ГЛАВА 20.
– Демид, Дема, ты живой?
Дема открыл глаза и увидел лицо Леки. Никогда он не видел ее настолько перепуганной.
– Демочка, милый мой… Тебя пытались убить?
– Когда? – Дема честно пытался вникнуть в ситуацию. Его уже столько раз пытались лишить жизни, что он сбился со счета.
– Сейчас. Тут же все сгорело! Что, бомбу подложили? – Лека опустилась на колени и прижалась к Демиду. Ее трясло.
– Ладно, милая, не переживай так. – Демид обнял девушку и погладил по голове. – Ничего страшного. Это я так… Не поладил немножко с компьютером… Он не выдержал моего скверного характера и взорвался.
– Не смешно. – Лека вцепилась в рукав Демида так, будто его могло унести внезапно налетевшим ураганом. – Совсем не смешно. Ты что, ничего не знаешь?
– Ничего. Что случилось?
– Профессора убили. Подольского. Нашли с перекушенным горлом. Вообще, можно сказать, голову оторвали. В его собственной квартире. Мне знакомая девчонка из УВД рассказала. В газетах, конечно, ничего не пишут.
Демид молчал.
Нужно было сказать что-то… О том, что профессор погиб за правое дело в битве за счастье человечества. Какая чушь… Еще одна жертва в бесконечном списке издержек "великой борьбы за добро". "Я умру с именем божьих на устах ". Вряд ли профессор успел сказать хоть слово – сучий оборотень разодрал его морщинистую шею в долю секунды. Демид вздохнул. Жаль старика. В самом деле жаль. Подольский оказался стоящим человеком. Но он сам выбрал свою судьбу. Он был слишком стар, чтобы привыкнуть к другой жизни.
– Демид, ты знал, что это произойдет! – Глаза Леки потемнели от гнева. – Ты все знал! Ты мог защитить его! Чего тебе это стоило? Такой человек жизнь свою отдал, чтобы помочь тебе, а ты даже пальцем не шевельнул…
– Я ничего не мог сделать, – голос Демида прозвучал глухо и неубедительно. – Я предлагал ему свою защиту. Но он предпочел уповать на имя господне. Это уже по другому адресу. Я все же не бог, Лека. Подольский сам выбрал свой путь и прошел его до конца.
– Ты циник, Демид. Гнусный циник! Может быть, ты не видишь это со стороны, но твоя сверхчеловеческая сущность заставляет тебя смотреть на людей сверху вниз…
– Замолчи, – горько сказал Демид. – Я люблю людей! Я никогда не относился к людям высокомерно. Откуда тебе понять, что я переживаю сейчас, что я чувствую по отношению к этому человеку? Да, я не плачу, не рву на себе волосы, не умею я так – выставлять свои чувства напоказ. Может быть, это было бы легче – выплеснуть свое горе, свое унижение от бессилия. Но я просто молчу. Не торопись хлестать меня по щекам. Когда меня убьют, и ты будешь закапывать мой труп в лесу, у тебя будет время подумать, для кого я жил – для себя или для людей.
– Демид, опять ты чушь несешь…
– Думаешь, я для собственного удовольствия занимаюсь этим делом – лезу под пули, под нож, в вонючую вурдалачью пасть? Я пленник – такой же, как и ты! Пленник идеи, пленник обстоятельств. Но, по крайней мере, я разделяю эти убеждения. Ничто не заставило бы меня бороться за идеи, которые противоречат моему личному мировоззрению. Ты знаешь, я не удерживаю тебя. Ты нужна, очень нужна мне. Но если считаешь, что я настолько мерзок, что мне плевать на всех, в том числе и на тебя, что я могу предать тебя, подставить ради собственных интересов, то можешь уйти…
– Ну ладно, ладно, Дем. Я просто очень испугалась. Никуда я не уйду.
Лека побрела по комнате, спотыкаясь о камни, разбросанные по полу. Грустно подняла с пола обгорелую ветку новогодней елки. На ней чудом сохранился серебряный стеклянный колокольчик. Лека тронула его, он тихо звякнул.
– Вот тебе и Новый Год… А так хотелось встретить его спокойно. Говорят, как Новый Год встретишь, так его и проведешь. Демид, ты что, совсем уничтожил компьютер? Убил его?
– Компьютер – не человек, его нельзя убить.
– Но он же думал, разговаривал!
– Разговаривал он… Мразь такая… Лека, Ничего не трогай. Нет смысла прибираться здесь. Нам нужно покинуть это место, и как можно скорее.
– Жаль, – Лека провела пальцем по закопченной стене. – Мне было хорошо здесь с тобой. Ты знаешь, я даже думала, что наконец-то нашла свой дом, свою семью. Странную семью, конечно. Не муж, не брат, не любовник… Но все равно – ты мой. Ты ведь – мой, Демид?
– Волк уже подал свой знак, – Дема, как всегда, оставил признания Леки без внимания. – Волк показал зубки. Он чувствует мое присутствие, его притянет сюда, как магнитом. Поэтому надо уходить – нам еще рано с ним встречаться.
– Табунщик? Волколак? Это он?
– Именно. Наш неподражаемый враг, на которого мы охотимся. И который охотится на нас.
– Дем, – Лека замялась, – я, конечно, ничего в этом не соображаю, но, может быть, устроить ему здесь засаду? Ты столько искал его, а теперь, когда он сам идет тебе в руки, собираешься удрать? Ты же сильнее его, Демид! Поймай его в ловушку, и делай с ним, что хочешь.
– Ни черта я не сильнее, – Демид тяжело вздохнул. – Это уже не тот Табунщик, что подвешивал голых девочек за ноги. Это не человек и даже не волк. Он визитер из потустороннего мира. Нашим физическим законам он не подчиняется. Пулей его не подстрелишь, даже серебряной. В принципе, его можно убить. Но толку будет мало – тебе достанется лишь труп Табунщика, бездыханное тело бывшего человека. А разумная паразитирующая субстанция, именующая себя Духом Тьмы, моментально перескочит в новое человеческое сознание.
– Стандарт. Твой Дух вылеплен по стандартам американских ужастиков.
– Кстати, Дух может захватить и твое тело, Лека, если под рукой не окажется более подходящего. Вот тогда повеселишься… Правда, ты вряд ли подойдешь ему. Для этой цели он держит под рукой целый выводок "учеников". И еще: этот Дух, в отличие от чудовищ из фильмов, вовсе не собирается размножаться. Он живет в свое удовольствие, сидит в своем теле очень прочно, и, если не вышибить его оттуда, проживет в нем не одно столетие. Так что я не смогу убить его сейчас, при всем желании. Для этого нужно кое-что иное.
– И что же?
Демид не ответил.
Что-то тревожило его. Что-то изменилось в воздухе. Что-то опасное медленно, частица за частицей, просачивалось сквозь стены, заполняло пространство комнаты – бестелесно, но вполне ощутимо. А Демид все так же лежал на полу в куче мусора и молчал, пытаясь понять, что ему следует сейчас делать.
– Демид! – Визгливый голос Леки штопором впился в ухо. – Чего ты разлегся? Ты можешь ответить хоть на один вопрос? Человек ты, в конце концов? Может быть, ты такой же оборотень, как и этот твой вурдалак?
– Человек я, – сказал Демид.
– Человек? Это мы сейчас проверим, – Лека прищурилась и вцепилась в его штанину. Дема не успел даже дрыгнуть ногой – его спортивные штаны с бешеной скоростью пронеслись по голеням и лодыжкам. Лека запустила штанами в сторону. Секунда – и в руке Леки появился пистолет.
Демид съежился – не нравился ему этот внимательный глазок ствола. Он явно знал больше, чем Демид, и не собирался выдавать ему своих секретов.
"Идиотка. Что за цирк она опять устраивает? Откуда у нее пистолет? Выстрелит еще, чего доброго…"
Вскочить и вышибить оружие из руки девушки – что могло быть проще? Демид приподнялся на локте. Девчонка щелкнула предохранителем.
– Лежать! – Глаза Леки блестели, она закусила губу и возбужденно дышала.
– Лежу, – Демид улегся обратно и заложил руки за голову.
– Снимай трусы.
– Лека, перестань валять дурака! Я так не могу!
– Да ладно. Я знаю, тебе это нравится!
– Лека…
– Что, не достаточно? Мало эффектов? А вот так?
Пистолет оглушительно бабахнул, пуля ударила в пол у самого уха Демида.
"Ненормальная. Совсем с катушек съехала на почве нимфомании".
Демид молча стащил трусы и помахал ими, как флагом перемирия. Хорош он был сейчас – грязный, как кочегар, без трусов. Но главное, он почувствовал, как давно забытое истомное чувство растекается в нем, бежит горячей волной по животу и ниже. Он захотел! Захотел того, чего ему не хотелось так долго – после той злополучной ночи с Яной. Он хотел, и это было заметно невооруженным взглядом.
– Ого, такого у тебя я еще не видела! – Лека покачала пистолетом. – А я-то уж решила, что ты – импотент навечно!
"Я унижен, – сказал себе Демид. – Мне плохо, мне очень неприятно. Я должен встать и дать этой психопатке по лбу".
Это было ложью, и самовнушение не помогало. Демид прекрасно понимал, чего он хотел больше всего в эту минуту. Девушка, наставившая ему в лоб заряженное оружие, возбудила Демида. Он-то думал, что женщины никогда уже не будут волновать его, он приписывал это бесполости Духа, контролирующего его поведение. Но сейчас мужское начало его пробудилось снова – с силой, доставляющей боль.
Это было чертовски приятно!
– Лека, убери пушку. Я сделаю все, что ты захочешь…
"Все что я захочу. Теперь я хочу этого не меньше, чем ты, девочка".
– Ты сукин сын, Демид! Колдун чертов! Ты приворожил меня. Зачем? Чтобы использовать меня как безропотную рабыню? Как девочку для битья?
– Успокойся. Я всегда относился к тебе с уважением. И никогда не держал на привязи…
– Опять старые слова! "Всегда, никогда"… Ты сделал так, что я не могла смотреть ни на одного мужика, кроме тебя. Я хотела, постоянно хотела тебя, и не могла получить. Тебе было плевать на мои чувства. Ты отталкивал меня – специально, чтобы сделать веревку, обмотанную вокруг моей шеи, еще прочнее. Ты говорил о свободе, о своем праве человека выбирать свой путь. О свободе для себя, избранного. Ты лелеял свою чистоту, старательно внушал себе, что ради высшей цели должен избегать грязного совокупления. Но вот она, твоя суть, – Лека показала пистолетом на восставшее мужское достоинство Демида. – Стоит твоя суть вертикально.
– Прекрати. Ты ведешь себя, как дешевая садистка…
– Я? Боже упаси! Ты сам извращенец ненормальный! Все, что мне было нужно – толика любви. Ты перевоспитал меня, пробудил во мне человеческие чувства. Я верила, что у нас с тобой все может быть по-хорошему. Но тебе ни к чему любовь! Тебе нужна лишь борьба, насилие. Открутить кому-нибудь голову, раздробить череп – вот что возбуждает тебя по-настоящему! Думаешь, я не знаю про твою Яну? Я читала твои мысли, много раз проникала в твои сны. Ты вспоминаешь, как эта ведьмочка пыталась тебя убить. Вспоминаешь только это, и это возбуждает тебя! Может, когда-то ты был способен любить, как обычный человек. Но жизнь изувечила тебя…
Все это было ею. Ее собственный порыв. Ее игра. Она не обдумывала – анализ был чужд ее мозгу. Просто любовь, жалость и ненависть, смешавшись в сознании, родили этот импульс. И она поняла. Она поняла, как можно расшевелить этого человека, воскресить убитое в нем желание. Это было больно. Но это было необходимо сделать.
Лека расстегнула молнию и юбка упала к ее ногам. Затем медленно, не отводя пистолет от Демида, стянула трусики и кинула их на пол. Кровь Демида прилила к лицу, сердце его застучало быстро и звонко. Лека раздвинула ноги и уселась на бедра Демида. Холодный вороненый ствол пистолета уткнулся в его нос.
– Хочешь увезти меня отсюда? Чтобы я всю жизнь вспоминала, что прожила здесь с тобой так долго, что мылась в твоей ванной, спала с тобой в одной постели и ни разу не получила того, чего так хотела? Ладно, я уеду из этой квартиры, но сначала перепачкаю ее как следует. Оставлю здесь свой след на память. Открой рот!
Демид послушно разжал зубы и ствол пистолета лег ему на язык.
Все это было ею. Или почти все. Странный отзвук чужой воли – как оттенок горечи на языке, как незнакомое слово в ночной тишине. Лека тряхнула головой, отгоняя наваждение – она была слишком заведена, чтобы остановиться и прислушаться. Она хотела получить свое.
Она приподнялась и с размаху надвинулась на Демида. Он застонал – не от боли, но от вожделения. Она двигалась – вначале медленно, затем все быстрее и быстрее. Демид почувствовал, что теряет контроль над собой. Белые огненные шары роились в его голове, закручивались в ослепительный круг, готовый вырваться на свободу. Демид закрыл глаза, до боли сжал челюсти – все, что копилось в нем так долго, выплеснулось кипящим протуберанцем вместе с грохотом выстрела, разнесшим на части его мозги…
* * *
Она поняла, что ЭТО было. Но ЭТО уже ушло, мерзко хохотнув над ухом. И тогда она осознала, что ее провели. Использовали как дешевую марионетку, умеющую лишь раздвигать ноги и нажимать на жесткую запятую курка. Ее использовали всю жизнь – помимо ее воли, с издевкой или снисхождением. А теперь она убила то единственное, ради чего стоило жить на этом свете.
Лека вытерла слезы. Она поняла, что ЭТО было. И поняла, что ЭТО скоро вернется.
* * *
Демид застонал и медленно открыл глаза. Отвратительный вкус железа и пороха смешался во рту с соленой кровью. Он наклонил голову, выплюнул на пол алые сгустки и обломки зубов.
– Демид. Как жаль… – Лека сидела, прислонившись к стене, мокрая и бледная, смотрела на него пустым безучастным взглядом. Пистолет с расколотым стволом валялся на полу. – Я убила тебя… Ты не можешь быть жив после этого…
Отчаянно болела голова. Демид посмотрел вверх – глазные яблоки его ворочались со скрипом, не умещаясь в орбитах – в стене над ним, там, где только что был прислонен его затылок, чернела дыра от пули, волосы и кровь прилипли вокруг нее. Он попытался пошевелить пальцами, но тела снова не было. Была только боль.
– Демид, прости. – Белое лицо Леки качалось и расплывалось в тумане. – Это была игра. Всего лишь игра. Я хотела… Это он… Он заставил меня… Тебе очень плохо, Демид?
– Omne animal triste… – Демид шипел как гусь, каждое слово булькало в тишине хриплым кровавым пузырем. – …triste post coitum.
– Демид, ты воскрес? Ты бог?
Демид качнул головой. Он не хотел быть богом. Даже ради того, чтобы жить вечно.
– Демид, ОН идет сюда, я знаю это! Нужно уходить. Дема! Потерпи, пожалуйста! Мы успеем! Врачи спасут тебя…
– Нуклеус… – просипел Демид почти беззвучно.
– Что? Что ты говоришь? – Лека попыталась приподнять Демида за плечи и голова его безвольно откинулась назад. – Демочка, не умирай, милый мой!
Рука Демида, вцепившаяся в плечо Леки, разжалась и упала на пол.