Пишу вам, всем троим, из своей комнаты в пансионате. Знаю, Жо, что ты не поможешь мне уйти, пусть даже и подписал договор. Стоило выходить за медика!
Сириан, Сара, я сыграла с вами злую шутку, простите меня. Я сознательно навела вас на мысль, будто ваш отец мне изменял. Предал – да, но не изменял. Он никогда не позволял себе вольностей с другими женщинами, хотя и не стеснялся ими любоваться. Десять лет назад, на пляже Гран-Саблъ, я заставила его пообещать мне помощь в случае, если у меня откроется неизлечимая болезнь, если я буду слишком страдать или сойду с ума. Мужчинам не устоять перед слезами, и он пообещал – только чтобы я успокоилась. Я знала, что он этого обещания не выполнит, но мне так было легче.
Вам повезло родиться в особенной, исключительной семье, но у всякой медали есть оборотная сторона: вы мало видели отца. Каждому из вас выпали на долю свои раны и свои испытания, но вы мужественно справлялись с ними. Этой своей не слишком удачной выдумкой я хотела столкнуть вас и принудить к тому, чтобы открыли себя самих и друг друга. Если мой замысел удался, вам уже удалось спрясть связующую нить. Ваш отец не хотел моего переезда в пансионат, я его заставила. Потому что чуть не изуродовала Помм, облив ее кипящим кофе. У меня тогда был провал в памяти, и я ее не узнала.
Вы трое подарили мне огромное счастье. С тобой, Жо, я научилась радостно изумляться жизни. Желаю вам того же. А вся моя ужасная стряпня была щедро приправлена любовью.
Надеюсь, Помм и Шарлотта станут свободными радостными женщинами. Нас делают счастливыми не дети и внуки, на нас действует любовь, которую они излучают и которой мы сами их окружаем.
Никто не знает, от чего умрет, но каждый может решить, как ему жить. Жо, я поставила тебя перед необходимостью узнать наших детей, и это помешало тебе опустить руки и погрузиться в отчаяние. Ты не дал мне покончить с собой, я тебе отплатила тем же. Поскольку я тебя опередила в пути сюда, наверх, я сама закажу для нас самый лучший столик в небесном звездном ресторане. Любовь к тебе меня пьянила, у меня кружилась голова от твоих слов, но мне хотелось пить их и пить снова.
Какое же тебе спасибо за Груа! Кусочек неба над этим островом совсем не похож на другие. Волны, которые ласкают изрезанный берег, земля, скалы, дрок и низенькие каменные стенки, тунец на шпиле церкви, бухты и сами островитяне – все здесь редкостное, все уникальное, все удивительное и могущественное. Груа – вишенка на торте, только не на моем горелом, не на волшебном от Мартины, нет, это вишенка на чумпоте. У меня слабость к вам, gast!
Лу
Идем домой все вместе, примеряясь к шагам Сары. Я только что – запоздало – сделался отцом. Альбена на кухне играет с девочками в «Монополию». Вот она ставит на Рю де ла Пэ красный отель и смотрит на Сириана, а он кивает и объявляет:
– Мы с Альбеной хотим сообщить вам новость. Я вздрагиваю. Они решили развестись? Они ждут ребенка?
– Мы решили купить дом на Груа. Чтобы приезжать сюда на выходные и каникулы, быть рядом с тобой и Помм, но не обременять тебя, папа.
Помм улыбается до ушей и становится очень похожа на Пакмана, а я говорю, обращаясь к своему засранцу-сынку:
– Издеваешься?
– Мы думали, ты будешь рад…
– Мой дом недостаточно хорош для вас? – Видела бы ты его рожу, моя бализки! Усмехаюсь: – Да я шучу, Сириан. Не одна же твоя мама имеет право на неудачные шутки, правда? Замечательная новость. Прошу тебя только вот о чем: катайся по острову на другой машине, не на своем танке, это можно?
Сириан соглашается. Открывается входная дверь. Мы все дома, кто же там?
– У нас к ужину гостья, – объясняет Альбена и ставит еще один прибор.
Входит Маэль и садится за стол так, будто это в порядке вещей. Сириан явно был не в курсе, стоит обалдевший.
– Лучше бы тебе сейчас наедаться впрок, Шарлотта, – говорит с угрозой в голосе Альбена, – потому что, предупреждаю, вернешься в школу – будешь есть в столовой.
Шарлотта переглядывается с Помм, они прекрасно понимают друг дружку. А я вспоминаю последнюю музыкальную пьесу, которую мы с тобой слушали вместе в пансионате, – «За мечтой» Габриэля Форе в исполнении Ио Ио Ма. И думаю: даже еда из школьной столовой лучше твоей стряпни, любимая.
Ну и забавным он получился, этот момент чистой радости на нашей кухне сегодня вечером. И таким же нескончаемым, как нота на саксофоне, которую тянут столько, на сколько хватит дыхания, и таким же сильным и могучим, как прилив в равноденствие. Могу теперь перевести дух и успокоиться. Вы больше не одиноки. У меня есть наше прошлое, чтобы грезить и вспоминать, и музыка невероятной красоты, чтобы витать в облаках. Потому что там, где я теперь, тишина наконец уступила место нотам.
Я сейчас на краю обрыва, надо мной Млечный Путь, подо мной море. В ночной тьме звучит Форе – «За мечтой». Подхожу к музыкантам поближе. Не может быть, мне это привиделось: у клавесина Вольфганг Амадей, у органа Иоганн Себастьян. Бах ведь умер за шесть лет до рождения Моцарта, а Моцарт – за пятьдесят четыре года до появления на свет Форе! Высокая брюнетка – это же Барбара! – сидит рядом с итальянцем Реджани, и англичанин Дэвид Боуи с ними. Мои родители приберегли для меня местечко, вон там – между мамой и отцом. Мне улыбается рыбак в тельняшке, и его улыбка напоминает твою, Жо. А маленький мальчик, похожий на Альбену, слушает, зачарованный. Феллини вальсирует с Джульеттой. Я тоже больше не одинока.
Теперь мы идем разными дорогами, любимый, но в этом нет грусти. Я снялась с якоря без тебя, я отчалила, помня все. Считать я совсем не умею, но у меня было полно свободного времени со Дня всех святых, я все сосчитала на пальцах и теперь держу в уме двузначное число – количество прожитых нами вместе лет и тысячезначное – столько раз мы с тобой смеялись до колик. Пьеса Форе заканчивается, Вольфганг и Иоганн кланяются. Публика встает со своих мест, собираясь танцевать – каждый под свою музыку, и тебя нет рядом, бализки, некому отдавить мне ноги. Я не слышу колокола, как ангел второго класса Кларенс у Капры, я слышу радостную музыку диско: Ah ha ha ha, stayin’ aliiiiiiiiiive!
Париж, остров Груа, Рим, 2015
Kenavo d’an distro, до скорой встречи!