«Рэп стер рок-музыку с лица земли. Рок слушают ребята постарше. А когда-то это была музыка подростков. Теперь рэп – их музыка. Исполнители этого жанра собирают сейчас на своих концертах десятки тысяч зрителей. Весь нигилизм сегодня находится там – в рэпе. В рок-музыке уже нет нигилизма. Она стала классикой. Мой Саня, например, здорово в рэпе разбирается, поскольку является представителем нового поколения и долго жил на Западе. Он даже знаком кое с кем из мировых величин в этой культуре. Иногда мы с ним спорим на эту тему. Периодически я захожу в Интернете на «Versus Battle» и с превеликим удовольствием наблюдаю за происходящим там. Прям купаюсь в этом. Понимаю: вот это – дрянь, а это – круто.
Когда увидел Оксимирона – поразился. Он реально большой поэт. Как и Нойз МС. Большой поэт с замечательной музыкой. Я по-прежнему его фан. Или вот молодой мальчишка – Фараон. Увидел его клип и сразу сыну позвонил: ты смотрел? Саня сказал, что ему не понравилось. И мы час это обсуждали. Я говорил, что для меня это новаторство. А Саня возражал: это не новаторство, а взято вот оттуда и оттуда. Я объяснял: чувак, мне все равно. Мне далеко за пятьдесят, и я такого не слышал. Ты слышал, видимо, там, на Западе. А в России я этого не слышал. Для меня все очень прикольно и даже несколько не понятно, тут есть какая-то странность. И я хочу в эту странность врубиться. А если я хочу в нее врубиться – значит, это очень талантливо. Иначе я переключился бы на что-то другое. Я был фаном «Касты», когда они только появились. А еще раньше возник «Катетер»! Это вообще отпад, тексты какие! Я так не сумею. Преклоняюсь перед этими ребятами. Они время рассказывают до мурашек.
И Вася Обломов очень талантливый поэт. Но он теперь – фельетонист. Я могу его даже с собой сравнить. Он, как и я, сделал свой внутренний выбор. Прекрасно помню, как начиналась его группа «Чебоза». Там была замечательная, нежная лирика. Я не такой поэт, как он. Я – меньший поэт, и это понимаю. Мне стоит большого труда создать что-то полноценное, выразить свои потаенные мысли. Есть ребята, которые это делают легче.
Но Вася перешел на рельсы социального обличения, не протеста даже, а своего личного понимания действительности. Он стал выражать через песни собственную гражданскую позицию и перестал быть художником с большой буквы. Отодвинул на задний план самое главное – свой внутренний мир. Стал персонажем Васей, действующим по формуле «утром в газете – вечером в куплете». Но это его творческий выбор. Имеет полное право. Я к Васе с глубочайшим уважением отношусь…»
«Стал бы я снимать фильм о русском роке? Скорее нет, чем да. Принял бы участие в проекте с удовольствием, условно говоря, как один из консультантов. А по-другому – нет. Я же сам оттуда. Это не значит, что я боюсь давать какие-то оценки. Но данную работу должен делать беспристрастный человек, с «холодным носом», погруженный в тему, но не являющийся одним из ее героев. Тут нужен взгляд со стороны…»
«Ольга оказывает на меня колоссальное влияние. Вот недавний пример: мы вместе смотрели дома материал моего алтайского документального фильма. И довольно обстоятельно его разбирали. Для меня очень важно ее мнение, потому что она замечает тонкие вещи, серьезные, о которых стоит задуматься. Я вношу порой коррективы в свою работу после ее слов. Она – из тех людей, кто может разложить все по полочкам.
Любой человек моего типа – подкаблучник. Я – не главный в своем доме.
Доходило ли у нас до ультиматумов? Конечно! По всяким поводам. Я всегда говорю: примерно дважды в неделю мне хочется ее удушить. Короче, живем душа в душу. В любой семье есть глобальные кризисы, вплоть до расставания и желания больше никогда не видеться. Это и у нас случалось несколько раз. Кажется, Ольга вообще позволяла мне в определенные моменты отдаляться от нее…»
«Конечно, какие-то вещи мне чужды из тех, что декларируют мои близкие друзья. Или даже не декларируют, а просто где-нибудь ляпнут. Но это не принципиально, поскольку в разнообразии для меня и состоит прелесть. Не будь у меня таких друзей, мой внутренний мир был бы беднее. Они все на меня очень сильно влияют. Каждый из этих ребят – такое колоссальное явление, что внутренние наши противоречия, споры позволяют мне ощущать всю полноту жизни. Они меня пробуждают к каким-то моим ответным чувствам и никогда не вызывают во мне злость, ненависть. Лучших друзей трудно себе представить. Я не могу влиять на всех, и на меня весь мир влиять не может, влияют только те, кто рядом с тобой.
Мы живем в социальной среде и не можем от нее абстрагироваться, какие бы слова ни говорили. У Миши Ефремова – своя социальная река. У Ивана Охлобыстина – своя. А у меня, кажется, ее вовсе нет. Или я стараюсь быть если не океаном, то озером, в которое эти реки впадают».