Последняя работа на свете

Через месяц обещание Дженни относительно большего количества рабочих часов так и не осуществилось. Казалось, я ей не нравлюсь – непонятно, по каким причинам. Возможно, я была недостаточно разговорчивой, не интересовалась, кто ходил на свидание с кем. Может, мое недовольство нестабильным рабочим расписанием, не позволявшим мне планировать бюджет и график Мии в яслях, стало слишком очевидным, или я казалась излишне ворчливой.

Так или иначе, я продолжала браться за любые заказы, которые поступали от Дженни, мирясь с ее плохими организаторскими способностями. Не полагаясь на Анджелу, Дженни начала по вечерам посылать сообщения с заказами на завтра мне. Я мечтала о нормальном рабочем расписании, о соблюдении изначальной договоренности на двадцать часов в неделю, которые в результате свелись к десяти, если не меньше, в зависимости от того, являлась ли Анджела на работу. Я старалась не возмущаться, когда простаивала по пятнадцать минут перед ее домом, пока она одевалась, отчего мы опаздывали к клиентам. Дженни воспринимала мои жалобы в штыки. Когда Анджела шумно восторгалась тем, что получает деньги в конверте, так что может претендовать на большее пособие от государства, костяшки моих пальцев, и без того крепко сжимавших руль, становились белыми. Ее самодовольство меня убивало. Казалось, мне навязали заботу о ней, в то время как я предпочла бы заботиться о Мие и о нашем с дочкой будущем.

Тревис тем временем воспринимал мою работу как какой-то книжный клуб, занятие, отвлекающее меня от важных дел дома и на ферме. Я с трудом отыскивала время, чтобы побыть с Мией или убрать в доме, и раздражалась, когда Тревис поглядывал на меня, рассчитывая, что я помогу ему кормить лошадей. Чем сложней становилась моя жизнь в качестве «жены фермера», тем сильнее я начинала сомневаться, что у наших с Тревисом отношений есть будущее. Моя работа, заработок были моей единственной страховкой на случай, если мы вновь лишимся почвы под ногами. А Дженни ничего такого не гарантировала – уж точно не на длительный срок.

«Классик Клин», официальная и известная клининговая компания, публиковала свою рекламу практически во всех местных изданиях. «Требуются уборщицы» – говорилось в каждом объявлении. Я давно решила обратиться туда, если с работой у Дженни что-нибудь не задастся. Теперь этот момент наступил.

– Здравствуйте. Стефани, верно? – спросила женщина, открывшая мне дверь. – Легко нас нашли? Знаю, иногда можно заблудиться тут, между всеми этими постройками.

Я постаралась изобразить очаровательную улыбку, хотя только что до слез разругалась с Тревисом из-за грязных следов, оставленных им по всей кухне.

– Вы отлично все объяснили, – ответила я. Женщине, похоже, было приятно.

– Я – Лонни, – сказала она, протягивая мне руку. – Менеджер по персоналу компании «Классик Клин».

Пожав ей руку, я протянула свое резюме. Лонни заметно удивилась, как будто редко с таким сталкивалась.

– О, надо же! – воскликнула она, явно обрадованная. Честно говоря, эта работа была последней, на которую стоило соглашаться. Но я нуждалась в деньгах, чтобы не пришлось однажды вновь обзванивать приюты для бездомных. Я сердилась на себя за то, что оказалась в таком положении. Фиксированный график и официальная занятость были моим билетом в независимость, гарантией нашего выживания. Наше будущее зависело от того, попаду я в штат или нет.

Лонни кивнула на стол в дальней части прямоугольного офисного помещения, пристроенного к большому загородному дому. По телефону она мне сказала, что управление осуществляется из офиса, расположенного на территории поместья Пэм, владелицы агентства.

– Давайте-ка присядем, и вы заполните заявление. Вам надо подписать согласие на проверку на предмет совершенных правонарушений, вы не против?

Я кивнула и принялась заполнять бумаги. Через некоторое время Лонни присела рядом со мной.

– Наверное, по акценту вы уже догадались, что я из Джерси, – начала она.

И правда, она говорила как младшая сестра Рокки Бальбоа. Лонни была приземистая, полненькая, с кудрявыми темными волосами, забранными назад валиком – олицетворение порядочной женщины. Она держалась по-деловому, говорила быстро и время от времени делала паузы, давая мне переварить услышанное, а потом поднимала брови в ожидании, что я скажу «ОК» и она сможет продолжать.

– Это наш график, – сказала Лонни, указывая на большую доску за своим рабочим столом. Чтобы достать до верха, ей требовалась скамеечка.

– Фамилия каждого клиента на такой вот табличке, ротация по неделям – А, В, С и D. Как показывает вот эта стрелка, сейчас у нас неделя С. Некоторых клиентов мы обслуживаем раз в месяц, некоторых раз в неделю, но большинство – раз в две недели, то есть дважды в месяц. У каждой уборщицы есть своя цветная кнопка, так мы знаем, кто у кого убирает.

Лонни прервалась и посмотрела на меня. Я стояла с ней рядом, сцепив руки перед собой.

– Ты понимаешь, что я говорю? – спросила она, и я кивнула.

– Итак, теперь дело за проверкой. Я не хочу сказать, что ты можешь ее не пройти, но, сама понимаешь, всякое случается. Иногда просто диву даешься.

Она многозначительно хмыкнула.

– В любом случае, после проверки мы снова тебя пригласим и выдадим все средства, пылесос и рабочую форму. Какой у тебя размер, маленький или средний? Маленький, наверное, ты сама не захочешь. Лучше, чтобы в форме можно было дышать. Кажется, у нас еще оставался средний. Итак, есть какие-нибудь вопросы?

Вопросов было много – в первую очередь о том, сколько я буду получать и сколько часов в неделю работать, будет ли у меня медицинская страховка и больничные, но сейчас задавать их не имело смысла. Я увидела, что уборщица, которую мне предстоит заменить, обозначенная желтыми кнопками на доске, теперь принадлежавшими мне, была занята каждую вторую среду, четверг и пятницу, а также раз в месяц по понедельникам.

Лонни указала на плакат на стене с большой надписью «$8,55/час», то есть минимально допустимая оплата в штате Вашингтон.

– Столько ты будешь получать на испытательном сроке, – сказала она. – Потом – девять.

Это составило бы 18 720 долларов в год, работай я на полную ставку, но о ней оставалось лишь мечтать. Политика компании гласила, что уборщица не может работать больше шести часов в день. В противном случае сотрудницы рисковали переутомиться, объяснила мне Лонни. Также мне не будут оплачивать время в пути. Дженни включала время, за которое я добиралась от одного дома до другого, накидывая мне пару долларов в день. На новой работе у меня возникало до двух неоплачиваемых часов в разъездах между заказчиками, кроме того, я должна была стирать использованные тряпки у себя дома, своим порошком. То же самое касалось и черных форменных рубашек с крошечной красной птичкой, вышитой рядом с логотипом агентства.

Лонни продолжила объяснять мне их систему, пока я разглядывала доску с графиком. На уборку большинства домов достаточно трех часов. На некоторые уходит четыре. На некоторые – шесть. К каждому заказу, который я получаю, прилагается подробное описание дома, где указана каждая комната с инструкциями по уборке в ней, а также с лимитом времени. Она вытащила одно такое описание и показала его мне. Рядом с большинством комнат имелись приписки, в которых уборщиц просили обратить внимание на сколотую плитку, труднодоступные места, где копилась пыль, и комоды, откуда можно было взять чистое белье, если клиент забывал его выложить на видное место. Там перечислялось все, что я должна была сделать и чего делать не следовало. Никаких больше телефонных переговоров по вечерам, никаких СМС с указаниями. Я могла спланировать свой график заранее и точно знать, что через три месяца, во вторую среду я буду менять простыни в доме, до которого мне предстоит добираться три мили от предыдущего. Я до сих пор сама не понимала, насколько нуждалась в такой уверенности, в стабильности; теперь же я едва не схватила Лонни в объятия. Мне пришлось сморгнуть слезы, набежавшие на глаза.

Лонни позвонила на следующий день. Я только что закончила уборку в доме вместе с Анджелой и, в нетерпении, сидела в машине, дожидаясь, пока та соберется, и стараясь не думать о том, что она, скорее всего, ищет, что бы прихватить у хозяев.

– Проверку ты прошла, – сказала Лонни. – Собственно, я это и так знала, но проверка – обязательный этап.

– О, я понимаю, – сказала я, в глубине души совершенно счастливая от полученной новости.

– Ты можешь подъехать сегодня во второй половине дня, кое-что забрать? – спросила она. – Пэм, владелицы, сегодня нет, но я прослежу, чтобы ты все получила и была готова. Потом поедем ко мне, и ты уберешь у меня дома – это всего в паре кварталов от офиса, – чтобы я немного тебя поднатаскала. Вымоешь ванную и вытрешь пыль.

Я попыталась осознать, что она говорит. Получалось, я принята? И начинаю работать сегодня вечером? У меня была работа, настоящая работа с фиксированной оплатой и постоянным графиком!

– Хорошо! Звучит отлично, – воскликнула я, внезапно задохнувшись.

Лонни засмеялась и сказала подъехать к офису после полудня.

Когда я была маленькой, по субботам мы всегда тщательно убирали в доме. Мама так и ходила в халате все утро, пока не заканчивала с уборкой. Я просыпалась, ощущая аромат блинчиков и бекона или колбасок, вплывавший в мою спальню, под звуки фортепьянных импровизаций Джорджа Уинстона. После завтрака мы брались за свои заранее распределенные, пусть и не вызывающие особой радости, обязанности. Я отвечала за ванные. Сначала только за ту, которой пользовались мы с братом, но потом я достигла таких высот и мама стала так меня хвалить, что я решила взять на себя еще и ванную родителей. Мама хвасталась своим приятельницам, что я отмываю ванну до блеска, а у меня грудь раздувалась от гордости, и даже казалось, что я становлюсь немного выше ростом.

Внешний вид всегда имел для мамы большое значение.

– Ты же испачкаешься! – говорила она, если я хотела надеть что-нибудь белое. В детстве мне запрещалось покрывать ногти лаком, потому что мама говорила, что облупившийся лак у девочки на ногтях – это отвратительное зрелище. Как-то раз в субботу, когда мне было лет пять-шесть, я была у бабушки с дедом, и бабушка накрасила и себе и мне ногти на руках и ногах ярко-розовым лаком, хоть я и говорила, что мама разозлится. На следующее утро в церкви, когда надо было сложить ладони в молитве, я сцепила пальцы, чтобы моих ногтей не было видно.

Подход «Классик Клин» к своим клиентам заметно отличался от подхода Дженни. Я становилась невидимым призраком, появлялась либо в девять утра, либо в час дня, в зависимости от их пожеланий и от того, хотели они присутствовать при уборке или нет. Редко когда я была занята после половины четвертого.

– Понимаешь, родительское расписание, – объясняла Лонни. – Пока дети в школе.

Мне надо было убирать в доме особым образом, в точности так, как это делала сотрудница до меня, чтобы клиент не заметил никакой разницы. Очень тщательно, с большим вниманием. Доводить до блеска все поверхности в кухне, взбивать все подушки, складывать край туалетной бумаги треугольником – всегда одним и тем же образом.

Моим первым испытанием должна была стать уборка на кухне и в главной ванной в домах Лонни и Пэм, и я считала, что мне не о чем беспокоиться. У обеих были красивые дома: двухэтажные, окруженные деревьями. Не слишком большие, но и не маленькие. Я поехала за «КиаСпортадж» Лонни к ее дому, загрузив в багажник только что выданные моющие средства, все тщательно переписанные в мой «профиль сотрудника». Две бутылки со спреем, банка «Комета», две губки, пара желтых резиновых перчаток, пятьдесят белых тряпочек, две метелки для пыли, один пылесос «Орек», две швабры и так далее. Лонни проинструктировала меня, как использовать все эти средства, и сказала обращаться в офис, когда они закончатся. Мы немного поболтали, пока она отыскивала все необходимое, чтобы я могла приступить, и я упомянула о том, что вечером должна завезти Мию к отцу, на традиционный визит выходного дня.

– О да, – откликнулась Лонни, – мне это хорошо известно, уж поверь.

Ее дочери было десять, когда Лонни повторно вышла замуж, как она рассказала.

– И Пэм, знаешь ли, тоже через это прошла. На самом деле, она начала этот бизнес, оставшись матерью-одиночкой. Наверняка у вас найдется о чем поговорить.

Дженни тоже одна растила детей. У меня начинало складываться впечатление, что все, кто занимается уборкой – одинокие матери, которые разрываются между домашним хозяйством и попытками заработать. Уборка – их последнее прибежище.

Лонни сказала мне позвонить в офис с домашнего телефона, чтобы официально зафиксировать время прибытия.

– Привет, – сказала я после сигнала автоответчика. – Это Стефани Лэнд, начинаю уборку в доме Лонни, – и повесила трубку.

– Нет, – воскликнула Лонни с таким возмущением, что я подпрыгнула. – Надо сказать дату и время!

Потом она быстренько поправилась:

– Ну, конечно, дата и время будут и на автоответчике тоже. Но их все равно надо называть каждый раз, когда ты начинаешь и заканчиваешь, и с домашнего телефона, чтобы он зафиксировался на определителе. Так мы отслеживаем часы работы.

Я кивнула, все еще с испуганными глазами. Она уже говорила мне об этом раньше, когда выдавала листы с данными клиентов, к которым меня приписали, но я не все запомнила из того огромного количества инструкций. Судя по всему, Лонни не раз приходилось их повторять.

Лонни указала мне на ванную, находившуюся напротив небольшой квадратной кухни.

– Что касается этой ванной: особое внимание надо обратить на столешницу и стену над раковиной.

Лонни, по ее собственным словам, использовала много лака для волос, о чем свидетельствовали два больших флакона, стоявших под зеркалом.

– В остальном все стандартно: унитаз, ванна и душ.

Она похлопала меня по плечу.

– Покажи, на что ты способна. Я приду попозже и проверю твою работу.

За много лет до того, как забеременеть Мией, я подавала заявление в местное отделение клининговой службы «Мерри Мейдс», пытаясь найти работу где-нибудь кроме кофеен. В первый свой день я смотрела в офисе обучающее видео: блондинка в рубашке-поло и брюках цвета хаки, улыбаясь, надевала наколенники, а дикторша звонким голосом говорила: «Так как мы моем пол? Вот так! Стоя на четвереньках!» Я тогда ухмыльнулась, но в дальнейшем кое-что из этого учебного видео очень мне пригодилось: надо было в голове разделить каждую комнату, каждый уголок квартиры на маленькие квадраты. В «Мерри Мейдс» сотрудницам рекомендовали работать всегда в одном направлении: слева направо и сверху вниз. С тех пор, когда я убирала, это видео раз за разом проигрывалось у меня в голове: начинаем с левого верхнего угла, идем вниз и вправо, и так до самого конца.

Почти автоматически я точно так же убирала и в ванной у Лонни: начиная с левой стороны двери, левого верхнего угла зеркала и дальше вниз и вправо. Лак, не попавший на волосы, оседал на всех поверхностях, но их в любом случае требовалось отмыть. Да и пятна от него оставались весьма заметные – такие не пропустишь. Работа уборщицы в целом заключается в том, чтобы пройтись по каждому квадратному сантиметру помещения. Если в доме четыре спальни, две хозяйских ванных и две гостевых, кухня, столовая, гостиная и салон, можно представить себе, сколько там таких квадратных сантиметров – но каждый все равно должен быть прибран!

Когда я сказала Лонни, что закончила с ее ванной, она слегка выпятила губы, готовясь проверять мою работу. Через пару секунд после того, как она скрылась за дверью, оттуда послышался возглас:

– Стефани!

Я бросилась к ней. Стоя перед зеркалом, она согнулась напополам, а потом быстро выпрямилась. Потом наклонилась снова и попросила меня сделать то же самое. Пальцем она ткнула в пятно на зеркале, которое я не заметила, потому что его было видно только снизу. Потом она провела ладонью по столешнице.

– Все надо переделать, – сказала Лонни, помотав головой. – Остался лак на столешнице и на стене.

Глаза у меня расширились. Я совершенно забыла про стену.

Она заставила меня тоже провести рукой по столешнице, чтобы убедиться, что та липкая, и велела ощупать все поверхности в ванной. Тонкая пленка лака лежала повсюду, даже на задней стенке туалетного бачка, которую я тоже пропустила.

– Но ванна и душ выглядят прекрасно, – похвалила меня Лонни, снова похлопав по плечу, прежде чем выйти за дверь.

Стоя в ванной и глядя на свое отражение в зеркале, я вспоминала, как мама расхваливала меня перед подругами.

– Стефани начищает ванну прямо-таки до блеска, – говорила она.

Теперь в зеркале я видела себя приниженной, опустившейся, готовой не только отмывать туалет другой женщины, пока та сидит на диване и листает журнал, но и делать это повторно по ее требованию.

Когда моя новая работа стала набирать обороты, Дженни меня уволила. Естественно, по СМС, которую прислала в восемь часов вечера, после того, как я отказалась от заказа, на который она поставила меня на следующий день. Мне надо было убирать другой дом, от «Классик Клин», о чем Дженни знала, но забыла, и все равно она использовала это против меня.

«Я отдала тебе этого клиента, потому что ты говорила, что хочешь больше часов, – написала она. – Так не делается. Мне нужен человек, который играет в команде».

Я не стала оправдываться, зная, что Лонни будет довольна, заполучив меня единолично. Оплата в «Классик Клин» была ниже, но их организованность и деловой подход являлись в моем случае неоспоримыми плюсами. По крайней мере, на данный момент. Других вариантов у меня не было.