Чем положено заканчивать книжки про тренинги? Фотографиями счастливых участников!
Возможно, а еще? Отзывами счастливых заказчиков! Ага, и с тех пор стали они жить-поживать и добра наживать…
Ответ верный, но не полный. Самое главное не сказали: «Материалами тренинга» в Приложении 1. Возможно, даже с программой – «основные тематические блоки», «ожидаемые результаты». Солидно так, соответствует формату.
Ничего этого здесь не будет.
Принципы и логику моей версии тренинга рассказала, даже с десятком «фишечек», с пейзажами и интерьерами. А что отдельной главы «Принципы того-то и того-то» нет – ну что это за принципы, в которых нужно клясться отдельно! Хотела бы написать пародию на методичку – ее бы и написала.
Изображать соответствие норме, которая, не успев сложиться, тут же сама себя объявляет законом мироздания, по меньшей мере недальновидно. Кто понял жизнь, тот не спешит. «Здесь нельзя стоять. Здесь все время все меняется», – говорится в «Сталкере». Уверяю вас, сегодняшние стандарты не первые и не последние. В нечеловеческой скорости их распространения заложен кризис перепроизводства. Вы к нему готовы? Я-то готова, как и ко многому другому.
Никто не знает, что будет требоваться от «правильного» тренинга и «правильной» книжки про тренинг через пять лет. Суши-бары сменятся, возможно, инновационными пирожковыми, где широкие народные массы станут наживать уже не управленческие компетенции с эмоциональным интеллектом, а какой-нибудь еще «вкус сезона». А может, и само слово «тренинг» будет не совсем прилично произносить вслух – недавно прошедшая мода обычно кажется нелепой и уродливой. Но домашняя еда, не знающая запретов и предписаний, устоит. Изменится, конечно, как и язык, – и мода на нее тоже повлияет, как и на язык. И сетовать будут нынешние тридцатипятилетние – мол, зелень пошла не та, а русский язык уже на грани нервного срыва!
Ну что же – значит, пробовали, помнят. И при желании найдут, узнают и оценят. Если бы я не придумала свой тренинг и слышала с утра до ночи только офисную феню, я бы тоже не могла себе представить, как много вокруг хорошо говорящих людей самых разных профессий, реалий и корней.
Тренинг окончен, листы обратной связи заполнены, пора по домам. Дело сделано, остановиться, оглянуться – и можно готовиться к следующему.
Редактор Ира, с которой я проработала много лет – упокой, Господи, ее душу, – всегда называла заключение «злоключением», такая у издательского народа цеховая шутка.
Вся рассказанная здесь история как раз о том, как незаметно замыливается, подтухает и превращается в фастфуд все, что производится серийно и поточно. Где-то поменяли ингредиенты, что-то сократили за ненадобностью – поди, не поняв, зачем усложнять рецептуру, – что-то уворовали, добавили лежалого ради «оптимизации расходов» – ну и вот, вкус сезона.
Не принюхивайтесь, продукт на это не рассчитан. Как известно, есть только одна свежесть – первая, она же и последняя. Но зачем придумывать и рисковать, когда можно купить (или скачать) готовое – «простенько и со вкусом»!
Как говорилось в одном анекдоте про Наполеона, – по пятнадцати причинам.
Дорогой бизнес-тренер, эта книжка не только «о вкусном и здоровом выступлении», она и о профилактике отравлений фастфудом, в том числе и тренерским. О том, как избежать «злоключения». У бизнес-тренеров оно обычно выражается в том, что их начинает подташнивать от собственных тренингов, от их участников и – если превышен ПДК – от самих себя.
Дорогой читатель, не проводивший тренингов и не собирающийся это делать, – все это имеет прямое отношение и к вам.
Прошли те времена, когда почти невозможно было объяснить «городу и миру», чем мы занимаемся. Я эти времена застала и сегодня, двадцать лет спустя, худого слова о них не скажу. Много было ерунды, но и находок немало, и драйва первооткрывателей, и веры в победу. Нелепые ляпы мы совершали на каждом шагу, а вот «муляж тренинга в натуральную величину» нам был неведом.
Было довольно весело, иногда страшновато, почти всегда неожиданно и странно. После дохловатых тренингов «Культура делового общения», украшавших меню факультетов повышения квалификации, – вам, нынешним, ничего не говорит нежная аббревиатура «повыква», а ведь именно там робко пробивались ростки сегодняшнего тренерского вальяжа – возможность настоящего дела, вау!
Вообразив себя важными участниками процесса – а тогда процессов было немерено и обещали они цвести и колоситься, – мы особо не задумывались о собственной роли. Появилась работа – много! – и новый опыт, новые жанры и новые деньги.
Тренинги проводили такие и так, какие и как следовало – тогда. Заказчики еще не все знали про бизнес (а откуда?), перспективы открывались тревожные, но манящие – ведь и правда верили многие из нас, что содействуем необходимым изменениям. Цивилизованные рыночные отношения, команда, планирование карьеры, управление конфликтом – слова эти музыкой звучали для тренерского слуха. Новенькими были сами слова, отраженная ими реальность, правила игры, ремесло. От Москвы до самых до окраин…
И мы готовы были считать тренингом то, что им принято считать в это время и в этом месте.
Наши замечательные заказчики плавали в своих фантазиях, мы в своих, – но не сразу стало понятно, что и они не сами придумывают желаемое. Рынок-то рынком, но на глазах изумленной публики тренинг стал все больше превращаться из инструмента перемен – ну, пусть несовершенного, ненадежного – в как бы технологию как бы развития.
И как-то незаметно на смену пестрой толпе корявых, но живых пришли стройные ряды хорошо форматированных. Что сами тренеры, что их заказчики, что клиенты – все как бы договорились считать, что так – как бы правильно.
И телевизор стало скучно и стыдно смотреть примерно тогда же, и в язык стали возвращаться обороты позднего советского «канцелярита», а от его объятий с корпоративным инглишем уродились новые химеры, и вот уже мы финализируем рейтинги инновационных образовательных проектов.
О, йаду мне, йаду…
Как заметил Лев Рубинштейн: «Пришло время бархатной реставрации, время бесшумной фундаментализации всех сфер общественной и культурной жизни. Сама идея культурного пространства, где сформировалась и бытует свободная, ироничная, непочтительная интонация, с точки зрения новых времен – всего лишь затратный анахронизм. Новое время – новые песни – о главном, разумеется. И новые ценности – разумеется, вечные».
И смотрите, как бесшумно и неотвратимо теряют смысл самые обычные слова вроде «сочинения» или «выбора». Когда сочинения больше не сочиняют, на выборах не выбирают, а по «телефону доверия» – вот прелесть-то! – доносят, это симптом, господа представители речевых профессий. Мутации такого рода предполагают плотный «радиационный фон», спасайся, кто может!
Потому что для профессионала нет ничего губительнее, чем регулярное произнесение и выслушивание бессмыслицы, которая не признается в этом своем свойстве, вполне самодовольна и уверена в своей нормальности.
В отличие от лимериков, частушек-нескладух и абстрактных анекдотов, которые по-честному безумны и оттого в небольших дозах как раз душеполезны: «Пароход плывет по Волге, телеграфный столб задел – Вся любовь моя пропала на семнадцатом году…», «О бойся бармаглота, сын… Глокая куздра, на помощь!».
И вот что я вам скажу, коллеги.
Человек думает более или менее так же, как говорит (не путать с «говорит что думает»).
Мало у кого мышление и речь не связаны, и это уж совсем особенные люди. Мы придумываем, прописываем и ведем свои тренинги точно так же, как думаем и как говорим.
Смотрите, вот мы выясняем у заказчика его потребности и прочее – обычная тренерская кухня. Выясняем, по сути, о чем и зачем будем «разговаривать» на тренинге. Вот мы встретились с группой и даем первые инструкции или озадачиваем ее вопросом. Группа нам так или иначе отвечает, начинается общение. Борьба, дуэт или танец – но мы вступаем в диалог. Подбираем свои шаги, решаем, какое упражнение или иная «игрушечка» будет уместна; сегодня и вот с этими именно людьми пойдет не то, а это, – точно так же, как подбираем слова в разговоре.
Наш «месседж» может быть составлен (оформлен) по-разному. То, как люди нам отвечают словами или действием, меняет наше понимание уже случившегося – и, разумеется, меняет следующий шаг.
Мы и эти люди взаимозависимы, взаимообусловлены. По крайней мере, здесь и сейчас. Мы чего-то друг от друга хотим, как минимум понимать и быть понятыми (не в высоком смысле, а в прямом). Можно не продолжать. Мы не только думаем так же, как говорим. Мы и действуем так же. И все влияет на все…
А если долго делать это – вести тренинги, к примеру – не своими словами и не своим голосом…
Если «лексика» сводится к десяти упражнениям, а «грамматика» полностью задана программой…
Если смысл предсказуем и вы только транслируете – и только то, чего от вас ожидают… Если это вообще не ваш смысл и вы тут ни при чем – «раскрыли тему», да и ладно…
Если часто и одним и тем же способом делается – говорится – одно и то же… – То вы медленно, но верно становитесь языковым мутантом, «механическим соловьем». Вместе со своим языком – исчезаете.
А чтобы не ощущать этого, свой язык придется постепенно забывать.
Да, кстати, о птичках…
Начинающего «выгорать» тренера видели, в его пустые глаза заглядывали? Слышали бодрые рассказы об «одном проекте», который уже «прописан»? Только вот работы многовато и как-то оно все… достало. В отпуск, наверное, пора. И с видимым облегчением разговор сворачивает на предметы вроде бы живые и даже приятные, но – странное дело! – вы как будто знаете наперед все, что будет сказано. И самое главное – как. Очень это скверный признак. Не поможет тут дайвинг, серфинг и рафтинг. Тут иное.
Все более плоские шутки спивающегося соседа. Гладкая бессмыслица протокольного доклада. Причитания старушки в легком маразме. Тупая уличная брань… Мы видим признаки временной или окончательной, умышленной или невольной деградации. И наступать она может и от причин физиологических, и от систематического использования «порченой» речи. Это же еще и порченая картина мира: как корабль назовешь, так он и поплывет…
Есть у меня один знакомый. Бизнес, переговоры, разработчики, производство – все как у людей. И стал этот достойный господин замечать, что речь его беднеет, уплощается, портится. Переписка по «мылу», знаете ли, да еще «на языке Шекеспеара» – о если бы! – позволяет обходиться десятком-другим клише. Этого достаточно, и ладно. Разговоры «по делу» тоже не блещут речевой креативностью – и тоже ладно. Читать доводится все больше обзоры, писать их же – и опять же ладно.
Но будучи человеком тонким и сохранившим уши, глаза и способность к самонаблюдению, он вовремя почуял неладное: первые признаки речевой деградации. Труднее стало подыскивать синонимы, говорить и думать одновременно, вспоминать с юности знакомые и любимые цитаты, каламбурить, что-то объяснять другими словами…
А поскольку человек он самостоятельный, решение тут же сам и нашел: стали они с женой летом в деревне по очереди читать друг другу вслух: Плутарха, «Записки охотника», «Чукоккалу» и даже «Собаку Баскервилей». Уютно, по-домашнему, не помногу – часок в день, когда дела сделаны и можно расслабиться. Здоровый инстинкт речевого самосохранения подсказал посильную и приятную форму реабилитации, и тут уж я снимаю шляпу и склоняюсь в почтительном поклоне: спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и такое бывает.
Мораль? Извольте.
Языковую личность нельзя разрушать, господа. Хотя бы свою.
Каков язык, такова и жизнь.
Какова речь, таков и человек.
Говорите, требования рынка, формат, корпоративная культура? Да, их надо учитывать. Как любые «требования», куда ж без них. Как временную необходимость говорить на языке «принимающей стороны»: вежливость и не более. Африканская пословица гласит: «В деревню, где живут одноногие, идут на одной ноге». Конечно, можно – и даже нужно – упрощать свою речь время от времени, если «деревня одноногих», увы, возомнила о себе и диктует требования. Выполнить их не так уж сложно, и вреда от этого не будет. Важно только не растворяться в них без остатка: «механический соловей» годится, только пока не надоест или не сломается.
Требования изменятся – а нас никто не будет собирать по кусочку, реанимировать и поливать живой водой. С нами уже рассчитались, в затылок дышат молодые и ретивые. И тоже думают, дурачки, что так будет всегда. (Впрочем, не так уж утешительно знать, что сзади вообще никого нет и на твое место никто не стремится, а впереди тупик.)
Я так давно наблюдаю за полем, что могу ответственно заявить: «И это пройдет». Карточными домиками осыплются вчерашние приоритеты, для простоты картины их забудут – словно и не бывало, – и другое станет считаться правильным и полезным. Язык тут же на это отреагирует, – а может, с него все и начнется, так уже бывало.
Вопрос о том, каким языком ты говоришь, – это всегда вопрос о власти, о доминирующем дискурсе, о праве быть чем-то еще, кроме «говорящего орудия»… Это вопрос о праве самому выбирать «своих» и «чужих» – они, конечно же, говорят по-разному и книжки читают разные, и шуткам смеются – тоже разным. Скажи, с кем ты находишь общий язык, – и я скажу тебе, кто ты. Важный ведь выбор, и хорошо бы оценивать его последствия. «Право голоса» – это о том же.
А публичное выступление, тренерское в том числе, всего-навсего показывает, как ты – слово за слово – распорядился этим своим правом.
Тот факт, что выступление – «вкусное и здоровое» или не очень – только театр и игра по правилам, позволяет принять это нелегкое обстоятельство. И даже кое-что изменить, если захочется. Это в жизни и работе не главное, так – экспериментальная площадка, песочница. Вот и славно, в нашем распоряжении относительно безопасная модель мира (и внешнего, и внутреннего). На этой игрушечке можно много чего понять, оживить, поправить. При желании, конечно.
А мне время от времени доводится, в меру своего умения и сил, лишь содействовать этому процессу. И я признательна всем людям, силам и обстоятельствам, благодаря которым стали возможными сначала наши встречи в «песочнице», а потом и совместное путешествие по страницам этой книги.