Глава десятая
Михаила Евгеньевича нигде не было. Несмотря на поздний час, Женя обошел все номера и опросил постояльцев, когда они видели владельца усадьбы в последний раз. Получалось, после того как вышел из бани, тот словно в воду канул. Ни на кухне, ни в гостиной, ни на веранде не удалось найти никаких следов. Пропал только его знаменитый островерхий брезентовый дождевик, тот самый, в котором прошлой ночью он возвращался в дом, когда его увидела Даша. На всякий случай осмотрели туалеты, кладовки и технический подвал – пусто.
К поискам присоединилась всерьез обеспокоенная Татьяна. Женщина чуть не плакала, но Женя настоял на том, чтобы осмотреть их с Михаилом дом, тоже от подпола до чердака. Даше было неловко, но она понимала, что это правильно. Нет, в своем доме Михаил Евгеньевич не прятался. Его машина стояла на месте. Не было только телефона, большого фонаря и дождевика.
Дом Игоря Арнольдовича тоже обыскали, тщетно. Залитая дождем беседка встретила их унылой темнотой, в мангале блестела промокшая зола, пустая будка несуществующих охранников словно дремала за дверью, заскрипевшей тонко и протяжно.
– Надо сказать Мише, чтобы смазал, – тихонько сказала за Дашиной спиной Татьяна, словно зарубку на память сделала.
Искали вчетвером – Даша, Женя, Татьяна и Игорь Арнольдович. Всем остальным еще раз строго-настрого наказали не выходить из своих комнат и не отпирать двери.
– Вы их от Миши бережете? – Голос Татьяны еле слышно шелестел во влажном воздухе. – Так это лишнее, он мухи не обидит. И мне кажется, это ему, наоборот, беда грозит.
– Разберемся, – коротко ответил Женя.
Когда стало ясно, что на территории гостиницы хозяина нет, решили сходить к озеру. На этом настояла Татьяна – Женя был уверен, что Михаил Евгеньевич сбежал, уйдя в город пешком: не привлекая внимания, перешел реку вброд и теперь отсиживается в безопасном месте, где до него, как он считает, не доберется полиция. Место это, разумеется, наверняка известно и жене и другу, так что вычислить и задержать беглеца – вопрос времени.
– Пожалуйста, давайте сходим на озеро, – умоляла Татьяна. Лицо ее блестело от капель воды, и в темноте было не ясно, слезы это или дождинки.
Она выглядела такой измученной, что Даша встала на ее сторону.
– Да, давайте дойдем до озера. Тут же недалеко.
Женя окинул ее сердитым взглядом – конечно, ему ужасно не хотелось снова тащиться куда-то по холоду. Сегодня он достаточно измучился и продрог, и сердце Даши наполнялось нежностью и тревогой, когда она думала об этом, но Татьяна… Было понятно, что она не сдастся, потащится на озеро одна, и бог его знает, к чему это может привести.
– Женя, я очень тебя прошу, давай сходим. Это же недолго! Мы за пятнадцать минут обернемся.
Пробормотав что-то очень похожее на витиеватое ругательство, Макаров натянул поглубже капюшон куртки.
– Сапоги надень, а то ботинки, поди, уже насквозь мокрые.
Боясь спугнуть удачу, Даша беспрекословно сбегала в дом и натянула чьи-то сапоги, стоящие в коридоре. Рядом с ними, небольшими, аккуратными, стояли мужские, заляпанные рыжей мокрой глиной. Интересно, кто это бросил их здесь, не вымыв? Впрочем, думать об этом было некогда. Замотавшись шарфом потуже, Даша снова выскочила во двор и присоединилась к ожидавшей ее небольшой экспедиции.
По тропинке к озеру шли молча. Даша чувствовала, что за сегодняшний день устала так, словно разгрузила несколько вагонов. Прошлая жизнь, в которой развод, одиночество, ссоры с мамой, покупка новой квартиры и ремонт казались большими, практически неразрешимыми проблемами, сейчас была далеко-далеко, словно в дымке. Казалось, все это случилось с Дашей десять лет назад. Не верилось, что она приехала в усадьбу только вчера.
По лицу Жени она видела, что он тоже смертельно устал, причем не столько физически, сколько от свалившегося на него груза ответственности за жизни людей, внезапно отрезанных от цивилизации бурным потоком реки, обрушившим мост. Он не был виноват в том, что убили Сэма, но Даша знала: Женя все равно винит себя в том, что случилось. А уж из-за того, что убийца до сих пор не задержан, просто ест поедом. Ей очень хотелось ему помочь, только она не знала как.
Тропинка, ведущая по мокрой траве и разъезжающейся под ногами глине, закончилась, и они вышли на песчаный берег, пустынный и тихий. Озеро чуть слышно набегало на белую кромку песка, и Даша совершенно не вовремя подумала, как здесь должно быть красиво летом.
Женя и Игорь Арнольдович достали фонари. Два круглых пятна пробежали по пляжу, разгоняя черноту. В их неровном желтом свете на глаза попадались неровные камни, палки, а также забытое кем-то, видимо неугомонными Санькой и Федей, пластиковое ведро.
При воспоминании о мальчишках Даша невольно улыбнулась: они были забавные и славные, а что шумные и шебутные, так им же наверняка просто скучно сидеть взаперти. Дети – это, вообще, счастье, и когда-нибудь они у нее тоже обязательно будут. Мальчик и девочка. Денис не хотел детей, считал, что им еще рано вешать на себя такую обузу, и Даша шла у него на поводу, кретинка. Сколько лет потеряно впустую! Ее детям, если бы она родила их сразу после замужества, могло бы быть столько же лет, сколько сейчас Саньке и Феде, это их пластиковое ведро валялось бы сейчас на осеннем пляже, и…
Ее мысли были прерваны коротким возгласом Жени.
– Так, а это у нас что такое?
Он присел на корточки и внимательно разглядывал что-то на песке в свете фонаря. Даша подошла поближе, вгляделась, но ничего не увидела: просто песок – мокрый, расчерченный какими-то непонятными полосами, в центре гладкий, а по краям продавленный. Тащили что-то?
– Что там? – издали спросил Игорь Арнольдович.
Татьяна подбежала и тоже присела рядом.
– Следы волочения, – ответил Женя, и Даша похвалила себя за догадливость. – Ну-ка, Даша, встань вот тут и свети сюда, – он сунул ей в руки фонарь. – Игорь, а вы идите со мной.
Ничего не поняв, Даша послушно выполнила поручение. Человеком она была ответственным, а Женю и вовсе была готова слушаться беспрекословно.
– Ага. Вот тут это было.
– Что? – Даша уже изнемогала от любопытства. Впрочем, оно было не легким и веселым, а тяжелым и болезненным, тревожным.
– На границе с линией песка трава примята. Здесь стояли два человека, а потом один упал, и его поволокли вон туда. – Женя махнул рукой влево, где в отдалении стоял большой деревянный сарай, от которого в воду уходил длинный деревянный пирс. – Татьяна, что там?
– Лодочный сарай. – У женщины клацнули зубы. – Там несколько виндсерфов у нас, летом отдыхающие пользуются, и лодка.
– Металлическая или деревянная? – деловито уточнил Женя. – Получается, сюда и по воде можно добраться, не только по суше?
– Лодка резиновая, надувная, только выбраться отсюда по воде нельзя – летом Миша ее из воды вытаскивал и об камни порезал, а заклеить все руки не доходили. Зачем, если сезон заканчивался и машина всегда под рукой?
– Как мы видим, не всегда, – пробормотал Женя и коротко скомандовал: – Пошли!
Они быстро дошли до сарая, запертого на большой амбарный замок. Правда, в свете фонаря было видно, что дужка замка не защелкнута, а просто вставлена в одну из крепких навесных петель. Сарай был открыт.
– Игорь, оставайся снаружи с дамами. Ты за них головой отвечаешь, – скомандовал Женя и дернул на себя дверь, отворившуюся с громким противным скрипом.
Даша зажмурилась, словно из сарая могли выскочить чудовища и напасть на Женю. Ей казалось, что с закрытыми глазами она простояла вечность, хотя на самом деле прошло минуты две, не больше. Послышался шорох. Она распахнула глаза и увидела, что ее мужчина появился на пороге. Лицо у него было мрачное.
– Так, Татьяна, вам сюда лучше не заходить, – глухо сказал Макаров. – Даша, побудь с ней. Игорь, пойдем, подсобишь.
– Что? – выкрикнула Татьяна. Ее крик, жалкий, отчаянный, словно завис в воздухе, а потом полетел над озером, повторяясь гулким эхом. – Что там?
Даша взметнулась и повисла у нее на руке, не давая сделать ни шагу, обняла, прижала к себе, баюкая, словно ребенка. Не зная деталей, она была уверена – произошло что-то непоправимое.
Снова исчез в сарае Женя, за ним скрылся Игорь Арнольдович и сдавленно вскрикнул внутри, бормоча проклятия и ругательства. Женщины ждали, оставшись вдвоем, минуту, вторую, третью. Время тянулось невыносимо медленно, и Даша все баюкала и баюкала Татьяну, которая поскуливала у нее на груди, как щенок, потерявший хозяина.
Подошел Игорь Арнольдович, присел перед ними на корточки, взял в свои ладони холодные Татьянины руки.
– Танюша. – Он откашлялся, словно слова застревали у него в горле, обдирая его до крови. – Танечка. Нет больше Миши. Мы его из петли вынули, но сделать уже ничего нельзя. Таня, он умер.
– Не-е-е-ет! – не закричала, а скорее завыла Татьяна, и этот страшный крик понесся над ночным озером, которое теперь казалось Даше равнодушным и оттого злым. – Нет, этого не может быть! Он не мог оставить меня одну-у-у-у!
Она вырвалась из рук Даши, оттолкнула Игоря Арнольдовича и побежала к сараю, поскальзываясь на мокром песке. Появившийся на пороге Женя молча посторонился, словно признавая право Татьяны увидеть тело мужа, кивнул Игорю, чтобы тот не оставлял женщину одну, а сам подошел к застывшей соляным столбом Даше и крепко ее обнял, защищая от всех житейских невзгод.
– Все плохо, да? – тихо спросила она.
– Хуже не придумаешь. Теперь у нас два трупа, что доказывает мою полную профнепригодность.
– Ничего это не доказывает, – горячо сказала Даша. – Ты же не нанимался сюда в охранники. Скажи, Михаил Евгеньевич повесился? Не вынес чувства вины из-за убийства Сэма или испугался, что ты вот-вот его вычислишь?
– Я бы тоже так подумал, – медленно сказал Женя, – если бы не эти следы на песке. Завтра утром их уже не будет, все смоет дождь. Нам просто повезло, что мы пришли на пляж сегодня, а не несколько часов спустя. Если бы мы нашли тело утром, я бы первый сказал, что убийца Голдберга наложил на себя руки, дело закрыто. Но мы пришли сейчас, поэтому я со всей ответственностью заявляю, что Михаила убили. А это значит, убийца Сэма по-прежнему на свободе.
– Женя, я боюсь, – сказала Даша и заплакала. – Если это не Михаил Евгеньевич, то кто? У него был мотив: Сэм – его отец. У других такого мотива нет. Да и зачем тогда убивать самого Михаила – замести следы, как ты только что сказал? Утром его нашли бы повесившимся и решили, что он не вынес угрызений совести?
– Или поэтому, или он догадался, кто убийца. Не забывай, что он с кем-то разговаривал на пляже перед смертью. Он встретился с убийцей и что-то ему сказал, видимо, очень опасное.
– Но что именно? – Даша и сама чувствовала, как жалобно, почти жалко звучит ее голос.
Обнимавший ее мужчина поднял голову и задумчиво посмотрел на выходящего из сарая Игоря Арнольдовича, поддерживавшего шатающуюся Татьяну.
– Знаешь, что интересно, – сказал он еле слышно, – Голдберг в разговоре с тобой уверял, что ответил на просьбу своего внебрачного сына и перевел значительную сумму на лечение Жаворонка. А Игорь рассказал нам, что Михаил этих денег не получал, отец отказал в его просьбе, и Лариса Евгеньевна умерла, не получив нужного лечения. Понимаешь, что это значит?
– Нет, – честно призналась Даша.
– Это значит, что деньги Голдберга получил кто-то другой. И тот самый дорогостоящий подарок, который прошлой ночью твой американец увидел на ком-то из присутствующих.
– Да, ты из-за этого сделал стойку на кольцо Маргариты и серьги Кати, но они оказались ни при чем.
– Ага, только кроме кольца и серег в первый вечер на одном из гостей была еще одна очень дорогая вещь.
– И что же это?
– Запонки, – выдохнул Женя прямо ей в ухо и устремил острый, практически орлиный взгляд на подошедшего к ним Игоря Арнольдовича.
Тот был бледен, зубы стиснуты, на щеках перекатывались желваки.
– Что ж теперь делать? – спросил он.
– Запрем сарай, чтобы никто там не наследил. Мы, конечно, и сами изрядно постарались, но все же. Затем вы отведете Татьяну в ваш дом – именно в ваш, а не в ее. Даша пойдет с вами, а я позвоню своим коллегам и присоединюсь к вам. Я думаю, что до утра мы как раз успеем во всем разобраться.
– А в чем тут разбираться? – горько спросила Татьяна. Она не плакала, только мелко дрожала. – Я думала, Миша раньше на себя руки наложит, сразу, когда Ларисы не стало. Он очень мать любил, она главным человеком в его жизни была. Я знала, но не обижалась. Мы же с ним очень поздно поженились, всего-то пять лет назад. Он такой типичный маменькин сынок был, кроме мамы, ни в ком не нуждался. Он мне рассказывал, что Лариса всех его девушек отваживала – ревновала. Потому и первый брак его распался. А меня приняла. Я же старше Миши, так что, почитай, вторая мама. Уж как я старалась ее заменить, особенно после смерти! А не смогла.
– Танька, ты считаешь, что это Мишка отца убил, а потом в петлю полез? – изумленно спросил Игорь Арнольдович.
– Нет, что ты! Отца он не убивал. Мишенька никого никогда бы пальцем не тронул. Божий он человек. Был, – она снова тихо заплакала. – А вот потери отца не пережил, да.
Они уже вернулись во двор и стояли теперь на пороге дома, в котором жил бизнесмен. Тот достал ключи, отпер дверь и посторонился, пропуская женщин вперед.
– Татьяна, ваш муж действительно никого не убивал, – медленно сказал Женя. – И себя он не убивал тоже. Не знаю, будет ли вам от этого легче, но это правда. Михаила лишил жизни убийца его отца.
– И вы знаете, кто это? – напряженно спросил Игорь Арнольдович.
– Знаю, – просто ответил Женя и втолкнул бизнесмена в коридор. – И вот что, уважаемый! Покажите-ка мне ваши замечательные запонки.
* * *
В глазах Игоря Арнольдовича он не видел страха, только недоумение и злость. Странно – убийца всегда боится. В этом Макаров был уверен, потому что много раз видел этот разъедающий душу страх, предательски плещущийся в глазах. Разоблачат. Поймают. Накажут. И все окажется зря – и в первую очередь взятый на душу грех.
Бизнесмен, которого он толкнул, сидел на полу коридора и бесстрашно смотрел на возвышающегося над ним Макарова.
– Погоди, ты что, считаешь, что это я? Американца? И Мишку тоже? Да ты с ума сошел!
– Мы с вами на брудершафт, кажется, не пили, – сообщил Макаров. – Я попросил показать мне запонки, в которых вчера вы пришли на ужин. Если я не ошибаюсь, они у вас с бриллиантами.
– Не ошибаетесь. – Игорь Арнольдович встал с пола. – Только я не понимаю, почему вас это так интересует.
Он сходил в спальню, вынес небольшую коробочку, снял крышку и протянул Макарову. Даша тоже подошла и, вытянув голову, посмотрела: на сафьяновой подкладке лежали две золотые запонки с довольно крупными бриллиантами, полыхали хищным огнем, норовя запустить солнечного зайчика в глаза. Макаров моргнул.
В бриллиантах он не понимал ровным счетом ничего, но даже ему, полному профану и нищеброду, было понятно, что эти запонки никак не могли составлять пару часам Сэма Голдберга. Часы были старинными, основательными, тяжелыми, а запонки, безусловно, очень дорогими, но современными. Новодел, не антиквариат. Черт, неужели он опять ошибся!
– Я никого не убивал, – мягко сказал Игорь Арнольдович. – Ход твоих, прошу прощения, ваших мыслей мне понятен. Вы думаете, что я каким-то образом присвоил деньги, которые отец перевел Мишке на лечение тети Ларисы, а ему сказал, что тот ничего не посылал. А когда американец очутился здесь, то мне пришлось его убить в страхе перед неминуемым разоблачением. Так?
– Примерно так, – проскрежетал Макаров. Он злился на себя, очень сильно злился и ничего не мог с собой поделать. Опять «молоко», «зеро», «ноль». – Хотите сказать, что так быть не могло?
– Нет, почему же, могло, конечно, – легко согласился бизнесмен и обнял Татьяну, стоящую с бессильно опущенными руками. – Но так не было. Я знал, что Мишка решил попросить денег у своего биологического отца, которого нашел за пару лет до этого. Но, видите ли, в чем дело: тете Ларисе тогда уже поставили диагноз. Он был окончательный, и все деньги мира не могли ее спасти. Я это понимал, а Мишка нет. Точнее, он этого не принимал, а потому ему надо было что-то делать, чтобы не сойти с ума от бессилия. Письмо отцу было именно таким делом – бесполезным, но и безвредным. Поэтому отговаривать я его не стал, но глубоко в эту историю не вникал. Тетя Лариса была обречена – хоть с деньгами Голдберга, хоть без них. Никаких переговоров с американцем я не вел, денег не получал, ценных подарков в глаза не видел. Скорее всего, их вообще не было, Голдберг просто солгал.
– Нет, он говорил правду, – медленно сказала Даша, вмешиваясь в разговор. – Игорь Арнольдович, можно я уточню? Вы уже дважды сказали, что Михаил Евгеньевич нашел Сэма за некоторое время до того, как решился обратиться к нему за помощью. А как именно он его нашел?
– Понятия не имею. – Бизнесмен пожал плечами и забрал у Макарова запонки. – Мы с ним это не обсуждали. Как в таких случаях поступают? В архивы пишут или в Интернете копаются. Я не в курсе.
– Татьяна, а вы? – Даша повернулась к убитой горем женщине.
Та обреченно посмотрела на них:
– Да какое это сейчас имеет значение? Он юриста нанимал. Ну такого, специального, который занимается поиском пропавших людей.
– И как его звали?
– Я не знаю, – удивилась Татьяна. – Для Миши это было очень личным вопросом, он им сам занимался, меня не посвящал. Знаю только, что он нашел какого-то человека, который в течение трех месяцев предоставил ему полное досье на отца. Миша его хранил в большой папке, если хотите, я вам покажу.
– Конечно, хотим.
Она сбегала в свой дом за папкой, и Макаров с Дашей уселись перед камином, прямо на разложенной перед ним медвежьей шкуре, голова к голове. В папке не было ничего особенного, только крупная фотография Сэма, данные о принадлежащей ему недвижимости, адрес его офиса, электронная почта и телефон поверенного, который вел все дела Голдберга, короткая справка, в которой упоминалась умершая жена Клэр и дочь Дженни Голдберг, по мужу Штейнер. Ни малейшей зацепки, чтобы вычислить убийцу.
– Но здесь нет электронного адреса самого Сэма, – сказал Макаров, пробежав глазами досье. – Татьяна, вы знаете, как именно ваш муж попросил у отца денег?
– У Сэма не было электронной почты, – напомнила Даша. – Он вообще не признавал Интернет и все, что с ним связано. Со своим поверенным он связывался по телефону, а тот уже вел все дела.
– Получается, он написал этому поверенному? – Макаров требовательно смотрел на Татьяну. Та пожала плечами.
– Он не мог написать поверенному, – подумав, сказала Даша. – Тот же коренной американец, глупо рассчитывать, что он владеет русским языком. А Михаил Евгеньевич, насколько я понимаю, не знал английского?
– Нет, – твердо сказала Татьяна. – И это при том, что у него мама учительницей английского всю жизнь проработала! Миша очень болезненно относился к тому, что его отец бросил беременную мать. Я же говорю, Лариса Евгеньевна была для него всем! Он и английский наотрез отказался учить, немецкий выбрал. Хоть и немецкого не знал, сами знаете, как в наших школах учили, да и сейчас учат.
– Знаю, – кивнул Макаров, который тоже не говорил ни на одном иностранном языке. Сдались они ему! Если понадобится, переводчики есть. И этот, как его, гугл транслейт.
– Значит, когда Михаил Евгеньевич решился попросить денег, он, скорее всего, обратился за помощью к тому самому юристу, который нашел ему координаты Сэма! – воскликнула Даша. – Попросил связаться с поверенным. Тот так и сделал, только реквизиты для денежного перевода указал свои, а когда неожиданно получил деньги, решил не делиться с клиентом, а присвоить их. Думаю, в качестве почтового адреса была указана какая-нибудь абонентская ячейка, к которой у этого негодяя был доступ.
– Или негодяйки, – задумчиво сказал Макаров, – думаю, нам не стоит во второй раз попадать в гендерную ловушку. Юрист, к которому обратился Михаил, с одинаковой вероятностью мог быть и мужчиной и женщиной.
– Правильно. Тогда остается понять, кто из присутствующих в усадьбе – юрист! – воскликнула Даша. – Катя, я и Рита – нет. Анна – бывший врач, ныне владелица туристической фирмы. Настя – турагент, ты полицейский.
– Полицейский – тоже юрист, – заметил Макаров, откровенно ею любуясь.
– Несомненно, но вряд ли человеку, разыскивающему американского отца, пришло бы в голову обращаться в полицию. Да и английский у тебя хромает, – серьезно ответила она. – Кем работает твой Игнат?
– Школьным психологом, – усмехнулся Макаров. – Можешь вычеркивать.
– Хорошо, продолжаем. Паулина – домохозяйка, она вообще никогда нигде не работала, Ольга – учительница, да и вообще во время убийства Михаила Евгеньевича ее здесь уже не было.
– Остается одна Елизавета, – задумчиво сказал Макаров. – Конечно, сейчас она работает начальником отдела, юридического, замечу, в Газпроме, но пару лет назад вполне могла оказывать частные услуги.
– Нет, Елизавета не могла – это совсем другой психологический типаж. Не веришь мне, спроси своего друга-психолога. У нее синдром отличницы, она карьеристка до мозга костей. Такие всегда правы, все тонко замечают и делают только правильные выводы. Но на убийство она не способна. У нее для этого слишком холодный ум, а убийство – взрыв эмоций. Как ты понимаешь, это совсем не про Лизу.
– И тем не менее она ходит на занятия «Открытого театра», – не сдавался Макаров.
– Да потому и ходит, что Катина авторская методика позволяет каждому на сцене получить именно то, что ему не удается в повседневной жизни. Помнишь, у Окуджавы: «Господи, дай же ты каждому, чего у него нет». Но театр – это иллюзия, обман, самовнушение. Когда Лиза играет роль, она способна на перевоплощение и выброс эмоций, хотя, положа руку на сердце, у нее не очень хорошо получается. Но в реальной жизни – нет. Она никогда бы никого не убила. Это же может отрицательно сказаться на карьере!
У Макарова зачесалось в груди. То самое место, где жила интуиция, опять свербело и кололось, вызывая неудержимое желание откашляться.
– Ты только что сказала что-то очень важное, – сказал он. – Только я никак не могу вспомнить, что именно.
Даша растерянно молчала, по всей вероятности, не видя в своих словах ничего особенного.
– Про театр? – наконец спросила она.
– Нет. Не про театр. Про Елизавету Мучникову.
Внезапно лицо его просветлело.
– Черт, – сказал он и взъерошил волосы на затылке. – Черт, черт, черт. Кажется, все сходится. Дашка, если бы только знала, какая ты молодец!
Даша во все глаза смотрела на него.
– Ты что, понял, кто убил Сэма и Михаила Евгеньевича? – наконец спросила она.
– Да, понял. И мне стыдно, что я не догадался с самого начала.
– И я тебе помогла? – В ее голосе звучало недоверие.
Его же Макаров без труда читал в глазах стоящих рядом Татьяны и Игоря Арнольдовича.
– Еще как.
– Но чем?
– Ты сказала, что такие люди, как Елизавета Мучникова, всегда правы, потому что все подмечают и делают правильные выводы. Она и в этот раз сделала правильный вывод – с самого начала вычислила убийцу.
Три пары глаз смотрели на него – две с опаской, одна с тревогой.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Женя? – спросила Даша. – Может быть, тебе лучше отдохнуть? Давайте поспим до утра. Утро вечера мудренее.
– Не понимаешь? – Макаров засмеялся, чувствуя себя легко, как это всегда бывало после раскрытия сложных дел. Будто тяжелая ноша упала с плеч и теперь валялась под ногами разбитая на мелкие, совершенно неопасные осколки. – Вы все не понимаете? Хорошо, я вам сейчас все объясню, только мне нужно кое-что проверить. Игорь, у тебя есть ноутбук с Интернетом?
Теперь он перешел с бизнесменом на «ты», но тот не возражал, просто подошел к каминной полке, взял с нее небольшой макбук и без лишних вопросов протянул Макарову.
Тот снова опустился на звериную шкуру, откинул крышку, пальцы проворно забегали по клавиатуре, набирая одному ему понятный запрос. Через три минуты он захлопнул крышку и поднялся с пола:
– Да, все правильно. Так и есть.
– Женя. – Голос Даши дрожал от обиды. – Это нечестно! Ты должен немедленно все нам рассказать.
Макаров подошел, обнял ее и поцеловал крепко-крепко, так, что она задохнулась на мгновение.
– Ну, разумеется, я все вам расскажу, – сказал он. – Ты же мой напарник. Тем юристом, которого Сэм нанял, чтобы найти отца, и потом обратился к нему с просьбой написать письмо поверенному Голдберга, был Роман Маслов.
– Что-о-о-о? – воскликнула Даша. – Отец Саньки и Феди?
– Он, конечно, отец Саньки и Феди, но еще и юрист, который оказывает услуги по поиску пропавших людей. – Макаров снова поднял крышку ноутбука и показал остальным экран, на котором был открыт сайт юриста Маслова. – Я практически убежден, что все было так.
Года три назад Михаил решил разыскать своего отца. Для этого он нанял московского юриста Романа Маслова, который за положенное вознаграждение собрал досье на Сэма Голдберга. Информацию он передал клиенту, однако запомнил, что Голдберг был крайне непубличным и закрытым человеком, и вся связь с ним шла только через одного человека – его поверенного.
Спустя некоторое время Лариса Евгеньевна, мама Михаила, тяжело заболела. Врачи не скрывали от обезумевшего от горя сына, что женщина обречена, но, чтобы не лишать его последней надежды, говорили что-то о дорогостоящем лечении за рубежом, на которое требовались огромные деньги.
Вот тут-то Михаил и решил обратиться за помощью к отцу. Для этого он снова связался с Масловым и попросил отправить письмо с рассказом о болезни Жаворонка, а также реквизиты, на которые можно было перечислить деньги на лечение. Реквизиты и обратный адрес Маслов подменил. Он уже знал, что Сэм Голдберг – миллионер, владеющий баснословным состоянием. И видел, что его клиент – человек несведущий и простодушный, обвести которого вокруг пальца очень легко.
Все получилось именно так, как задумал Маслов. На письмо о помощи Голдберг через поверенного ответил, деньги перевел, а заодно прислал дорогой подарок, как он написал в письме, «на память».
– Но у Маслова не было никаких драгоценностей, – перебила Даша. – Ни колец, ни серег, ни запонок.
– У него был портсигар, – мягко ответил Макаров. – Мы мимолетно видели его, когда выбежали на улицу на мальчишечий крик. Маслов достал из кармана куртки портсигар, тяжелый такой, массивный, прикурил и быстро спрятал вещицу в карман, словно не хотел, чтобы его видели, и досадовал, что проявил оплошность.
– Признаться, я и забыла об этом.
– И я тоже, тем более мы видели его пару секунд. Думаю, скоро мы сможем познакомиться с этой вещью повнимательнее и окажется, что она как нельзя лучше подходит к часам Сэма. Кстати, я практически убежден, что Саша Тихомирова их не брала и не прятала.
– Как? – поразилась Даша. – Она же была в комнате Сэма.
– Была и видела американца убитым. Пчак разглядела и, наверное, даже потрогала, а потом испугалась, что полиция найдет на ноже ее отпечатки пальцев, потому и в бега ударилась. А часы на самом деле забрал Маслов. Не мог пройти мимо очередного куша, тем более в паре с портсигаром за часы можно было выручить очень неплохую сумму. Забрал и спрятал в вазу. Думаю, что он был немало взбешен, когда выяснилось, что их там нашли его собственные дети.
– Да погоди ты, рассказывай по порядку, – с досадой сказал Игорь Арнольдович. – Маслов получил деньги и портсигар, а Мишке сказал, что отец отказал?
– Да, он сказал, что поверенный прислал категорический отказ Сэма Голдберга иметь дело с российскими родственниками. Лариса Евгеньевна умерла, а Михаил жил с чувством вины. Единственной его отдушиной была эта усадьба. Постепенно он начал отходить, оттаивать от своего горя, и тут появилась Даша, которая именно это место выбрала для проведения выездного тренинга по актерскому мастерству. А затем, спустя какое-то время, прислала в усадьбу список гостей, в котором Михаил Евгеньевич и обнаружил имя Сэма Голдберга.
– Он был в ужасе, и я тоже, – глухо сказала Татьяна. – Миша только начал забывать про весь этот кошмар и тут узнал, что его отец, негодяй, который не протянул руку помощи матери своего ребенка, приедет сюда, в этот дом. Он не знал, что делать, как себя вести. Он несколько ночей не спал, понимаете?
– Думаю, что он решил посоветоваться со своим юристом и позвонил Маслову, – продолжил свой рассказ Макаров. – Тот, естественно, испугался. Впрочем, причиной визита Голдберга могло быть что угодно. Разоблачения вполне можно было избежать, и Маслов принял решение снять единственную оставшуюся свободной комнату под предлогом того, что хочет уединиться здесь с женой. Я уверен, что он сказал правду: в последний момент сорвалась возможность оставить детей у бабушки, а потому они были вынуждены взять их с собой. Он приехал сюда, чтобы, на словах, оказать Михаилу Евгеньевичу поддержку, а на самом деле – как-то удержать ситуацию под контролем.
– Но Сэм тоже заметил портсигар, – выдохнула Даша. – Раз Маслов доставал его машинально, значит, и тут сплоховал. А Сэм узнал вещицу, понял, что человек, которого он ищет, здесь, в усадьбе, и именно поэтому на ужине рассказал нам свою историю. Но почему Михаил Евгеньевич не признался, что это он сын Жаворонка?
– Он был очень взволнован, – горько сказала Татьяна, – перед ним сидел его отец. Человек, которого так сильно любила Лариса. Он хотел после ужина переговорить с Сэмом и не смог. У него давление поднялось, и я уложила его в постель и дала лекарство. Это я убедила Мишу отложить разговор на завтра. Простить себя не могу – если бы не я, то они бы все выяснили тем же вечером, и все остались бы живы!
– Не кори себя. – Игорь Арнольдович притянул женщину к себе, погладил по голове. – Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Особенно когда рядом черный человек. Мишка взрослый мужик. Был. Сам мог решения принимать, а не под твою юбку прятаться.
– А Елизавета тут при чем? – спросила Даша у Макарова. – Почему тебе помогло то, что она всегда права?
– Она рассказала нам, что видела, как после ужина Маслов разговаривал с Голдбергом во дворе. Видимо, твой Сэм подошел к нему и сказал, что узнал портсигар. Конечно, Маслов чуть моложе, ему нет тридцати девяти, но люди могут выглядеть по-разному, к тому же ценная вещь могла быть перепродана. Он просто решил узнать у Маслова, как она у него оказалась. Роман увел его подальше, в темноту, и Елизавета, отправившаяся на прогулку, услышала часть разговора, в котором Голдберг пообещал спуститься в гостиную, когда все уснут.
– Человеком, которого я видела в окно, – медленно сказала Даша, – был не Михаил Евгеньевич. Это Роман выходил на улицу, накинув дождевик хозяина.
– Конечно. А выходил он за пчаком, который видел в беседке, когда Михаил Евгеньевич готовил ужин. Потом американец спустился на первый этаж, где призвал Маслова к ответу. Тот побоялся убивать в гостиной, куда мог спуститься кто угодно, а потому пообещал попозже прийти к Голдбергу в номер и все объяснить.
– Когда Сэм возвращался к себе, я выскочила на лестницу. Он начал рассказывать мне обо всем, и в какой-то момент Маслов, подслушивающий внизу, испугался, что я все пойму, и бросил чем-то тяжелым в стекло. Раздался страшный шум, все выскочили из своих комнат, и нам пришлось прервать разговор.
– Да я же с самого начала обратил внимание на то, что на звук разбившегося стекла выскочили на лестницу все, кроме Масловых. Когда я спросил об этом у Романа, он ответил: они решили, что шум их не касается. На самом же деле его дети и жена крепко спали. Думаю, он подпоил их снотворным, чтобы иметь возможность беспрепятственно выходить из номера. А сам он не вышел, потому что его там не было. Он разбил стекло и где-то спрятался. А потом дождался, пока все угомонятся, поднялся к ждавшему его Сэму и убил его.
– А Миша? – спросила Татьяна и снова заплакала. – Мишу он за что?
– Ваш муж не был глупым человеком, – мягко сказал Макаров. – Конечно, узнав про убийство отца, он растерялся. Даже хотел пойти и все мне рассказать, но вы его отговорили, Таня. Даша слышала, как вы умоляли его не влезать в расследование, чтобы ему не трепали нервы. Но смерть отца расстроила Михаила, и он пытался вычислить убийцу, не привлекая к себе внимания, разумеется. Он знал, что я ищу ребенка Сэма, и понимал, что рано или поздно выйду на него. Сначала он не подозревал в убийстве Романа, хотя тот и был единственным, кто знал, кто такой Сэм Голдберг на самом деле. В доме гостило много народу, и среди нас вполне мог оказаться убийца, который позарился на золотые часы. Но постепенно он обо всем догадался. Думаю, именно о своих подозрениях он и хотел с тобой поговорить, Игорь. Но не успел, потому что на улице его подстерег Маслов, как-то убедил дойти до озера и там убил.
– Я разорву этого подлеца собственными руками! – Игорь Арнольдович сжал руки в кулаки. – Убить двух человек и из-за чего? Из-за денег! Тьфу! Их гораздо проще заработать.
– Вам, может, и проще, но люди разные, – философски заметил Макаров. – А разрывать никого не надо. Есть Уголовный кодекс, который предусматривает для господина Маслова вполне достойное наказание. Завтра починят дорогу и сюда приедут мои коллеги, которым мы его и сдадим. А пока пошли, если хочешь, можешь присутствовать при задержании. Татьяна, мы найдем, где его запереть до утра?
– Найдем, – кивнула женщина и вытерла лицо рукавом кофты. – И да, Евгений, спасибо вам.
– Вам не за что меня благодарить, – резко сказал Макаров, подошел, взял ее руки в свои и склонил голову в почтительном поцелуе. – Если бы я догадался раньше, ваш муж, возможно, был бы жив.
– Вы не бог, – тихо ответила Татьяна. – Все мы – не боги. Единственное, что мы можем, – это стараться жить по совести. Жаль, что по уму не всегда выходит – грехи не дают, и наши и отцов. У Миши, к примеру, не получилось. Да что уж теперь об этом говорить.