Часть вторая

Уважаемый господин Йошихито Сугитани,

Я растроган и исполнен раскаяния в связи с тем, что Вы потратили столько вашего драгоценного времени и терпеливо прочли до конца мое длинное письмо, которое я писал с перерывами два месяца и из экономии отправил бандеролью, а также придали мне своим признанием столько вдохновения.

Мной овладели самые различные чувства, потому что в письме я упомянул про Сугитани, командующего гарнизоном японской армии в Пинду во время вторжения Японии в Китай, а это, как выяснилось, Ваш отец. В связи с этим Вы от имени уже покойного отца попросили прощения у моей тетушки, нашей семьи и всех наших земляков, Ваше отношение к верному взгляду на историю, Ваш настрой не бояться взять на себя ответственность глубоко тронули нас. Вообще-то Вы тоже пострадали от войны. В письме Вы упоминаете о том, как Вы с матерью жили в страхе во время войны и в голоде и холоде после нее. На самом деле Ваш отец тоже пострадал от войны. Если бы не война, как Вы говорите, перед ним открывалась бы блестящая карьера хирурга. Война изменила его судьбу, изменила его характер, из человека спасающего сделала его человеком убивающим.

Ваше письмо я прочитал тетушке, отцу и многим другим, кто прошел у нас здесь через войну. Когда я закончил читать, все были в слезах и без конца вздыхали. Когда Ваш отец находился в Пинду, Вам было всего четыре-пять лет, и у Вас нет оснований нести ответственность за совершенные им в Пинду преступления. Но Вы взяли ее на себя, Вы смело взвалили на свои плечи совершенные поколением отцов злодеяния, а кроме того, хотите приложить все усилия, чтобы искупить эту вину. От этого Вашего стремления взять все на себя болит душа, но мы понимаем, что подобный дух дорогого стоит, ведь такого в современном мире больше всего и не хватает. Если бы каждый смог трезво оценить историю, задуматься о самом себе, человечество могло бы избежать многих глупостей.

Тетушка, отец и мои земляки были бы очень рады вновь увидеть Вас в гостях в нашем дунбэйском Гаоми. Тетушка говорит, что хотела бы съездить с Вами на экскурсию в Пинду. Еще она сказала мне по секрету, что Ваш батюшка не произвел на нее плохого впечатления. Среди офицеров японской оккупационной армии наверняка были злодеи, жестокие и бесчеловечные, но были и воспитанные, вежливые люди, как Ваш батюшка. О нем тетушка выразилась так: не такой плохой человек среди многих плохих.

Я вернулся в Гаоми в начале июня, пробыл здесь уже месяц с лишним и за это время провел кое-какие социальные исследования, чтобы подготовиться к написанию пьесы о тетушке. Одновременно по Вашей просьбе продолжаю рассказывать Вам о ней в форме писем. По Вашему наказу стараюсь по мере возможности включать в эти письма кое-что пережитое мной самим.

Тетушка и отец просят передать от них привет Вам и Вашей семье!

Земляки из дунбэйского Гаоми будут рады Вас видеть!

Кэдоу

Июль 2003 года, Гаоми

1

Седьмого июля тысяча девятьсот семьдесят девятого года, сенсей, – день моей свадьбы. С моей невестой Ван Жэньмэй мы учились вместе в начальной школе. С длинными журавлиными ногами, как я. Как увидел ее длинные ноги, сердце так и затрепыхалось. Мне было восемнадцать, когда я пошел по воду и встретил ее у колодца. Она упустила туда ведро и, переживая, ходила вокруг. Я встал на край колодца на колени и помог ей выловить его. В тот день мне повезло, вытащил с первого раза.

– Эй, Сяо Пао, – восхищенно вздохнула она. – Да ты просто спец по вылавливанию ведер! – В то время она работала в начальной школе, подменяла учителя физкультуры. Высокая, с длинной тонкой шеей, головка небольшая, две косички сзади.

– Ван Жэньмэй, – запинаясь проговорил я, – хочу вот что тебе сказать.

– Что же это, интересно?

– Ван Дань с Чэнь Би любят друг друга, знаешь?

На миг она застыла, а потом вдруг расхохоталась.

– Полную чушь ты городишь, Сяо Пао, – продолжала смеяться она. – Ван Дань такая малюсенькая, а Чэнь Би что твой жеребец заморский, как они могут поладить? – Потом, будто о чем-то вспомнив, залилась краской и аж согнулась от смеха.

– Правду говорю, – с серьезным видом сказал я. – Чтоб мне последней собакой быть, если вру! Своими глазами видел.

– Что же ты такое видел? – спросила Ван Жэньмэй.

Я понизил голос:

– Тебе скажу, только смотри другим не передавай. Так вот, вчера вечером выхожу я от учетчика, иду по дороге и, поравнявшись с кучей соломы, что на краю гумна, слышу голоса. Подкрался, прислушался, а это Чэнь Би с Ван Дань воркуют. Ван Дань говорит: «Брат Чэнь Би, ты не переживай, я хоть росточком не вышла, изъянов у меня никаких нет, обязательно рожу тебе большого сыночка».

Тут Ван Жэньмэй снова согнулась от смеха.

– Ну ты слушаешь, нет?

– Слушаю, слушаю, говори быстрей, дальше-то что? Потом-то они что делали?

– Потом они, похоже, целовались.

– Ерунда! – воскликнула Ван Жэньмэй. – Как это целовались?

– Неужели мне обязательно дурачить тебя надо? – рассердился я. – Как целовались? Да уж нашли, наверное, как! Может, Чэнь Би взял Ван Дань на руки, как ребенка, как исхитрились, так и целовались!

Ван Жэньмэй опять покраснела:

– Ну ты, Сяо Пао, и безобразник! И Чэнь Би тоже!

– Ван Жэньмэй, даже Чэнь Би с Ван Дань любовь крутят, почему бы и нам не стать друзьями?

Она замерла, потом вдруг улыбнулась:

– С чего это ты со мной подружиться захотел?

– У тебя ноги длинные, и у меня тоже. Моя тетушка говорит, что если мы поженимся, ребеночек у нас тоже непременно будет длинноногий. И мы сможем из нашего длинноножки чемпиона мира вырастить.

– Ну и горазда шутки шутить твоя тетушка! – засмеялась Ван Жэньмэй. – Не только стерилизацией занимается, а еще и свахой подвизается! – И, подхватив ведра, пошла прочь. Шла она широким шагом, стремительно, коромысло подрагивало, ведра плясали вверх-вниз, будто взлететь хотели.

Потом я пошел в армию и уехал из родных мест. Через пару лет до меня дошли слухи, что она помолвлена с Сяо Сячунем. Сяо Сячунь работал в сельскохозяйственной средней школе, подменял учителя языка и литературы. Он написал эссе «Ода углю», и его напечатали в приложении к газете «Дачжун жибао». У нас в Дунбэе это вызвало целую сенсацию. От этих новостей я очень расстроился. Мы, кто тогда уголь ел, никаких «Од углю» не написали, а Сяо Сячунь, который его не ел, написал. Похоже, Ван Жэньмэй правильный выбор сделала.

Когда Сяо Сячунь поступил в университет, Сяо Шанчунь запалил на улице три связки по тысяче хлопушек, а еще потратился, пригласил кинопередвижку, на школьной спортплощадке повесили экран и три вечера подряд крутили кино. Вел себя заносчиво, высокомерно.

В то время я только что вернулся с войны – «контрудара по Вьетнаму в целях самозащиты», – получив медаль «За заслуги» третьей степени и офицерское звание. О сватовстве разговоров велось немало.

– Сяо Пао, – говорила тетушка, – познакомлю тебя с одной славной девушкой, точно останешься доволен.

– Кто такая? – спросила матушка.

– Так моя ученица, Львенок!

– Так ей уже поди тридцать с гаком?

– Ровно тридцать, – уточнила тетушка.

– А Сяо Пао всего двадцать шесть.

– Чуть постарше это хорошо, – сказала тетушка. – Та, что чуть постарше, и любить больше умеет.

– Львенок – это очень хорошо, – вступил в разговор я, – но по ней Ван Гань страдает уже лет десять, не могу же я отбивать у друга любимую.

– Ван Гань? – переспросила тетушка. – Вот уж вознамерилась жаба лебединого мясца отведать! Да Львенок за кого угодно выйдет, только не за него! Папаша его всякий раз на базарный день заявляется в больницу с согбенной спиной да с клюкой и скандал устраивает, мол, всю репутацию мне опорочили, и уже который год! Он из нас на «лечебное питание» уже по меньшей мере юаней восемьсот выжал.

– Этот Ван Цзяо и впрямь немного прикидывается, – сказала матушка.

– Какое немного! – рассердилась тетушка. – На все сто прикидывается. Урвет у нас денег и бегом на рынок – мясо есть, вино пить. А как надерется, спина абсолютно прямая делается, и давай носиться по рынку туда-сюда. Ну вот скажи, откуда в нашем поколении столько никчемных людей? А еще этот ублюдок Сяо Шанчунь, во время «великой культурной революции» меня до смерти чуть не довел, а теперь, что твой уважаемый отец семейства, живет себе дома припеваючи, банановым веером обмахивается. Слыхала я, его сынок в университет поступил? Раньше говорили: «Сделанное добро добром и воздастся, за плохие дела будет возмездие», а что теперь? Хорошим людям добра и не жди, а мерзавцы живут припеваючи!

– Будет еще воздаяние, – сказала матушка, – время только еще не пришло.

– Когда оно придет, это время? – сказала тетушка. – Голова вон уже вся седая!

Когда она ушла, матушка вздохнула:

– Все у твоей тетушки в жизни наперекосяк получается.

– Слышал, что Ян Линь потом опять к ней подъезжал? – спросил я.

– По ее словам, действительно было дело. Говорят, стал специальным уполномоченным по особому району, на лимузине прикатил. Просил прощения, говорил, хочет жениться, чтобы загладить вину за то, что натворил во время «культурной революции». А она напрочь отказала.

Пока мы охали да ахали о тетушкиных делах, влетела Ван Жэньмэй. И сразу к матушке:

– Тетушка, слышала, что для Сяо Пао срочно жену ищете, может, я подойду?

– А ты разве не помолвлена, девонька? – удивилась матушка.

– Да порвала я с ним.

– Как в университет поступил, так и жену бросил, ну не Чэнь Шимэй, а? – возмутилась матушка.

– Да не он меня бросил, а я его, – уточнила Ван Жэньмэй. – Поступил в университет, что тут особенного? А эти – хлопушки взрывать, кино показывать, разошлись дальше некуда. Вот Сяо Пао молодец, его в офицеры произвели, а он знай себе помалкивает. Как вернулся домой, так сразу на работу в поле.

– Девонька, наш-то Пао тебе вряд ли подойдет, – возразила матушка.

– А в этом деле, тетушка, ваши слова не считаются, надо Сяо Пао спросить. Сяо Пао, стану твоей женой, рожу чемпиона мира, хочешь?

– Хочу! – ответил я, уставившись на ее ноги.