Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Эротические фантазии как путь к удовольствию
Вся фауна, населяющая человеческие фантазии, все растения со дна морского, плывут и колеблются в полуосвещенных закоулках человеческой деятельности, как будто бы плетя сети темноты. Тут появляются и маяки разума, очертаниями напоминающие менее чистые символы. Ворота в загадочное открываются, соприкоснувшись с человеческой слабостью, и мы входим в царство темноты. Одно неверное движение, один произнесенный слог обнаруживают тайные мысли человека.
Луи Арагон
Когда Кэтрин достигла пубертатного возраста, она набрала двадцать килограммов лишнего веса. Сексуально непривлекательная, всеми отверженная, она была гадким утенком и оставалась посторожить дверь в комнату, где ее подруги целовались с мальчиками. Сегодня она красавица и замужем почти пятнадцать лет. Они с супругом любят игру, когда Кэтрин изображает дорогую проститутку. Мужчины платят серьезные деньги за возможность побыть в ее компании: она их так притягивает, что они готовы отдать небольшое состояние и рискнуть работой и семейным благополучием, чтобы провести с ней немного времени. Чем более странные преступления они придумывают, тем выше их ценность. Унижения, пережитые Кэтрин, компенсируются восхищенными взглядами проходящих мимо мужчин. В ее выдуманном театре она с триумфом берет реванш за боль и травмы юности.
Жена Дэрила жалуется: «Он не может даже определиться, в какой ресторан идти. А теперь он хочет меня связать? Это что вообще такое?» Дэрилу бывает сложно принимать решения в повседневной жизни, и он компенсирует это фантазиями. Агрессия Дэрила находит безопасный выход в рамках тщательно продуманных и организованных сценариев, в которых присутствуют доминирование и подчинение. Наконец-то его желания удовлетворяются, ему не страшно зайти слишком далеко, его мужская сила приносит партнеру удовольствие, а не боль.
Лукас не скрывает своей нетрадиционной ориентации. Он вырос в маленьком городке на юге штата Иллинойс, долгие годы выдавал себя за гетеросексуала и страшно боялся, что кто-то узнает о его истинных предпочтениях. В школе он играл в футбольной команде и даже занимался сексом с чирлидершей: она сама подошла к нему, и Лукас знал, что, если он откажет, сразу возникнут подозрения в отношении его сексуальной ориентации. Сейчас ему за тридцать, и он рассказывает: «Наконец-то я убрался из этого города и теперь могу открыто вести себя как гей, не рискуя жизнью. Я гуляю по нудистскому пляжу, притворяюсь, что я гетеросексуал, и жду, чтобы кто-то из мужчин меня возбудил. Я готов изобразить традиционную ориентацию, но на моих условиях и если это поможет найти партнера для секса. Как ни странно, многим мужчинам-геям нравится соблазнять гетеросексуальных мужчин, так что я регулярно получаю хороший секс!»
Эмир всю жизнь был однолюбом. «У меня были подружки: настоящие, с серьезными отношениями, женщины, верность которым я хранил долгие годы. Вот такой я. С Алтеей мы вместе уже пять лет. Раньше у нас была очень активная сексуальная жизнь, но полгода назад родился ребенок, и она больше не хочет секса так часто, как раньше. Мне приходится использовать весь свой арсенал соблазнения, чтобы ее уговорить, а иногда и это не помогает. Так что приходится справляться своими силами». Эмир любит фантазировать о сексе сразу с двумя женщинами: «Мне нравится идея такого вот полного внимания только ко мне».
Многие мужчины традиционной ориентации фантазируют о сверхсексуальной женщине. Ее не нужно уговаривать заняться сексом. Ей не нужно никакого особого настроения — она всегда в настроении. Она не спрашивает: «Как ты можешь думать о сексе, когда у нас столько дел?» Вместо этого она повторяет: «Еще, еще, еще». Рядом с ней мужчина не чувствует себя виноватым за то, что все время ее хочет, потому что и она хочет его не меньше. Когда две барышни-француженки приглашают вас в постель, можете быть уверены, ни одна из них не скажет: «Не сегодня, дорогой, я устала».
До недавнего времени сексуальные фантазии считались чем-то недостойным. Христианство традиционно рассматривало их как страшный грех, а позже, в современной психологии, их стали считать извращением, свойственным неудовлетворенным или незрелым индивидуумам. Да и сегодня многие полагают, что сексуальные фантазии — не что иное, как компенсация неудовлетворенного либидо и недостатка сексуальной активности, являющихся следствием нервного срыва или задержки развития. Такие люди думают, что, когда мы фантазируем на темы секса, мы воображаем себе то, что хотели бы получить в реальности. «Если бы мой муж был по-настоящему привязан ко мне, он не рассматривал бы фотографии женщин с большой грудью», — жалуется клиентка. «Когда я фантазирую о том, как другие мужчины занимаются со мной жестким сексом, мне кажется, что я обманываю своего партнера, — говорит другая. — Что же это за женщина, которая хочет, чтобы ее насиловали?»
Я раньше тоже смотрела на сексуальные фантазии довольно узко, рассуждая, что они нужны только тем, кому чего-то не хватает в реальной жизни. Меня учили, что к фантазиям нужно относиться как к признаку невроза, незрелости; они могут быть свойственны людям, склонным к романтической идеализации, неспособным разглядеть собственного партнера, и они разрушают отношения. Я застряла на стыке воображаемого и реального и никак не могла погрузиться в исследование эротического во всем его многообразии. К счастью, я была достаточно любопытной и начала спрашивать пациентов о том, фантазируют ли они и как. Они рассказывали, но я по-прежнему не знала, что делать с этой информацией. Как будто я смотрела отличный русский фильм, но без субтитров: я не имела ни малейшего понятия, о чем он, хотя вполне могла оценить красоту кадра.
Со временем отношение к теме сексуальных фантазий менялось, и сейчас мы смотрим на них как на естественный элемент сексуальности здорового взрослого человека. Теперь никто не считает фантазии просто проявлением тайных влечений (или извращенных желаний редко встречающихся чудаков). Исследования врачей и философов, в частности Мишеля Фуко, Жоржа Батайя, Этель Спектор Персон, Роберта Столлера, Джека Морина, Майкла Бадера и десятков других, произвели переворот в понимании глубины и разнообразия эротического воображения: что это и что с этим делать.
В собственной практике я пришла к пониманию фантазий как ценного ресурса, используемого либо парой, либо одним из партнеров. В своем воображении мы можем унестись куда угодно — вот чистое выражение индивидуальной свободы. Это творческая сила, помогающая нам преодолеть реальность. Благодаря фантазиям мы время от времени можем вырваться из рамок отношений, что способствует сохранению либидо. Проще говоря, фантазии обогащают любовь и нежность яркими элементами нашего воображения.
Фантазии (и сексуальные, и любые другие) почти волшебным образом помогают залечивать раны и вообще обновляться. В фантазиях как будто и не было мастэктомии, в результате которой женщина лишилась груди; как будто не случилось аварии и человек умеет ходить, как и прежде. Фантазии поворачивают вспять время, возвращают нам молодость, позволяют ненадолго стать такими, какими мы уже не будем, а может, и не были никогда: сильными, красивыми, без недостатков. В фантазиях мы способны прикоснуться к умершему возлюбленному, или вернуться в прошлое, где мы страстно занимались любовью с партнером, в котором теперь с трудом видим хоть что-то сексуальное. Благодаря фантазиям мы восстанавливаемся, преображаемся, компенсируем удары и утраты. На несколько мгновений мы поднимаемся над реальностью жизни, а потому и над реальностью смерти.
Чем больше я слушаю и задаю вопросов, тем больше понимаю, что фантазии — непростая штука. У них есть энергия, способная исцелять, и психологическая сила. Фантазии объединяют уникальность нашей личной истории с общечеловеческим воображением. В каждой культуре есть запреты и стимулы, с помощью которых передается идея сексуального (телешоу American Idol и Моника Левински, к примеру) и запрещенного (алтарные мальчики-служки и Моника Левински!). Наши фантазии — мост между тем, что возможно, и тем, что разрешено. Фантазия — это настоящая алхимия, она превращает мешанину физиологических ингредиентов в чистое золото эротического возбуждения.
Я работаю с парами, и сексуальные фантазии дают мне массу информации о внутренней жизни каждого из партнеров, а также о динамике их отношений. Фантазии — изобретенный нашим разумом остроумный способ преодолевать всевозможные конфликты, связанные с желанием и эмоциональной близостью. Психоаналитик Майкл Бадер, изучающий глубинные процессы, связанные с фантазиями, объясняет, что святилище эротического воображения оказывается для нас психологически безопасным местом, где можно на время забыть о запретах и страхах. Фантазии позволяют нам уничтожить и разбить границы, навязываемые нашим сознанием, культурой и восприятием самих себя.
Если мы чувствуем себя непривлекательными или неуверенными в себе, то в фантазиях мы становимся неотразимыми. Если мы боимся слишком холодных женщин, в фантазиях нас окружают лишь ненасытные. Если нас пугает собственная агрессия, в фантазиях мы в безопасности и не опасаемся ранить партнера. Если мы никак не решимся о чем-то попросить, мы фантазируем о том, что партнер вдруг узнает все наши желания. Когда в реальности нам кажется, что лучше избегать секса, в нашем личном театре воображения мы позволяем себе поддаться на чьи-то соблазны, не думая об ответственности: мы же сделали то, что хотел другой, это все не наша вина. Фантазии позволяют выплеснуть проблемы и найти решение. В фантазиях подавляющий нас страх превращается в бесстыдство. И какое же облегчение обнаружить вдруг, что стыд стал любопытством, застенчивость — решительностью, беспомощность — уверенностью.
Надо сказать, что фантазии не всегда принимают форму детального и складного сценария. Многие думают, что если в их воображении отсутствуют внятная история и рельефные персонажи, то это и не фантазии. Такое заблуждение особенно свойственно женщинам, которым сложно брать на себя ответственность за собственные сексуальные мысли. Моя пациентка Клаудия однажды очень детально описала, чего именно бы ей хотелось, чтобы сделал ее муж. Она представляла медленный, постепенно разворачивающийся танец соблазнения, тянущийся целый день, с провоцирующими разговорами, легкими поцелуями в живот, нежными прикосновениями, теплыми улыбками, долгими взглядами. «Я хочу, чтобы он коснулся моей руки, но не трогал грудь. Я хочу, чтобы он дразнил меня, сделал одно сексуальное движение и остановился. Чтобы заставил меня захотеть его. Я хочу, чтобы я просила его коснуться моей груди», — объясняет она.
— И если он это все сделает? — уточняю я.
— У нас будут совершенно другие сексуальные отношения, — отвечает Клаудия.
Не прошло и двадцати минут, и, когда я спрашиваю ее о фантазиях, она отвечает:
— Я вообще не фантазирую. Джим да, а я нет. Он очень хочет попробовать секс втроем.
Я ошарашена и говорю:
— Вы шутите? Вы же так детально описали мне идеальную прелюдию — а это и есть фантазия. Это же не реальность, да?
Как мне кажется, сексуальной фантазией является любая ментальная активность, формирующая желание и усиливающая влечение. Эти образы не должны быть очень детальными или вообще конкретными. Часто они неясные, больше ощущения, чем образы, скорее чувственные, чем сексуальные. Практически что угодно может оказаться объектом нашего эротического воображения. Воспоминания, запахи, звуки, слова, время дня, тактильные ощущения — все способно стать фантазией, если вызывает желание.
В книге Men in Love («Влюбленные мужчины») Нэнси Фрайдей пишет:
В фантазиях, как на карте, нетрудно прочесть наши желания, разглядеть отношения доминирования и подчинения, увидеть попытку бегства и даже теневую сторону наших мыслей. Мы прокладываем путь, чтобы пройти между рифами и отмелями беспокойства, чувства вины и запретов. Фантазия — ответ нашего сознания на бессознательное давление. И как прекрасно, что фантазии одновременно и причудливы, и совершенно понятны. Каждая дает нам логичную и ясную картину личности — бессознательной ее части — автора этой фантазии, хотя мысли человека могут оставаться довольно хаотичными.
Символические парадоксы и нерациональная составляющая эротического мышления дают неожиданный и совершенно невероятный взгляд вглубь нашей личности. Фантазии рассказывают правду о нас самих, которую иначе не разглядеть. В фантазиях мы раскрываемся наиболее полно и откровенно, и каким-то загадочным образом они выражают наши самые сокровенные желания.
При этом большинство из нас совершенно не хочет обсуждать свои фантазии даже с собственным партнером (а нередко особенно с партнером). Сейчас, когда эмоциональная близость традиционно формируется на основе взаимных признаний партнеров о себе, причем не всегда комфортных, нормой становится полное замалчивание эротической стороны личности. Нам не сложно говорить о том, что мы делаем, но мало кто готов делиться, о чем он в это время думает.
На самом базовом уровне наше нежелание рассказывать объясняется просто чувством стыда. Большинство еще в детстве усвоило, что нужно держать мысли при себе и не прикасаться к собственному телу. Некоторые получили и более жесткий урок, в результате чего невинное любопытство превратилось в бесконечный стыд. Нас учат молчать и ни в коем случае не доверять сексуальной стороне личности, и неудивительно, что нам страшно некомфортно делиться своими глубинными переживаниями. Открываясь другому, мы рискуем получить насмешку или осуждение. Моя пациентка Зоя хорошо сформулировала это: «Там, где я выросла, никому и в голову не пришло бы сказать, что ему нравится секс, и вообще говорить о сексе было нельзя. Те, кому секс нравится, — либо шлюхи, либо извращенцы, и они все ослепнут, а их ладони покроются волосами. Так что я, конечно, помалкивала».
Но если мы молчим, то и другие тоже молчат. Многие наслаждаются своими сексуальными фантазиями в одиночестве (несмотря на то что секс теперь допустим в общественном пространстве). Нам неизвестно, о чем думают и что делают другие, нам не с кем себя сравнить, и мы не понимаем до конца, нормальны ли мы вообще. Нам страшно оказаться не такими, как все, — то есть отклонением от нормы.
Тут не было бы проблемы, если бы наше эротическое воображение в большей степени проявлялось в нашем поведении, в том числе на публике. У каждого есть секретная эротическая карта, а на ней особенно дорогие места. И чтобы скрыться от вечно наблюдающего за нами сознания, мы отправляемся в одно из этих мест. Мужчине, которому хочется нежно заниматься любовью с женой, скрывать нечего — как и женщине, мечтающей, чтобы любовник усыпал их кровать розами. Всем бы нам такое воображение — оно-то точно прошло любой этический контроль. Но эротические фантазии часто оказываются упрямыми и совсем не такими невинными.
То, что нас возбуждает, нередко конфликтует с нашим же идеальным воображаемым образом или с моральными и идеологическими убеждениями. Можно привести много примеров: феминистка, втайне любящая роль сабмиссива; жертва сексуального насилия, фантазирующая о насилии; муж, представляющий загадочную иностранку (стриптизершу, массажистку, порнозвезду), чтобы получать больше удовольствия от секса с женой; мать, для которой прикосновения к малышу приносят чувственное и даже эротическое наслаждение; жена, во время мастурбации думающая о горячем сексе с бывшим приятелем-психопатом; любовник, представляющий себе качка из спортзала, чтобы возбудиться при виде своего партнера.
Мы думаем, что с нами, вероятно, что-то не так, если нас посещают такие похотливые мысли: подобные фантазии недопустимы в эротической жизни счастливой в браке женщины, а доминирование и овеществление партнерши не пристало приличному отцу и мужу.
Чем больше мы недовольны посещающими нас эротическими мечтами, тем сильнее чувство стыда и вины и тем активнее наш внутренний цензор. Ральф живет с Шэрон уже пятнадцать лет. Со всех точек зрения это очень счастливая пара. Но вскоре после того, как они стали жить вместе, Ральф обнаружил, что всякий раз, занимаясь сексом с Шэрон, он фантазирует: место жены занимает семнадцатилетняя красотка, и дело происходит в темном кинозале. Внутренний мир Ральфа раскололся на две части: с одной стороны, нежный любовник, с другой — похотливый самец. Однажды он признался: «Мне некомфортно. Я бы никогда не тронул семнадцатилетнюю девочку. Я считаю себя вполне приличным человеком, и я не понимаю, что происходит. И уж точно я никогда не признаюсь в этом Шэрон. Я и себе-то в таком с трудом признаюсь».
Вообще, эротическое воображение питается вовсе не мирными и приличными чувствами: в его основе может быть ярость, агрессия, вожделение, инфантильная неуверенность и потребность в эмоциональной поддержке, стремление проявить силу, эгоизм, ревность. Подобные чувства постоянно присутствуют в наших интимных отношениях и могут угрожать стабильности эмоциональной связи или даже полностью разрушить отношения. Гораздо проще и часто правильнее загнать их на самый край воображения, где они никому не помешают. В глубине нашего эротического пространства все соображения о том, что прилично и допустимо, перевернуты с ног на голову — часто именно ради того, чтобы вовсе от них отделаться. Мы пересекаем границы дозволенного, меняем местами стандартные гендерные роли, отрицаем умеренность, наслаждаемся дисбалансом сил — и все ради возбуждения. В фантазиях мы реализуем то, на что не решаемся в реальности.
Джони жалуется:
— Рэй думает, что я не люблю секс. Но я люблю, или по крайней мере любила раньше, просто мне теперь не особенно нравится секс именно с ним. Он не понимает, что мне нужно, а я затрудняюсь объяснить. Все безнадежно. При этом мне всего двадцать девять: рановато отказываться от секса в таком возрасте.
— А что, есть возраст, в котором уже можно отказываться от секса? — спрашиваю я. — Давайте как-нибудь потом попробуем определить точную дату. А пока я бы лучше попыталась разобраться, что же вы хотите получить от Рэя и не получаете.
— Я хочу, чтобы он вел себя более мужественно, и я даже не верю, что говорю это вслух, — отвечает она, качая головой. — Я и сама не знаю, что это значит. Вроде как я мечтаю, чтобы он был похож на такого неандертальца из пятидесятых. Но я вообще-то не это имею в виду. Такой мужчина был у моей мамы: не думаю, что отец хоть раз спросил ее, чего она хочет, ни в спальне, ни вообще. А Рэй такой праведник. Он настоящий джентльмен, он меня уважает и принимает мое поведение. Мне нравится, что нам легко вместе, но в смысле секса он меня не заводит.
— Чего не хватает? — пытаюсь выяснить я.
Внезапно она наклоняется вперед и хватает меня за руку, не жестко, но уверенно.
— Вот этого я хочу, — говорит она. А потом неуверенно, мягко гладит меня по руке. — А получаю вот это.
— Он пассивен?
— Нет, не это. Он все время предлагает заняться сексом, но то, как он это делает, выводит меня из себя. Он типа вопросительно поднимает брови и делает так: «Ммм?» Как будто спрашивает: «Я сегодня имею шанс переспать с тобой?» — и я, получается, должна как-то отвечать и продолжать.
— То есть он не говорит прямо «я тебя хочу» и не спрашивает «хочешь ли ты меня»? В этом дело?
— Именно!
Я объясняю, что, чтобы мне понять, чего Джони хочет от Рэя, мне надо первым делом разобраться в ее ожиданиях от секса: «Если секс — это ваш крестовый поход, то за каким святым Граалем вы идете?»
Джони довольно легко делится историями о прошлом сексуальном опыте: лучшее воспоминание, худшее, и почему она их так оценивает. Джони рассказывает, в какой семье выросла, в каком возрасте начала мастурбировать, когда вообще поняла, что такое мастурбация. А когда я спросила ее: «Что для вас значит секс? Какие чувства сопровождают желание? Чего вы ищете в сексе? Что хотите почувствовать? Что выразить? Что скрываете?» — она посмотрела на меня озадаченно. «Даже не представляю, что ответить. Меня никто об этом раньше не спрашивал».
Все мы наполняем свои сексуальные приключения ожиданиями и потребностями. Мы ищем любви, удовольствия, признания. Некоторые находят в сексе идеальный способ выплеснуть желание, взбунтоваться и уйти от реальности. Другие благодаря сексу достигают экстаза и даже духовного единства. Я пыталась услышать от Джони историю ее опыта и хотела разобраться, какие конфликты и стремления в них проявляются.
— Могу я узнать о ваших фантазиях? — спрашиваю я.
Джони бледнеет:
— Ой, боже мой. Ну, это уж слишком личное. То, что я делаю или делала, — это ерунда по сравнению с тем, о чем я думаю. Мне неловко.
— Но я все же хочу, чтобы мы поговорили именно об этом. Я чувствую, что, если мы обсудим ваши фантазии, мы доберемся до сути того, что встало между вами и Рэем.
Постепенно, после уговоров, Джони раскрывает передо мной свою фантастическую коллекцию несдержанных, упоительных, наполненных бесконечными деталями эротических картин, которые она рисует в своем воображении с ранней молодости. Ковбои, пираты, короли и наложницы идут парадом: одни наделены властью и силой, другие соблазнены и сдаются на милость сильнейшего. За годы сценарии много раз менялись, но их суть оставалась прежней. Последняя история разыгрывается на ранчо воображаемого мужа Джони, где она оказывается сексуальным подарком для слуг. Вот они приезжают на ранчо, ей велят одеться к ужину, где она познакомится со слугами. Ее муж (по словам Джони, это совершенно не Рэй) сам выбирает для нее элегантное откровенное платье и украшения: длинные серьги, бриллиантовый кулон, красиво лежащий на груди, туфли на тонких высоких каблуках. Он не упускает ни одну деталь ее внешности. После ужина он просит ее раздеться, чтобы все оценили ее красоту. Она повинуется. Ей неловко, она чувствует себя униженной, но все это одновременно и приятно. Она оказалась полностью во власти целой группы мужчин и не пытается сбежать. У слуг свое задание: они должны угадать и исполнить все ее желания и довести ее до небывалого сексуального экстаза.
— Хотите знать, чего я боюсь? Я боюсь, что я мазохистка, как и моя мать, — говорит Джони.
— Что же мазохистского вы видите в своем поведении в этой истории?
— Я уступаю. Я пассивна, у меня нет собственной воли. Я делаю то, что мне говорят, и мне нравится, чтобы мной так повелевали. Почему я вообще там оказалась и почему выполняю приказы посторонних мужчин? В жизни я никому не позволяю себе приказывать. Я не выношу начальников, а тут вдруг подчиняюсь компании ковбоев? Это же полная бессмыслица.
— Вообще-то все это как раз очень осмысленно, на мой взгляд, по крайней мере, — отвечаю я.
— Тогда поделитесь своим открытием, доктор.
Я объясняю, что сексуальная фантазия работает не так, как фантазия вообще. Если человек говорит мне, что спит и видит, как отправляется в отпуск на Таити, я так и понимаю: человек хочет в отпуск на Таити. Связь между тем, чего он хочет, и о чем фантазирует проследить несложно. Но сексуальные фантазии не так прямолинейны. Вся суть сексуальной фантазии в том, что она всегда предполагает притворство. Это симуляция, представление, а не реальные события, и в ней далеко не всегда оказывается на поверхности то, чего человек на самом деле хочет. Подобно мечтам и произведениям искусства, фантазии содержат в себе гораздо больше, чем видно на первый взгляд. Это крайне сложный продукт работы человеческой психики, и их символическое содержание нельзя понимать буквально. «Это скорее поэзия, а не проза», — объясняю я.
Исходя из того, что Джони рассказала мне об отношениях с Рэем, я не думаю, что ей стоит бояться оказаться мазохисткой или переживать о своей пассивности. Возможно, ковбои действительно контролируют ее, но в конечном итоге это она контролирует ковбоев. Она автор и продюсер, она подбирает актеров, она же и режиссер, и главная звезда шоу. Она сама ставит программу, и не для того, чтобы испытать боль, а для того, чтобы получить удовольствие. Остальные актеры поклоняются ей, они вовсе не садисты. Если бы ее к чему-то принуждали, ей бы не было так приятно. И вся история не про контроль, а про заботу. Подобные вывернутые наизнанку сценарии обеспечивают нам безопасный путь к наслаждению.
Когда я объясняю Джони, что ее фантазия преимущественно о внимании и уязвимости, а не о мазохизме, она выдыхает с облегчением. Джони была алкоголичкой, но вылечилась, а потому мое сообщение о том, что она от чего-то зависима, ее не удивляет. Всю жизнь она отказывалась признать, что нуждается в поддержке, хотя втайне очень надеялась найти кого-то, кто способен позаботиться о ней. Было время, когда единственным надежным другом для нее оказался алкоголь. Тем более что он никогда ничего не просил в ответ.
В тринадцать лет Джони поступила в школу-пансион, по собственной воле, и навсегда уехала из дома. Тогда она казалась себе очень амбициозной барышней. Оглядываясь назад, Джони понимает, что это была попытка побега от нездорового распределения эмоциональных потребностей и ресурсов, сложившегося в ее семье. Со временем она нашла верных друзей, которые во многом ее поддерживали. Но ни пансион, ни карьера, ни алкоголь, ни даже друзья не обеспечили ей защиты от зависимости и уязвимости, которые неизбежны при эмоциональной близости.
Во втором акте этой истории появляется Рэй. По его собственным словам, он парень простой. Рэй — прекрасный результат удачной мужской социализации: он независим, уверен в себе, способен сам решать собственные проблемы. Он совсем не похож на тех парней, с которыми Джони встречалась раньше: неблагополучных, погруженных в себя, эмоционально ненадежных художников-алкоголиков, умело выпутывающихся из отношений, говоря что-то вроде: «Давай не будем пытаться все это объяснить — и так понятно, к чему все идет» или «Я не могу быть с тобой именно потому, что ты мне нравишься». А Рэй сразу однозначно дал понять, что хочет строить серьезные отношения с Джони. Он звонил, когда обещал позвонить, никогда не опаздывал, тщательно продумывал каждое свидание. «Он реально слушал, что я говорю. Он спрашивал меня о моей жизни и потом помнил ответы. Я уже привыкла, что можно заниматься сексом с кем-то хоть полгода и ни разу даже не заговорить о том, что это за отношения и куда они движутся. Рэй в такие игры не играл. Я ему нравилась, и он не боялся мне об этом сказать».
Открытость, постоянство, эмоциональная щедрость Рэя давали Джони ощущение мира и спокойствия, которых она раньше ни разу не испытывала в романтических отношениях. Казалось, что Рэй способен предвидеть ее желания, и это было приятно. И то, что у него самого было совсем немного потребностей, тоже казалось большим плюсом.
— Мужчина, умеющий предугадывать твои желания, — слишком сильный соблазн, — сказала я. — Расскажите, как долго все это длилось?
— Не слишком долго. Теперь мне кажется, что Рэя все время нужно обо всем просить. Иногда даже по два раза, и это невыносимо, — ответила Джони.
— А, и тут на помощь приходят ковбои. Их-то не нужно упрашивать.
В ходе нашей работы я снова и снова удивляюсь нежеланию Джони ни о чем просить. Признавая свою потребность в заботе, она чувствует себя страшно униженной и угнетенной, и я начинаю видеть, как ее фантазия о ковбоях компенсирует именно данную проблему. В яркой эротической истории она может отдаться на милость другим, не чувствуя ненавистной ей беспомощности. Такой сценарий (да и почти все ее фантазии) позволяет Джони обойти то, что так ее пугает в связи с зависимостью от других: беспомощность, унижение, ярость. Более того (и это крайне важно), она оказывается желанной именно благодаря тем качествам, которые в реальности ненавидит в себе больше всего. В мыслях она превращает пассивность в эротическое наслаждение, власть становится выражением заботы, а риск дает почувствовать безопасность.
Джони мучается от ощущения зависимости людей друг от друга: презирает свою потребность в поддержке, не выносит, когда другие демонстрируют свои эмоциональные потребности. Чтобы избавиться от мучений, она представляет людей, которые ведут себя как карикатурные мачо. Это сильные мужчины, у них вообще нет никаких слабостей, они не нуждаются в заботе. Такие мужчины не просят — они берут. В этом сценарии Джони освобождается от навязанного социумом образа заботливой женщины, и ее беспечная сексуальность наконец оказывается на свободе.
Эротические фантазии помогают в преодолении нескольких проблем одновременно. К примеру, воображаемые истории Джони указывают на ее внутренние конфликты, а еще являются ответом на принятые в обществе культурные табу в отношении женской сексуальности. На протяжении своего существования человечество тратило гигантские ресурсы на то, чтобы держать под контролем женское сексуальное желание. Однако женщины снова и снова выступают против подобных табу. С каждым новым запретом их воображение становится все сильнее. Джони готова идентифицировать себя с женщинами из своих историй. Но параллельно она создает образы мужчин, причем очень детальные. Получается, что она играет все роли сразу. Она понимает, что значит быть сексуальной хищницей: она знает и о вожделении, и о бессердечии. Опосредованно, через образы этих ковбоев, Джони удается почувствовать агрессию, эгоистичность, силу — все, что в ее восприятии связано с мужественностью и может быть выражено только в мужских образах.
Для многих женщин симуляция насильственного соблазнения обеспечивает безопасный выход сексуальной агрессии. Женская сексуальная агрессия настолько противоречит принятым в нашей культуре образам женственности, что мы позволяем себе выпустить ее на свободу только в фантазиях. Пусть этот воображаемый насильник, станет воплощением агрессии, которую так много женщин хотели бы, но не могут проявить сами.
Широко распространенная практика сексуального насилия над женщинами — жуткий фон для ставших популярными в наши дни фантазий о насилии, но в воображении насильник не выглядит реальным. Редко когда женщины видят детальный образ, скажем, с черными глазами или разбитой губой. Психотерапевт Джек Морин, специализирующийся на вопросах сексуальности, пишет, что воображаемые насильники, как правило, неагрессивны. В фантазиях жестокость и агрессия превращаются в нежность. Через образ такого нежного мужчины женщина может испытать радости здорового доминирования и подчинения, наполненного силой.
Для работы с клиентами я стараюсь создать дружественное к сексу пространство, где никого не судят, где не морализируют, где люди будут спокойно беседовать о своей сексуальности. Даже просто решившись поговорить на такую тему (ведь часто и это дается непросто), человек может почувствовать серьезные изменения. Секс становится и способом выявить конфликты, связанные с желанием и эмоциональной близостью, и способом преодоления расколов в отношениях. Мы с Джони решили использовать ее фантазии, чтобы проработать их с Рэем ключевые проблемы. Зависимость и пассивность, агрессия и контроль — чувства, которые Джони отрицала долгие годы и допускала только в собственных фантазиях. Признав это и заговорив о них на наших сеансах, она на шаг приблизилась к их высвобождению.
Когда Джони перестала стыдиться своих фантазий, она стала менее напряженной и начала принимать себя. Это казалось ей странным, но теперь она могла обратиться к Рэю с любыми просьбами и почти не нервничать. Из дальнейших бесед становилось понятно, что препятствия есть следствие простого недопонимания, которое, выйдя из-под контроля, долгое время накапливалось.
Долгие годы Рэй считал, что Джони нуждалась именно в нежном подходе, какой он и демонстрировал. Он даже думал, что этого хотят все женщины, и не понимал, почему на вопрос вроде «что мне для тебя сделать?» он получал лишь раздраженное: «Ничего!» Он не мог догадаться, что для Джони такая забота в контексте сексуальных отношений означала, что она не несет никакой ответственности и растворяется в полной зависимости, причем без чувства вины. Их отношения зашли в тупик: она отказывалась, он начинал упрашивать, она отказывала резче.
Когда Джони предложила Рэю проявить больше ассертивности и самоуверенности, для него это оказалось не менее освобождающим, чем для нее. Впервые он почувствовал, что в их отношениях есть место самым разнообразным чувствам, а не только нежности. Джони была потрясена, увидев, как позитивно Рэй реагирует на ее собственную уверенность и решительность. Даже само по себе признание желания быть совершенно пассивной стало актом невероятной решимости с ее стороны. Как и многие, она усвоила, что женщина, откровенно выражающая свою сексуальность, кажется шлюхой, непривлекательной, эгоистичной и уж точно не годится для эмоциональной близости. «Я боялась, что если скажу Рэю “делай так, а вот так не делай, помедленнее, задержись, и еще вот так, так и так”, то он почувствует угрозу своей мужественности».
Говоря о Рэе как о сексуальном мужчине, надеясь на его опыт и совершенно забывая свой, Джони реализовывала столетиями назад сформировавшийся образ женщины, готовой на все ради сохранения мужественности своего партнера. Или она так думала. Но ее предположения оказались ложными, ведь Рэй возбуждается как раз от ее активности, а уж от ее однозначных приказов — и подавно. Если женщина ведет себя с ним на равных, Рэю проще, так как не нужно угадывать и сомневаться, удастся ли все сделать так, как она хочет. Когда Джони активна, он уже не так волнуется о ней, и ее вялая реакция не давит на его мужественный образ. Ее возбуждение дает ему право просить большего и полностью погружаться в акт единения с любимой женщиной.
Джони никогда ничего не рассказывала Рэю о своих фантазиях, но после того, как он узнал об их содержании, их сексуальные и эмоциональные отношения серьезно изменились. Как только Джони поняла, чего именно ищет в сексе, и как только она осознала, какие личностные и социальные барьеры мешают ей получить удовольствие, она начала совершенно иначе строить отношения с Рэем. Мне она сказала: «Теперь я гораздо лучше понимаю, что для меня значит секс и что я хочу чувствовать, занимаясь им. Я могу говорить об этом с Рэем, не боясь проговориться о своих фантазиях, потому что мой стыд исчез».
Некоторые пары возбуждаются, делясь друг с другом своими фантазиями или разыгрывая их. Кэтрин и ее супруг придумывают разные соблазнительные подробности, когда планируют свои ролевые игры. Это нескучно, и оба могут быть кем-то (и с кем-то) другим, не ища при этом настоящих новых партнеров. В моногамии возникает разнообразие.
Но не каждому нужен билет в театр соблазна. Фантазии не обязательно пересказывать партнеру. Я вовсе не рекомендую обязательно делиться своими фантазиями: не все готовы жить в атмосфере фильма «Тайны исповеди». Мы можем держать свои фантазии при себе, и не потому, что нам стыдно. Мы осознаем, что, если начать обо всем этом говорить, возбуждение от придуманного мира улетучится. Тогда хорошо предаваться мечтам в одиночку, тем более что мы не всегда оказываемся на той же эмоциональной и эротической волне, что и наш партнер.
Давайте рассмотрим еще один пример: Нэт и его подруга Аманда. Нэт не стремится скрывать свои фантазии. О них несложно догадаться, взглянув на названия некоторых фильмов в его коллекции: Gang Bang 1, Gang Bang 2, Gang Bang 17, Gang Bang 50. Понятно, какая именно порнография ему нравится. Нэту и в голову никогда не приходило это скрывать — но и обсуждать данную тему он не особенно готов. «Для меня фантазии — какой-то фетиш. Не думаю, что люди всегда до конца понимают свои фетиши. Вот почему некоторые с таким трепетом относятся к обуви? Понятия не имею. Я пытался разобраться, но так ничего и не понял. И дело не в застенчивости. Я давно люблю все это, еще с подросткового возраста, и с моей реальной сексуальной жизнью это никак не связано».
Нэт и дальше бы спокойно предавался своим странным увлечениям, если бы не беспокойство Аманды. (И вообще-то Нэт мог бы и догадаться, что, оставляя подобные фильмы на виду, он провоцирует вопросы.) «Я не понимаю такого насилия. Меня это пугает, я начинаю чувствовать себя слишком уязвимой, — говорит она. — В этом же есть что-то нездоровое, да?» Аманда видит лишь похотливых мужчин, которые могут делать абсолютно все, что хотят, с беззащитными женщинами. А Нэт смотрит совсем другое кино. Когда я спрашиваю его: «Кто сильнее в этой сцене?», он тут же отвечает: «Конечно, женщина». Для Нэта возбуждающим оказывается как раз сексуальная сила женщины, которая готова быть сразу с несколькими мужчинами. Он не видит в этом ни насилия, ни боли. «Она хочет этого, и ей нравится. Если бы она не получала удовольствия, меня бы это не возбуждало».
Такие объяснения успокаивают Аманду, и такие фильмы перестают казаться ей настолько жуткими, но ей по-прежнему странно от того, что женщины на экране ничем на нее не похожи. «Я не могу с ними конкурировать. Если ему нравится такое, то как же он может удовлетворяться мной?» — спрашивает она. Когда Аманда смотрит фильмы Нэта, она думает лишь о том, как это все соотносится с ней, а не о том, что видит в них Нэт, и чувствует себя отвергнутой.
— Да, те женщины кажутся мне сексуальными, — признаётся Нэт. — Я вижу, как девушка идет по улице в бюстье, в кожаной мини-юбке и в высоких сапогах, и да, это меня заводит. Но готов ли я рискнуть нашими отношениями и отправиться на поиски такой барышни в реальной жизни? Нет. Нравились ли мне такие женщины раньше, встречался ли я с такими женщинами? Да. Были ли у меня с ними долгосрочные отношения? Нет. Я думаю, что осознаю разницу между чем-то, что я вижу на экране и от чего возбуждаюсь, и человеком, которого я люблю. Я достаточно зрелый мужчина, чтобы это понимать. Мои чувства к тебе, Аманда, вообще ничего общего не имеют с этим.
Я предлагаю Аманде подумать о том, что, возможно, Нэта заводит как раз нереальность всех этих женщин. Именно отсутствие настоящего физического контакта и возбуждает его. Если бы они были рядом, со всеми своими чувствами, потребностями, неуверенностью, мнениями, никакие сапоги тут не помогли бы. В таких фантазиях все сводится к тому, чтобы получить от женщины желаемое. Женщины в порнографических фильмах должны быть объективированы, не являться личностями, благодаря чему их можно наделить любыми воображаемыми чертами, чтобы они удовлетворяли желания зрителя.
В своем воображении Нэт воссоздает образы голодных дьяволиц. Джони нужны ковбои, тоже не особо сложные персонажи. Дэрил использует похотливых незнакомцев на пляже. Кэтрин возбуждается при виде собственного мужа в роли клиента. Наши фантазии часто населены такими персонификациями ничем не сдерживаемой сексуальности. За счет них нам удается испытать простую радость или страшное вожделение, свободное от многогранных чувств, неизбежно присущих эмоциональной близости взрослых людей. Воображаемые незнакомцы помогают нам на время оторваться от сложных взаимоотношений желания и последствий любви. Они живут бок о бок с любовью, но не являются ее заменителем.
Гетеросексуальная порнография, производимая преимущественно мужчинами и для мужчин, нацелена на то, что социолог Энтони Гидденс называет «минимумом чувств и интенсивным сексом». Отчасти это удовлетворяет потребности тех мужчин, которым важно разделять эмоциональную и сексуальную жизнь и не смешивать стабильные долгосрочные отношения и случающиеся время от времени острые приступы желания. Порнография служит и еще одной цели, не столь очевидной. Противники порно в своих рассуждениях фокусируются прежде всего на агрессии и насилии, связанных с мужской сексуальностью. Гидденс замечает, что мужская сила, изображенная во всех этих историях, есть защита от мужской неуверенности — и сексуальной, и любой иной. Женские персонажи в большинстве порнофильмов тоже неуязвимы, и они избавляют мужчину от ощущения уязвимости, потому что всегда несут полную ответственность за происходящее и всегда удовлетворены. Мужчина никогда не страдает, так как доводит женщину до состояния полного экстаза. И это подтверждает его мужскую силу.
Мне казалось, что Нэту не особо интересно слушать мой разбор порнофильмов. Он не совсем соглашался, что в Gang Bang 47 показаны проблемы мужской сексуальной неуверенности. Но он подтвердил, что человеку необходима некая зона, чистая от эмоций, где секс может быть жестким и ничем не ограниченным и где вся уязвимость, неуверенность, неадекватность, зависимость — и его, и ее — на время исчезают из поля зрения.
Если бы Нэт не хранил свои фильмы на самом видном месте, я бы и не завела разговор о его предпочтениях в кино. Во-первых, Нэт и Аманда не так давно вместе: они все еще стараются притереться друг к другу и создать комфортное для обоих пространство. Я почувствовала, что у Аманды немало предубеждений, ей свойственна неуверенность, и в целом ее эстетические взгляды вряд ли позволят ей слушать его рассуждения о том, что его возбуждает.
Нэт же не особенно чуток к чувствительным для Аманды темам. Он довольно бесцеремонно размышлял о том, как она реагирует на эти фильмы, и (хотя он и не согласен) несколько смущенно говорил, что не очень понимает, в чем проблема. Он стоит на том, что слишком ее любит и не может воспринимать ее как эротический объект, но это не кажется мне очень уж убедительным. Чтобы впустить партнера в свои эротические фантазии, нужно больше такта и чувствительности, чем есть у Нэта. Верно и обратное: чтобы войти в мир эротических фантазий любовника, нужно уметь отделить себя от них, в чем не сильна Аманда.
Некоторым нравится заглядывать за занавес сексуальных фантазий партнера. Для кого-то это оборачивается полной катастрофой: они не получают нового опыта или знания, а увиденное и услышанное их только ранит. Вообще, человек берет на себя серьезный риск, приглашая другого заглянуть в глубины своего эротического мира. Если фантазия непонятна партнеру, результат может быть катастрофическим. Но если человек понимает нас, мы чувствуем, что нас принимают и ценят, и это благотворно влияет на отношения. Фантазия способна реализовываться и в реальных отношениях партнеров, но сам факт, что она перестает быть тайной, выражает и стимулирует более глубокую любовь и доверие.
В то же время, чтобы войти в эротический мир партнера, нужно предпринять серьезное усилие, понять эти фантазии, а также отделить себя от сценария. То, что мы услышим, может нам не понравиться и показаться совсем не сексуальным. Достичь нужного уровня эмпатии и одновременно объективности не так просто, особенно когда речь идет о желании. Если наш партнер возбуждается от того, что нам самим совершенно чуждо, то велик соблазн вначале осудить его, а потом уже задавать вопросы. Начав с искреннего любопытства, нетрудно быстро скатиться к взаимным обвинениям и отказу от отношений. Когда наше эротическое начало сталкивается с критикой, оно прячется. Приватность нарушена, появляется секретность.
Я горячий сторонник приватности и предпочитаю осторожно подходить к откровениям о своей сексуальности. Можно исследовать свой эротизм, но не обязательно делать результаты общедоступными; можно признать право на фантазии и не требовать деталей. Есть немало способов установить интимную эротическую близость, и для них не обязательно полностью раскрывать все личные тайны. Для каждой пары свой подход.
Культурные табу, касающиеся эротических фантазий, слишком сильны, и для огромного числа людей сама идея обсуждения этих фантазий вызывает чувство стыда и серьезное беспокойство. Но фантазии — это карта наших психологических и культурных забот. Если удается их выявить и проанализировать, это помогает нам лучше понять самих себя и начать необходимые изменения. Полностью закрывая наш личный эротический мир, мы получаем пресный секс без живости и эмоциональной близости. И люди не замечают, что скучные и однообразные сексуальные отношения часто являются следствием ограничения воображения.
Наше эротическое воображение — живое подтверждение того, что мы живы, и является одним из самых мощных инструментов для поддержания желания в отношениях. Давая право голоса своим фантазиям, мы освобождаемся от многих личностных и социальных барьеров, мешающих нам получать удовольствие. Лучше осознавая смысл наших фантазий, мы учимся понимать, что мы ищем, как сексуально, так и эмоционально. В эротических мечтах мы находим энергию, сохраняющую нашу страстность и сексуальность.
Войти с помощью соц. сетей: