Третья часть. Колёса
Ключик и другие тайны
Да, рапира исчезла. Но ключик не исчез. Он лежал у меня на ладони, серебристо отражал свет плафона. И он был достаточно увесистым для своих маленьких размеров. То есть он был настоящим.
Странная была у него форма. Неровное овальное колечко, толстый стерженек с утолщением, массивная бородка. Из стерженька торчала короткая проволочка, будто жало. Я подумал, что в карман ключик следует класть осторожно, чтобы не уколол сквозь подкладку…
Конечно, я показал ключик Яну сразу, как тот вернулся (а это случилось через пять минут).
— Вот… Это мне дал Арамис…
— Что за Арамис?
— Вы… то есть ты не знаешь?
И я рассказал про все, что тут выдал Футурум.
— Дела… — сказал Ян. Почти без удивления. Хотя и почесал в затылке.
Я покачал ключик на цепочке.
— Что теперь с ним делать?
— Как что? Оставь себе. Будет сувенир… или даже талисман. Может, пригодится когда-нибудь…
— Ян, а разве бывает так… ну, чтобы из виртуального пространства возникла настоящая вещь. Такая вот…материальная…
Ян поднял опрокинутый стул, сел на него, взял меня за локти теплыми пальцами, поставил перед собой. Мне показалось, что глаза его смеются.
— Клим, ты ясная и наивная душа… Всё бывает во Вселенной, а особенно на остриях иглы. Большинству людей некогда вникать в загадки мироздания. Они на эти загадки смотрят, как на фантастику. Давно уже установлены контакты с экипажами НЛО, прилетающими из сопредельных секторов пространства. Давно доказано, что многие атомы, подобно солнечным системам, хранят в себе целые цивилизации. Давно известно, что Время — это отдельный многогранный мир, который касается нашего мира лишь одной из своих граней… Есть люди, которые всё это пытаются засекретить…
— Зачем?
— Затем, что они чиновники. У чиновников одно из неистребимых свойств — страх перед необычным. И страх, что это необычное станет понятным большинству людей. Когда люди осознают, как многогранен и бесконечен мир… не только мир космоса, но и мир внутри нас… они увидят, что нынешние ценности — деньги, все эти виллы, «мерседесы», миллиардные акции, власть над массами, предвыборные марафоны, владение нефтяными залежами — мыльная пена. Что главное — резонанс человеческих душ…
Он замолчал и как-то поскучнел. Я тоже молчал. Но потом одолел неловкость:
— Ян, я иногда… думал про такое… Только не умел сказать так четко.
Он опять оживился:
— Я знаю! И ты думал, и Чибис, и многие тысячи… Потому что среди тех, кто «не думает» не так уж редко появляются мальчики и девочки с тревогой о за нашу планету и за Вселенную… Правда, потом они вырастают, и повседневная жизнь заглушает эту тревогу… Но не у всех…
«У тебя не заглушила», — подумал я. И решился еще на один вопрос:
— Ян… здесь ведь не простое кафе, да?
Он хмыкнул, отпустил мои локти, протянулся на застонавшем стуле.
— Скажем так. Это кафе «не для всех». То есть открыто оно для каждого… но главным образом собираются те, в ком не потерялась та самая тревога…
Я вспомнил мужчин в кожаных безрукавках и фоменных рубашках, шумных студентов, всклокоченных очкастых спорщиков… Сказал осторожно:
— Разные они…
— Разные, конечно! Но умеют найти дорогу в этот притон. Будто в каждом шевелится рогатка Чибиса… Тут и доценты со всякими сумасшедшими гипотезами, и авторы формул для межпространственных порталов, и непризнанные поэты, и штурманы межпланетных челноков… (будем считать, что это шутка)… И сторонники идей Бернара д’Эспаньята…
— Думаешь, я знаю, кто это такой? — слегка обиделся я.
— Это знаменитый французский физик, открывший немало премудростей квантового мира. Он создал концепцию Гиперкосмического Бога. Это, по его словам, незримое царство. Оно нематериально, но все-таки может быть осознано человеческим понятием. Правда, не до конца. Осознать полностью сущность Творца не может, конечно, никто…
— Кроме Него самого, — мудро вставил я. Мне понравилось, что вот мы с Яном ведем такую серьезную философскую беседу.
— Ты прав, дитя мое… — усмехнулся Ян. — А о концепции д’Эспаньята я недавно дискутировал с одним твоим знакомым…
— Это с кем? — удивился я.
— С отцом Борисом…
— Да какой он знакомый… А что он говорил?
— Поздно вечером он появился у меня с компанией вольнодумно настроенных тобольских семинаристов, мы завели разговор о тайнах мироздания, и Боря заявил, что философские идеи «этого квантового гения» — сплошная ересь. И что корни абсолютной истины можно искать лишь в глубинах православия…
— А ты?
— Я сказал, что при всем уважении к православной конфессии, не могу понять одного: почему ее ортодоксы…
— Кто?
— Неколебимые сторонники… Почему они впадают в грех гордыни и заявляют, будто высшие истины известны им одним? Ведь Творец знал, что делает, когда вкладывал в человеческие головы множество религий. Видимо, Он считал, что у разных племен — разные пути познания…
— А он? То есть отец Борис…
— Он сказал, что я самоуверенный невежда, если пытаюсь по-своему излагать непостижимые планы Создателя… А я… Ну, ладно. Нас быстренько растащили, мы помирились… Кстати, в споре святой отец упомянул твою персону…
— Мою?.. Меня? С чего это он?
— Сказал: теперь понятно, у кого черпают подобные взгляды некие школяры, вроде Клима Ермилкина…
— Да откуда он знает, что я здесь бываю?
— Думаю, от Шарнирчика. Они часто беседуют, уединившись в какой-нибудь кладовке… Борис пытается выяснить, есть ли у Шарнирчика живая душа, и, если есть, приобщить его к человеческим духовным понятиям…
— Не выяснил еще?
— Не знаю… А вот Бернар д’Эспаньят наверняка сказал бы, что душа у Шарнира есть. Недаром эта ржавая шпана так любит общаться с Футурумом.
— А Футурум-то здесь при чем?
— При том… Д’Эспаньят открыл так называемое «нелокальное квантовое спутывание» и…
— Подожди. Какое спутывание? Я сам спутался-запутался…
— Клим, — устало сказал Ян. — Ты не требуй от меня больше, чем я знаю. Я же полный чайник в этих вопросах. Я повторяю то, что запомнил в разговорах с ребятами из «Прорвы»… «Нелокальное квантовое спутывание». Такое вот физическое понятие. Послужило основой всяких идей, на которых строятся квантовые компьютеры. Футурум — детище одной из таких идей, наиболее свежих. Похоже, что одушевленное…
— Куда я попал! — сказал я с веселым испугом. — Мама, я хочу домой…
Ян спохватился:
— Правильно, тащи маме сирень. Надо ее поскорее в воду…
— Конечно, сирень, а не маму, — уточнил я. И заспешил домой в обнимку с тяжелым букетом…
Мама обрадовалась ужасно! Разобрала сиреневый сноп на несколько частей, начала расставлять банки с зацветающими ветками по столам и подоконникам. Но при этом все время беспокойно оглядывалась. Я понял наконец — почему. В прихожую и кухню доносилось попискивание и хныканье. Из-за двери туалета. Понятно, что за дверью сидела Лерка.
— Что с ней? Живот схватило?
— Ничего у нее не схватило! Просто дурь в голове! Ушла туда, защелкнула замок, а открыть не может.
Замок в нашем туалете был дурацкий. Иногда его заедало так, что приходилось поворачивать защелку плоскогубцами — они там специально лежали на полочке. Но Лерка орудовать плоскогубцами не умела, это ведь не то, что ябедничать на меня родителям.
— Мама, да отопри ты ее!
— Я не знаю, где ключик! Сунула в кухонный ящик, а сейчас его там нет! Есть еще один, у папы в связке, надо ждать…
Ждать папу можно было до полуночи. И я подумал о ключике Арамиса. Может, попробовать?
Я не верил, что этот ключик и вправду может открыть любую дверь. Сказка компьютерного Кота в сапогах, да и только. И к тому же волшебство таких ключей надо испытывать где-нибудь в заколодованых замках или в каморке папы Карло. А тут — дверь обычного туалета! Ключик может и обидеться, чего доброго… Но что делать-то? Лерка, хотя и вредина, но все-таки сестра…
Я покачал плоский ключик на цепочке, примерил к щелке-скважине. Он влез в нее лишь наполовину. Фиг он что откроет… Однако я попытался повернуть. И ключик повернулся! И дверь отошла!
Лерка, не надеясь на скорое освобождение, продолжала сидеть на унитазе. Видимо, решила, что, если уж нельзя выйти, надо «продолжить удовольствие». Она взвизгнула, натянула на колени подол.
— Балда, — сказал я. — Будто не видал я тебя без штанов… — И пошел в свою комнату. Мама шагнула следом.
— Чем ты ее отпер?
Я помахал ключиком:
— Подарили сувенирчик. Он случайно подошел к замку…
Вроде бы и правда, и… никаких драматических подробностей. В самом деле, не рассказывать же маме о поединке с Арамисом. Она или решит, что я свихнулся или (что еще хуже) поверит и ударится в панику: «Ты опять хочешь для меня инфаркта?!»
А я не хотел. Поэтому второе испытание ключика провел незаметно. Осторожно вышел в коридор, мягко затворил за собой входную дверь, подергал — заперлась ли? Потом попытался вставить ключик в скважину. Казалось бы, это глупо: ключик плоский, а скважина — для круглого ключа. Пластинчатый кончик с проволочным волоском вошел в нее лишь чуть-чуть. Но все же я повернул ключик. Без всякой надежды повернул. Но услышал, как язычок замка втянулся в гнездо. Я надавил дверь плечом. Ура, открыто!..
— Что это ты гуляешь туда-сюда? — беспокойно спросила мама.
Я сказал, что выбросил в мусоропровод черновики своего сочинения. Врать, конечно, нехорошо, но…
На самом деле черновиков я не писал. Сочинения всегда катал сразу начисто, потому что «язык у мальчика подвешен» (по словам мамы Риты).
На этот раз надо было к понедельнику (который завтра!) написать что-то вроде рассказа — «Как я собираюсь провести лето». Конечно, это издевательство: задавать домашние сочинения, если до каникул несколько дней! Бабаклара так и выразился, когда наша «русалка» Эльза Даниловна преподнесла нам такое задание.
— В чем вы, Юшкин, усмотрели издевательство? — спросила пожилая и очень воспитанная Эльза Даниловна. — Я полагала, что мое задание не выходит за рамки программы.
Бабаклара сказал, что выходит. За рамки. Принято задавать тему не «Как я проведу…», а «Как я провел лето». В начале учебного года.
— Не следует быть пленниками традиций, — сообщила Эльза Даниловна. — Нужно уметь смотреть в будущее.
— А если, я еще не знаю, как проведу лето? — сумрачно вопросил Гаврила Гречихин, то есть Крупа.
— Можете дать волю фантазии…
— Можно написать, что полечу на Марс? — сказал Крупа с глупой подначкой.
— Счастливого пути, — кивнула Эльза Даниловна. — Только не допускайте такого количества ошибок, как в прошлом сочинении. Это сможет снизить ваш годовой балл. А снижать его, по правде говоря, уже некуда…
Бабаклара, однако, продолжил дискуссию:
— Писать о своих планах в таких сочинениях опасно. Можно сглазить задуманное…
— Вы в плену предрассудков, Юшкин… Впрочем, если угодно, можете выбрать иную тему. На свое усмотрение…
Думаете, Бабаклара испугался? Он сказал, что напишет про свое восприятие образа Пилата в романе Булгакова «Мастер и Маргарита». Эльза Даниловна с удовольствием покивала. А я подумал, что надо как-нибудь побеседовать с Бабакларой о Пилате…
Остальные менять тему не стали. Я тоже. Подумаешь, набросать пару страничек о будущей поездке в Крым!.. Но с этим «подумаешь» я проволынил несколько дней, и вдруг оказалась, что сдавать сочинение — завтра! Ой-ёй… Вот схвачу «пару» и будет полновесный трояк по русскому за год. А мне хватает трояка по математике…
Поэтому я заставил себя не думать больше о ключике и сел к столу. Сочинил несколько абзацев о том, как шуршат по асфальту шины, как летит назад зелень на обочинах, как мелькают поселки и придорожные таверны. И каким синим окажется впереди море, и как здорово будет гулять по замечательному белому городу Севастополю, о котором я столько слышал от родившегося там отца…
Через час я сунулся к маме на кухню.
— Вот, почитай…
Мама прочитала внимательно (корректор же!). Сказала, что написано стилистически грамотно, в меру эмоционально, и вставила две пропущенные запятые…
— Уф, гора с плеч… Мама я сбегаю к Чибису. Надо обсудить кое-что…
— Обсуди… И помоги Максиму с сочинением, если он затянул это дело так же, как ты…
— Уж он-то не затянул! Тетушка постоянно у него над душой. Бдит…
С тетушкой Чибиса, Агнессой Константиновной, я был уже знаком. Она оказалась вовсе не такая, какой я представлял ее со слов Чибиса. Не сухопарая английская дама с поджатыми губами, а рыхлая веселая тетка с косматой прической латунного цвета, мясистым носом и толстыми веснушчатыми руками. В ее общении с Чибисом (а заодно и со мной) был постоянный жизнерадостный напор.
— Судари мои! Если вы думаете, что пылесосить ковер будет старая тетя Ага, то это глубокое заблуждения. А истина здесь та, что ненаглядный Максимчик не высунет носа из дома, пока ковер не станет образцом первозданной чистоты… А у Клима альтернатива — помочь несчастному ребенку или наблюдать со стороны, как он отделывает ковер выбивалкой, представляя, что поступает так со своей вредной теткой…
И мы тащили на двор тяжеленный ковер, а тетушка Агнесса усаживалась в кресло и читала в подлиннике «Посмертные записки Пикквикского клуба».
Или:
— Другие дети могут бездельничать сколько угодно, а Максим сейчас отправится на рынок, потому что в доме нет ни капусты, ни свеклы для борща и винегрета… (Кстати, ты не забыл, как пишется слово «винегрет»? Если забыл, спроси Клима, у него мама корректор…) На рынке Максим не будет высматривать столики с недопитыми пивными банками, а поспешит вернуться домой. А дома наш ненаглядный Максим возьмется за учебник истории (по которой у него две тройки). В учебнике этом полная чушь, однако, знать его необходимо, чтобы не огорчить приезжающую маму третьей «исторической» оценкой. И лишь исполнив эти непомерные для детского организма труды, он может свистать из дома, чтобы кормить беспородного пуделя и заниматься всякой эзотерикой в подозрительном заведении с твердым знаком на вывеске…
Она все знала! А энергия, с которой она «давила» на Чибиса (и на меня заодно) была не обидная, однако, несокрушимая. Она была похожа на большущий толстый матрац, которым тебя прижимают к стенке — и не больно, и никуда не денешься, не поспоришь.
Чибис и не спорил. Он был убежден, что тетя Ага всегда права…
— А еще, радость моя, ты собственноручно заштопаешь свою футболку, если не хочешь снова облачиться в рубашку с пуговицами для крепления полюбившихся тебе штанишек. Ревматические пальцы старой Агнессы теперь плохо держат иглу… Клим, а ты сам зашиваешь свои прорехи или взваливаешь эту обязанность на маму?
Я честно отвечал, что мамины пальцы еще «вполне», а мне она штопку и не доверила бы.
— Я там такого нашью!..
— А я научился, — с печальным самодовольством говорил Чибис. — Жизнь заставила…
«Жизнь» хмыкала и усаживалась в кресло с Хемингуэем или Стивенсоном (разумеется, на английском языке).
Благодаря Агнессе Константиновне Чибис довольно сносно изъяснялся по-английски и был любимцем у нашей учительницы Елены Михайловны. «Светлым пятном в этом классе». Кстати, моя мама тоже хорошо знала английский, но мне («лентяю» и «безответственному субъекту») до Чибиса было далеко…
Наконец Чибис получал свободу, и мы спешили в «Арцеуловъ».
Про Футурум и про Арамиса я рассказал Чибису сразу, как только встретились. И ключик показал, конечно. Чибис не очень удивился. Повертел ключик на цепочке, посоветовал:
— Носи всегда с собой. Может, пригодится однажды…
— А может, и не однажды! — сказал я, слегка обидевшись на сдержанность Чибиса. — Можно открывать всякие таинственные двери.
— Какие, например?
Я напомнил, что в обрыве над рекой есть нора, про нее знают все ребята. От норы ведет под землю ход, который упирается в сбитую из могучих плах дверь. Ее никому никогда не удавалось даже приоткрыть.
— А если с ключиком…
Чибис не спорил. После уроков мы отправились на берег, спустились, хватаясь за отросшие уже (и кусачие!) сорняки к норе. Из черноты пахло сырой глиной и неприятностями. Но не отступать же! Включили фонарики. Сгибаясь, полезли по проходу, сквозь торчащие из земли голые корни. Под ладони и колени попадал всякий мусор — пивные пробки, сигаретные упаковки, автобусные билеты. Любопытного народу бывало здесь немало. Хорошо, что сейчас — никого…
Очень скоро мы оказались перед гнилыми плахами. Это и в самом деле была дверь. Потому что на крайней плахе виднелась ржавая пластина с клепками по краям и замочной скважиной. Скважина была размером с мой мизинец.
— Давай, — выдохнул Чибис.
Я сунул в пустоту скважины ключик. Поскреб «жалом» ключика по ржавым краям. Повернул несколько раз. Ключик не зацепился. Дверь не шевельнулась.
— Наверно, потому, что она вросла в землю… — виновато пробормотал я.
— Наверно, не поэтому, — отозвался Чибис. — Надо было сразу понять…
— Что?
— Говорил ведь тебе этот… Кот Без Сапог: ключик работает, если нет плохих желаний.
— А у нас разве плохое?
— Говорят, что за дверью склепы с похороненными монахами. Наверху раньше был собор… Чего хорошего — тревожить покойников?
Мне сразу захотелось на солнышко.
— Пошли… — выдохнул Чибис. Мы задом выбрались на уступ перед норой. Глянули друг на дружку. Ой-ёй-ёй… Пообмахивали себя вениками из бурьяна, забрали в зарослях спрятанные там рюкзаки и по травянистым уступам спустились к воде — чтобы отмыть от пыли и глины перемазанные руки и ноги.
Вдоль городского берега строители тянули бетонную набережную, но сюда пока не добрались. Под откосом желтела песчаная полоска. Вода рядом с ней была синяя, как в озере. Я вспомнил озеро, и опять зацарапалось опасение:
— Чибис, как ты думаешь: вернулся «Эвклид»?
— Надо проверить!
Мы, повизгивая от холода, обмыли икры и колени и вдоль воды побежали к лестнице у моста…
Оказалось, что модель на месте. Висит над столами, будто и не было вчерашнего полета. Чуть покачивает полупрозрачными крыльями…
Ян сказал, что прилетел «Эвклид» утром. Ловко сел у крыльца на свободном от машин пространстве. Целый, невредимый…
— Видать, Футурум хороший пилот, — заметил я.
— Еще бы! — согласился Ян. — Что ему арцеуловская модель! Недавно он сажал челнок с телескопом на астероид «Сережка» и даже там не сделал ни одной промашки…
Конечно, Ян просто резвился (у него было хорошее настроение — разобрался с приставами торговой инспекции). Но у меня все же холодок прошел по спине.
— Ян, можно мы навестим Футурума? Спросим кое о чем. И Вермишатам покажем… — (Те, разумеется, были здесь, и Бумсель тоже.)
— Валяйте… Чибис, поговори с ним по-английски, у него ведь основная-то база англоязычная…
В компьютерной все было по-прежнему, в стеклянном шаре отражался плафон. И шар, и сундук притворялись неодушевленными предметами. Стояла тишина, только осторожно и в лад шмыгали носами Саньчик и Соня, да Бумсель почесал себя за ухом. Но он тут же смутился и тихо сел у Сониных ног.
Чибис выжидательно смотрел на меня. Я преисполнился важности момента. Выпятил живот, сунул руки в карманы на бедрах, покачался с носков на пятки.
— Футурум-Футурум-Альфа!..
И опять засветился в стеклянном шаре огонек. И туманно проявились в глубине шара два глаза, а над сундуком загустел воздух.
— Что скажем? — осведомился этот сгусток без особой приветливости. И я сразу оробел.
— Привет, Футурум… А это Чибис, Саньчик и Соня. И Бумсель… — (Бумсель встал на задние лапы и завертел хвостом.)
— Наслышан… — буркнул Футурум.
— Ты здорово посадил самолет на дворе, — подхалимски сказал я.
— Делов-то… — буркнул Футурум.
Чибис вдруг заговорил по-английски. И сразу перевел мне и Вермишатам:
— Я спросил, правда ли он сажал телескоп на астероид.
Футурум ответил тоже по-английски. Я понял: «С чего вы взяли?» И объяснил:
— Ян рассказывал…
Футурум разразился длинной английской фразой.
Чибис объяснил:
— Говорит: «Меньше слушайте, что болтает Ян». Говорит: «Когда-нибудь его притянут куда следует за… что такое «дайвулдженс?»
— Тебе лучше знать.
— Кажется, «разглашение»…
— Вот именно, — подтвердил Футурум.
— Ну, Ян ведь знает, что можно разглашать, а что нельзя, — осторожно заступился я.
Футурум скрипуче сказал по-русски:
— Если бы знал, не пускал бы ко мне гостей по понедельникам. У меня в этот день выходной…
— Но… может быть, вы запустите нам какую-нибудь игру? — осторожно попросил я.
Футурум опять выдал английское предложение. На полминуты.
— Говорит, что нынче у него только стандартный набор со стрельбой, монстрами, звездолетами и голыми красавицами. Спрашивает: «Вам это надо?»
— Не надо, — быстро сказал я, оглянувшись на ребятишек. — А «Репку» нельзя? Хотелось бы снова повидать кота Арамиса…
— Детсадовской «Репкой» можно заниматься в «Андромеде», — назидательно сообщил Футурум. — Или в поселке Колёса. А кота нынче нет в пространстве, ушел на побочные заработки. Хочет выкупить сапоги…
Я чуть не заспорил: мол, «Репка» не такая уж детсадовская, если в ней есть место поединкам… И вдруг меня осенило: он сказал «Колёса»!
— Футурум! А ты… а вы не знаете, где этот поселок Колёса?! Как туда попасть?! Это последний вопрос на сегодня, честное слово!
Футурум хмыкнул совершенно по-человечески.
— Вот они знают… — из шара высунулся большущий волосатый палец. Прямо к Саньчику и Соне. Те отскочили. Бумсель взвизгнул и зарычал. Футурум натурально зевнул появившимся на месте пальца ртом:
— Спать хочу. Вечером у меня разборки в секторе «Гамма». Что-нибудь слышали о шарообразных пирамидах класса «Юм»?.. Ваше счастье, что не слышали… Пока… Шар тут же стал непрозрачным, воздушный сгусток над сундуком растаял.
— Что за бред — шарообразные пирамиды? — выговорил Чибис. Но меня эти пирамиды не интересовали ни капельки. Я ухватил за плечи Саньчика и Соню:
— Это правда? Вы знаете, где поселок Колёса?
Они знали, где Колёса. И не было в этом для них ничего удивительного.
— Там папин знакомый, дядя Миша, живет. Папа в прошлом году ходил к нему в гости два раза. И мы ходили. И рыбачили там…
— Ходили? Значит, это недалеко?
Соня ответила рассудительно:
— Это как посмотреть. Километров двенадцать. Вперед легко, а обратно устаёшь…
— Но папа нас нес на плечах. По очереди, — добавил Саньчик.
— Да, один раз. А второй раз мы вернулись на автобусе.
— А почему не поехали на автобусе туда?!
Соня развела руками:
— Понимаешь, Клим, с дорогой какая-то неразбериха. То отменяют рейсы, то название «Колёса» вдруг пропало из расписания.
— То какой-то карантин там… — вставил Саньчик.
— Да, — кивнула Соня. — Странное место. Будто кто-то прячет его от людей…
«Да, это мы проходили», — подумал я, вспомнив свои напрасные поиски.
— А вы можете объяснить, как туда идти пешком?
Саньчик поскреб макушку.
— Вы, наверно, без нас не найдете дорогу. Она такая…
— «Через-пень-колодная»… — вставила Соня.
— А вы сможете пойти с нами? — не отставал я. — Мы вас, если надо, весь путь протащим на плечах! Да, Чибис? — И вдруг спохватился: что ему какая-то «Репка» и девочка Рина? С какой стати Чибис должен переться в неизвестный поселок да еще тащить на плечах семилетнего ребятенка? Тем более, что и опыта у него нет. Я-то немало таскал сестрицу Лерку, а он… И ростом он мне всего до уха… Но Чибис ответил сразу:
— О чем разговор! Только надо двинуться с утра, чтобы впереди был весь день…
