Книга: О Китае
Назад: Влияние «уотергейтского дела»
Дальше: Последние встречи с Мао Цзэдуном: ласточки и приближение бури

Падение Чжоу Эньлая

В автократическом обществе второму лицу выжить политически весьма сложно по определению. Для этого требуется поддержание такой степени близости в отношениях с руководителем, которая не оставляла бы места для соперника, но связь с ним не должна быть слишком тесной, чтобы руководитель не почувствовал для себя угрозу. Ни одно из вторых лиц Мао Цзэдуна не выдержало хождения по натянутой проволоке: Лю Шаоци, бывшего «номером два» и занимавшего должность Председателя КНР с 1952 по 1967 год, арестовали во время «культурной революции», а также Линь Бяо – обоих уничтожили политически и в результате лишили жизни.

Чжоу Эньлай являлся нашим главным партнером по переговорам на всех встречах. Мы обратили внимание во время визита в ноябре 1973 года на его большую, чем обычно, осторожность и более почтительное поведение с Мао Цзэдуном, чем всегда. Но компенсацией за это стали три часа разговоров с Мао: мы услышали наиболее глубокий обзор внешнеполитической стратегии, когда-либо сделанный перед нами. Беседа закончилась, и Мао Цзэдун проводил меня до выхода, а в официальном сообщении говорилось о том, что Председатель и я имели «беседу, прошедшую в дружественной атмосфере, по широкому кругу вопросов».

С явного указания Мао Цзэдуна все переговоры завершались быстро и благополучно. В заключительном коммюнике совместную борьбу с гегемонизмом «Азиатско-Тихоокеанского региона» (как это было в Шанхайском коммюнике 1972 года) глобально расширили. Подтвердили необходимость проведения и впредь углубленных консультаций между двумя странами на «авторитетном уровне». Обмены и торговля должны были возрастать. Размеры миссий связи – увеличиваться. Чжоу Эньлай обещал вызвать главу Китайской миссии связи из Вашингтона для инструктажа по вопросу о согласованном решении об интенсификации диалога.

Современные китайские историки указывают на то, что нападки со стороны «банды четырех» на Чжоу Эньлая достигли критического момента именно в тот период. Из средств массовой информации мы знали о развернувшейся в стране кампании борьбы против Конфуция, но не думали, что она имеет прямое отношение к вопросам внешней политики и китайского руководства. В делах с американцами Чжоу Эньлай сохранял хладнокровие и уверенность в себе. Только один раз его душевное равновесие покинуло его. На банкете в здании ВСНП в ноябре 1973 года во время общей беседы я отметил, что Китай остается, по сути, чисто конфуцианским государством в своей вере в единственную, универсальную и повсеместно применимую истину как образец личного поведения и общественных связей.

Я не могу припомнить, что именно заставило меня сделать это высказывание, которое, каким бы точным оно ни было, не учитывало нападок Мао Цзэдуна на конфуцианцев, якобы мешавших проведению его политики. Чжоу Эньлай взорвался. Впервые я увидел его потерявшим самоконтроль. Конфуцианство, стал доказывать он, – учение класса угнетателей, а коммунизм представлял собой философию свободы. С нехарактерной для него настойчивостью он отстаивал свой довод, без сомнения, стремясь запечатлеть свои слова в памяти Нэнси Тан для записи беседы, переводчицы, которая была близка с Цзян Цин, и Ван Хайжун, внучатой племянницы Мао Цзэдуна, всегда находившейся в окружении Чжоу.

Вскоре мы узнали, что Чжоу Эньлай болен раком и что он постепенно отходит от повседневного управления делами. Последовали драматические волнения. Визит в Китай закончился на пике драматизма. Встреча с Мао была не только самой насыщенной из всех предыдущих диалогов, она была полна символизма: ее продолжительность, демонстративная учтивость, например сопровождение меня до выхода, теплое коммюнике – все предназначалось для подчеркивания ее значимости. Когда я уже собирался уходить, Чжоу Эньлай сказал мне, что он считает эту беседу самой значительной со времени секретного визита:

«ЧЖОУ: Мы желаем Вам успехов и также желаем успехов президенту.

КИССИНДЖЕР: Благодарю Вас и спасибо за оказанный нам, как всегда, теплый прием.

ЧЖОУ: Вы этого заслужили. И коль скоро курс установлен еще в 1971 году, мы будем его придерживаться.

КИССИНДЖЕР: Мы тоже.

ЧЖОУ: Именно поэтому мы используем термин дальновидность, описывая Вашу встречу с Председателем.

Диалог, который предусматривалось использовать в коммюнике, не смог состояться. Почти завершившиеся переговоры по финансовым вопросам застыли на мертвой точке. Глава миссии связи прибыл в Пекин, но не возвращался обратно четыре месяца. Отвечавший за Китай офицер Национального Совета безопасности докладывал, что двусторонние отношения «застыли на месте». В течение месяца стали заметны изменения в судьбе Чжоу Эньлая, но мы не представляли их масштабов.

С тех пор стало известно, что в декабре 1973 года, менее чем через месяц после описываемых сейчас событий, Мао Цзэдун заставил Чжоу Эньлая пройти через специально посвященное вопросам «борьбы» заседание политбюро, где тому предстояло отчитаться о внешней политике, охарактеризованной Нэнси Тан и Ван Хайжун, сторонницами Мао Цзэдуна в окружении Чжоу Эньлая, как излишне приспособленческой. Дэн Сяопин, возвращенный из ссылки в качестве возможной замены Чжоу Эньлаю, так обобщил преобладавшую на заседании критику: «Ваше место находится всегда на шаг позади Председателя… Для других место Председателя должно быть в пределах видимости, но не досягаемости. Для Вас, однако, оно оказалось и в пределах видимости, и в пределах досягаемости. Я надеюсь, впредь Вы учтете это». По сути, Чжоу Эньлая обвиняли в том, что он приблизился слишком близко.

Когда заседание закончилось, политбюро подвергло Чжоу Эньлая открытой критике:

«Говоря в целом, [Чжоу] забыл о принципе недопущения «правого уклона», идя на союз с Соединенными Штатами. Это случилось главным образом потому, что он забыл об указаниях Председателя. Он переоценил силу врага и недооценил мощь народа. Он не смог также правильно определить соотношение между дипломатией и поддержкой революции».

К началу 1974 года Чжоу Эньлай исчез с политической арены якобы из-за рака. Но болезнь – недостаточное объяснение для предания его полному забвению. Никто из китайских официальных лиц не осмеливался больше ссылаться на него. Во время моей первой встречи с Дэн Сяопином в начале 1974 года он неоднократно упоминал Мао Цзэдуна и игнорировал все мои ссылки на Чжоу Эньлая. Если требовались записи бесед, наши китайские партнеры предпочитали ссылаться на две беседы с Мао Цзэдуном в 1973 году. Я встретился с Чжоу Эньлаем еще только один раз, в декабре 1974 года, когда прибыл в Пекин с официальным визитом, взяв с собой несколько членов своей семьи. Мою семью пригласили на встречу. Она проходила, как нам сказали, в больнице, но место выглядело как государственный дом приемов гостей. Чжоу Эньлай избегал политических и дипломатических тем, сославших на врачей, запретивших ему какие бы то ни было нагрузки. Встреча продолжалась немногим более 20 минут и яснее ясного продемонстрировала – диалогу о китайско-американских отношениях с Чжоу Эньлаем пришел конец.

Так завершилась карьера человека, до конца дней своих остававшегося верным Мао Цзэдуну. Чжоу Эньлай находился рядом с Председателем во время кризисов, и это заставляло его все время балансировать между личным восхищением революционным руководством Мао и собственной природой более человечных инстинктов и прагматизма. Он выжил благодаря своей необходимости и в прямом смысле верности. Слишком большой верности, как говорили его оппоненты. А теперь его отстранили от власти, когда бури, казалось, стали утихать и спасительная суша замаячила вдали. Он не расходился с политикой Мао Цзэдуна, как Дэн Сяопин десятью годами ранее. Ни одно дело американцев с ним не означало какого бы то ни было отступления от того, что говорил Мао Цзэдун (и никакое событие не проходило без ведома Мао, поскольку Председатель контролировал встречи, прочитывая каждый вечер записи бесед). Действительно, Чжоу Эньлай относился к американской делегации с непревзойденной, хотя и несколько отстраненной вежливостью, но как раз именно это обусловило продвижение вперед партнерства с Америкой, чего требовала тяжелая обстановка в плане безопасности Китая. Я рассматривал его поведение как способ осуществления того, что требовалось Китаю, а не как уступки мне или другим американским официальным лицам.

Скорее всего Чжоу Эньлай стал рассматривать американские отношения как постоянный фактор, в то время как Мао Цзэдун, вероятно, мог относиться к ним как к тактическому ходу. Чжоу мог прийти к выводу о невозможности для Китая после разрухи «культурной революции» выжить в этом мире, не выйдя из изоляции и не став действительной частью международного порядка. Но я пришел к такому выводу, судя только по поведению Чжоу Эньлая, а не исходя из его слов. Наш разговор никогда не выходил за рамки официальной беседы и не имел личностных мотивов. Некоторые из преемников Чжоу Эньлая подчас ссылались на него, говоря «ваш друг Чжоу». В какой-то мере я считаю такое сравнение за честь для себя, даже если они несколько в буквальном смысле толкуют это понятие – или даже если в этом проскальзывает доля насмешки.

Будучи стреножен политически, изнуренным и неизлечимо больным, Чжоу Эньлай появился на публике в последний раз в январе 1975 года. Поводом стал съезд Всекитайского собрания народных представителей, впервые созванный после начала «культурной революции». Чжоу Эньлай фактически все еще оставался премьером. Он открыл съезд очень тщательно продуманной фразой о «культурной революции» и кампании борьбы с конфуцианством, которые почти уничтожили его самого и которые он сейчас приветствовал как «великие», «важные» и «далеко идущие» в своем влиянии. Так прозвучало последнее публичное объяснение в преданности Председателю, которому он служил 40 лет. Но затем в середине своего выступления Чжоу Эньлай предложил фактически совершенно новое направление, словно оно являлось логическим продолжением этой программы. Он как бы вспомнил давно отложенное, еще со времен до «культурной революции», предложение о том, что Китаю необходимо стремиться добиться «всеобщей модернизации» по четырем основным направлениям: сельское хозяйство, промышленность, оборона, а также наука и техника. Чжоу отметил, что выдвигает этот призыв «по указанию Председателя Мао», хотя когда и где эти указания прозвучали, оставалось неясным.

Чжоу Эньлай убеждал Китай добиться «четырех модернизаций» «до конца столетия». Слушавшие Чжоу не могли не отметить, что ему не суждено дожить до осуществления поставленной цели. И как констатировалось в первой половине речи Чжоу, эта модернизация может быть достигнута не иначе как после проведения дальнейшей идеологической борьбы. Но слушавшие Чжоу Эньлая люди запомнили его утверждение – частично предсказание, частично вызов, – что к концу XX столетия «народное хозяйство Китая встанет в передовые ряды экономик мира». В предстоящие годы некоторые из них серьезно отнесутся к этому призыву и возглавят дело технического прогресса и экономической либерализации, даже несмотря на серьезные политические и личные риски.

Назад: Влияние «уотергейтского дела»
Дальше: Последние встречи с Мао Цзэдуном: ласточки и приближение бури