"Удивительно, – подумал Демид, – как интеллектуальный, образованнейший человек может создать впечатление олигофрена, если говорит на языке, который плохо знает". Имел он в виду, конечно, Вана Вэя. Китаец все еще порывался говорить на русском ("Мине нужен прэктис, я отшень быстро учусь"), но серьезность дел, которые они обсуждали, заставила перейти их на китайский. Это было также довольно затруднительно – Лю Дэань, у которого Демид почерпнул свой лексикон, понятия не имел о многих вещах, которые казались совершенно естественными в конце двадцатого века. Но дело двигалось – зародыш плана появился в голове Демида и набирал вес медленно, но неумолимо.

Ван Вэй не соврал Леке – он действительно был магистром наук, уникальным специалистом в области истории, восточной философии, лингвистики и многих других наук. Но Демида больше интересовали не те знания, которые доктор Вэй вбивал в головы своих английских студентов. Хранитель знал то, что не выложил бы человеку, не посвященному в существование Великого Земного Бессмертного, даже под страхом пыток. Он нес Знание, накопленное тысячами лет существования своей закрытой школы. Ни один иероглиф не доверил бумаге тайн борьбы Тайдисяня с Духами Тьмы за тысячи лет. Истории эти, повествующие о периодическом появлении Тайдисяня в Поднебесной, и отголоски жития его за пределами Империи, передавались членами семейного клана из уст в уста, и Ван Вэй знал их наизусть. Удивительно, как много могло уместиться в его маленькой лысой голове. Информацию оттуда можно было черпать томами – как из энциклопедии. Но все это значило не столь много в сравнении с личностью самого Вана. Только теперь Демид понял, что значит шифу – китайский наставник. Можно было прочесть тысячи книг, изучить десятки языков и потратить многие годы в попытках разгадать загадки, преподносимые жизнью. Но в маленьких коричневых глазках учителя можно было прочитать ответ на любой вопрос. Для этого нужно было не знание, но лишь озарение и понимание.

– Мир стар, – сказал Ван. Он сидел на тахте, скрестив ноги. Дема оседлал стул, повернув его спинкой вперед и внимательно смотрел на китайца. – Мир очень стар. История повторяла себя уже не тысячи – миллионы раз. Все загадки разрешены, но каждый человек, который задумался над истиной, снова ставит их для себя. Вы, европейцы, слишком лелеете свою индивидуальность. Каждый из вас хочет найти все разгадки сам, тешит себя надеждами, что придумает что-то новое, и его Путь будет оригинальным, отличным от других. Годы проходят в бесплодных поисках – и что? Повторив бесконечные ошибки прошлых поколений, этот человек приходит к результату, который уже тысячи раз повторялся другими, шедшими по Пути до него.

– Согласен, – сказал Демид. – У нас слишком мало времени, чтобы отвергать опыт шедших до нас и пытаться нащупать свою тропу. Но где он, этот опыт? Где книга, в которой написано, как вычислить Имя Врага? Где карта, на которой крестиком помечено нахождение Врат? Где рецепт, как заткнуть эти Врата? Я думаю, что если бы Тайдисянь знал ответы на эти вопросы, он бы уже давно закрыл проход из Мира Тьмы окончательно.

– Не спеши, – Ван огладил руками бородку. – Если существуют Имя, и Врата, и способ, как остановить истечение вредоносных демонов, то существует и ответ на твои вопросы. Ты задал вопросы, Демид, и позволь мне теперь обратиться к пустоте. Может быть, просветление придет ко мне и продвинет нас еще на шаг в познании Дао.

Старик положил руки на колени ладонями вверх и закрыл глаза. Демид знал, что беспокоить его сейчас бесполезно – Вэй стал бездумен и безжизнен как сухое дерево, дыхание его едва различалось. Демид, с его паранормальным зрением, увидел, как из точки Цзы Цяо за межбровьем Хранителя вышел тонкий луч желтого света. Он протянулся в воздухе на длину ладони и замер, торча изо лба даоса словно карандаш. Из солнечного сплетения вылетел небольшой оранжевый шарик, расщепился на три дуги, которые вращались в воздухе все быстрее, пока не превратились в сплошную окружность, сияющую алым кровавым светом. Кольцо это поднялось до уровня головы Вана и слилось со светом, исходящим изо лба его, в единый круг – ровный и белый. Демид знал, что видит "сущностную природу" даоса. То, что христиане называют душой, отделилось от его тела и вошло в тонкий мир, окружающий любого из нас всегда и везде. Демид вспомнил слова Вана – другого Вана, который был наставником Лю и являлся предком Вана нынешнего:

Они находились на даче, доставшейся Демиду в наследство от Алексея, в комнате, служившей Алексею лабораторией. Здесь, на столе, некогда стоял компьютер. Демид считал его тогда гениальным творением Алексея, но на деле электронный Внутренний Мир оказался лишь игрушкой, созданной Нуклеусом по прихоти Защитника – управляемым отражением мыслей разумного кристалла и ничем более.

Комната эта и поныне сохраняла таинственную ауру прежнего своего обитателя. Приборы и аппараты в большинстве своем были размонтированы и перенесены Демидом в его городскую квартиру. Сейфы, помеченные непонятными знаками (Демид так и не сумел расшифровать их) были пусты. И лишь несколько картин по-прежнему висело на стенах. В лаборатории они казались неуместными, но теперь, когда комната освободилась от переплетения проводов и нагромождения мониторов, посылающих тревожные импульсы, картины оказались магнитами, привлекающими внимание.

Демид встал и пошел вдоль стен. Все картины принадлежали кисти одного и того же человека и были выполнены в манере, которую можно было назвать гиперреализмом. Демиду приходилось видеть подобные картины, такая техника живописи процветала с начала семидесятых годов, и считалась одним из ответвлений постмодернизма. Однако эти полотна, судя по состоянию краски, были выполнены не менее века назад – еще одна загадка в череде бесчисленных тайн, оставленных Алексеем. Кто рисовал их, кто накладывал мазок за мазком столь тщательно, что картина теряла фактуру и превращалась в подобие фотографии? Реализм фотоснимка не шел ни в какое сравнение с невероятным, фантастическим реализмом этих холстов. Каждая черточка жила здесь своей жизнью – казалось, Демид просто смотрел сквозь тончайшую пленку на предметы, существующие в реальности. Портрет Иисуса Христа выглядел так, словно художник писал его с натуры. Фрукты и виноград на натюрморте были столь живыми и аппетитными, что рот Демида заполнился слюной. Два похожих пейзажа представляли собой изображение одного и того же места днем и ночью. При свете солнца все здесь лучилось радостью и чистотой – деревья редкого леса, умытое дождем небо, горы, выглядывающие из-под шапок облаков. Ночью же все было покрыто мраком – настолько густым, что, лишь внимательно вглядевшись, можно было рассмотреть очертания кустов и деревьев. Зато звезды сияли во всем своем великолепии – Орел все так же гнался за Лебедем по дымке Млечного пути, как и миллионы лет назад, Стрелец натягивал лук, а Близнецы танцевали свой, только им понятный танец…

…Демид не поверил своим глазам. Звезды в нарисованном небе раздвинулись и в россыпи светлых точек появился черный провал, напоминающий по очертаниям человеческую голову. Демид протянул руку и дотронулся до матовой поверхности картины. Рывок, и рука его ушла в провал – что-то там, в пустоте, дернуло за пальцы, позвало к себе. Дыры, как таковой, не было – просто рука Демида заканчивалась сейчас на уровне локтя, – там, где начинался холст.

Демид сделал шаг назад и извлек руку обратно. Кисть его стала полупрозрачной, словно была сделана из матового зеленоватого стекла. Ни сосудов, ни костей не было видно – только пульсация холодного потустороннего света. Огненные червячки электрических разрядов пробегали между пальцами и покусывали кожу. Свечение медленно распространялось вверх – к локтю – к плечу – перешло на грудь и волной покатилось вверх и вниз. Ноги Демида оторвались от пола и он медленно поднялся в воздух.

"Куда идти? – он еще не сделал выбор. – Какое время дня предпочтительнее?" Солнечный пейзаж манил его – где-то в его подсознании он олицетворял место, в котором он мог почувствовать себя счастливым. Демид наклонил голову и ступил на траву, приветливо подавшуюся к нему под действием летнего ветерка. Легкий щелчок, и невидимая пленка, ограничивающая Средний Мир, пропустила его и разошлась радужными пятнами.

Демид сидел на пригорке. Ядро он поставил перед собой на пенек. Впервые он общался с Ядром вот так – сохраняя видимость реального существования, а не будучи выдран с корнями из собственного тела и размазан сознанием в чуждой ему разумной пустоте. Нуклеус изменился внешне – камень напоминал теперь формой человеческую голову с несколько оттопыренными ушами (точная копия черной дыры на соседней картине), с едва обозначенными ямками глаз и рта.

– Привет, Нуклеус. Ты соскучился по мне? Куда ты меня затащил?

– Мы в мире, где враг не сможет нас услышать.

– Другой мир? И что он из себя представляет?

– Это картина, и ничего более. Картина, созданная художником Иваном Яузой.

– Яуза? Никогда не слышал о таком.

– Он не стремился к известности. Живописец – лишь одна из многочисленных ипостасей этой многосторонней и необычной личности.

– Расскажи о нем.

– Нет, о нем позже. У нас слишком мало времени, нам нужно закончить разговор. Я хочу рассказать тебе то, что может навести тебя на след в твоих поисках. Но сперва я должен увериться в окончательности твоего выбора.

– Я же сказал тебе – я согласен. Хотя, видит Бог, только под давлением чрезвычайных обстоятельств я иду на такой шаг…

– Упрямые вы, христиане, – в голосе Ядра, лишенном интонаций. не слышалось недовольства, он просто констатировал факт. – С христианами всегда возникало много проблем. Лучшими Защитниками всегда были китайцы. Они привыкли подчиняться. Они не задают лишних вопросов. Они спокойно воспринимают доминирование высшего сознания над их человеческой личностью.

– А Лю Дэань? Помнишь такого? По-моему, он не очень-то спешил придти в объятия великого Духа Мятежного? Он сопротивлялся как мог.

– Это неудивительно – ваши характеры почти идентичны. Потому что Лю Дэань и ты, Демид – в сущности, один и тот же человек.

– Вот как? – Демид покачал головой. – Значит, реинкарнация все же существует?

– Иногда – да.

– Иногда? В каком смысле?

– Большинство духов, дающих человеку сознание – тех духов, что вы называете человеческими душами, слабы и недолговечны. Они рождаются вместе с человеком, проходят вместе с ним земную фазу существования, а после его смерти отправляются в тонкие миры. Они непригодны для многократного использования – переходы из тонких миров в Средний Мир и обратно разрушают их нежную субстанцию. Но существуют особо стойкие души – отмеченные, как выразился бы ты, печатью Бога. Они живут миллионы лет – со времени появления первых людей. Они умирают вместе с телами, и возрождаются снова – в новых людях. И люди такие необычны по человеческим понятиям. Дух их стоек и мало подвержен земным влияниям. Кроме того, они обладают способностями, которые ты называешь паранормальными. У тебя – именно такая душа, Демид. Прочная.

– Защитники… Они были такими людьми?

– Да, само собой. Безусловно, все. Таким человеком был и твой отец – Петр Зиновьев. Он же – Иван Яуза. Он же – отшельник Никодим. Защитник, ставший наставником и вдохновителем Алексея, твоего предшественника.

– Что? – Демид вскочил. – А я-то считал… Я думал, что Петр – ученик Алексея! Он же был таким молоденьким, этот Петя Зиновьев! Ты обманываешь меня, Нуклеус! Не могло быть так!

– Отец Никодим прожил на свете сто пятьдесят два года, и все это время он выглядел так молодо – на те двадцать три года, когда он получил дар Защитника. Иногда он напоминал старца, потому что борода его доставала до колен. Иногда он носил эспаньолку и синий бархатный берет, вращаясь среди богемы. Он нес людям учение Божие и изнурял тело аскезой, он писал стихи и картины, сводящие с ума, он очаровывал дам высшего света и дрался на дуэлях с их разгневанными мужьями. Он сражался в рядах Белой Армии и шел на дно в барже, затопленной большевиками, вместе с сотнями других пленных офицеров. Он сидел в лагерях. И был убит Агеем, так и не увидев твоего появления на свет.

– Он надоел тебе? Почему ты разрешил убить его?

– Мне не может надоесть кто-либо. Я не человек и не испытываю эмоций, сходных с человеческими. Его убил не я, а Гоор-Гота. Просто убил – так получилось.

– Просто?.. Просто так не бывает. Ты позволил Гоор-Готе убить его! Так же, как позволил убить Алексея, когда нашел для своих игрищ более подходящую кандидатуру – меня.

– Демид… – голос Ядра зазвенел, отразившись бесчисленным эхо в пространстве мира-картины. – Я никогда не давил на тебя, Демид. Я предоставил тебе возможности для собственного развития. Согласись, ты никогда бы не познал столько нового, будучи обычным человеком. Точно так же существовали и остальные Защитники – я давал им все, что было в моих силах. Будь моя воля, я не позволил бы им умереть никогда. Но есть судьба, Демид. Я не всесилен, я не в состоянии замедлить колесо судьбы и придать ему обратный ход. Есть силы, стоящие выше меня. А потому поговорим о живых – о тебе, Демид. Ты считаешь свою карму избытой? Ты собрался умереть, погибнуть от руки Духа Тьмы?

– Нет. Конечно, нет. Я люблю жизнь. Я хочу жить дальше.

– В таком случае ты должен направить все свои силы на победу над Духом Тьмы. Над тем, кого ты называешь Табунщиком. Он оказался намного сильнее, чем мог я предположить вначале. Его проделки с Армией Добра – тому свидетельство.

– Почему же эта Армия так легко развалилась?

– Это была лишь разминка, проба пера. Для Духа Тьмы даже сотня лет – краткий миг. Он не спешит, он набирает силы и продумывает свою игру.

– В чьем же теле все-таки присутствовал Абаси? Теле Ираклия? Теле Владислава? Или в туловище дурной рыжей собаки?

– Во всех этих телах одновременно. Ты забыл добавить к этому списку еще три сотни тел АРДов – все они контролировались Духом Тьмы. Искусство расчленять свой дух на сотню и более частей присуще не каждому Абаси. Более того, это явление – очень редкое, и наводит меня на мысль, что мы имеем дело с одним из рода Баал – князей Мира Тьмы.

– Баал-Зебул, Баал-Пеор, Баал-Иал и прочая?

– Да.

– Но это значит, что мы знаем первую половинку Имени Духа?

– Возможно. Но мы можем и ошибиться. А ошибаться нельзя: заклинание, изгоняющее Духа, можно произнести только один раз.

– Каково это заклинание?

– Ты слышал его, и не забудешь уже никогда. Оно очень просто, нужно лишь вставить в него Имя твоего врага. Он не уйдет сразу, но станет уязвим. И как его убить окончательно, ты уже знаешь…

Земля дрогнула, гулкий звук ударил по ушам и растворился в небе. Облака тревожно заметались, принимая оттенок сырого мяса.

– Нужно уходить отсюда, – нервно произнес Нуклеус. – Этот Мир закроется через несколько минут. Навсегда.

– И что тогда случится с нами?

– Об этом лучше не думать.

– Но ты еще не сказал мне ничего существенного.

– Я сказал тебе много больше, чем собирался сказать. Пройдет немало времени, прежде чем ты сумеешь осмыслить мои слова. Но самое главное: ты сохранил Цинн?

– Что?!

– Цинн, серебряный знак, похожий на половинку брошки. Его дал тебе судья Острова Правосудия. Это артефакт высшего порядка.

– Да. Он здесь.

– Покажи его Вану, когда он выйдет из транса.

– Врата… Слушай, Нуклеус, что ты знаешь о местонахождении Врат?

– Ничего.

Из облаков, с хлюпающим звуком сталкивающихся в небе, упали первые капли алого цвета. Демид поднес к лицу руку, на ней шевелилась теплая клякса.

– Кровь?

– Немедленно уходи! – в голосе Ядра появился оттенок ужаса. – Смерть – не самое худшее, что бывает в таких мирах…

– Скажи мне про Врата! Ты должен знать что-то…

– Уходи, безумец!

Рев, шедший из-за гор, казавшийся только что далеким как вчерашнее эхо, вдруг надвинулся сплошной стеной, сдавил грудную клетку так, что вздох застрял в горле колючим ежом. Кровавый дождь хлынул, как из ведра. Деревья на пути существа, несущегося к Защитнику со скоростью поезда, ломались, как хворост. Демид не мог видеть эту тварь – лишь кровавый ливень, стекая по ее спине, грубо обрисовывал очертания зверя. Демид уже видел, как закрываются тонкие миры – он вспомнил разрушение Внутреннего Мира. Поэтому он не стал откладывать. Он схватил Ядро липкими пальцами и прыгнул в светлый квадрат, мерцающий за его спиной.

На руках Демида была кровь. Впрочем, это была его собственная кровь, которую он стер с лица, расцарапанного при падении. И это являлось единственным последствием поспешного бегства из мира картины, если не считать того, что солнечного пейзажа больше не было. Оба пейзажа стали ночными – абсолютно одинаковыми.

"Мир закрылся – подумал Дема. – А что будет, если начнет закрываться картина, на которой изображен Христос? Иисус превратится в Дьявола? В чешуйчатого демона, истекающего вонючей слизью? Господи, прости меня за нечестивые мысли".

Ван открыл глаза.

– Демид, – сказал он, – в скитаниях моих мне открылось множество необычных знаний. Они слишком сложны, чтобы истолковать их однозначно. Мне нужен ключ.

– Вот он. – Демид расстегнул ворот рубашки, достал мешочек из кожи, висевший у него на шее, и извлек из него серебряную безделушку. – Это что-нибудь говорит тебе, шифу Ван?

– Это китайская брошь, Цинн. Ее сделал хороший мастер. Давно не видел такой тонкой работы. – Ван держал Цинн на вытянутой ладони. – Сплетение серебряных нитей изображает гору. Но в узоре этом я могу различить несколько иероглифов.

– Это ключ от Имени Врага, насколько я понимаю. Во всяком случае, мне его вручили в качестве медали, когда я обыграл Табунщика в соревнованиях, которые назывались "Бега кроликов по Высшим Моральным Принципам".

– Это иероглифы Сянь, Дао, Мынь и Шэнь. Возможно, в отломленной верхушке броши были еще какие-то знаки… Если сложить их в определенном порядке, то получится "Дух ворот, охраняющих Опасный Путь".

– Непонятно, какое отношение китайские иероглифы могут иметь к Острову Правосудия?

– Такое же, как и все, что связано с именем Духа Мятежного. История говорит, что большая часть событий, произошедших с ним и большая часть его земных воплощений имели место на священной земле Поднебесной. Может быть, тебя уязвляет такой синоцентризм, но поверь мне, что это так…

– Я знаю, что это так. И даже знаю, почему Тайдисянь так любит китайцев. – Демид улыбнулся. – Вернемся к нашим догадкам. Что это за "Опасный Путь"?

– Сянь Дао – путь, ведущий умерших в преисподнюю, в подземное Царство тьмы, что находится в руках владыки Янь-вана.

– Ого! – Демид удовлетворенно покачал головой. – Тебе это ничего не напоминает? А Дух ворот… Может быть, назовем его Духом Врат? Врат в Мир Тьмы?

– Может быть. Но, честно говоря, Мыньшэни – духи-стражи ворот, вряд ли имеют отношение непосредственно к нашему врагу. Это традиционная мифология. Любой мальчишка из китайской деревни скажет тебе, что такое Мыньшэнь, и даже покажет. Это лишь два обожествленных полководца, Цинь-Шу-бао и Ху Цзин-дэ, которых рисуют в Китае на створках дверей и ворот с незапамятных времен. По преданиям, императору Тай-цзуну династии Тан сильно досаждали бесы. И эти два бесстрашных воина встали у ворот его в полном вооружении…

Демид слушал Вана, обратившемуся к излюбленному предмету – истории и, кажется, забыл о своей роли Хранителя. Слушал и не слышал его. Он держал в мыслях словечко "Сяньдаомыньшень". Поворачивал его по-всякому, гладил, подкидывал и рассматривал со всех сторон. Но как ни крути, на Имя Духа оно похоже не было. Ни по фонетике, ни по чрезмерной свой длине, ни по ощущениям, которое вызывало истинное Имя где-то в глубине сознания Демида.

– Слушай, – Демид не очень-то вежливо прервал лекцию доктора Вана. – Что из себя могут представлять Врата? Может быть, они вообще нематериальны? Они же ведут в тонкий мир, как можно их увидеть? Ведь нельзя увидеть вход в Рай или в Ад? Хотя я думаю, что души умерших людей не испытывают особых проблем с обнаружением такого входа – ведь они подчиняются уже законам духа, а не материи…

Ван Вэй замолчал надолго и Демид подумал, не слишком ли сильно он оскорбил старого китайца невниманием к его речи? Но когда учитель Ван заговорил, ни малейшего намека на обиду не было в его словах.

– Ты можешь увидеть Врата так же легко, как видишь эти картины.

– Картины? – Демид оглянулся. Откуда старик мог узнать, что рисунки эти имеют отношение к другим мирам?

– Может быть, Врата эти действительно нематериальны – со стороны, обращенной к Миру Тьмы. Но та сторона их, которая повернута к материальному миру, в котором мы имеем счастье пребывать, должна быть подвластной нашим органам чувств. Трудно сказать, как именно будут они выглядеть. Но это не так важно, если бы будем знать, что это – именно те Врата, и будем знать, как их закрыть.

– Учитель… А может быть, эти Врата тоже находятся в Китае, если уж так тесно все с ним связано? В каком-нибудь храме? Например, в Тибете? Там же, если я не ошибаюсь, центр всяких магических сил?

– Нет, только не в Тибете, – Похоже, предположение Демида не доставило Вану никакого удовольствия.

– Почему?

– Тибет – это средоточие светлых сил.

– Ну и что? Для кого-то это свет, а для кого-то – тьма. Добро и зло всегда ходят рука об руку, разве ты забыл?

– Это отражение диалектического анализа в твоем мышлении, Демид. Оно не поможет тебе расставить явления мира по своим местам. – Старик недовольно взглянул на Защитника. – Но в мысли твоей все же есть зерно истины. Столь малое, что лишь зрелый ум способен уловить эту малую частицу в нагромождении ложного.

– Ты имеешь в виду свой ум, конечно?

– Да. – Это не было проявлением нескромности китайца. Просто он действительно так думал. – При надлежащем уходе зерно твое прорастет и даст свои всходы.

– Поконкретнее, пожалуйста.

– Я должен посоветоваться со своим коллегой, доктором философии Робертом Цзяо.

– Что, еще один приверженец великого Дао?

– Нет. Он буддист, и один из лучших специалистов в мире в области учения Прозревшего. Никто не знает историю Тибета лучше его.

– Он что, из одной китайской тюрьмы с тобой бежал?

– Нет. Роберт никогда не был в Китае.

– Ага., понятно. Он монах-заочник. Состоит с Буддой в личной переписке.

– Не вкладывай зла в свои шутки. – Ван посмотрел на Демида и едва заметная улыбка приподняла его брови. – Потому что зло может само подшутить над тобой. Недаром сказано: "Добрые слова находят ответ за тысячу ли, дурные слова встречают отпор за тысячу ли".

– Не сердись, шифу Ван. – Демид и не подозревал, что до старика доходят его подколки. – Как можно связаться с твоим доктором Цзяо?

– Очень просто – мы вернемся домой и позвоним ему по телефону. Я думаю, он будет счастлив оказать мне эту маленькую услугу. Думаю, на следующий день он перезвонит нам и удовлетворит мое любопытство.

– Замечательно. И где же живет этот почтенный доктор?

– О, это не имеет значения! Чаще всего он бывает в Сиднее или Лиме. Иногда – в Сиэтле. Думаю – два-три звонка, и мы найдем его.

– Однако… – Демиду осталось только развести руками. – Я дам тебе подсказку. «Каменная книга» – «Пентоу шу». Ты никогда не слыхал о такой?

– Нет.

– Пускай твой Цзяо попробует найти то, что от нее осталось. Если у него получится, у нас появится шанс. Очень немалый шанс, я думаю.