Скоро концерт духового оркестра. Ив хочет, чтобы я в нем участвовала.
– Но я же еще не готова.
– Готова. Ты очень способная, Помм.
– А вы знаете песню, которую пел на супном вечере друг моей тети Сары, она называется Danny Boy, «Мальчик Дэнни»? Это не очень трудно для начинающей?
Ив усмехается в бороду, роется в книжном шкафу, берет брошюрку, листает.
– В оригинале она называется The Londonderry Air, «Воздух Лондондерри», город такой есть в Северной Ирландии. Вот у меня ноты для альт-саксофона и фортепиано.
Он садится за пианино и разбирает. Потом берет свой сакс и играет. Мелодия потрясающая, прямо душу рвет на части. И эта музыка, одновременно горькая и нежная, отвечает на вопросы, которые я и задать-то не решаюсь.
– Хочешь, сыграем ее на концерте вместе? Дуэтом? – спрашивает Ив.
– Так я же еще ее не выучила!
– А почему тогда не начинаешь работать, чего ждешь? Пока начнется прилив?
Шарлотта спит. Все анализы хорошие, и показания всех приборов тоже. Дверь открывается, входит на цыпочках Сара. Жо сейчас у здешнего кардиолога. Насколько легче жить, когда в семье есть врач. Все же становится куда проще, врачи всегда могут между собой договориться.
– Ты одна? – спрашиваю Сару. – Шарлотта мне призналась, оказывается, она сама виновата, а Помм делала все возможное и невозможное, чтобы не пустить ее на эту тропу. Ты была права: любовь сильнее ненависти. Того кошмара, который пожелала мне мать, больше нет, и ничего не может случиться. Скажи Помм, чтобы пришла завтра, ладно?
Сара достает из сумки две бутылочки, и я сразу их узнаю.
– Но я же вроде их выбросила…
– А я достала. Надеялась, что ты в конце концов поймешь. У меня и письмо сохранилось. Передашь?
Киваю.
Папа ужинает у Фред со своим товариществом Семерки. Нас с Федерико тоже пригласили, но мы решили побыть вдвоем. «Морскую охру» в Локмарии окончательно закрыли, а жаль: тамошние блинчики с карамелью, камамбером и соленым маслом были просто чудо. Веду Федерико в другую блинную, вот уж чего на нашем камушке посреди моря хватает.
– Тебе чего хочется?
– Рыбы на гриле.
– Это же блинная…
– Ладно, тогда пасту.
– В блинной едят только блины, – говорю я.
– А в пиццерии – не только пиццу.
– Не хочешь остаться еще на несколько дней?
– Ох, как хотел бы! Но, глупость такая, у меня послезавтра в Париже двухчасовая лекция, а потом свободная неделя.
– Есть выход. Когда я была маленькая и захотела прогулять школу, я украла у отца бланк со штампом больницы и так хорошо все там написала: «Я, нижеподписавшийся, удостоверяю, что осмотрел сегодня девочку Сару и выявил, что по состоянию здоровья она нуждается в покое и строгом домашнем режиме. Справка написана по требованию заинтересованного лица и передается заинтересованному лицу в собственные руки для подтверждения его права на указанное выше». Неплохо, а?
– Ну и как, сработало?
– Нет. Справку-то я составила как надо, но, вместо того чтобы подписать ее папиным именем, подписала своим. Полный идиотизм! Слушай, а ведь папа потребовал добавки твоего супа аж два раза! Если его попросить хорошенько, он тебе сделает настоящую справку. Ты плохо выглядишь. У тебя недосып. При таком состоянии ты нуждаешься в покое и строгом домашнем режиме.
В порт Лорьяна мы с Жо пришли на «Морской Лу». Хоть он и твердил всю дорогу, будто Альбена хочет, чтобы я навестила Шарлотту, мне все равно страшновато. К счастью, когда мы входим в палату, Альбены там нет, а моя сестренка похудела и говорит очень тихо, как в классе, когда болтают во время урока.
– Спасибо тебе за пляж, – она показывает на пузырьки, мой подарок стоит у нее на тумбочке, – а Бой и Лола не прилетали.
– Наверное, они перепутали этаж.
Сажусь в пластиковое кресло. Кресло пищит.
– Я оставлю вас, девочки, – говорит Жо.
Он идет к Шарлоттиному доктору, а я рассказываю сестре о празднике супа, показываю маленький фильм, который сняла айпадом. Она смотрит, как украшен зал, слушает песни Федерико.
– Папа спросил у Жо, можно ли тебе приехать отдохнуть на Груа, после того как выпишешься.
– Точно?
– Он предложил мне выбрать подарок какой хочу, чтобы отблагодарить за то, что тебя спасла, я и выбрала этот. У тебя будет прямо дома свой личный доктор. Классно, да?
– Я не поеду отсюда в Везине? Ну ты сильна!
– Папа будет приезжать на выходные. Ты поселишься в моей комнате на первом этаже, чтобы не надо было подниматься по лестнице. Там, правда… пока stal, но я уберу к твоему приезду.
– Пока что?
– Так на Труа говорят про жуткий бардак. А мама говорит – когда ко мне заходишь, думаешь, что попал в strouilh.
– Куда попал?
– Знаешь, где утиль собирают? Помойка такая, свалка? Так раньше на острове называли место, куда консервный завод выбрасывал остатки тунцов.
– На первом этаже я буду далеко от мамы, ура! – ликует Шарлотта.
– Кажется, здесь меня вспоминают? – В дверях палаты вырастает Альбена.
Она слышала? Шарлотта краснеет. Вскакиваю, чертово кресло пищит еще сильнее, пячусь к стене. Взгляд у папиной жены теперь уже не убийственный, только все равно я ее опасаюсь, а она вдруг говорит:
– Я должна перед тобой извиниться, Помм.
Хоть бы Жо пришел поскорее!
– Пожалуйста, прости меня, – продолжает Альбена. – Шарлотта мне все рассказала. Я была несправедлива и обвиняла тебя зря. Но мне было так страшно…
– Смотри, что я тебе принесла. – Надо же как-то разрядить атмосферу, и я протягиваю Шарлотте маленькую консервную банку, которую купила в «Дарах моря» у Кербюса.
– Шарлотта должна есть только то, что дают в больнице, – вмешивается Альбена.
– В банке совсем не съедобное!
Шарлотта читает этикетку: «Морской воздух натуральный. Сделано на острове Груа».
– Там, внутри, настоящий воздух! Ну класс!
– Благодарю тебя от всей души, Помм, – с чувством говорит Альбена, а мне от этого неловко, ну и я пробую сделать так, чтобы ей стало полегче:
– Знаете, я в восторге от своего подарка, и больше мне ничего уже не надо.
– Что за подарок?
– Ну как? То, что Шарлотта поедет выздоравливать на Груа.
– Грэмпи будет меня лечить. У меня будет свой личный доктор, как у голливудских звезд!
Альбена долго молча на нас смотрит, потом выходит из палаты.
Почему папа ничего ей не сказал?
Он сидит за столом в кафе и что-то набирает в ноутбуке. Рядом пустые чашки, на рукаве его сорочки пятно, брови нахмурены, ногти на больших пальцах обгрызены, на лбу новые морщинки, он очень бледный, но такой обаятельный… Несмотря ни на что я все-таки до сих пор люблю этого человека.
– Сириан?
Он поднимает голову, вспоминает, что больше для меня не существует, и улыбка сразу исчезает с его лица. Смотрит на часы, удивляется:
– Разве уже пора тебя сменить?
– Там Помм, с Шарлоттой.
Он закрывает ноут, отодвигает папки с бумагами, встает. Он джентльмен. Сажусь.
– Похоже, Шарлотта считает, что из больницы поедет к деду и будет выздоравливать на острове. – Говорю так сухо, как только могу.
– Да, я хотел с тобой поговорить, хирург считает, что это хорошая мысль, Систо… мой отец – тоже.
– Я-то была уверена, что ты все уладил в Везине с Центром реабилитации, а ты вон что решил… И рассчитывал сказать мне в последнюю минуту? Хотел поставить перед свершившимся фактом?
– Так ты будешь свободна от меня пять дней в неделю. Чище воздуха, чем на Труа, не найти. То, что папа будет рядом, должно тебя успокаивать, то, что Помм будет рядом, поможет Шарлотте, а главное, на Труа с ней все время рядом будешь ты, ведь в Центре реабилитации она бы оставалась на ночь одна…
Он припас много аргументов.
Да, мне будет легче без него, что правда, то правда. И Жо – выдающийся кардиолог, это точно. А когда я вошла в палату, Шарлотта улыбалась, и это заслуга Помм. И я говорю:
– Мне необходимо подумать. Я была несправедлива к Помм, надеюсь, она меня простит.
– Мне очень тебя не хватает, Альбена.
Ухожу из кафе, ничего не ответив.