Глава IV Князь Таиз Фалин
июнь 400 года от Коронации
ЯКОШ БЕЛИН, ЛОРД-ЗАЩИТНИК СЕРЕДИННЫХ ЗЕМЕЛЬ
1
Гнездо Восхода, родовой замок Фалинов, был полон горнего воздуха и света. Он весь состоял из открытых переходов, террас и ажурных мостиков, перекинутых между игольчатыми башнями.
После грохочущего замка Савина, с его кровавыми витражами, неповоротливой мебелью и пустотелыми доспехами, лорд Белин чувствовал здесь необычайную легкость. Он честно признавался себе, что и его собственный замок покажется утомительно простым и тесным по сравнению с тянущейся к небу твердыней Фалинов.
Он пробыл в Гнезде Восхода всего несколько часов, но уже успел полюбить это место. И преисполниться глубокой симпатии к его хозяину.
Князь Таиз Фалин был необычным человеком.
Среди Лордов Оправ, наследников древних магий, потомков великих воинов, редко встретишь серую посредственность. Но даже на столь внушительном фоне молодой Лорд Сапфира блистал ярче прочих.
Таиз Фалин лучился энергией. Его движения и речь были стремительны и в то же время наделены особой плавностью. Слова напевно перетекали одно в другое, он не мог усидеть на месте, вскакивал, ходил. Ткал руками в воздухе невидимую ткань, закутывая ею собеседника с ног до головы. За время пути от замка Савина лорд Белин узнал от князя название каждой вершины Хребта, мимо которой пролетал авион. Насест Грифона. Сломанный Кинжал. Спящий Барс. Башня Радости и Печали.
Каждое название было связано с легендой. Легендой был сам Серо Фалин, переложивший историю гор на стихи. Лорд Белин, читавший поэмы Небесного Всадника в юности, поразился тому, как звучат их строки в устах потомка Серо. Когда князь прочел наизусть «Грозу над перевалом», Якошу показалось, что он слышит раскаты грома.
Стоило колесам авиона коснуться посадочной полосы Гнезда Восхода, над Голубым Хребтом пролился дождь.
2
К ужину барона Белина и герцога Савина пригласили не в трапезную замка, а в библиотеку. Сопровождала их стройная черноволосая девица в голубом — в Оправе Сапфира прислуживали только женщины. В этом, как и во многом другом, Лорды Хребта подражали Народу эронов.
«Странный обычай, — сказал лорд Савина на саманском диалекте. Его взгляд был прикован к округлым бедрам провожатой. — Но приятный, не находишь?» Якош согласно кивнул. Дворецкий герцога Савина, чье татуированное лицо хранило мрачную тайну, не годился, чтобы услаждать взор. Молодая горянка — другое дело.
«Наверное, все дело в здешнем воздухе», — подумал Якош Белин. Он глубоко вдохнул, расправил плечи и почувствовал себя на десять лет моложе. Барону захотелось, чтобы их провожатая обернулась и подарила ему свою улыбку.
Библиотека, куда привела их служанка, была одним из немногих помещений замка, расположенных целиком под его крышей. Твердыни Сапфира распахнуты навстречу солнцу и ветрам, но книги боятся сырости, жары и холода. Книги боятся крыс. О последних заботились сторожевые совы, сидевшие на высоких насестах. Поначалу лорд Белин принял их за чучела. Пока не заметил, как одно из «чучел» наблюдает за ним, поворачивая голову.
Библиотека Гнезда Восхода была огромна. Плотно уставленные кожаными корешками ярусы уходили под сводчатый, с росписью потолок. Последний раз такое количество книг лорд Белин видел в Хамоне, в Доме Наместника. Тамошняя библиотека была оснащена механизмом поиска и доставки нужного манускрипта. Каким образом розыск ведется здесь, оставалось только гадать.
Накрытый для трапезы стол смотрелся в храме знаний варварски и чуждо. К счастью, их не ждали принятые у южан изыски. Сыр, вино, хлеб. Баранина с луком. Зелень. Гостеприимным жестом Таиз Фалин указал им на стулья с подложенными подушками.
Князь был одет парадно. Белый мундир с серебряными патронташами на груди, остроносые сапоги, черный «крылатый» плащ, вздымающийся на плечах. Такие плащи, на местном наречии «атвар», могли носить только люди благородной крови. И только пилоты авионов, Рыцари Небес.
— Простите, друзья, что являюсь перед вами, одетый не для дружеской трапезы, — с искренним сожалением сказал князь. — Но я встречал мою невесту, а после так спешил к вам, что не успел переодеться.
— Гуинре здесь? — удивился Анже Савина. — Почему же ты не представишь ее барону? Мы бы ничего не имели против ее общества, правда, Якош?
— Само собой. Знакомство с вашей невестой большая честь для меня, князь.
— Завтра. Знакомиться будем завтра. Прошу прощения теперь от ее лица. Перелет был очень тяжелый. Едва оставив Гнездо Дождя, авион Гуинре попал в грозу. Моя невеста сама вела машину и очень утомилась. К сожалению, она не сможет почтить нас своим присутствием.
— Увы, — сказал Савина. — Передай ей наше сожаление.
— И восхищение ее мужеством, — добавил Белин. — Не думаю, что вести авион в грозу легкое дело.
— Моя Гуинре прирожденный пилот, — улыбнулся Таиз. — Летняя гроза не задержала бы ее. Но вместе с необычными холодами к нам пришла мать всех гроз. Я видел, как молнии язвили склоны гор, и не покидал наблюдательную башню, пока не показалась машина Гуинре. Моя невеста едва могла говорить от усталости и волнения. Она волновалась за свой экипаж и за исход нашего сегодняшнего разговора. Наши судьбы зависят от него. Не вижу возможности откладывать его начало. Позвольте тост.
Князь встал. Вместе с ним поднялись лорд Белин и Анже Савина.
— Милорды, я хочу поднять эту чашу за дружбу, — сказал Таиз Фалин. — За дружбу между нами и нашими Оправами. Дружбу крепкую, как горы, и высокую, как небо. Но мой тост будет немыслим, если прежде я не принесу извинения.
Князь повернулся к Якошу:
— Барон, совсем недавно мы сошлись с вами на поле боя. И бой наш не был ни честным, ни равным. Мои люди напали на вас без предупреждения, обрушились с небес, как грифон на лань. За это, за пролитую кровь, за посрамленную честь — я прошу у вас прощения.
Свободной от чаши рукой князь Фалин внезапно выхватил кинжал. Повернув оружие рукоятью вперед, он протянул его барону.
— Молю вас, примите мою жизнь в обмен за жизни ваших павших бойцов или примите мои извинения, барон, — сказал Таиз без грана фальши.
Якош мог поклясться, что в глазах князя блестели слезы!
— Помилуйте, князь, — решительно сказал барон Белин, отодвигая предложенный кинжал. — Перед лицом опасности, о которой мне стало известно, какие могут быть счеты. Я, разумеется, прощаю вас.
Князь Фалин просветлел лицом.
— Тогда давайте же скорее выпьем и преломим хлеб, как приписывает друзьям обычай, — сказал он, вкладывая кинжал в ножны. — А после я расскажу вам, барон, про Исход Эронов.
ТАИЗ ФАЛИН, ЛОРД САПФИРОВОЙ ОПРАВЫ
3
— Мне часто приходилось слышать, что детство — счастливое время, — сказал лорд Фалин, задумчиво кроша хлеб над тарелкой. — Время без забот и печалей. Пора искренней дружбы и легких расставаний. Хотел бы и я запомнить мое детство таким.
Таиз поднял светлые глаза на лорда Белина.
— Запомнить его без болезней, без месяцев жестокой лихорадки, вспыхивавшей от каждого сквозняка. Без презрительных взглядов моих дядьев — высоких, сильных, крепких. Настоящих мужчин. Настоящих воинов. «И это будущий князь», — шептались они, когда думали, что я не слышу. «Свела в могилу мужа, какой был человек, ах! Не человек, скала. Посмотрите, что делает с сыном. Настоящая ведьма», — говорили они о моей матери.
— Жаль, что я не слышал, как отзываются о почтенной княгине, — Анже хрустнул костяшками. — Я бы вбил слова им обратно в глотку.
— Успокойся, брат, — Таиз положил ладонь на запястье герцога. — Снег давно укрыл их головы, годы согнули спину. Я простил их. А моя мать никогда и не держала на них зла. Я начал с моего детства, уважаемый барон, не затем, чтобы вызвать сочувствие, — снова обратился он к Белину. — Я лишь хочу сказать, что оно не было похоже на детство будущего носителя атвара и шапки князя. Мои сверстники из других Гнезд проводили время, постигая езду на солнцерогах, «железную пляску» и пилотирование авиона. Я же большей частью лежал в постели. Единственным моим утешением, развлечением и занятием были книги.
Как многие мальчишки, жаждущие приключений, я начал с «Заморских записок» островитянина Руста. Реальные и вымышленные места и обитатели Акмеона — все это увлекло меня. Закружило в ярком хороводе детских впечатлений.
Лицо князя стало мечтательным.
— Хозяева пещер, мастера верили, называемые также саллахами. Северные варвары, сражающиеся голыми, полагаясь лишь на свои гигантские мечи и защиту магических татуировок. Дриаты, полулюди-полурастения. Яростные обитатели вулканов — эрвидоры, в чьих жилах вместо крови течет магма. Темнокожие тангу, повелители волчьих стай и северных ветров. Каменные твердыни Солнечных Орденов, хранящие хрупкое человеческое тепло. И над всем этим крылатые эроны, Повелители Неба.
Таиз Фалин указал вверх, на расписной купол потолка. Над головами собеседников реяли существа с телами людей и головами и крыльями птиц. Цвета фрески со временем потускнели, но все еще можно было разобрать: летуны были одеты в богато украшенные металлические нагрудники и шлемы-маски с гребнями из перьев, вооружены луками и ятаганами.
— Эта фреска — подарок великого Мастера Рамока последнему Князю Эронов. На ней изображены владыки Старших Гнезд. Как повествуют «Записки» Руста, Гнезд было семь. Гнездо Грозы, Гнездо Бури, Гнездо Дождя, Гнездо Тумана, Гнездо Облака, Гнездо Радуги и Гнездо Восхода. Сведущий человек умел различать их обитателей по цвету одежд и жестких перьев на внешней стороне предплечий. Эти цвета, как и названия Гнезд, унаследованы нами, Лордами Хребта. Грифон на моем гербе золотого цвета, как родовые перья эронов Гнезда Восхода.
— Позвольте, лорд Фалин, — сказал Якош. — Вы говорите, что Гнезд было семь. Но я смею утверждать, что фигур на фреске всего шесть. Если меня не обманывают глаза.
— А вас не так-то просто сбить с толку болтовней, барон, — хитро улыбнулся Таиз Фалин. — Но вы же простите мне мою страсть к долгим рассказам? Со времени моего несчастливого детства многое изменилось. Кроме одного. Я по-прежнему испытываю нехватку собеседников. Увы, сотни проглоченных книг высокой стеной отделяют меня от уважаемых собратьев по Оправе. А в вас я нахожу внимательного слушателя и человека незаурядного ума.
— Слушать вас — удовольствие, князь, — поклонился Белин. — Что касается моего ума, эта похвала незаслуженна. Мне не довелось прочитать и двух десятков книг. И я куда лучше разбираюсь в выращивании табака, чем в истории континента.
— Барон скромен. Качество, приличное выдающемуся человеку, — заметил Анже
— Полноте, герцог. Продолжайте, умоляю вас, князь.
— Понять, в чем секрет фрески, нам поможет одна книга.
Лорд Таиз Фалин вытянул правую руку перед собой. Левой рукой он поднес к губам крохотный серебряный свисток. Подул в него.
Свисток не издал ни звука. Над головой лорда Белина захлопали крылья. Большая ушастая сова села на руку князя. Моргнула глазищами.
Лорд Фалин нагнулся к сове и прошептал несколько слов. Снова подул в свисток.
Ухнув, птица сорвалась с его руки и поднялась вверх. Она описала над столом круг, унеслась под самый потолок.
Прошла минута, две. Сова вернулась, с натугой размахивая крыльями. В когтях она тащила увесистую инкунабулу — том в кожаном переплете с золотыми защелками.
Князь взял книгу и скормил птице кусочек мяса. Сова вернулась на свой насест.
Лорд Сапфира положил книгу перед собой. Неторопливо расстегнул защелки.
— Перед вами самая полная литография Рамока Саманского, — сказал Таиз, переворачивая обложку с золотым тиснением. — Издана Братством Художников и раскрашена вручную одним из последователей великого Мастера. Под каждым оттиском стоит печать, удостоверяющая соответствие оригиналу. Редкая и очень дорогая вещь. Я долго за ней охотился и заполучил буквально на днях.
Он бережно перевернул страницы.
— Вот, извольте полюбоваться, барон, — копия фрески, украшающей потолок моей библиотеки.
На литографии фигуры эронов были полны красок и жизни. Жестом мира они протягивали руки, свободные от оружия, друг к другу, кружась вокруг Солнечного Лика, обрамленного короной лучей. Инкрустированные Сердечными Камнями талисманы сверкали поверх золотых и серебряных нагрудников.
— На следующей странице, лорд Белин, вы увидите эскиз фрески, выполненный рукой Мастера Рамока. Смотрите внимательно.
Та же композиция из шести фигур, на этот раз выполненных быстрыми штрихами, без закрашивания. Почерк Мастера был узнаваем и здесь. Не требовалось печати, удостоверяющей подлинность.
Но что это? Фигур оказалось семь. Седьмая, зачеркнутая крест-накрест, была изображена в стороне от остальных. Прорисованная хуже всех прочих, по сути, один пустой силуэт.
Силуэт сраженного эрона, падающего вниз.
4
— В те годы у меня не было замечательной литографии Саманского Братства, — сказал лорд Фалин. — Но я не поленился забраться под самый потолок библиотеки с лампой и как следует разглядеть фреску. Еще один день ушел у меня на перечитывание соответствующих глав Руста и пролистывание «Хроник былого» досточтимейшего Ароса-и-Мад. Сомнений не оставалось — на фреске не хватало владыки Гнезда Тумана.
Лорд Фалин понизил голос, давая понять собеседникам, что делится с ними великой тайной.
— Так я перевернул неизвестную страницу истории Войны Башен. Кровавую повесть великого подвига и великого предательства, надолго скрытую от человеческих глаз. Каждый мальчишка знает, что мой великий предок сразил Огнекрылого Жнеца, предводителя рабской армии эрвидоров.
Лорд Фалин подул в сторону инкунабулы, лежащей перед Якошем Белином. Его дыхание превратилось в ветерок, страницы книги так и замелькали. Перед бароном открылась картина кисти Рамока на титульном листе — Небесный Всадник на боевом грифоне сражается с крылатым огненным чудовищем.
Под бойцами на земле выстроились готовые к бою армии. Железная фаланга Солнечных Орденов против волчьих стай Ночной Орды. Волей художника фоном сражению служила аллегория Войны: две Башни, в реальности разделенные половиной континента, вздымались к небесам.
Каменная громада Башни Света и ледяной призрак Башни Ночи, выросшей за двенадцать ударов полуночного колокола на развалинах Толоса. Построенная колдовским искусством Хозяина Орды, она была разрушена военной мощью союза южных Орденов, городов и племен Севера.
Год упорной осады, финальный штурм, стоивший жизни… а что это за надпись внизу титульного листа? Саманский диалект.
«Высокочтимому Седьмому Наместнику Ардову в благодарность за покровительство высокому искусству. Братство Художников Самана Великого. Год Молота и Подковы, четырехсотый от Коронации».
Лордам Алмаза не свойственно любопытство. Барон Белин отложил до лучших времен вопрос, что делает в библиотеке замка Фалинов книга, подаренная Наместнику в этом году.
Вернемся к истории континента в изложении лорда Таиза Фалина. Знает ли каждый мальчишка, что победа над эрвидорами, саллахами и тангу не далась бы моему предку и предку моего доблестного брата без дружеской помощи семи Гнезд эронов? Знает, если он вырос в горах Хребта и слышал истории стариков. Из поколения в поколение передается память о договоре людей и Повелителей Неба.
— Знают ли старики, что в Битве Древа, положившей конец власти Хозяина Орды, эроны не пришли людям на помощь? Нарушили договор? Не знают, ибо людям было велено об этом забыть.
5
— Что толкнуло Повелителей, чье слово считалось нерушимым, на предательство? Как случилось, что в важнейшем сражении Войны Башен они оставили своил союзников? Ответ мне предстояло узнать из писаний тех времен. Бумага не умеет забывать, друзья мои.
В битве с Огнекрылым Жрецом бок о бок с Серо Фалиным сражался Ангу из Гнезда Тумана. Вы не увидите его на картине — как все Повелители Тумана, Ангу умел становиться невидимым для чужих глаз. Незримо он помог Серо сразить Жнеца. Вся слава досталась моему предку.
Будучи честным человеком, Серо воспел храброго Ангу в стихах. Столетия поэму «Воин и ледяное сердце» считали красивой сказкой. Но в ней нет ничего, кроме правды. Правды о том, как крылатый воин поразил своего могучего врага в спину. Прямо в сердце. И сердце это оказалось холодным как лед, хотя тело врага было сделано из огня.
Сердце сказало воину: «Ты ударил в спину, как поступают подлецы и трусы. Твоя кровь холодна, твое сердце остыло. Чем оно отличается от меня? Чем ты отличаешься от своего врага?»
«Ничем», — ответил воин. Его сердце тоже превратилось в лед.
— Этим воином был Ангу из Гнезда Тумана, — сказал Таиз Фалин. — Эрон, предавший людей и свой собственный род. Повелитель Неба, сначала тайно, а потом явно ставший на сторону Ночной Орды. Именно он подговорил эронов лишить союзников поддержки в Битве Древа и сам ударил защитникам Акмеона в спину. Забытое имя предателя нашептал мне ветер, живущий в его разрушенном доме. Но сперва минули годы поиска, закалившего мою душу и исцелившего тело. Горный воздух сделал то, что было непосильным для микстур гордых Мастеров и ворожбы моей матери. Скалы моей родины исцелили меня. Среди них я нашел то, что искал.
Память о справедливом гневе и возмездии шести Повелителей, сохранивших верность. Разрушенное Гнездо Тумана.
В ту пору я оставил за плечами первую Огранку. Годовое умение говорить с ветром было моим первым и самым желанным уроком. Я не завидовал моим дядьям, умевшим попадать в цель за триста шагов, прыгать на двадцать локтей и творить иные полезные в бою чудеса. Я мечтал об одном — расспросить непокорных духов воздуха о судьбе Ангу и его потомков.
Духи ветра не умеют лгать. Они ничего не забывают. Но их язык чужд людям. Я смог лишь понять, что непостижимая сила разрушила Гнездо Тумана за считаные минуты. «Это был ветер?» — спросил я. «Нет», — ответили духи. «Это были молнии?» — «Нет». — «Железные ядра? Камни, несомые ураганом? Стенобитные орудия, неведомо как поднятые на вершину Хребта?» — «Нет, — сказали духи, — это была песня». «Песня? — переспросил я. — Песня обрушила башни, расколола стены и измолола камни в песок? Песня оставила в теле горы трещины глубиной в сто локтей?» «Песня», — сказали духи. Я мог поклясться, что их тонкие тела до сих пор дрожали от ужаса.
— Песня Небес? — спросил лорд Белин. — Но что же это такое?
6
Таиз и Анже обменялись взглядами.
— Завтра, — сказал князь Фалин. — Завтра вы все узнаете, барон. Обряд, в котором вам предстоит принять участие, начнется с восходом солнца. Как только откроются лепестки Хрустальной Розы. Пока же ешьте, пейте и наслаждайтесь вином. Я скажу вам важное, лорд Белин. А вы подумаете о моих словах перед завтрашним днем.
Таиз Фалин понизил голос. Между густых черных бровей князя залегла глубокая морщинка, придавшая лицу Лорда Сапфира серьезное и отчасти мрачное выражение.
— У нас есть общий враг. Ваш, мой, Враг моего брата и вольных людей северных городов. Враг всего, что живет и дышит под небом Акмеона. Враг, чья сущность недоступна пока нашему пониманию.
Повелители Гнезд знали о нем столетия назад. Знали и боялись его. Неведомый Враг смог обратить ко злу и предательству одного из них. Он закутал половину континента в холод и темноту. И даже когда все его слуги были повержены, Враг не был побежден. Он лишь затаился на время. Зная, что Враг вернется, эроны решили создать оружие для борьбы с ним. Их примеру последовали другие Ушедшие Народы. Они вложили в оружие последние крупицы своей силы и магии. Все мастерство, ненависть к Врагу и любовь к своей земле. Так много они отдали ему, что у них не осталось сил жить. Один за другим они ушли. Былые хозяева нашей земли, пожертвовавшие собой ради нее. Ради нас. Нам вверено оружие для борьбы с Врагом. Мы — последняя надежда. Если мы падем, Акмеон падет вместе с нами.
Он повторил, удивляя Якоша истовой верой в собственные слова. Вера была в звуке его голоса, в блеске глаз, в побелевшем кулаке, сжимающем кинжал.
— Если мы падем, Акмеон падет вслед за нами.
ЯКОШ БЕЛИН, ЛОРД-ЗАЩИТНИК СЕРЕДИННЫХ ЗЕМЕЛЬ
7
Нигде и никогда барон не видел такого неба, как над Голубым Хребтом. Дым бесчисленных котелен сожрал небеса Россыпи. Степной небосвод Серединных Земель был похож на плащ кочевника, расшитый серебром. Красиво, но не внушает трепета.
С балкона Гнезда Восхода лорд Белин впервые в жизни увидел небо, перед которым хотелось встать на колени.
Короны из звезд венчали спящие вершины. В изломах скал чудились фигуры сказочных существ — грифонов, мантикоров, крылатых змеев. Чистый лунный свет смывал тени с мраморных перил и статуй в шлемах, напоминающих птичьи головы.
Барон Белин зажал в зубах трубку, щелкнул огнивом. Он вышел на балкон покурить на сон грядущий, еще раз обдумать слова князя Фалина. А вышло, что стоит и, растеряв все мысли, смотрит на медленный танец созвездий над старейшим замком континента.
Рука барона остановилась, так и не запалив табак в трубке.
Он увидел ее.
Внешняя стена Гнезда была тонкая, выстроенная словно в насмешку над солидной кладкой замков Рубиновой и Алмазной Оправы. Ее гладкий, лишенный зубцов гребень был едва ли в две ладони шириной. Он, как мост, соединял два утеса, между которыми лепилось Гнездо.
На самом гребне кружилась в танце босая девичья фигурка в белом платье. Презрев ничтожную ширину гребня и пропасть во многие сотни локтей по обе его стороны. Подпрыгивала, перелетая с места на место. Стелилась понизу, мгновенно «выстреливая» вверх всем телом. Подолгу застывала на одной ноге, подняв руки над головой. Вновь пускалась в пляс.
Присмотревшись, Якош Белин заметил мерцание вокруг обнаженных рук танцовщицы. Его природу он понял, лишь когда танцовщица застыла, раскинув руки в стороны.
Ее партнерами в танце была пара необычайного вида клинков. Сильно изогнутые, с рукоятью, переходящей прямо в лезвие, они были откованы из серебристого металла, не похожего на обычную сталь. Когда танцовщица поворачивала их ребром, клинки почти пропадали из виду — настолько тонкими они были.
Лорду Белину потребовалось время, чтобы вспомнить — он видел такие же ятаганы совсем недавно. На фреске и литографии в библиотеке князя.
Ночная танцовщица была вооружена по образцу эронов. И ее движения, без сомнения, копировали боевую повадку людей-птиц. Исполненные восхитительной легкости, завораживающей красоты и в то же время неприкрытой угрозы.
Лорд Белин был настолько прикован к зрелищу танца с ятаганами, что не услышал шагов за спиной.
— А, барон, — сказал Анже Савина, опираясь на перила балкона. — Любуешься невестой нашего хозяина?
— Это…
— Прекрасная Гуинре — барон Якош Белин, лорд Алмазной Оправы. Барон Белин — княгиня Гуинре Свед, прозванная Прекрасной, но чаще называемая Неукротимой. Справедливы, кстати, оба прозвания.
— Готов в это поверить.
С такого расстояния невозможно было различить лица княгини Свед. Одни лишь черные косы, уложенные кольцами над ушами.
Якош Белин не сомневался, что лицо Гуинре красотой соперничает с небом Хребта.
— Хочешь, расскажу тебе про помолвку княгини Свед и князя Фалина? — спросил герцог. — Презабавная история. Отличнейшим образом иллюстрирует здешние обычаи и непреклонный нрав моего брата.
— Изволь, — ответил Белин, не отрывая взгляд от Неукротимой Гуинре.
АНЖЕ САВИНА, ЛОРД РУБИНОВОЙ ОПРАВЫ
8
Лорды Хребта, как никто на континенте, привержены древним традициям. Иногда следование заветам предков идет вразрез со здравым смыслом — чем древнее род, тем чаще сие имеет место.
Князья Свед из Гнезда Дождя происходят чуть ли не от первых людей, поселившихся на Акмеоне. Малочисленный, бедный, но очень гордый род, пользующийся огромным уважением в Оправе Сапфира и за ее пределами. Гуинре и ее брат Медо были единственными детьми властвующей княжеской четы.
Когда Гуинре исполнилось четырнадцать, ее родители и брат погибли. Их погубила лавина, по несчастливой случайности забравшая и жизнь князя Нито Фалина, отца Таиза.
С этого момента жизнь Гуинре и Гнезда Дождя подчинялась древнему обычаю, гласившему: любой, кто возьмет Гуинре в жены, вместе с ней возьмет имя и титул князя Свед. А в придачу и само Гнездо со всеми его мужчинами и женщинами.
Не успели миновать три недели траура, как первый жених стучался в ворота осиротевшего Гнезда.
— Говорят, это был князь Гуруф по прозвищу Бочка, — лорд Савина с улыбкой смотрел вдаль. — Уродливый толстяк, жадный до выпивки, женщин и звонких солов. Собираясь свататься, он прилюдно хвастался, что повяжет девичий поясок Гуинре на свой черен.
Улыбка герцога стала шире.
— Гуинре отхлестала его этим самым пояском, прежде чем выкинуть за ворота. Ах да, до того она сломала его меч и чуть не отрубила ухо. Тогда-то четырнадцатилетнюю девицу и прозвали Неукротимой. Прекрасной она стала позже, когда ей исполнилось пятнадцать и ее женская красота стала приобретать завершенность.
Еще один древний обычай гласит, что невеста может потребовать от жениха победить ее в поединке. Оружие она выбирает сама. Жениху обычай разрешает выбрать место для поединка.
С самого первого дня Гуинре выбирала парные ятаганы. Оружие эронов, во владении которым ей не было равных.
Мудрый выбор. Ятаганы, выкованные из «небесной стали», требуют от бойца не силы, но умения и ловкости. В последних качествах Гуинре Свед превосходила многих мужчин.
Три года Гуинре не давала своим женихам ничего, кроме позора и памятных шрамов. Три года она сохраняла власть над Гнездом Дождя. Старейшинам Оправы не оставалось ничего, кроме как в ближайшем будущем признать Гуинре Свед полноправной наследницей титула и владения.
Мало-помалу поток женихов, взыскующих суровой благосклонности княгини Свед, иссяк. Утихли и разговоры вокруг наследства князей Дождя. Все шло к тому, что Гуинре оставят наконец в покое.
И тут молодой князь Таиз Фалин заявил, что во что бы то ни стало женится на Неукротимой княгине.
Надо сказать, что отец Таиза, Нито, тоже в свое время женился не так, как все.
Уважая обычаи предков, невесту он украл. Привез ее с другого конца континента, с Соленых Гор. Дочь то ли разбойного барона, то ли горского вождя, то ли вовсе таежного дикаря. Она даже человеческого языка не знала, лопотала на наречии верили, забытом везде, кроме Крайних Земель.
В свое время многим его поступок пришелся не по нраву. Особенно мелким князьям, желавшим выдать своих дочерей за наследника Гнезда Восхода.
О жене Нито Фалина говорили, что она ведьма. Что в ее жилах дурная кровь. Что она вовсе оборотень, «подменный человек», рожденный черным искусством карликов саллахов.
Вдобавок ко всему сестра князя вышла замуж за герцога Савина, отца Анже. Лишив малых князей последней надежды породниться с домом Фалинов.
Князь не слушал никого. Жена, привезенная из далеких холодных краев, родила ему единственного сына. Он прожил с ней счастливо двадцать пять лет. До того дня, когда горы забрали его к себе.
Четыре года спустя после смерти отца князь Таиз Фалин взял небольшой авион, пару ятаганов и отправился свататься.
Историю сватовства лорда Фалина всякий раз рассказывают по-разному.
Говорят, что трижды Неукротимая отказывалась открыть перед ним двери. Трижды Таиз стихами убеждал ее выйти к нему.
Первый раз он воспел ее красоту, и Гуинре послала служанку сказать ему: «Ты знаешь мое лицо, но не знаешь меня. Уходи».
Второй раз он воспел ее отвагу, и Гуинре поднялась на стену, чтобы взглянуть на него. Она крикнула: «Ты думаешь, что знаешь мое сердце, но ты не знаешь меня. Уходи».
Но он не ушел, а три дня сидел перед воротами Гнезда Дождя. На третий день он кончиком кинжала начертал на камне стих об одиночестве той, что ждет его за воротами.
Ворота распахнулись. За ними стояла Гуинре в платье невесты и с ятаганами в руках.
«Если твои стихи просто слова, то лучше уходи, — сказала Прекрасная княгиня. — Если же ты готов высечь их искрой из небесной стали, то войди. И попробуй узнать меня».
ЯКОШ БЕЛИН, ЛОРД-ЗАЩИТНИК СЕРЕДИННЫХ ЗЕМЕЛЬ
9
И что же? — спросил барон Белин. — Он победил?
Анже Савина развел руками:
— Видимо, да. Ходят разные толки. Мне доводилось слышать, что никакого поединка не было. И что мать-ведьма научила Таиза, как победить Неукротимую Гуинре. Много-много говорят, но правду знают лишь два человека. Князь Фалин и его прекрасная невеста. Их свадьба должна состояться с первым осенним ливнем. Так требует обычай Дома Дождя и желает Гуинре.
— Он любит ее? — неожиданно для себя спросил барон.
— Любит ли Таиз Гуинре? — Анже Савина задумчиво помял подбородок. — Не знаю, Якош. Князь Фалин, как и мы, трижды проходил Огранку. Он сохранил страсть к стихам и любовь к книгам. Но способен ли он дарить эти чувства другому человеку… не знаю. Боюсь, и он не смог бы тебе ответить.
В молчании они обернулись к залитой лунным светом стене. Но танцующая княгиня исчезла, растворилась, как пар от теплого дыхания в холодеющем воздухе.
Глубоко внутри, под трижды граненой оболочкой, покрывшей его душу и сердце, барон Белин ощутил болезненный укол сожаления. Тоску по утраченной красоте.
Анже Савина осторожно коснулся его рукава.
— Пойдем спать, барон, — сказал он. — Завтра тяжелый день.
Якошу показалось, что на лице герцога отразилось понимание. Возможно, это была всего лишь игра теней и света.
Лорд Алмаза долго не мог заснуть. Ворочался, перебирал счастливые моменты прошлого. Крохотные бриллианты, на поверку оказавшиеся простым стеклом.
Бывают мгновения, когда ты понимаешь: вся твоя минувшая жизнь не стоит ничего. Ты жил ради одной, вот этой самой секунды. Видения, сотканного из лунного блеска, летящего шелка и твоих грез.
До него ты жил в пустоте и, потеряв его, возвращаешься в пустоту. Оно — единственная реальность в мире снов. Отныне ты стремишься обрести слияние с ним.
Обрести покой. Завершенность.
Поэты назовут это бессмертием. Философы — вечностью.
Влюбленные — счастьем.
Все они правы, и все они ошибаются. Такова природа тысячи миров, застывших между любовью и смертью на кончике алмазной иглы.
Пролившийся далеко за полночь дождь подарил лорду Белину долгожданный сон.
Видение легконогой танцовщицы с двумя клинками. И крыльями цвета грозы за спиной.
Грозы, надвигающейся с Севера.
