Книга: Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты
Назад: Дом с цветами
Дальше: Дом Донны

Дом Шефа

Когда мы жили в приюте для бездомных, я часто засиживалась допоздна, уложив Мию в постель, и, глядя в ночь, представляла себе свою идеальную жизнь. Обязательно с большим свежескошенным газоном и деревом, с которого будут свисать качели. С домом – не слишком большим, но все же достаточно просторным, чтобы Мия свободно бегала по нему, возможно, с нашей собакой, и строила себе укрытия из стульев и одеял. Обязательно не только с отдельной спальней для нее, но и со своей ванной тоже. Наверное, даже с комнатой для гостей или кабинетом, где я могла бы писать. Большим диваном и маленьким диванчиком. С гаражом. Будь у меня это все, думала я, мы наверняка были бы счастливы.

У большинства моих клиентов имелись все те вещи, о которых я мечтала, сидя в одиночестве по ночам, но удовольствия от жизни они получали, похоже, не больше моего. Большинство работали целыми днями, вдалеке от дома, за который так дорого заплатили, и ездить им приходилось порой даже дальше, чем мне. Я начала обращать внимание на бумажки, лежавшие у них на столах: чеки за ковры стоимостью с мою машину, счета из химчистки, за которые можно было полностью обновить мой гардероб. Я же делила свой часовой заработок на пятнадцатиминутные интервалы, чтобы прикинуть, за какое время отработаю потраченный бензин. Как правило, целый час у меня уходил только на то, чтобы отбить деньги за топливо, которое я сожгла, добираясь до места. Мои же клиенты зарабатывали на дорогие машины, лодки и диваны, которые приходилось закрывать чехлами.

Они работали, чтобы заплатить «Классик Клин», от которого я получала самый минимум за поддержание в их домах идеального порядка. Они считали, что за эти деньги им пришлют какую-то волшебную фею чистоты, но я ничуть не походила на нее, когда, словно привидение, шаталась по их обиталищам. Лицо у меня стало землисто-серым от недостатка солнца, а под глазами от недосыпа залегли черные круги. Не успевая мыть волосы, я стягивала их резинкой на затылке или убирала под косынку. Рабочие штаны носила до тех пор, пока колени не протирались почти до дыр, так что начальница приказывала мне их сменить. Моя работа не позволяла особо тратиться на одежду, даже рабочую. Я выходила на уборку даже больной и оставляла дочь в яслях, когда ей лучше было посидеть дома. Мне не оплачивали ни больничные, ни отпуск, не обещали повысить ставку, и, тем не менее, я умоляла загружать меня сильнее. Пропусти я хоть одну уборку, в моем бюджете появилась бы дыра, а пропусти несколько – рисковала быть уволенной. Мне необходимо было содержать в полном порядке автомобиль, потому что любая поломка или даже спущенная шина могли оставить нас без необходимых средств, отбросить назад, в бездомные времена. Мы жили – выживали – балансируя над бездной. Ведя существование, далекое от идеала, я придавала домам чужих людей видимость идеальных.

В Доме Шефа было два крыла: в одном из них располагались гостевой санузел и кабинет, а также хозяйская ванная, примыкавшая к перестроенному гаражу, где две их собаки, два белых вестминстер-терьера, вечно оставляли лужи. В те дни, когда я приезжала убирать, мистер или миссис Лунд увозили их с собой. Однажды я не заметила, что терьер наложил кучу возле обеденного стола, и случайно в нее наступила. Потом смачно выругалась. Бежевый ковер. Светло-бежевый. Практически белый, черт его подери. Как теперь оттирать с него пятна дерьма?

С владельцем Дома Шефа я встречалась за прошедшие шесть месяцев всего один раз, хотя и убирала там по три часа каждый второй четверг. Это был один из самых первых клиентов Пэм. Она делала там уборку по два часа раз в неделю – в головокружительном темпе с учетом гигантских площадей. Я проливала реки пота, убирая там, не позволяла себе даже написать СМС или ответить на звонок, потому что боялась не уложиться в отведенное время. У меня точно не было возможности заниматься коричневыми пятнами дерьма на ковре.

В тот день мне предстояло убирать еще один дом – Леди с сигаретой, – занимавший три часа плюс двадцать минут в пути. Обычно наш рабочий график был очень плотным. Три, четыре или шесть часов я находилась в постоянном движении: чистила раковины, мыла полы, пылесосила, оттирала следы, оставленные собачьими носами на стеклянных дверях; полировала зеркала, стараясь не глядеть на свое отражение и борясь с болью в мышцах, которая к концу дня превращалась в нестерпимое жжение, с прострелами и онемением ног и рук. Неделями повторяя те же самые манипуляции – по одной схеме, в одно время, каждые две недели, – я переставала думать, что делать дальше. Мои движения становились автоматическими. Мышцы понемногу укреплялись. По крайней мере эта сфера моей жизни не требовала принятия постоянных решений, одно тяжелей другого; в ней я могла позволить себе действовать бездумно. Похоже, даже слишком бездумно – настолько, что теперь стояла одной ногой в дерьме.

Дом Шефа был предметом моей искренней зависти – с его видом, двором, с яблонями, ронявшими яблоки на газон, откуда их потом убирал садовник. Я мечтала о такой же террасе с полированной деревянной мебелью и коричневыми подушками к ней в тон. Представляла, как хозяева отдыхают там в выходные – креветки на гриле, охлажденное розовое вино в бокалах на тонких ножках, полосатая маркиза, защищающая от солнца. Такая жизнь казалась мне сном, а эти люди, в холлах которых висели картины с видами Парижа, наслаждались ею ежедневно.

Их кухни ломились от продуктов, а от красивых коробок с дорогим печеньем, расставленных на столах, у меня набегала слюна. На Рождество дома тщательно украшались. Порой я замирала, любуясь их елками. Каждый год у них появлялись новые игрушки «Холлмарк» из серии «Фрости Френдз», которые моя мама тоже собирала, когда мы жили на Аляске. После развода она отдала их мне, но половина пропала в ходе многочисленных переездов. Увидев игрушку из коллекции 1985 года, с нашего первого Рождества на Аляске, я осторожно взяла ее в руки, вспоминая, как мама развернула точно такой же красный каяк с малышом-эскимосом и собачкой и сказала мне повесить его на елку. До Рождества оставалось почти полгода, и я поняла, что не смогу позволить себе ни купить, ни поставить у нас в студии елку достаточного размера, чтобы вешать на нее украшения. Обычно на Рождество Мия была у Джейми, а со мной встречала День благодарения. Я очень хотела, чтобы в ее жизни тоже были нарядные игрушки, которыми мы бы каждый год украшали большую елку. В детстве я не обращала внимания на такие вот семейные традиции, а теперь мечтала о них – для своего ребенка.

Треть времени, которое я проводила в Доме Шефа, уходила на полы. Иногда я добиралась потом до машины, согнувшись в три погибели и держась рукой за спину. Боль была моим постоянным спутником, но от долгого времени, проведенного в наклонном положении, она становилась нестерпимой. Позвоночник мой принимал форму знака вопроса; неоднократно мне приходилось обращаться в «Скорую помощь». Я старалась быть с ним поосторожнее, потому что в противном случае боль вынуждала меня принимать по 800 мг ибупрофена несколько раз в сутки. В последний раз я проявила неосмотрительность, слегка наклонившись, чтобы приподнять угол кровати, которую следовало придвинуть к стене. Мышцы спины, не выдержавшие такой нагрузки, сначала растянулись, как резиновая лента, а потом окаменели. Долгое время мне приходилось стискивать зубы от боли и лежать без сна по ночам. Обезболивающие таблетки я переносила плохо. От них я становилась вялой и сонной, словно полупьяной.

В Доме Шефа на столах и тумбочках стояли большие флаконы с обезболивающими, которые выдаются только по рецепту, и передо мной постоянно маячил соблазн прихватить пару таблеток. Они в изобилии имелись в аптечках и шкафчиках в большинстве домов, где я убирала, но тут были действительно гигантские бутылки, и они стояли повсюду, успевая пополняться за те две недели, что проходили между уборками.

Мы с Лонни никогда не обсуждали секреты, открывавшиеся нам в домах клиентов. Большинство из них принимало снотворные, антидепрессанты, лекарства от тревоги или обезболивающие. Возможно, причина заключалась в том, что этих людей обслуживали дорогие врачи по дорогим страховкам, позволявшим щедро выписывать лекарства, а может, это просто был способ отделаться от требовательных пациентов. Хотя у Мии страховка имелась, сама я зарабатывала слишком много, чтобы претендовать на Медик-Эйд, поэтому не могла обратиться к врачу по поводу хронических болей в спине или постоянного насморка и кашля. Мия, к счастью, всегда была застрахована, и на ее счет мне беспокоиться не приходилось, да и процесс сбора документов был несложным – для страховки требовались те же бумаги, что и для получения продуктовых купонов. Без этого я ни за что бы не потянула ее периодических осмотров и прививок, не говоря уже об операции, которую ей сделали недавно, но все равно мне казалось, что сестры и врачи относятся к нам по-другому из-за того, что у Мии – Медик-Эйд. Я же сама, хотя очень нуждалась в регулярном лечении, физиотерапии и визитах к гинекологу, не могла себе этого позволить. Я старалась быть осторожнее, не простывать и самой справляться с болями. Но витамины, лекарства против простуды и гриппа, даже тайленол и ибупрофен, стоили для меня очень дорого, так что мне приходилось их экономить. Терпеть недомогание и боль стало моим обычным состоянием. У меня вечно не было сил. Но почему у моих клиентов возникали те же проблемы? Казалось бы, доступ к качественной пище, членство в фитнес-клубах и дорогие врачи гарантировали человеку здоровье. Наверное, стресс от обладания двухэтажным домом, неудачного брака и поддержания иллюзий собственного величия разрушал их организмы так же, как бедность – мой.



Открыв в машине все окна, я ехала к дому Леди с сигаретой. На улице было градусов двадцать шесть, а это означало, что в нашей студии, когда мы туда доберемся, будет уже за тридцать. Пот тек у меня по спине. Окна ее дома выходили, в основном, на север, что обеспечивало прохладу, но все они стояли закрытыми, и духота в сочетании с застоявшимся запахом сигаретного дыма и ароматизированных свечей вызывала у меня тошноту. Войдя, я первым делом положила рабочую папку на кухонную столешницу, где у хозяйки стоял беспроводной телефон и лежал календарь, содержавший исключительно пометки о визитах к косметологу, массажистке и в СПА, и тут увидела рядом с ним листок. Думаю, вам пригодится ароматизированная свечка у вас дома! – было написано там. Я взяла маленькую серебряную коробочку и открыла ее: ярко-оранжевая свеча потрясающе пахла спелым персиком. Мой любимый аромат. Я улыбнулась, еще раз понюхала свечку и положила ее себе в сумку, прежде чем позвонить и зафиксировать свой приход.

Леди с сигаретой была для меня загадкой. Мы пересеклись с ней один-единственный раз, когда я ввалилась к ней на кухню на два часа раньше, чем она меня ждала. Она постаралась скорей уехать, не вступая со мной в переговоры, но я все-таки успела разглядеть, что прическа и макияж у нее были безупречны, тем самым хотя бы частично удовлетворив свое любопытство. У нее в ванной постоянно появлялись новые упаковки с косметикой или баночки с кремом от морщин. Мне попадались чеки от них – не меньше чем на 50 долларов, – но я ни разу не видела у нее флаконов, использованных хотя бы наполовину, и тем более до конца. Каждую неделю она делала массаж, процедуры для лица, маникюр и педикюр, и мне порой казалось, что кто-то регулярно уговаривал ее купить новое средство, в то время как она сама ими не особенно пользовалась. Ее внешность доказала обратное. Она выглядела безукоризненно – даже в обычный вечер четверга.

Дом ее находился близ поля для гольфа, и, похоже, гольф был ее главным хобби. В кладовой в цокольном этаже над стиральной и сушильной машинами висели на стене карточки со счетом, вставленные в рамки, и фотография Леди с сигаретой вместе с Тайгером Вудсом. На ней была белая рубашка и отглаженные белые шорты, волосы забраны наверх, и на них – яркий козырек. Цокольный этаж дома вообще казался застывшим во времени. Когда я спустилась туда с пылесосом, тряпками и своей тележкой, то почувствовала себя так, словно вернулась в конец восьмидесятых – начало девяностых. На толстом белом ковровом покрытии стояла старомодная мебель. В гостевой спальне висели постеры с канадскими гусями, которые – клянусь! – украшали наш дом в моем детстве. В кабинете стоял стол из ДСП и древняя беговая дорожка, а перед ней не менее древний моноблок – телевизор с видеомагнитофоном, – в точности как давным-давно у нас.

Наверху хозяйка внесла кое-какие изменения – настелила ламинат, обновила столешницы и установила холодильник из нержавеющей стали, но хранились в нем, как я убедилась, лишь бутылки с водой и упаковки салата.

Мебель была изящная, современная, но, судя по количеству скапливавшейся пыли, ею почти не пользовались. Каждый раз, пылесося в гардеробной, я ненадолго прерывалась: мне очень нравился кашемировый кардиган телесного цвета, который я расстегивала и надевала на себя, натягивая капюшон и продевая руки в рукава, а потом проводила манжетами по лицу, наслаждаясь мягкостью материала.

Хозяйка и правда мало пользовалась в доме чем-то, кроме маленькой ванной, прилегавшей к ее спальне, и гостевым туалетом напротив кухни. Я часто морщилась, когда поднимала там сиденья на унитазах, чтобы вымыть чашу. Под ободком почти всегда оказывались брызги рвоты.

Через пару уборок я уже неплохо представляла себе, как она проводит время в доме. Ее муж владел и управлял строительной компанией, офис которой находился примерно в часе езды от города. На дворе был 2010-й, строительный бизнес по-прежнему переживал кризис. Они наверняка беспокоились за свое будущее, гадая, что их ждет. Их дом выглядел так, будто в нем готовились к празднику – с зажженными свечами и салфетками под тарелки, – но по пыли на столах и стульях я могла с уверенностью сказать, что парадные обеды случались у них редко. Большую часть времени хозяйка сидела на барном стуле у большой вытяжки, установленной над плитой. Там находилось втяжное отверстие, и рядом обычно оставалось немного пепла. Тут же стоял маленький телевизор, лежали ее календарь и беспроводной телефон, а на полу валялись случайные крошки.

В столовой, на полке над столом, были расставлены электрические аромалампы и освежители воздуха. От их густых ароматов у меня болела голова. Однажды она забыла рядом с календарем зажигалку, а под мойкой, я знала, у нее всегда лежала тщательно вымытая пепельница, но сигареты в доме мне ни разу не попадались. Потом, как-то раз, по пути в гараж, я заметила морозильник. Открыла и обнаружила там несколько пачек «Вирджиния Слимс». Посмотрела на них и удовлетворенно улыбнулась. Вот и решение загадки.

Я представляла себе, как она сидит, подпирая рукой подбородок, потом тушит сигарету, выпускает облачко дыма в колпак вытяжки и встает. Поправляет волосы, вытряхивает пепельницу в гараже, тщательно ее моет и насухо вытирает. Интересно, она носит с собой сигареты в сумочке или курит только дома, сидя на одном и том же месте на кухне? Я ничего не имела против курения. Я сама то начинала курить, то бросала. Меня оно нисколько не смущало. Меня интриговала секретность и то, сколько сил она тратила, чтобы казаться идеальной и безупречной.

Назад: Дом с цветами
Дальше: Дом Донны