перед зарубежными корреспондентами. Около 7 тыс. экю причитались на долю филиала Банка Медичи в Брюгге и еще 3 тыс. – на долю римского филиала. Вдобавок обязательства в данном разделе включают суммы, которые лионский филиал был должен другим филиалам, расположенным неподалеку: 3 тыс. экю филиалу в Женеве, 5 тыс. – авиньонскому и 1400 экю Россо да Соммая, очевидно управляющему агентством Медичи в Монпелье.

В целом анализ баланса от 2 апреля 1467 г. показывает, что лионский филиал в тот период еще процветал. «Рабочие» остатки на счетах других отделений были не настолько велики, чтобы подтвердить утверждение о том, что лионский филиал истощал их ресурсы, отказываясь переводить деньги. Наоборот, отчасти данная статья компенсировалась векселями, выписанными на Лондон и Венецию. Кроме того, лионский филиал поставлял средства миланскому, что гораздо больше подходит кредитору, чем должнику. Финансовое положение лионского филиала, несомненно, было более прочным, чем миланского, поскольку оно не слишком зависело от одного клиента – двора правителя. В Лионе рассредотачивали риски, а кредиты правителям или представителям высшей аристократии были сведены к минимуму.

Такое впечатление прочности и рентабельности находит дальнейшее подтверждение при изучении ведомости прибылей и убытков, прикрепленной к балансу от 2 апреля 1467 г. Эта поучительная декларация подтверждает – даже если бы требовалось подтверждение, – что 70 % прибыли поступали из финансового сектора, крупномасштабных обменных операций; они составляют 36 % валового дохода (таблица 63). Следующим по значению источником дохода служила пересылка папских булл о назначении и индульгенций.

Таблица 63

Ведомость прибылей и убытков лионского филиала за 1466 г. по флорентийскому стилю (все суммы приводятся в экю 1/64)

* Сумма соответствует цифре, приведенной в таблице 60.

Очевидно, лионский филиал следовал примеру миланского и четыре раза в год проводил ревизию. Обычно обнаруживался излишек, несомненно проистекавший из обменных операций. В 1466 г. прибыль, судя по ведомости, составляла более 5 % от валового дохода, но ее, несомненно, не учитывали, как незначительную.

Торговля не приносила большого дохода, если не считать торговли шелковыми тканями, которые пользовались устойчивым спросом у французских придворных и священнослужителей. Судя по всему, дела в коммандитном товариществе Франческо дель Товальи шли очень неплохо. Еще одним источником дохода, пусть и незначительного, служило комиссионное вознаграждение и вознаграждение за посреднические услуги. Прибыль женевского филиала в размере 700 экю доказывает, что тамошние ярмарки, хотя и отживали свой век, еще не умерли. Среди операционных расходов главной позицией были расходы на проживание, куда входили стоимость питания и жилья для персонала. Судя по всему, управляющие и факторы жили в одном доме и ели за одним столом за счет работодателя. То же было характерно для филиалов Банка Медичи в других городах. Читатель заметит, что в балансах непременно присутствует амортизация мебели, пусть эта цифра и незначительная. «Утеряна вследствие кражи» – написано об оловянной посуде, которую послали из Лондона. Ее украли «люди из Льежа», где тогда происходил мятеж против благожелательного правления тамошнего князя-епископа Луи де Бурбона, брата Карла, архиепископа Лионского, и Иоанна II, герцога де Бурбона, клиентов лионского филиала. К операционным расходам относится также позиция в 188 экю 18 ш. за аренду. Медичи никогда не владели недвижимостью в Лионе, а дела вели в арендованном особняке, или «отеле», удобно расположенном на правом берегу Соны, неподалеку от площади Драпри, которая служила излюбленным местом менял.

Судя по ведомости прибылей и убытков за 1466 г., штат лионского филиала состоял из двух управляющих (Франческо Нори и Джулиано дель Дзаккерии), четырех факторов (Лионетто де Росси, Террино Мановеллоцци, Томмазо ди Федериго Сассетти – племянника Франческо Сассетти – и Джанетто Баллерини) и двух слуг, Орманно Клавелло и Джованни Карелли (возможно, оба были швейцарцами). Вероятно, в общее число следует включить и Франческо дель Товалья, которого трудно отнести к определенной категории, так как он продавал шелк либо за комиссионное вознаграждение, либо за долю в прибыли. Этот список в чем-то отличается от списка, приведенного в хронике Бенедетто Деи. Однако последняя датируется не 1466-м, а 1469 г. и потому там нет имени Франческо Нори, которого за тот период изгнали из Франции. Кроме того, в хронике не упоминается Джанетто Баллерини, который в 1466 г. служил кассиром и 10 лет спустя работал на Медичи – его отправили вести переговоры по какому-то делу с французским двором. С другой стороны, Бенедетто Деи, обычно хорошо информированный и надежный источник, упоминает Аламанно Джуньи, Пьеро ди Никколо Бонаккорси и Лапо дель Товалья, чьи имена не фигурируют в ведомости прибылей и убытков за 1466 г. лионского филиала Банка Медичи. Конечно, вполне возможно, что, в связи с растущим объемом операций, между 1466 и 1469 гг. наняли дополнительных клерков. Если так, в лионский филиал в 1469 г. приняли 8 факторов и двух слуг; такое количество остается непревзойденным для других отделений Банка Медичи.

Судя по libro segreto Сассетти, 1467 г. по флорентийскому стилю еще оставался прибыльным, хотя не таким, как предыдущий. Но уже 1468 г. окончился катастрофическими результатами и убытками, которые доходили почти до 3450 экю (таблица 64). Возможно, отчасти все объяснялось застоем в делах, но главная причина была политической. Людовик XI был крайне возмущен тем, что Медичи оказывают финансовую поддержку его врагам. Его недовольство вызвало то, что Томмазо Портинари, управляющий в Брюгге, был финансовой опорой и влиятельным советником его врага № 1, Карла Смелого, герцога Бургундского. Еще больше раздражал короля лионский филиал, где, как он утверждал, оскорбили его гостеприимство помощью Антуану де Шатонефу, но главное – Филиппу Савойскому, графу Брессе, который, несмотря на близкое родство, оспаривал попытки короля захватить Савойю. Наконец, разгневанный Людовик XI изгнал Франческо Нори из Франции и написал суровое письмо герцогу Миланскому, в котором просил предупредить его союзника, Пьеро ди Козимо, и потребовать, чтобы Банк Медичи изменил свою политику и перестал помогать его противникам. У Медичи оставался единственный выход: подчиниться и смягчить гнев короля. Текущее соглашение с Франческо Нори расторгли; заключили новое соглашение с Джулиано дель Дзаккериа.

Таблица 64

Прибыль лионского филиала в 1466–1472 гг. (по флорентийскому стилю)

В результате такой перемены в управлении лионскому филиалу пришлось сменить название на «Джулиано Дзаккериа и K°.». Правда, во главе филиала Джулиано – в Лионе его называли Жюльеном де ла Жакери – пробыл совсем недолго, поскольку 12 мая 1470 г. он умер. Его похоронили в доминиканской церкви Нотр-Дам-де-Конфор, где имелся придел флорентийской колонии. За то короткое время, что он находился во главе лионского филиала, Джулиано пытался исправить положение дел и возместить ущерб. Судя по соглашению между Медичи и его наследниками – Дзаккериа был холостяком – прибыль за период в 15 с половиной месяцев, с 1 декабря 1468 г. по 24 марта 1470 г. составила всего 2892 экю 11 ш. 9 п. Однако ни о какой прибыли в личной конторской книге Сассетти не упоминается, что позволяет заподозрить, что всю сумму, после выплаты доли наследникам Дзаккериа, отложили в качестве резерва и не распределяли.

Начиная с 25 марта 1470 г. учредили новую компанию, во главе которой поставили злосчастного Лионетто ди Бенедетто д’Антонио де Росси (1433 – после 1495). Он не был потомком какой-либо видной флорентийской семьи. Насколько можно судить, он находился на службе у Медичи по крайней мере с 1453 г., сначала в Женеве, а после 1457 г. – в Лионе. В 1470 г., когда его вызвали во Флоренцию для обсуждения условий нового соглашения, он, судя по всему, женился на Марии де Медичи, внебрачной дочери Пьеро ди Козимо. Такая женитьба стала умным ходом: Лионетто стал зятем Лоренцо Великолепного. К сожалению, Мария долго не прожила; она умерла в марте 1479 г. и была похоронена в том же приделе, что и Джулиано дель Дзаккериа.

После того как управляющим стал Лионетто де Росси, название сменили на «Лоренцо де Медичи, Франческо Сассетти и K°.». Видимо, партнеры должны были предоставить капитал в виде наличных денег. Сассетти внес свою долю в размере 1800 экю, или около 2 тыс. флорентийских флоринов. Относительно доли других партнеров данных нет, как и об общей сумме капитала. Сначала дела шли сравнительно неплохо, и в 1470 и 1471 гг. филиал показал хорошую прибыль (таблица 64). К сожалению, записи в бухгалтерской книге Сассетти заканчиваются 1472 г. С тех пор нет никаких цифровых данных, и приходится основываться всецело на сохранившейся переписке, также далеко не полной. Возможно, это и к лучшему, так как письма лучше бухгалтерских документов способны раскрыть административные сложности и политические вопросы.

Первые намеки на неладное появляются в письмах за 1476 г. Очевидно, Франческо Нори и штаб-квартира во Флоренции остались недовольны последним балансом, представленным Лионетто де Росси, потому что нашли в нем «слишком много сомнительных долгов и товарных запасов». Вопреки распоряжениям, Лионетто не спешил сворачивать операции и прекращать дела, которые требовали изъятия средств из обращения. Он даже обвинял Сассетти, главного управляющего Банка Медичи, в том, что тот вредит «репутации» лионского филиала. Понадобилось вмешательство Лоренцо Великолепного, чтобы вырвать у Лионетто обещание, что он все исправит и не станет отклоняться от курса, которого ему приказали придерживаться. Возможно, какое-то время он держал слово, но недолго, потому что баланс за 1480 г. показал убыток. Вопреки возражениям Росси, старшие партнеры решили послать в Лион Лоренцо Спинелли, агента Медичи в Монпелье, для расследования. Спинелли сообщил, что Лионетто, после некоторого сопротивления, согласился пойти навстречу и экономить – во всяком случае, до определенной степени. Однако Лионетто вовсе не хотел, чтобы Спинелли оставался в Лионе, и призывал его вернуться в Монпелье, где якобы требовалось его присутствие. Конечно, Лионетто де Росси не хотелось, чтобы рядом находился человек, который «шпионил» бы за ним и докладывал о его поступках Сассетти. Он не хотел и видеть Спинелли в роли своего возможного преемника и демонстративно готовил на эту роль Филиппо д’Антонио Лорини. Росси писал, что Спинелли скорее готов преследовать собственные интересы, чем интересы Банка Медичи.

Весной 1482 г. Лионетто де Росси по неясным причинам совершил нечто странное и изготовил два балансовых отчета: один для Франческо Сассетти в обычном виде, полный малопонятных деталей, а другой – для Лоренцо, где все объяснялось вполне правдоподобно. Непонятно, чего Лионетто пытался добиться таким образом, поскольку в штаб-квартире два документа наверняка сличили. К сожалению, у нас имеются лишь письма, посланные в одну сторону, без ответов, поэтому невозможно узнать, как в штаб-квартире отреагировали на его хитрый трюк. Скорее всего, к нему отнеслись без всякой благосклонности.

В течение 1482 г. по флорентийскому стилю казалось, что доходы растут – по крайней мере, если можно доверять Лионетто. В посланном им балансе за 23 июня 1483 г. он нарисовал радужную картину состояния лионского филиала и его перспектив. Среди прочего он утверждал, что за два года ему удалось погасить безнадежных долгов на 22 тыс. экю и отложить резерв в размере 12 тыс. экю. Так как доходы росли, он надеялся все исправить и добиться того, чтобы лионский филиал стал самым процветающим предприятием Медичи. Вдобавок к созданию резерва в 12 тыс. экю Лионетто хвастал, что обладает драгоценностями и товарами почти на такую же сумму, которые находятся «не в Пере и не в Бурсе, а здесь». Однако он не указал, что дорогие драгоценности трудно продать и их покупают только сильные мира сего, не самые лучшие плательщики. Более того, можно усомниться в разумности приобретения неходового товара на занятые средства. Письмо, приложенное к балансу, заканчивается гневным обличением Франческо Сассетти, который, по словам Лионетто, прожужжал Лоренцо все уши, что лионский филиал – «ад». Такие страстные обличения скорее склонны были возбудить подозрения, чем внушить доверие. Интересно, почему старшие партнеры не пошли на решительные меры и не избавились от Лионетто де Росси сразу же, несмотря на его родство по браку с Медичи. Козимо в свое время, ни секунды не колеблясь, именно так и поступал.

Сомнительные долги были лишь одной из проблем, которые досаждали лионскому филиалу. Служащих разъедала зависть. К досаде Лионетто, старшие партнеры послали в Лион сына самого Сассетти, Козимо ди Франческо (1463–1527). Его, конечно, подозревали в том, что он будет наушничать и докладывать отцу обо всем, что происходит в Лионе. Возможно, именно на это надеялся Франческо Сассетти. Лионетто, чтобы показать, что ему нечего скрывать, назначил Козимо бухгалтером, но конфиденциальными вопросами по-прежнему занимался Антонио Меллини. Двое младших служащих, конечно, не поладили. Более того, Козимо оказался высокомерным и не пользовался любовью коллег. Он очень не нравился Филиппо Лорини, который презрительно называл его «много о себе возомнившим ничтожеством»: как покажут дальнейшие события, такое мнение было не совсем незаслуженным.

Куда серьезнее разногласий среди служащих был острый конфликт, который разгорелся между Римом и Лионом в результате политики Лионетто. Одним источником затруднений стала неудача лионского филиала, когда потребовалось срочно перевести в Рим доходы от переправки папских булл и пожалований духовным лицам бенефициев. Еще одной трудностью стало то, что у лионского филиала вошло в привычку выписывать векселя на Рим, чтобы покрыть растущий дебетовый баланс за четыре ярмарки. Хотя Торнабуони согласился поддержать Лион на сумму в 5 или 6 тыс. дукатов, по мере постепенного роста долга, который в 1483 г. достиг 8 тыс. дукатов с лишним, он все энергичнее возражал. Но Лионетто де Росси продолжал черпать ресурсы из Рима, одновременно жалуясь, что Торнабуони отказывает ему в помощи. Наконец, Лионетто, чтобы выплатить часть долга, отправил в Рим часть своих украшений и гобеленов, но эти товары было трудно продать, потому что папа урезал расходы и не покупал предметы роскоши. Лионетто так все запутал и стал таким подозрительным, что Джованни Торнабуони отчаялся внушить ему: запасы римского филиала не неистощимы и он и так делает все, что в его силах.

В мае 1485 г. дело дошло до того, что римский филиал отказался платить по векселю Жюля Тьерри из Рена, рискуя навсегда подорвать доверие французов в платежеспособности Банка Медичи. Узнав об этом, Лионетто чуть не лопнул от злости и обвинил управляющих римским филиалом – племянников Торнабуони – в том, что они преследуют лишь свои узкие интересы и пренебрегают интересами Банка Медичи в целом. Возможно, в данном конкретном случае он был прав, но он забыл, что сам проявил нерадивость в предоставлении средств, которыми нужно было расплачиваться по векселям.

Кризис лионского филиала был не за горами, и доверие Лоренцо к Лионетто сильно пошатнулось. В июле 1484 г., чтобы произвести на maggiori хорошее впечатление, во Флоренцию послали Козимо Сассетти с балансом от 25 марта предыдущего года. Лионетто утверждал, что филиал не обременен безнадежными долгами, что прибыль составляет 8 тыс. экю и что 4 тыс. из них он направил на списание долгов, не подлежащих погашению, Франческо дель Товальи и других неплатежеспособных должников. Однако Лионетто, к его великому сожалению, не удалось сократить задолженности, потому что капитал был представлен главным образом в виде безнадежных долгов и из-за того, что, как ни невероятно, он оказывал старшим партнерам и другим компаниям Медичи поддержку в размере 15–20 тыс. экю! Козимо, как бесстыдно утверждал Лионетто, прекрасно осведомлен о положении дел и сумеет ответить на любые расспросы. Непонятно, стал ли юноша жертвой обмана. На самом деле Лионетто сфабриковал баланс и подтасовал цифры, чтобы скрыть огромные убытки. Обмануть старших партнеров оказалось не так легко. 4 августа Лионетто вынужден был признать, что финансовое положение филиала отнюдь не такое благоприятное, как он изобразил, и что отныне его целью станет остаться в деле, возместить убытки и, если возможно, получить прибыль.

Поползли слухи, что лионский филиал переживает трудности. Скорее всего, их распускали конкуренты. Наконец, Лоренцо Великолепного убедили снова послать в Лион Лоренцо Спинелли, который уже побывал там ранее с подобным заданием. Спинелли поручили изучить ситуацию на месте. Он прибыл в Лион в начале февраля 1485 г. Когда он встретился с Лионетто де Росси, последний производил впечатление выжившего из ума. Как обычно, он обвинял во всем Франческо Сассетти и называл его источником всех зол. Если бы не любовь к Лоренцо, кричал Лионетто, он бы задал Сассетти такую трепку, что искалечил бы его на всю жизнь. Произнося свои угрозы, Лионетто так распалился, что Спинелли пришлось его успокаивать. Кроме того, выяснилось, что накануне ближайшей Крещенской ярмарки филиалу не хватает примерно 35 золотых марок (около 2240 экю), и Лионетто не знает, как покрыть дефицит.

Несмотря на нежелание Лоренцо принимать какое-либо решение, Франческо Сассетти настаивал, что Лионетто необходимо срочно отозвать. Он предлагал послать в Лион человека, наделенного необходимыми полномочиями, чтобы схватить Лионетто и, возможно, доставить во Флоренцию как арестованного. Но это оказалось излишним. Лоренцо написал Лионетто дружеское письмо, в котором звал его приехать во Флоренцию на совещание. Последний, однако, не торопился отправляться в путь. Он покинул Лион лишь в середине июня 1485 г. Едва он прибыл во Флоренцию, как его арестовали и поместили в долговую тюрьму – несомненно, по требованию старших партнеров, Лоренцо де Медичи и Франческо Сассетти. В тюрьме он пробыл не менее четырех месяцев; его освободили под залог в начале ноября. Два года спустя, 27 июня 1487 г., его снова арестовали по просьбе бывших партнеров, которые утверждали, что он должен им 30 тыс. флоринов – целое состояние, которого у него, разумеется, не было. Освободили его только 20 октября 1487 г., вероятно, потому, что больше не было смысла держать его в тюрьме.

Первый арест Лионетто породил больше беспокойства, чем ожидалось, потому что стало ясно, что дела плохи и Банк Медичи переживает серьезные трудности. В Лионе новость вызвала общее смятение. Муниципальные власти Лиона и несколько видных горожан обратились к Лоренцо Великолепному с просьбой освободить Лионетто. И при французском дворе новость восприняли с таким же ужасом, как в Лионе. Более того, поднялась такая тревога, что Агостино Бильотти, которого послали в Лион для выявления и устранения неполадок, опасался бегства из банка перепуганных вкладчиков. Неуверенность отразилась на августовской ярмарке: операции по клирингу векселей занимали больше времени, чем обычно. И все же Банку Медичи как-то удалось в срок оплатить все векселя и спасти свою «репутацию», то есть сохранить доверие вкладчиков, как мы сказали бы сегодня.

Почти сразу по приезде в Лион Бильотти приступил к ревизии бухгалтерских книг; вскоре он обнаружил, что цифры подтасованы и бухгалтерия в полной неразберихе. Наведя порядок, 1 октября 1485 г. он предупредил Лоренцо, что баланс будет довольно сильно отличаться от того, который несколько месяцев назад присылал Лионетто де Росси. Через несколько дней он сообщал, что почти закончил работу, и размер убытков удручил и напугал его. Дело обстояло едва ли не хуже, чем в Брюгге, где пришлось ликвидировать филиал из-за такого же ненадлежащего управления и мошенничества. В сохранившихся документах не приводятся точные или даже приблизительные цифры, но можно предположить, что дефицит превосходил 50 тыс. экю, или 780 золотых марок, что примерно соответствует 220 тыс. долларов по нынешним (1962) ценам при 35 долларах за унцию. Однако покупательная способность золота была в несколько раз выше, чем в наши дни.

Вначале Лоренцо Великолепный хотел ликвидировать филиал, но советники убедили его реанимировать отделение с помощью вливания свежего капитала. С этой целью создали новую компанию. Она называлась «Франческо Сассетти и Джованни Торнабуони и K°.». Под таким названием компания существовала до смерти Сассетти в марте 1490 г.

По предложению Бильотти пост управляющего предложили Лоренцо Спинелли, так как сыновья Франческо Сассетти (Галеаццо и Козимо) были еще слишком молоды и неопытны, чтобы взвалить на себя такую тяжелую ношу. Однако у Спинелли имелись свои обязательства; он вовсе не горел желанием вставать к штурвалу корабля, который скорее пойдет ко дну, чем останется на плаву. После долгих уговоров он наконец согласился занять пост. Только Франческо Сассетти, который не слишком жаловал Спинелли, не нравилось это назначение. Его неприязнь стала новым поводом для трений.

Хотя Спинелли, возможно, недоставало энергии и инициативы, он стал лучшим из возможных кандидатов. В мае 1486 г., когда он вернулся в Лион из поездки во Флоренцию, где предположительно договаривался об условиях для новой компании, он нашел дела в довольно удовлетворительном состоянии, а кредит восстановленным. И все же его ждала очень трудная задача. Старшие партнеры не торопились снабжать новую компанию свежим капиталом и еще меньше торопились предоставлять средства для того, чтобы расплатиться по обязательствам старой, прежней компании, ликвидация которой, таким образом, по-прежнему напрягала ресурсы. В результате новая компания вынуждена была занимать деньги под проценты или добывать их путем обмена, и затраты на операции съедали всю прибыль. Более того, старшие партнеры требовали, чтобы Спинелли экономил и сосредоточился на взыскании старых долгов и на выплате прошлых задолженностей. Невозможно было получать прибыль, не будучи готовым к новым рискованным операциям. Как разрешить эту дилемму? В ней крылся источник конфликта между Флоренцией и Лионом. Координация отсутствовала и в совершенно других вопросах: лионский филиал выражал бурный протест, поскольку флорентийское отделение посылало шелковые ткани по консигнации конкурентам, а не представителям своей же компании. Такая процедура создавала неблагоприятное впечатление: выходило, что одно отделение Банка Медичи больше не доверяло другому его отделению.

Что еще хуже, возникли привычные для Лиона проблемы с персоналом. Так, высокомерный Козимо Сассетти всячески демонстрировал, что относится к Спинелли как к равному; ему приходилось напоминать о том, что последний старше и занимает более высокое положение, поэтому к нему надлежит относиться с почтением. Вероятно, Козимо, чтобы отомстить, за спиной у Спинелли писал унизительные сообщения отцу. Эти сообщения, как можно предположить, подливали масла в огонь, и Франческо Сассетти все более критично относился к Спинелли.

Справедливо или нет, Франческо Сассетти обвинял Спинелли в том, что он слишком медленно проводит ликвидацию прежней компании, не слишком энергично взимает неоплаченные долги и не пользуется авторитетом у своих служащих. Сассетти дошел до того, что намекнул: управление Спинелли ненамного лучше управления Лионетто де Росси. Такая критика раздражала Спинелли, который ожидал похвалы, а вовсе не приговора.

Поскольку Сассетти не хотел повторения скандала с Росси, он принял героическое решение. Несмотря на возраст и ревматизм, он решил поехать в Лион и во всем убедиться лично. Он приехал в Лион в мае 1488 г. и написал, что чувствует себя на двадцать лет моложе, потому что, к его огромному удивлению, оказалось, что многие старые знакомые еще живы и рады его приветствовать. Навестив друзей, он приступил к делу и вначале пришел в ужас из-за создавшегося положения. Спинелли, как оказалось, взял 3 тыс. экю в качестве своей доли в прибыли, невзирая на то что компании нужно было, образно выражаясь, жиреть, а не худеть. Кроме того, он взял украшения из конторы, чтобы поместить их в другое надежное место. Далее Сассетти возражал против того, чтобы Спинелли ссужал средства компании от своего имени. Все происходящее выглядело так, словно Спинелли сомневался в надежности собственного банка. Возможно, он не всегда поступал правильно; но, хотя Сассетти нашел признаки халатности, доказательств нечестности он не обнаружил. В вопросе поведения персонала Сассетти не одобрял одного: Гульельмо ди Никколо и Пеллегрино Лорини, которых отправили к французскому двору, много тратили, ничего не делали и обходились дороже, чем послы.

Конечно, исправлять предстояло многое, и Сассетти заявил Лоренцо Великолепному, что он собирается пробыть в Лионе до тех пор, пока все не изменится к его удовлетворению. Отношения с Лоренцо Спинелли значительно улучшились после того, как Сассетти заверил его, что его оставят партнером и управляющим. Спинелли, каковы бы ни были его ошибки, трудно оказалось заменить, и он охотно шел навстречу. Сассетти поздравил себя с успехом поездки. Может быть, нужно было приехать в Лион раньше. Его присутствие во многом способствовало восстановлению доверия, а благодаря его престижу стало возможно ускорить урегулирование по неоплаченным претензиям и договориться о постепенном погашении просроченных долгов. Главными должниками оказались представители аристократии и высшего духовенства, с которыми было совсем не легко иметь дело и еще труднее принудить к исполнению обязательств по суду. Некоторые проявляли крайнюю непреклонность и считали, что возвращать долги ниже их достоинства. Сассетти, человеку многоопытному, удалось сделать их более сговорчивыми и заставить прислушаться к голосу разума. Спинелли, при гораздо меньшем опыте и престиже, едва ли удалось бы сделать и половину того, что сделал Сассетти.

Воспользовавшись своим пребыванием в Лионе, Сассетти составил новое партнерское соглашение, по которому он, Лоренцо и Джованни Торнабуони совместно являлись старшими партнерами, а Лоренцо Спинелли – младшим партнером. После обсуждения он добился одобрения всех заинтересованных сторон. В феврале 1489 г. он объявил Лоренцо Великолепному, что, поскольку все решено, он уезжает. Однако его задерживало то одно, то другое дело, и он вернулся во Флоренцию только в октябре 1489 г. Одно серьезное препятствие состояло в том, что Филипп де Коммин, после освобождения из тюрьмы, нуждался в деньгах, чтобы заплатить крупный штраф, и попросил часть денег, которые хранились у него на депозите в Банке Медичи. Просьба поступила в неудачное время. Но что делать? Невозможно было не помочь старому другу, особенно такому, как владелец замка Аржантон.

Проведя в Лионе 17 месяцев, Сассетти вернулся во Флоренцию, вполне довольный результатами своей поездки, ибо ему удалось достичь цели путешествия: ускорить выплаты по долгам прежней компании, которая находилась в процессе ликвидации, и по возможности сократить убытки; более того, ему удалось договориться о создании новой компании и убедиться, что ею хорошо управляют в соответствии с пожеланиями старших партнеров. Банк Медичи в Лионе, хотя и потрепанный штормом, снова плыл под парусом. Но способен ли прохудившийся корпус выдержать еще одну бурю, которая уже собиралась на горизонте?

Корреспонденция Медичи весьма информативна в части административных проблем, но в ней гораздо меньше говорится о деловой конъюнктуре. Так, в письмах не упоминается кризис, который затронул лионские ярмарки в 1484–1494 гг. Более того, официально их упразднили декретом от 8 марта 1484 г., потому что, как утверждалось, итальянские банкиры вывозили из Франции золото и серебро, а ввозили шелковые ткани и другие избыточные предметы роскоши или, что еще хуже, наводняли страну обесценившимися монетами. Чтобы предотвратить злоупотребления, ярмарки перенесли из Лиона в Бурже, то есть с периферии в центр Франции. За этим стояли интриги городов Лангедока (Монпелье и Эг-Морта), торговля которых со странами Леванта пришла в полный упадок, потому что итальянцы, располагавшие лучшими технологиями и превосходными методами ведения дел, способны были продавать товары дешевле французов. Они доставляли специи через альпийские перевалы из Венеции в Лион. Чтобы добиться государственной поддержки, враги лионских ярмарок пользовались, как будет рассказано далее, доводами, которые можно заклеймить меркантильными, если бы в ту эпоху еще не было рано говорить о меркантилизме.

Так как Бурже находился далеко от торговых путей, ярмарки в этом городе не привлекали купцов и окончились полным фиаско. Судя по письмам Медичи, создается впечатление, что в ярмарки Лионе проводились по-прежнему, так как местные власти сквозь пальцы смотрели на обход декрета об их упразднении. Только герцог Савойский воспользовался положением и попытался возродить женевские ярмарки, задерживая товары, предназначенные для Лиона.

В 1484 г. Лионетто де Росси сообщал в штаб-квартиру, что Пасхальная ярмарка прошла исключительно хорошо и что шелковые ткани продавались в больших количествах, чего нельзя сказать о парче. В апреле 1486 г. та же ярмарка отличалась хорошей посещаемостью и была бы успешной, если бы герцог Савойский не перехватывал товары из Италии и не отправлял их в Женеву. Как явствует из письма, на августовской ярмарке 1487 г. с деньгами было необычайно туго. На Крещенской ярмарке 1489 г. почти никого не было, кроме нескольких итальянцев, и Медичи пришлось при окончательном расчете покрывать дебетовый баланс в 130 марок. Пасхальная ярмарка, наоборот, привлекла множество посетителей, и денег было много. В 1491 г. на деловую конъюнктуру неблагоприятно повлияла война за бретонское наследство. Крещенская ярмарка проходила беспорядочно из-за нескольких банкротств и боязни, что за ними последуют другие. Дела находились в застое, а на денежном рынке наблюдался дефицит денег, но репутация Банка Медичи по-прежнему оставалась настолько прочной, что они давали за марку от половины до одного дуката меньше, чем по текущему обменному курсу.

После 1483 г. одной из главных забот для лионского филиала стала охота за пребендами для Джованни де Медичи (1475–1521). Сын Лоренцо, который в восьмилетнем возрасте постригся в монахи, в 13 стал кардиналом, а в 37 – папой. Поскольку Медичи много потеряли на своих операциях, они решили вернуть богатство и престиж, если нужно, за счет церкви. Задействовали все связи ради того, чтобы обеспечить приходами мессера Джованни, и духовными интересами церкви с радостью жертвовали ради неприкрытой и поразительной алчности. Особенно легкой добычей казались французские приходы, и лионскому филиалу велели подыскивать «вакансии».

Мессера Джованни едва успели постричь в монахи, когда лионское отделение раздобыло ему аббатство Фонтдус в Сентонже (1483). Вскоре, однако, оказалось, что на лакомый кусок существует конкуренция. Папа отдал приход Антуану Балю, епископу Сен-Пон-де-Томьера, брату Жана Балю (1421–1491), кардиналу Анжера и премьер-министру при Людовике XI. Потребовалось много дипломатического искусства, чтобы устранить этого серьезного соперника, и в конце концов аббатство осталось за мессером Джованни. Далее Людовик XI объявил о намерении сделать мальчика архиепископом города Экс-ан-Прованс. В дело немедленно вмешался Джованни Торнабуони; он приложил много усилий и надеялся на благоприятный исход, как вдруг Лионетто де Росси сообщил новость, приведшую его в замешательство – якобы покойный священник, поставленный на тот приход, оказался жив и здоров. Несколько месяцев спустя, когда названный священник действительно умер (28 января 1484 г.), скончался и Людовик XI. Регентша, Анна де Божё, отдала пребенду другому кандидату. После такой неудачи Медичи с надеждой смотрели на бенедиктинское аббатство Ла-Шез-Дьё в Оверни, – но и этот плод так и не упал к ним на колени. В качестве утешительного подарка мессер Джованни получил монастырь Сент-Жем в окрестностях Шартра. Неудача сопутствовала Медичи и с цистерцианским аббатством Ле-Пен возле Пуатье. Здесь монахи, проявив твердость, сами выбрали аббата и забаррикадировались, когда Козимо Сассетти приехал, чтобы захватить аббатство. Стычка окончилась поражением Медичи.

Лоренцо Великолепный гораздо больше преуспел в Италии, чем во Франции; ему удалось закрепить за сыном множество приходов. После краха банка они стали тем финансовым фундаментом, на котором Медичи снова поднялись к власти.

Иногда факторы Медичи получали необычные задания. Так, 4 декабря 1482 г. Лионетто де Росси настаивал, чтобы Лоренцо Великолепный исполнил просьбу умирающего Людовика XI, попросившего кольцо святого Зиновия, реликвию, которая, по слухам, была чудотворной. В письме Лионетто содержалась приписка: «Королю можно доверять в том, что он сразу же вернет его». Еще в одном случае Козимо Сассетти пришел в большое замешательство, потому что жираф, которого послали герцогине де Бурбон, умер по дороге.

После отъезда Франческо Сассетти в 1489 г. дела в лионском отделении какое-то время шли довольно гладко. Ликвидация старой компании продолжалась и тянулась до тех пор, пока Лоренцо Великолепный не отказался предоставить средства на выплату долгов, по которым неуклонно накапливались проценты. В результате дефицит продолжал расти. Поскольку невозможно было исправить прошлые ошибки и отрицать существование дефицита, Спинелли решил, что к вопросу следует подойти решительно и принести необходимые жертвы, чтобы избавиться от бремени. В этом он, несомненно, был прав, но Лоренцо не пожелал выставлять на продажу свои виллы или земельные владения – скорее всего, чтобы не ронять престиж.

После смерти Франческо Сассетти, которая произошла в последние дни марта 1490 г., название лионского филиала сменили на «Наследники Франческо Сассетти и Джованни Торнабуони и K°.». Спинелли считал, что было бы лучше включить в название имя Лоренцо Великолепного, потому что никому другому французы не доверяли. Сын Франческо, Козимо Сассетти, не обладал отцовскими качествами. Он был высокомерным и бестактным молодым человеком. При французском дворе он оскорблял аристократов своей заносчивостью. С другой стороны, аристократы производили на него такое сильное впечатление, что он считал ниже своего достоинства напоминать им о том, что их векселя просрочены. Козимо не ладил ни со своим начальником, Лоренцо Спинелли, ни с Франческо (Франческино) ди Франческо Нори, более молодым сотрудником, с которым он обращался высокомерно и отказывался готовить его на ответственную должность. Позже во Флоренцию вернули другого фактора, Гульельмо ди Никколо, из-за несоответствия занимаемой должности. Спинелли попросил заменить его кем-нибудь поспособнее. Помимо Спинелли и двух сыновей Франческо Сассетти (Козимо и Галеаццо), в то время в лионском филиале служили: Джулиано д’Агостино Бильотти, два внука Маттео ди сер Джованни да Гальяно и француз Пьер Фосье, который почти все время проводил в Женеве и других областях Савойи; всего в филиале служили 8 человек, что соответствует приведенным ранее цифрам.

До 1478 г. главным конкурентом Банка Медичи в Лионе был банк Пацци. Его управляющим был Франческо Каппони; говорят, что у него на службе состояло шесть факторов. После того как Пацци устранились, самыми важными соперниками Медичи стали Маннелли и Каппони. В 1470 г. первый взял управляющим Бартоломео Буондельмонти и нанял всего трех факторов. После 1480 г. Нети ди Джино Каппони, очень способный человек, превратил свой банк в ведущий концерн. Лоренцо Спинелли подозревал его в двуличии, в том, что он радуется каждой неудаче Медичи и распространяет ложные слухи.

Смерть Лоренцо Великолепного 8 апреля 1492 г. стала тяжким ударом для лионского филиала, поскольку его сыну Пьеро, любителю борьбы и других видов спорта, недоставало ни политических, ни деловых способностей. Менее чем за два года на горизонте сгустились тучи. Карл VIII готовился вторгнуться в Италию и возродить претензии Анжуйской династии на неаполитанский трон. Из-за того что Пьеро ди Лоренцо отказался пропускать французскую армию через территорию Флоренции, в июне 1494 г. король приказал выслать из Франции посланников Пьеро и всех служащих лионского филиала Банка Медичи. Они переехали в Шамбери в Савойе, но репутация банка сильно пострадала. Еще один удар лионский филиал получил, когда Пьеро выгнали из Флоренции, а все его имущество конфисковали. По соглашению с управляющими имуществом Медичи власть в лионском филиале перешла к компании, состоявшей из Лоренцо ди Джованни Торнабуони, Козимо Сассетти и Лоренцо Спинелли. С самого начала работы возникло препятствие в виде отсутствия оборотного капитала; банк был зажат между кредиторами, которые требовали платы, и должниками, которые пользовались любыми формальностями для того, чтобы уклониться от исполнения своих обязательств. Судя по предварительному перечню, безнадежные долги составляли свыше 19 500 экю, не считая прочих долгов Пьеро ди Лоренцо и его брата, кардинала. Их общая задолженность намного превосходила их долю в капитале. Спинелли писал Лоренцо Торнабуони: «Как известно, люди уничтожают того, кто уже подавлен». Дело было плохо, а стало еще хуже.

После поражения Карла VIII Спинелли и Сассетти вернулись в Лион и попытались продолжать, но без оборотного капитала их компания не могла успешно вести дела. Последним ударом стала смерть Лоренцо Торнабуони, наступившая в августе 1497 г. Оставался единственный выход: ликвидация. Многим кредиторам, в том числе Филиппу де Коммину, так и не заплатили. Так лионский филиал разделил судьбу других отделений банка Медичи и пришел к бесславному концу.