Девятая серия

Мы вас научим неправильно играть

Пока Сукачев собирал свой «первый суперсостав», в стране дотлевающего социализма взошел на трон последней генсек Михаил Горбачев, развернулась безумная «антиалкогольная» кампания (потребовавшая от Гарика очередного проявления смекалки, дабы не остаться без приятных напитков) и состоялся Международный фестиваль молодежи и студентов, вполне сравнимый для москвичей по своему прогрессивному эффекту с Олимпиадой-80. Во всяком случае, в культурной программе фестиваля было несколько сенсационных мероприятий, о которых прежде нашей публике и мечтать не стоило. Особенно если вспомнить, что еще за год до того Советским Союзом правил пожилой «комитетчик» Юрий Андропов, некоторых рок-музыкантов «привлекали к административной и уголовной ответственности», а по кинотеатрам в дневное время проходили рейды дружинников, «уточнявших» у зрителей, почему они не на работе.

Так вот, для Гарика студенческий фест получился «фантастическим». Во-первых, он повторил свой «олимпийский» финт с интернациональной коммуникабельностью. В 1980-м его вписывали на свои московские вечеринки западные немцы. А пять лет спустя он познакомился «с югославским чуваком» и «весь фестиваль тусовался в их посольстве. Там тоже хорошее пиво бесплатно наливали, и был даже видеобар, где показывали новые западные блокбастеры».

Во-вторых, Игорь как-то умудрился добыть билеты на единственное тогда выступление в Театре Сатиры убойного американского комика Джанго Эдвардса. Наверняка и из этого перформанса Сукачев почерпнул некоторые штрихи и приемы для своего будущего «бригадовского» образа. Джанго, привыкший работать на грани фола, смешивал эффектную клоунаду с эпатажным раздеванием, острил про политику и пенис в стране, где «секса нет», и, как сам вспоминал много позже, дошутился до того, что его «выслали из Советского Союза», но он привез туда «вкус общечеловеческой свободы».

Эта желанная свобода в 1985-м уже настойчиво стучалась в «железный занавес» и сочилась сквозь его прорехи на одну шестую часть суши. Прикольное и окрыляющее было время. Столкновение нафталина со свежестью завтрашнего дня. Московская рок-лаборатория выглядела как раз таким примером. Указ о ее создании подписал (причем без особых проволочек) махровейший ретроград, член политбюро, первый секретарь столичного горкома КПСС Гришин. Директором назначали функционера по имени Булат Турсунович Мусурманкулов. Штаб-квартиру расположили в здании Единого научно-методического центра Главного управления культуры Исполкома Моссовета. От одного такого перечисления уши вянут. Вроде – тупиковый официоз. Но именно к этой структуре примкнули самые передовые и оригинальные на тот момент московские «любительские» рок-команды. 11 января 1986 года они устроили в ДК им. Курчатова свой дебютный фестиваль, который ныне вполне вписывается в череду веховых, стремительных событий, украсивших «перестройку» и развал «совка». Мероприятие совместили с коллективным отмечанием Нового года и потому окрестили «Рок-ёлкой». Готовиться к ней сукачевский бэнд начал фактически «в последний час декабря», когда к «бригадовцам» присоединился клавишник Лев Андреев.

«На репетицию программы оставалось менее двух недель. Это выглядело чистой воды авантюрой. Мы не имели ничего, кроме пары колонок и каких-то комбиков. У меня не было даже микрофона. Где репетировать – непонятно. Благо помогли знакомые ребята – Сережка Шкодин (он квартирники в Москве организовывал, в доме у своих родителей на «Автозаводской») и его друг Ефим. Кто-то из них учился в Полиграфическом институте и договорился, чтобы там нам дали зал».

За декаду интенсивных репетиций группа сделала сет, который реально качнул «Курчатник», притом что на «Рок-ёлке» хватало резонансных выступлений. Отлично смотрелись «Звуки Му», «Вежливый отказ», «Ночной проспект», «Центр». Из Питера в качестве специального гостя приехала «Мануфактура» – та, что тремя годами ранее победила на первом фесте Ленинградского рок-клуба. Наконец, «Браво» предстало в историческом составе – с вернувшейся «из ссылки» Жанной Агузаровой. Но свежесобранная «Бригада С» и на этом фоне запомнилась настолько, что, по мнению Гарика, они «наутро проснулись знаменитыми». Сукачев сразу выложил те козыри, которые обеспечили шум вокруг него самого и его проекта. Артемий Троицкий зафиксировал свои первые впечатления о группе так: «Четко сыгранная «новая волна» с развязным и агрессивным шоуменом Игорем Сукачевым, чей «хамский» образ подчеркивался натурально бандитской физиономией». Да-да, неврастеничный, вызывающий, позерский, шутовской или чокнутый Гарик именно того и добивался. Он хотел фурора, собирая «суперсостав», метил сразу в первый ряд. Ну и прорвался.

Свой фронтменский потенциал Игорь недурно совмещал с непроизвольным вроде бы самопиаром, грамотно завуалированным под художественную раскрепощенность. В конце 1990-х примерно тем же способом пробьются в хедлайнеры и Илья Лагутенко, и Сергей Шнуров… «Бригада С» с моментально ставшими хитами странными песнями «Сантехник на крыше» и «Плейбой» («Моя маленькая бэйба») смотрелась многообещающе и… спорно. Кто-то подозрительно косился на ее стремительный успех, на само попадание на фестиваль «вне конкурса». Мол, команда существует без года неделю, и вдруг такие привилегии. Кто-то «не слышал рока» в сукачевских композициях и считал их вычурным (особенно когда пошли легенды о появлении Гарика на сцене в противогазе) и безыдейным бредом (а на дворе-то буквально разгоралось пламя гласности и идеологических переосмыслений). Но это были дискуссии в тусовке и самиздатовских музыкальных изданиях. Публика реагировала иначе.

Эксцентричный Гарик, похожий одновременно на хулигана с рабочей окраины, стилягу из 60-х, гестаповца, романтика-постмодерниста и фанатичного комсорга сталинских времен, под забавную музыку несущий околесицу, вроде: «Сидит сантехник на крыше. Под одинокой звездой. Он держит водные лыжи. Ему не надо домой» или «Не бери меня взаймы, не бери его взаймы, жрец джазовых чисел…», цеплял какой-то уникальной одержимостью.

У группы тут же появилось немало поклонников и, как мне помнится, почти не обнаружилось антагонистов, или, как сказали бы сегодня, хейтеров. У «Аквариума» таковые имелись, у «Звуков Му» тоже, а с «Бригадой» было проще: ее либо принимали, либо просто проходили мимо.

Я оканчивал столичную среднюю школу, когда Сукачев сотоварищи выбивались в звезды московского рока, и в моем выпускном классе (специализированном, готовившем учеников к поступлению в педагогический институт) помимо меня ходили на концерты «Бригады С» и слушали ее записи еще два парня, «подсевшие» в тот период на «Frankie Goes To Hollywood» и «Madness». Остальные, включая девушек, любили что-то в диапазоне от «AC/DC» и «Scorpions» до «Арии» и «Черного кофе» или от Майкла Джексона и Мадонны до Александра Барыкина и «Рондо».

Еженедельно я тогда готовил музыкальную программу, которая звучала по школьной радиосети на большой перемене в пятницу. Попробовал однажды в мае, через несколько месяцев после «Рок-ёлки», запустить «Сантехника на крыше». Народ не врубился. Кто-то даже спросил: «А чего там со звуком случилось?» Уточнил: «В смысле?» Услышал в ответ: «Ну, у тебя в какой-то момент что-то непонятное заиграло. Это песня была или просто ты с друзьями прикололся?» Хитов «Бригады» массы еще не знали. Но, условно говоря, в каждой московской школе и институте были те несколько (и больше) человек, которые почувствовали, что эта группа не только интересна сама по себе, но и является еще одним (наряду с теми же «Звуками Му» или «Центром») неплохим «ответом» продвинутым питерским, считавшим, что весь советский актуальный рок рождается только у них (кстати, Сукачев или Вася Шумов в душевном, частном разговоре и сегодня иногда вспоминают про этот эмпирический раздел: Москва – Петербург). В общем, из таких «нескольких» поклонников «Бригады С» в каждом московском микрорайоне и учебном заведении составилась весьма внушительная аудитория, «коммерческий потенциал» которой тот же Троицкий оценил, как «наиболее высокий наряду с «Браво».

«Мы, правда, казались кому-то привилегированными. Потому что сразу встали в один ряд со «Звуками Му», «Браво», «Центром»… Но замечу, что представители перечисленных групп вошли в совет рок-лаборатории, а я послал всех на хуй Сказал: «Как нам можно обсуждать таких же чуваков, как и мы?» Так что привилегированность «Бригады С», мне кажется, обуславливалась только тем, что в Москве мы действительно выглядели заметными ребятами. Я – наглец. И никогда в нас не сомневался. В любых своих ранних интервью старался подчеркнуть, что на хуй всех видал. Я – № 1 и все такое прочее… Мне лишь требовались те музыканты, которых я собрал. Когда смотрел, что делали другие группы нашего поколения, то убеждался: они играют разную музыку, но нашу полянку никто не топчет. Мы создаем что-то абсолютно свое. При этом сказал парням, что, несмотря на успешный дебют на «Рок-ёлке», программа у нас пока фиговая, поскольку в ней нет дудок, саксофонов. Духовые являлись моей важнейшей идеей. Я любил танцевальный джаз и был болен всем военно-довоенным оркестровым звучанием – свинг, Гленн Миллер, Бенни Гудмен… И Утесова действительно обожал с детства. Поэтому, когда начал говорить о своих пристрастиях журналистам, это являлось правдой, но и продуманным ходом тоже. Я знал, что хочу сделать. В начале 1980-х я еще открыл для себя американскую группу «В-52s», стилистически они делали нечто похоже на то, что мне импонировало.

В общем, за три месяца после «Рок-ёлки» мы собрали большой состав «Бригады С». Сначала я нашел саксофониста Леньку Челяпова. Где мы пересеклись, сейчас уже не помню. Ему тогда лет 17–18, кажется, было. Совсем молодой, талантливейший парень. А он привел к нам других духовиков. Плюс-минус своих ровесников: двух трубачей – Игорька «Марконю» Маркова, Женьку Короткова и тромбониста Макса Лихачева. При первом общении они заметно волновались. Мы-то уже «герои рок-н-ролла», а они – учащиеся музыкальных вузов. И я еще им вступительную установку дал: плюньте на то, чему вас учили, и играйте все неправильно. Сейчас мы с Серегой Галаниным покажем вам, как это делается.

Меня никогда не интересовала группа как набор людей, играющих на определенных инструментах. Важна сущность исполняемой музыки и ее самостоятельность. Вот есть аккорды. И, допустим, за ля минором легко идет ре минор и ми минор. Ну, наши пресловутые «блатные» аккорды или минорные блюзовые. Но хочется от них отступить и после ля не сыграть ре, а придумать что-то неожиданное. Или оставить только ля. Это колоссальная внутренняя работа: не дать себе сыграть, как напрашивается, сделать иначе. Так рождаются все выдающиеся группы…

Через полгода после расширения состава «Бригада С» стала тем самым «Оркестром пролетарского джаза». И музыкальное сообщество раскололось окончательно. Одни нас возненавидели, потому что рок-музыку с дудками не играют, другие превозносили, чуть ли не утверждая, что до «Бригады С» вообще ничего стоящего в отечественном роке не было».

Забавно, что некоторые музыканты, игравшие в то время с Гариком, даже не спрашивали, о чем он все-таки поет? Плотная ритм-секция, свингующие духовые, адреналиновый, самоуверенный фронтмен, провокационный «пролетарский джаз» – все это обеспечивало кайф от участия в «Бригаде С» и безотносительно смысла песенных текстов.