Книга: Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями]
Назад: Глава II Полоз в Хамон
Дальше: Глава IV Зимний турнир (окончание)

Глава III Снежные люди

март 400 года от Коронации
АЛАН АТМОС, СЛУГА ЧЕРНОГО ЛЬДА
1
Остроги сдались через час после начала штурма. Построенная еще во времена Орды крепость слыла самым суровым казематом на Акмеоне. Выйти из нее, минуя хитроумно расставленные посты охраны, скорострельные вышки и ловчие ямы, было действительно непросто. Войти же, имея пару «Рудокопов» с окованной железными листами кабиной, оказалось легче легкого.
Копатели сокрушили ворота Острогов ковшами. Следопыты Мая споро сняли скорострельщиков, а пестрая ватага Юриса бросилась отворять подвалы с каторжниками.
Все закончилось с первыми весенними лучами солнца. Те стражи, которым хватило ума сдаться, пошли под черный нож. Начальника Острогов растерзали раньше, чем до него добрались слуги Льда. Опьяневшее от мести и нежданной свободы население крепости бурлило во дворе, соорудив из вымазанных кровью тряпок флаги бунта.
— Смерть саманцам! Смерть хамонцам! Смерть поработителям! — разорялся с крыши «Рудокопа» каторжник с клейменым лицом и в грязном фартуке угольщика.
Понимающий в тюремной масти определил бы в нем преступника короны, сосланного за подстрекательство к бунту. Таких в Острогах, суровой милостью Наместника Ардова, сидело немало. Большинству — все той же милостью — рвали язык, но этому крикуну повезло.
Алан, Юрис и Май смотрели с надвратной башни на кипение народного гнева.
— Здесь не меньше четырех сотен, — подвел итог своим подсчетам Май. — Потребуется время, чтобы изготовить столько ножей.
— Еще те люди, кого мы взяли в Кагалыме, Хладе и Гране, — напомнил Юрис. — Самые здоровые и сильные отданы Льду, но таких меньшинство.
Они одновременно посмотрели на Алана. Из них троих он был ближе всего к Хозяевам.
— Пленники нам еще потребуются, — сказал бывший Мастер Недр. — Также не следует забывать, что не только со Льдом в груди человек следует Начертанию. Иногда полезно дать ход обуревающим человека страстям, от которых его избавляет Лед. Под знаменами восстания мы соберем всех недовольных сложившимся порядком от Крайних Земель до Голубого Хребта. Лучших мы отчистим и примем в свой крут, но остальные пойдут за нами по зову сердца. С их помощью мы создадим Новый Порядок, холодный и чистый, как свет Черной Звезды.
Они посмотрели вверх, в точку небосвода, где, невидимая для людей, восходила звезда их Хозяев. Скоро она достигнет зенита, и Акмеон изменится навсегда.
— Поставьте людей на кухню, — распорядился Алан. — Раздайте из запасов стражи хмельное и чингу. Накормленные и одурманенные каторжники угомонятся на время. Нам нужно подготовиться к выступлению на Паром.
Атмос посмотрел вниз, на крикуна-угольщика, которого сняли с «Рудокопа» и носили по двору крепости на руках.
— Май, пусть твои люди приведут его ко мне. Нам есть о чем поговорить.
2
Для разговора Алан выбрал одну из пыточных камер Острогов. Ему было все равно, а его собеседника здешняя атмосфера настроит на верный, сговорчивый лад.
На случай, если не настроит, у Алана было припасено проверенное средство. Ледяной нож. Он не сомневался, что сердце крикуна примет Лед. Такие, как он, горячи на словах, но движет ими не страсть, а расчет.
Однако первый из слуг Льда рассчитывал на силу убеждения. Хозяевам были нужны добровольные союзники. Недалек тот час, когда за людьми Льда начнется охота. Умелый охотник, знающий суть Льда, всегда возьмет след обращенного. Но обычный человек, служащий делу Хозяев, избегнет подозрений.

 

Клейменый в сопровождении двух Следопытов вошел в камеру. Завертел головой. Не увидев никого, кроме Алана, немного успокоился. Носившая его на руках толпа придавала ему уверенности.
— Что ж вы огонек не разожжете? — кивнул он на жаровню с пыточным инструментом. — Холодно у вас.
Алан не отвечал. Холода он не чувствовал, кроме того, что навсегда поселился в его груди. Бывший Мастер Недр рассматривал каторжанина, подмечая важные детали. Немолод, лысоват. Угольная пыль каптерки въелась в кожу, не отмоешь. Чтобы клейма на щеках и следы от пережитой оспы не так сильно бросались в глаза, отращивает бороду. Сложения хилого, не боец. Ватник болтается на узких плечах, грудь под черным фартуком впалая. Левой рукой нервно перебирает четки. Не все ногти на месте, постарались дознаватели.
Под пристальным взглядом Атмоса каторжник растерял часть напускной бравады, насупился.
— Чего смотришь сычом? — спросил он. — Надо что?
— Как тебя зовут?
— Шавером кличут. Еще Мухой. А ты кто таков?
Алан пропустил вопрос мимо ушей.
— За что тебя клеймили, Шавер?
Каторжник покосился на Следопытов, стоящих по сторонам. Решил не зарекаться.
— Первый раз, — он поднес ладонь к правой щеке. — В Хамоне, еще школяром. Подрался с королевским вербовщиком, который меня обрить хотел. Тогда как раз Соляная Война затевалась, так что впаяли мне по полной. Уклонение от воинского долга, подрывные настроения, порочащие корону высказывания. В общем, пятнарик. Вышел по амнистии, ненадолго. Загремел опять по политической, уже без клейма. А второй раз с железом поцеловался в Самане, — Шавер продемонстрировал багряный отпечаток на левой щеке. — Стоял с шахтерами перед Домом Управителей, требовал народовластия и отмены ремесленных податей. Пошел как один из зачинщиков. Такие дела, дядя.
— Ты знаешь, кому обязан своим освобождением?
Шавер пожал плечами:
— «Обязан» плохое слово, дядя. Я же не просил меня освобождать? Не просил. С чего мне быть обязанным? — Он хитро посмотрел на Атмоса. — Если тебе нужно удружить, слово там какое пустить между братьев — ты не стесняйся, говори. Я же не вчера из мамы вылез, все понимаю. Я тебе удружу, ты меня уважишь. А то разговор у нас получается, как у кума на дознанке. «Кто такой», «где клеймили»…
— Видел ли ты во главе штурма однорукого человека? Его зовут Юрис.
— Да кто же Колодного Короля не знает, дядя? Со мной в одной камере мужичок сидел, он Юрисову дракону на груди двенадцатую голову колол. Так что мы, считай, с Юрисом одну баланду хлебали. Только вот не думал, что Юрис в бунтовщики подастся. Он же вор коронованный, ему политические расклады не в масть.
— Юрис прямой потомок Исчезнувшего Короля, — отчеканил Атмос.
Шавер открыл рот, чтобы возразить, дескать, не было у Короля детей, об этом каждый знает. Соверши он такую глупость, Алан даже не стал бы тратить на него Лед. Кивнул бы Следопытам, тело бросили бы в одну из пустующих камер.
Шавер прожевал возражения.
— Во-о-от как, — протянул он. — Получается, четыреста лет истинные наследники Озерного Трона вынуждены были скрываться, пока Хамоном распоряжались узурпаторы. За Юрисом охотились с детства, он даже с рукой расстался и попал на каторгу. Там он нашел друзей и единомышленников, которые помогли ему освободиться и заявить свое кровное право на трон и корону.
— Верно понимаешь, — кивнул Алан Атмос.
— А то, — подмигнул Шавер. Он постучал пальцем по лысой макушке. — Идейки всякие у меня давно роятся. Читал я по молодости немало: философов-толоситов, запрещенных народовольцев, «Кровь и хлеб» Стевана Речи, «Свободу» Каспина. За такие книги сегодня могут сослать без ноздрей на солеварни, а я помню, как их в школе проходили. Волчьи настали времена, дядя. Пора, чудится мне, пустить кровь хамонской парчовой гниде.
— За кровью дело не станет.
— Вот и я думаю. А пока до крови дело дойдет, будь ласков, распорядись, чтобы меня дымком подогрели, только не чингой местной, терпеть ее мочи нет. Пусть у стражей возьмут табачку привозного, им по разнарядке был положен. Выпить бы еще не худо и пожрать.
— Иди и расскажи людям о новом Короле, — приказал Атмос. — Я позабочусь, чтобы твою помощь не забыли.
Шавер собирался возразить, но один из Следопытов положил ему на плечо ледяную руку.
— Уведите его, — сказал Алан. — Позовите ко мне Мая Сургу.
3
Май расстелил на столе карту Парома и окрестностей. Его разведчики расставили пометки — разноцветные кружки, стрелочки и линии.
— Город строили с умом, — сказал Май. — С севера его обороняет тайга, с юга река, Сплавица. С востока к Парому вплотную пристроена усадьба Окол-Вериги, старые, надежные укрепления с траншеями и казематами. В свое время бары об усадьбу разбились, не осилили.
— Остается западное направление, верно?
— Верно-то оно верно, — Май Сурга достал нож с костяной рукояткой, повел острием вдоль дороги, соединявшей Грань, Хлад, Остроги и Паром. — Только вот здесь, перед городскими воротами, нас и встретят. Скрытно подойти не удастся, дорога просматривается на версту, тайгой к городу не выйти, повсюду ямы и засеки. В Пароме полная баталия пушкарей — двенадцать полевых стволов, не считая мелочи. В Пароме стрельцы, латники и дружина Окол-Вериги с самим Медведем. Даже до рукопашной не дойдет, положат нас на подходе.
Следопыт вонзил нож в карту.
— Вот здесь они станут, — второй нож он воткнул на палец от первого. — Вот сюда, не дальше, мы дойдем. Потом залп прямой наводкой, а с уцелевшими позабавятся дружинники. Считая даже весь народ Острогов, людей для штурма у нас слишком мало. Вот мое слово.
Алан кивнул.
— Послушаем теперь слово Хозяев, — сказал он.
4
Северное утро рисовало таежное еловое воинство — черной тушью на бледной подкладке неба. В хрустких изломах ветвей сидели нахохлившиеся совы, жмурили буркалы. Даже бледный, бессильный свет был для них нестерпим.
Хозяевам Черного Льда он тоже был не в радость Едва заметный круг солнца в небесах давил на их исполинские плечи, пригибал Хозяев к земле. Они опирались на кристаллические мечи, словно нуждались в поддержке, в подпорке.
«Наши доспехи защищают нас от лучей вашей звезды. Но мы все равно теряем силы. Излагай свое дело быстрей».
Алан стоял в центре треугольника, образованного Хозяевами. Он обменивался с ними мыслями быстрее и понятней, чем словами.
«Вы обещали мне армию для похода на юг, — мысленно говорил он. — Она нужна мне сейчас».
Перед его внутренним взором появился Акмеон с высоты птичьего полета. Мелькнула тайга, воды Сплавицы, которым не дают замерзнуть горячие подземные ключи, Паром, мощенная каторжным трудом дорога на Толос. Между припорошенных вулканическим пеплом холмов он увидел развалины древнего города. Почерневшие разбитые колонны торчали из земли скрюченными пальцами.
«Твоя армия ждет тебя здесь».
В ответ Алан послал Хозяевам образ карты Парома, мысли об укреплениях и гарнизоне. Он представил барона Окол-Веригу на его «Белом медведе», начищенные стволы саманских пушек.
«Мне не дойти до Толоса. У меня слишком мало людей, не хватает оружия. Паром не обойти, он ключ к единственной переправе через Сплавицу».
Некоторое время его сознания не достигали ни слова, ни образы. Хозяева совещались.
ХОЗЯИН АЛЕФ
Хозяин, стоявший напротив Алана, вырос еще больше, стал выше деревьев, выше неба. Алана потянуло к нему, он нырнул в белые глаза, прошел сквозь безмолвные студеные вихри.
Атмос оказался в прошлом Хозяина, в мастерской, где из железа и стекла рождались думающие машины. Хозяин возвышался над верстаком, его руки управлялись с дюжиной тонких рычагов. Рычаги передавали волю Хозяина полусотне серебряных конечностей, собиравших разрозненные детали. Детали помещались в кубические оболочки из золота. Золотые кубы соединялись тонкими цепями, которые, как понял Алан, служили для передачи машинных «мыслей».
Хозяин пытался научить золотые кубы думать, как думает человек. Не составило труда заставить машину складывать и вычитать. Чуть больше времени ушло на то, чтобы научить ее понимать слова — для этого она превращала каждую букву в цифру. Если букв было слишком много, требовалось увеличивать количество золотых кубов.
Хозяин был недоволен. Простейшие указания требовали до сотни соединенных цепями кубиков. Сколько же места займет машина с умом десятилетнего ребенка?
Он начал искать другие пути.

 

В мире Хозяина, мире умирающего солнца и самодвижущихся городов не было книг и манускриптов. Люди научились записывать свои мысли на грани кристаллов, помещенных в сильнейший холод. Хозяин, которого тогда звали Машинист Алеф, решил записать на кристаллы не просто отдельные мысли, а сознание человека целиком. Если все сложится удачно, он размножит плененное в кристалле сознание и поместит его в сердце своей думающей машины. Уж его-то он научит складывать цифры и слова.
Город Машиниста воевал с другими городами и побеждал благодаря изобретениям Алефа. Пленников Машинист помещал в кристаллическую комнату, где царил убийственный холод. Их тела быстро умирали, а сознания отпечатывались на гранях кристалла, как свет на серебряной пластине в камере обскура.
Скоро Алеф открыл, что его кристаллическая ловушка захватывает не только сознания тех, кто умер внутри нее. Древние духи, странствующие по миру тысячелетиями, притягивались к магнетическим граням. Среди них были существа, владевшие миром до людей, непонятные, враждебные, полные неутолимого голода. Машины, в которые Алеф помещал их сознания, были плохими помощниками, но страшным оружием. Машинист быстро понял, что нельзя создавать для древних гостей слишком прочные тела — расправившись с врагами, они превращались в угрозу для города Алефа. Он наладил производство непрочных, но смертоносных боевых оболочек из материала, который был всегда под руками в остывающем мире. Из снега.

 

Не успокоившись на создании снежных легионов, Машинист Алеф продолжал строить думающие механизмы. Неизвестно, увенчались бы его усилия окончательным успехом, создал бы он безупречный сплав металла и плененных в холоде разумов. Все изменилось в тот день, когда из глубин пространства явилась комета и затмила умирающее солнце.
Алеф наблюдал ее приближение. Он создал немыслимой высоты выдвижную башню с верхушкой-сверлом. Машинист хотел взять пробы удивительного ядра кометы, поглощавшего свет и тепло. Когда оказалось, что высоты башни недостаточно, Алеф переоборудовал гигантские пушки, служившие для штурма вражеских самоходных городов. Он пустил треть железных кварталов своего города на переплавку, чтобы изготовить девять огромных гарпунов с тросами из стальных нитей.
В последний день вызванного кометой затмения Машинист загарпунил небесную странницу. Вся накопленная энергия паровых машин его города ушла на то, чтобы притянуть ее к земле. Это была чудовищная жертва, но она оправдала себя.
Черный лед, из которого состояло ядро кометы, оказался идеальным передатчиком энергии. Куда эффективней всего, что составляло начинку золотых думающих кубов Машиниста. Не существовало больше проблемы расстояния между частями машины. Раньше Алеф был ограничен длиной и степенью провисания передаточной цепи. Теперь у него был черный лед, который не до конца понятным образом сообщал всей своей массе колебания, уловленные любым осколком. Независимо от расстояния, на котором находился осколок.
Через шесть месяцев после падения кометы Алеф создал из золота и черного льда лучшую из думающих машин. Он назвал ее Исчислитель.
АЛАН АТМОС, СЛУГА ЧЕРНОГО ЛЬДА
5
Алан возвращался в Остроги. Сначала он поговорит с Маем, с Юрисом, потом с новым союзником, Шавером. Хозяева были готовы дать ему армию, которая поможет слугам Льда дойти до Толоса.
Жители Парома веселятся на Турнире, набивают желудки и хлещут брагу. Они не знают, что часы их города, загородившего Хозяевам путь на юг, сочтены. Время всех, кто не готов послужить Новому Порядку, сочтено.
ШАВЕР МАЙДА ПО ПРОЗВИЩУ МУХА, ПОЛИТИЧЕСКИЙ КАТОРЖНИК
6
— А ну, братия, — крикнул Шавер. — Кто со мной, потрудиться на благо Короля?
Офицерская столовая Острогов, вместо положенных сорока вместившая полторы сотни человек, шибала такой вонью, что слезы на глаза наворачивались. Братия лежала на столах и под ними, подпирала стены, рылась в котлах, трясла опустевшие фляги. На Шавера смотрели с интересом, но без особой радости. Тепло, сытость и мнимая безопасность разморили каторжников, уняли жажду крови и немедленного свержения парчового гнета Наместника.
— Ты чего разорался, Муха? — благодушно спросил Шавера лысый каторжник с изуродованной шрамами головой. — Присядь, отдышись, расскажи по-человечески, чего надо.
Его сосед хмыкнул, сплюнул жеваной чингой. Волосы на голове и лице у него росли клочьями, поработал «брадобрей Толоса», подхваченная в запретных могилах зараза.
— Слышь, «потрудиться», — разоритель могил ощерился. — Мы сами тут себе короли теперь.
— Давай, не кати телегу, Ржавый, — вклинился в разговор третий каторжанин. Низкий, широкоплечий, с рваными ноздрями, среди братии он был в немалом авторитете. — Ты, Шавер, понимаешь, да, что не с мужичьем заговорил? Здесь люди степенные, словам цену знают. Что такое «потрудиться»?
— Ну, не лес же я тебя валить зову, Пряга. Есть дело исключительной важности. Потребны три десятка человек. Что за дело — сам Король расскажет.
— Сам Король, говоришь, — Пряга спрыгнул со стола, оглянулся по сторонам. — А что, я пойду. Охота на Короля Юриса вблизи поглядеть. Да послушать. Айда со мной, Тесто, Ржавый, Лопарь.
Названные каторжники зашевелились. Пряга заложил четыре пальца в рот, оглушительно свистнул.
— Слушай сюда, — гаркнул он. — Харе жрать, пить, очко просиживать. Юрис Колодник зовет своих верноподданных пред светлые очи. Кто не бздит двенадцатиглавому дракону в глаза посмотреть, айда со мной.
— Вертели мы твоего дракона, — донеслось из дальнего угла столовой, и тут же вспыхнула драка, запорхали ножи.
Пряга протолкался через потную людскую массу, скрутил борзеца и поломал его об колено. Дружки обломанного попятились, роняя под ноги заточки. Вокруг Пряги и Шавера столпилась угрюмая делегация клейменых, обритых и обезноздренных. Убийцы, растлители, осквернители могил, преступники короны. Отборные острожники все как один.
— Веди, Муха, — сказал Пряга. — Здесь побольше, чем три десятка, наберется, но это, я думаю, ничего. Веди нас к Королю.

 

Юрис Колодный Король, сказавшийся потомком Короля настоящего, ждал их снаружи Острогов. С ним была дюжина стрельцов, носивших на меховых шапках знак службы Королю — черно-красную ленту. Про ленту придумал Шавер, чем он втайне немало гордился. Сам Юрис носил теперь в черно-красной подвязке обрубленную левую руку — знак непримиримой борьбы с неправедным гнетом.
На раскрасневшийся от мороза обрубок уставился Пряга, желавший видеть Короля.
— Говорят, отрубили тебе руку, чтобы не мог взять в нее державу, — каторжник поднял глаза на чеканное, острое, как со старинной монеты сошедшее лицо Юриса. — Еще говорят, что подсылал к тебе Наместник лиходея, бил тот ножом тебе прямо в сердце. Врут ведь?
Молча расстегнул Юрис полушубок, рубаху. Обнажилась худая грудь с синим, порохом колотым драконом. Слева, под соском розовый шрам. Точно напротив сердца.
Толпа каторжников вздохнула, как одно живое существо. Кто-то повалился на колени.
— Не нужна ему кольчуга, ни к чему ему панцирь. Не берет королевского наследника простая сталь, — прошептал лысый Тесто за спиной ошеломленного Пряги.
Шагнул вперед Юрис, отвесил Пряге пощечину правой рукой. Тяжела оказалась королевская длань, повалился здоровый каторжник на снег.
— Это тебе за то, что заговорил вперед Короля, — обронил первые слова Юрис. — А за то, что усомнился в том, кто перед тобой, наказание одно — смерть.
Разом вскинули пищали стрельцы, попятилась братия прочь от ворочавшегося в снегу Пряги.
— Пощади, величество! — завопил Пряга. — Помилуй дурака! Не подумав сказал. Хочешь, рви язык, хочешь, секи, но не убивай! Дай послужить тебе!
Тягостное мгновение размышлял Юрис. Дал знак стрельцам опустить пищали.
— На первый раз прощаю, — сжалился он. — Встань.
Поднялся Пряга, отряхнул снег с колен. Отвесил земной поклон Королю, обернулся к молчащим, напуганным острожникам.
— А ну, голытьба, — заорал он, — шапки долой! Да колена преклоните перед его величеством, наследником Озерного Трона!
Как один, каторжники бухнулись на колени. Помедлив, вслед за ними опустился и Шавер. Он не боялся однорукого Короля, хоть и был готов признать в нем немалую силу. Но то была привычная сила, оскал вожака стаи. Шавер хоть и называл каторжан «братия», никогда не считал себя по-настоящему одним из них. Он не был волком, не был одним из своры, готовой лизать подметки новому вожаку.
Шавер боялся другого. Боялся бородатого человека, чей взгляд он все время чувствовал на себе. Страшный взгляд, который будто высасывал тепло из груди Шавера, останавливал сердце. Пустые зрачки бородатого были как замочные скважины в двери, за которой, безошибочно чувствовал Шавер, не было ничего, кроме холода, мрака и абсолютного, невысказуемого небытия.
Муха понимал, стоит ошибиться, хоть в малой малости разочаровать бородатого, — дверь распахнется. И за ней навсегда сгинет каторжник по имени Шавер.
— Слава Юрису! — шевелит Шавер онемевшими от мороза губами. — Слава Королю!
— Слава Королю! — вторят ему полсотни каторжных глоток, и бородатый одобрительно кивает с надвратной башни Острогов.
7
— У меня есть для вас повеление, — говорит Король. — Его надлежит исполнить быстро и не задавая вопросов.
Острожники внимают каждому слову Юриса, разинув рты. Шавер тоже заинтригован.
— Каждому из вас приходилось в детстве лепить снежных людей. Скатывать снег в шары, шары ставить один на другой. Каждый из вас должен вылепить по десять снеговиков для вашего Короля.
Каторжники переглядываются. «В своем ли уме наш Король?» — вот вопрос, который не смеет сорваться с посиневших уст.
— Вы раздадите снежным людям копья из острожного арсенала. Кому не хватит копий, дадите простые палки.
Юрис обводит подданных взглядом, вбирает крошечными зрачками их лица, не способные скрыть сомнения в его королевском рассудке.
— Все вы думаете сейчас, что стали забавой безумца, — говорит Король, и острожники в стыде и страхе потупляют глаза. — Нет, дети мои. Вы — свидетели и создатели чуда. Первого чуда, которым я удивлю мир.

 

Идут часы, и повеление Короля близко к исполнению. Стройные ряды снежных людей возвышаются на поляне перед Острогами. Самое необычное воинство, какое видели эти места.
Опухшими руками Шавер скатывает из снега десятую по счету голову. Ставит ее на снежные плечи. Счастливо ухмыляющийся Пряга, который, похоже, незначительно повредился рассудком, рисует пальцем глаза, рот и нос на снежном лице.
— Кажется, этот последний, — говорит Муха и озирает свежеслепленное воинство Короля Юриса.
— Лучше сосны валить, — бурчит Ржавый. — Я так не горбатился с тех пор, как меня в могильнике присыпало и я сутки завал разбирал. Тогда я хоть ради шкуры своей старался, а теперь ради чего?
— Помолчал бы, — советует Тесто. — Накличешь беду, прогневишь Короля.
— Да пошел ты. Вместе…
Крамольные слова не успевают прозвучать. Голос Юриса, необычайно звонкий, дробящийся, разносится над поляной:
— Спасибо за работу, ребятушки. Услужили, порадовали. А теперь примите в сторону, как бы не зашибло вас ненароком мое чародейство.
Каторжников дважды просить не надо. В разные стороны разбегаются они от снежных людей, последним ковыляет Ржавый, ругаясь под нос.
Король Юрис поднял над головой здоровую руку. В ней он сжимал нож, вытесанный из черного то ли камня, то ли кристалла. Откуда-то из леса, из таежных глубин ударила в нож волна невидимого, но выжигающего глаза света. Смотреть на Юриса стало нестерпимо. Каторжники попятились, закрывая лица руками.
Снег вокруг Короля зашевелился, вздыбился. И разом пополз в стороны. Будто огромные черви торили дорожку под настом от ног Юриса к снежным людям. Доползая до снеговиков, оживший наст принимался дрожать, и дрожь эта передавалась слепленным телам. Уходила в них без остатка, движение под снегом затихало, будто возвращались черви в породившие их недра.
Тогда-то и принимались двигаться сами снежные люди. Все без малого пять сотен снеговиков отряхивали лишний снег, принимая совсем уж человеческие очертания. Смыкались снежные пальцы вокруг копий. Хмурились снежные брови над льдинками глаз.
Даже среди видавших виды каторжников нашлись те, кто не сдержал вопли ужаса. А когда один из снежных воинов поднял копье и вонзил его в спину Ржавого, часть острожников и вовсе бросилась наутек. Далеко, впрочем, убежать им не удалось — снежные люди сомкнулись, заработали копьями и дрекольем. Снег окрасился розовым.
— Не надо бежать, не надо бояться, — крикнул Юрис. — Мои слуги не тронут тех, кто верит в меня.
И правду молвил Король, остальных каторжан снежное воинство оставило в покое. Построившись образцовыми рядами, как на параде, снежные воины ожидали команды. Свежая кровь блестела на их белых телах, точно новенькие ордена.
— Есть ли среди вас те, кто сомневается в моей победе? — спросил Юрис. — Есть ли те, кто испугается идти за мной на Паром, а после на юг?
Шавер потихоньку выбирался из-под коряги, куда загнал его вид пронзенного Ржавого. Он единственный из острожников смотрел не на Короля, а на тундру за его спиной.
«Сдается мне, не ты, однорукий, направляешь снеговиков, — думал Муха. — Да и сам ты, похоже, не сильно от них отличаешься — слова будто кто-то другой за тебя говорит».
Желающих отпасть от Короля и напоить своей кровью копья снежной гвардии не находилось. Но и в бой вместе с порождениями зимней магии никто не рвался. Каторжники жались друг к другу, подальше от безмолвных слуг Юриса.
Шавер вновь почувствовал на себе выпивающий тепло взгляд. Теперь ему чудилось, что глаза-скважины бородатого смотрят на него с каждого из пяти сотен снежных лиц.
Вздохнув, Шавер Майда шагнул вперед.
— Чего приуныли, братия! — возвысил он голос. — Нас ждет Паром! Нас ждет золото Самана! Пышногрудые девицы Хамона! Богатства Валита! Нас ждет юг! Россыпь, Оправы, все будет наше, братия! Слава Королю!
— Слава! — Голоса острожников звучали неуверенно. Пятьсот снежных лиц повернулись к Шаверу. Он слышал скрип петель двери в бесконечную ночь.
Измазанным в угле рукавом телогрейки Шавер провел по своему изрытому оспой лицу. Осталась черная полоса наискосок, через лоб, нос, щеки. Муха достал заточку, сморщился, полоснул ладонь. И провел красную полосу поверх черной. Кровь вспузырилась на его губах.
— Дома угнетателей сгорят! — крикнул он. — Сами они утонут в крови! Кровь напоит Озеро Хамон, и вновь расцветут королевские лилии, как четыреста лет назад!
Он шагнул к ближайшему каторжнику, которым оказался Пряга. Мазнул счастливое лицо идиота углем и кровью. Следующий, Тесто, подошел уже сам, подставил изуродованную голову. Потом еще один, еще.
— Кровь и пепел! — кричал Шавер.
— Кровь и пепел! — кричали острожники.
Пятьсот снежных воинов ударяли древками о замерзшую землю. Земля гудела, в ее утробном голосе слышался ужас.
— Кровь и пепел! Да здравствует поход на юг!
— Да здравствует!
— Слава Королю Юрису Освободителю! Кровь и пепел!
— Слава Освободителю!
— Горе Парому! Горе Саману! Горе Хамону!
— Горе!
«Горе всем нам, — думал Шавер. — Кровь напоит великое озеро, и это будет наша кровь. Пепел от наших погребальных костров поднимется до небес и закроет солнце. Наше солнце потемнеет, и вечный холод скует землю. Мы ждали весны, а пришла зима — та, что продлится до конца времен. Мы ее вестники, снежный авангард».
— Слава Королю! — крикнул в последний раз Шавер, и ноги отказались держать его.
Но ему не дали упасть, подхватили на плечи, вознесли к пепельному небу. В нем Шавер, невольный пророк, различил вдруг слепой жадный круг, неудержимо наползающий на слабое солнце Акмеона.
Он увидел Черную Звезду и понял, что дверь, которой он так боялся — ледовая пасть небытия, — скоро распахнется для всех и каждого. И он, Шавер Майда, будет первым из тех, кто отомкнет ее засовы.
Назад: Глава II Полоз в Хамон
Дальше: Глава IV Зимний турнир (окончание)