Найджелу и Риккардо автомобиль понравился, на тестах темп был неплохой, если не сказать больше. Но к старту сезона мы еще не знали, насколько быстры относительно главных соперников – McLaren и Ferrari. Квалификация в Финиксе – это был последний Гран-при Формулы-1 в Штатах перед десятилетним перерывом – прошла для нас хорошо. Во время гонки, однако, обе машины сошли с дистанции из-за проблем с коробкой передач. Не очень хорошее начало.
Между тем, если вы помните, у нас была маленькая юбка под передним крылом торцевой пластины – у нее была маленькая резиновая прокладка снизу. На высоких скоростях прижимная сила придавливала машину к земле и юбка терлась об асфальт, поэтому мы заменили ее на стальную пластину для повышения износоустойчивости.
Юбка искрилась, и это было видно по телевизору. Ferrari и McLaren совместно добивались того, чтобы это решение признали незаконным. Когда на нас давили с призывами убрать юбку, я сказал Патрику: «Вообще-то так написано в правилах, это законно, пусть подают протест». Мы нашли лазейку, все было честно, и пусть создатели правил не намеревались разрешать работы в этой области, в правилах против этого ничего не было. Более того, по ходу сезона менять правила можно только по соображениям безопасности, а искры от юбки были настолько ничтожны, что к ним никто не стал бы апеллировать.
Патрик согласился, мы придерживались наших взглядов и оставили юбку. В итоге к сезону 1993 года лазейка в правилах была закрыта, но к этому моменту соперники в любом случае скопировали бы наше решение, сократив преимущество Williams.
Для меня главным моментом уикенда стала реакция Найджела. После квалификации он вылез из машины и заявил, что она одна из лучших в пелотоне. Когда пилот калибра Найджела с первых кругов так уверенно говорит о машине – это вдохновляет.
Мне нравился Найджел. У него немного тяжелый характер, репутация зануды, но это далеко от истины. Если честно, с моей точки зрения и перспективы развития автомобиля от гонщика требуется: (а) давать хорошую обратную связь об автомобиле и (б) ехать как можно быстрее на различных трассах, не допуская ошибок. И оба пункта – про Найджела.
На предсезонных тестах он дал нам четкое представление о сильных и слабых сторонах машины, и я точно знал, что он с первых кругов выкладывался полностью. Другие гонщики, например, Ален Прост, особенно на тестах, будут прибавлять постепенно, не выжимая максимум из себя или машины, и под конец дня ты будешь весь на нервах, думая, что эта штука реально медленная. Но нет, просто Ален еще не вышел на максимум. Во многих отношениях это показывает уверенность Алена в собственных силах, но команду это только запутывает.
Найджел не был таким. Он постоянно атаковал. Когда он ехал, ты точно знал, что он подчинил себе машину и выжимает в кокпите максимум.
На второй гонке сезона на «Интерлагосе» неполадки с трансмиссией продолжились. Проблема была в так называемых зубчатых колесах – приводе от вала к шестерне. Тогда использовались шестиступенчатые коробки передач, и именно шестая шестерня вызывала больше всего проблем. В какой-то момент зубцы могут окончательно выйти из строя и тогда не смогут приводить шестерню в движение, а машина слетит с передачи, словно пилот перешел на нейтраль.
Никто не понимал, почему новая коробка передач с зауженным корпусом, вписанным в аэродинамику, и полуавтоматическим методом переключения создает столько проблем. Для Бразилии мы решили сделать коробку пятиступенчатой – вообще не использовать шестую, пусть и в ущерб времени на круге. В конце прямой машина ехала столь же быстро, но разрыв в передаточных числах был больше, а потому при каждом переключении гонщик превышал лимит оборотов. Мы отключили передачу программным методом, гонщик не мог ее использовать, но физически диск и механизм оставались на месте.
Это не помогло. Риккардо финишировал вторым после Сенны, хотя многим показалось, что он пилотировал довольно консервативно и, будь чуть смелее, смог бы победить. А вот Найджел, к его огромному разочарованию, не финишировал. Коробка передач.
В тот вечер мы разобрали коробку, и обнаружилось, что зубцы шестой передачи снова повреждены – хотя шестая передача была отключена. Все это время мы думали, что проблема в полуавтоматике трансмиссии. Очевидно, нет.
Первым догадался Патрик: проблема заключалась в неправильной продольной опоре валов, они двигались продольно, и это означало, что в конечном счете все-таки все зубцы были задействованы, хотя не должны были.
Как только мы поняли проблему, исправить ее было легко: мы укрепили эту часть подшипниками, и валы больше не перемещались.
Монреаль я запомнил хорошо. В первую очередь за счет чувства удовлетворения, когда твой автомобиль впервые выигрывает поул к гонке Формулы-1. Мы готовились к гонке, надеясь, что проблемы с трансмиссией позади, Найджел уверенно лидировал и ближе к финишу опережал всех почти на круг.
Он подъезжал к шпильке, до финиша оставалось полкилометра, и начал приветствовать зрителей на трибунах – и в процессе забыл переключить передачу вниз. Обороты двигателя упали слишком низко, и мотор заглох. Это был конец. Он остановился в шпильке.
Я наблюдал за гонкой с пит-уолл и видел происходящее по мониторам. Внутри все в тот момент оборвалось. Так лидировать только ради того, чтобы произошло такое. В Leyton House мы дважды чуть не выиграли гонку, и теперь, в мой четвертый сезон в Формуле-1, казалось, что это наконец случится, но все пропало за 20 секунд до финиша. Я был опустошен.
Найджел, конечно, тоже был расстроен. Он знал, что допустил большую ошибку. Ни в коем случае нельзя терять концентрацию, пока не пересек линию финиша. В программном обеспечении была странность, которая заставляла двигатель выключаться при низких оборотах. Проблема проявилась именно тогда, поскольку прежде ни он, ни Риккардо не ездили на таких низких оборотах. Но, как всегда в подобных ситуациях, нет смысла искать виноватых. Я терпеть не могу, когда пилоты забывают, что являются точно такой же частью команды и начинают обвинять инженеров, но справедливо и обратное: мы все – одна команда. Побеждаем и проигрываем вместе.
Инциденты, в которых пилот совершает нечто отличное от того, что делает обычно, нередки. Примерно то же самое произошло, когда Иван случайно зацепил выключатель зажигания в Японии. И такое не раз происходило со мной в будущем, когда я узнал, что финские пилоты, такие как Хаккинен и Райкконен, являются в этом большими мастерами.
Мексика – Мехико-Сити, если быть точным – очень странное место. Город расположен на высоте около 4900 метров, воздух разрежен. Приехав туда, вы почувствуете едкий горящий запах грязного воздуха, от которого не избавиться, пока вы там. Многим со временем удается привыкнуть к запахам, даже совсем плохим, но это не про меня. В Мехико я всегда чувствовал легкое покалывание и жжение в носу.
Мои первые воспоминания о Мехико включают в себя этот запах и VW Beetle, на котором ездили все в те дни. Здесь мы также столкнулись с полицейским произволом. Мы знали, что такое бывает: полицейский показывает пистолет и настаивает на том, что мы проехали на красный, хотя ничего подобного не было. Штраф выплачивается на месте, денежные средства передаются через боковое окно, а потом – с глаз долой.
На трассе тон задавали Сенна и McLaren. Я все равно верил, что мы можем победить их, если (большое «если»!) избежим проблем с техникой. Трасса хорошая, но неровная, поворот, который ведет на стартовую прямую, – очень быстрый и сложный. Это была первая возможность увидеть машину в скоростном повороте. Находясь на пит-уолл, все, что вы можете увидеть, это автомобиль, проносящийся мимо вас на прямой – и то через отверстие в защитном стекле. Мексика была исключением из правил. Здесь с пит-уолл видно, как машина проходит фантастический последний поворот и как ведет себя в нем.
Вечером в пятницу у Риккардо произошло серьезное расстройство желудка, и в субботу он был еще слишком слаб, чтобы садиться за руль. За весь день он проехал всего пару кругов, но они оказались настолько быстры, что он оказался на поуле. Потрясающее выступление! Мне нравился Риккардо. В прошлом он считался «плохим парнем» Формулы-1, на него возлагали ответственность за аварию 1978 года, которая привела к смерти Ронни Петерсона от жировой эмболии пару дней спустя. Однако в 1991-м, когда я начал работать с Риккардо, он стал очень уважаемым пилотом с несколькими достижениями. У него была потрясающая итальянская харизма и любопытное хобби: коллекционирование игрушечных поездов.
Найджел занял в квалификации второе место, что позволило нам взять весь первый ряд стартового поля. В гонке Риккардо и Найджел удерживали лидерство, а потом – я не знаю, что случилось с Найджелом – произошла одна из тех случайный ошибок, которая отбросила его на третье место позади Сенны. Они сражались позади Риккардо, который оторвался на 15 секунд.
Найджел наконец проснулся, прошел Сенну и сократил отрыв от Риккардо, в итоге финишировав примерно в двух секундах позади. Победный дубль Williams.
Так все и было. После стольких раз, когда успех был очень близок, это была первая победа в Гран-при. Это был особенный день. Я все еще помню чувство восторга, которое охватило меня в аэропорту по пути на рейс.