Свеча вспыхнула в темноте, язычок ее дрогнул и тускло осветил комнату. Человеку, сидевшему за большим дубовым столом, сегодня исполнилось тридцать три года. "Как и Христу, – подумал он. – Интересно, справился бы я сейчас с проповедником из Назарета? Открутил бы ему голову, как цыпленку, и весь миф о божественной сути разлетелся бы в пух и прах. Непонятно, почему так много сил пришлось приложить тогда, чтобы заставить замолчать словоохотливого иудея? – Мужчина встал, едва не задев головой закопченный потолок. С удовольствием посмотрел на себя в зеркало – высок, красив. И чертовски соблазнителен. – Да, я вполне мог бы выступить в роли Антихриста, если бы верил в эту небылицу. Впрочем, ведь верил еще совсем недавно…"

На столе лежал конверт. Человек протянул к нему руку и вскрыл длинным ногтем. С ногтями в последнее время сладу не было – они стали острыми и кривыми, на собачий манер. Волосы на лице и на теле тоже вели себя как-то не по-человечески – росли, словно подстегнутые ведром мужских гормонов. Бриться приходилось по три раза в день.

Из конверта на стол вывалился пентакль – перевернутая пентаграмма, вытисненная на кусочке кожи. "Брат наш Теогнез, — гласило послание,– отсутствие твое на собраниях Черного Ордена вызывает у нас печаль и сомнения. Что может служить причиной столь откровенного пренебрежения сообществом нашим? Помни: Сатана, наставник и покровитель наш, добр и справедлив, но беспощаден к избранникам судьбы, единожды познавшим и отвергнувшим Закон Тьмы. Воздаст Он по заслугам каждому отступнику, неверующему и сомневающемуся. Да свершится высшая воля Князя Тьмы! "

Кожаный кружок растянулся и лопнул в пальцах мужчины. Он раздраженно бросил обрывки в стороны и скомкал листок бумаги. Недобрая усмешка исказила его лицо.

– Детишки! Фетишисты-романтики! Пугать меня вздумали… Их счастье, что они настолько жалки, что не заслуживают наказания. Словоблудие, идиотский, бессильный пафос! Думаю, Сатана посмеялся бы, увидев, какие чудачества вытворяют эти фигляры, прикрываясь его именем. – Человек представил себе Графа, верховного магистра ордена – тощего носатого старика, позера и любителя пиротехнических эффектов. – Граф – вошь против меня, но тщится изобразить справедливый гнев перед своими прихлебателями. Жалкий человечишка, жаждущий власти и удовольствий. Впрочем, это уже не имеет значения. Я дождался, дожил до этой ночи. Я умру сегодня. Перестану существовать в привычном для меня состоянии, но буду возрожден в новой силе, в новом величии, узнав ИМЯ. Ибо тринадцать ждут. Тринадцать псов отмечены и час настал.

Человек подошел к зеркалу и провел пальцем по его пыльной поверхности. В полумраке отразился высокий мужчина могучего сложения, с правильным, четко очерченным лицом, коротким носом, высоким чистым лбом – совсем не похожий на колдуна. Лишь недобрые глаза портили эту картину, черными угольями глядя из-под сросшихся бровей.

– Сатана… – задумчиво произнес человек. – Да, был некогда такой Дух, именем Санатон, посещал он землю в облике человеческом. Непонятно, почему именно его имя стало символом Князя Тьмы. Ведь были сотни и до, и после него. Был Баал-Зебул, Повелитель Мух, известный как Вельзьевул. Были Бель-Иал, Баал-Пеор, Ксохитекатль, Гинакшми… Нет им числа – в разных странах и эпохах. И последний – Гоор-Гота. И точно так же, как все они, Сатана в одночасье прекратил свое земное существование. Предназначенный жить в физическом теле вечно и повелевать страстями низших существ, именуемых людьми, Санатон был вышиблен из человеческого тела Духом Мятежным и изгнан обратно в Мир Тьмы. Что ему остается теперь? Следить из тьмы своего аморфного бестелесного состояния за тем, как точно также вышибают дух из последовавших за ним? Жалкий удел… Но теперь моя очередь. Я узнаю твое имя, Мятежник! Узнаю его обязательно – ибо только в нем сокрыт секрет твоей неувядающей силы. Слышишь, сукин сын, я сотру тебя в порошок! Тысячи лет ты не даешь нам покоя, но теперь этому придет конец. Я собираюсь удачно поохотиться. И добыча моя – ты!

В доме было дьявольски холодно, пол покрывал иней, но человек не чувствовал этого. Он говорил сам с собой, и облака пара вылетали у него изо рта, замутняя поверхность зеркала. Он провел по стеклу рукой, оставив пятипалый когтистый след.

"Как ты изменился, – подумал он. – Что это – мутация? Тело твое готовится к новой своей роли? Рад ли ты этому? Не страшно ли тебе расстаться с человеческой сущностью? Где они – твое прошлое, твои былые влюбленности и переживания? Твои неудовлетворенные амбиции и научные изыскания, так и не ставшие известными?"

– Нет ничего, с чем жалко было бы расстаться, – негромко произнес он, и не было горечи в этих словах. – Даже имени нет у меня – теперь я лишь Табунщик. Что ж, отличное прозвище. Те, кто прозвал меня так, не знали, в какой степени они были правы!

– Масштаб… – задумчиво произнес человек. – Вот чего не хватало Гоор-Готе – слабосильному выродку Агею. Подумать только, тысячи лет ждать своей очереди, чтобы лишь жалкие девять десятилетий попакостить в свое удовольствие, поэкспериментировать с животными-уродцами, пострелять в людишек из ружья, пошляться по разным странам. Гоор-Гота не успел набрать полную силу, даже не смог найти приличную замену для своего одряхлевшего тела. Позор для Духа – одно тело за всю земную фазу!

В глубине души Табунщика гнездилось подозрение: не относился ли Гоор-Гота к духам низшего разряда, сумевшим незаконно встать в Очередь. Впрочем, он не так много знал об устройстве Мира Тьмы, о коем поведал ему Хозяин, Имя которого неназываемо. В своих кратких посещениях Хозяин был немногословен: обещал, что как только Табунщик будет готов к великой миссии и душа его сольется с великим Духом Хозяина, он узнает все, что захочет. Табунщика еще терзали сомнения – сколь много останется от его собственной личности, не будет ли она полностью уничтожена Духом Тьмы? Но жажда бессмертия и безграничных возможностей давили в нем проявления человеческой слабости. Он ждал перевоплощения – и только в этом состоял смысл прожитых им лет.

Единственным, о чем стоило пожалеть в прежней, отмирающей жизни, были женщины. Полная асексуальность, навязанная ему Хозяином, все еще тяготила его, неудовлетворенность искала выхода, словно пар в перегретом котле. Табунщик плохо спал ночами, вспоминая человеческих самок, что приносили тепло в его жизнь – их нежную горячую кожу, запах взволнованного тела, страстный шепот у самого уха. Он вспомнил, как раздевал девушку – последнюю из тринадцати, отмеченных Знаком Волка. Ничто не шевельнулось в нем, когда она стояла на снегу обнаженная и босая – такая красивая в своей непорочной юности. Но тогда было легче – в те минуты он находился целиком во власти Духа. Теперь же сердце его застучало сильнее, а во рту пересохло. Табунщик облизнул губы. Что же, и с этой слабостью придется распрощаться – награда стократ воздаст ему за перенесенные лишения. В конце концов, Дух есть Дух, и пол его определяется только телом, в котором он пребывает. Стоит Табунщику погибнуть, и Дух вполне может переселиться в одну из помеченных Знаком девчонок, окажись она рядом. Хозяин основательно подготовил свое пришествие – Мятежник был где-то недалеко, и не стоило рисковать, надеясь лишь на одно человеческое тело – пусть даже наделенное такой физической силой и интеллектом, как у Табунщика.

Одиннадцать часов. Табунщик прекрасно ориентировался во времени, не глядя на часы. Час, всего лишь час оставался до пришествия. Последний час человеческой жизни. Будь она проклята! Именно он, Табунщик, оказался избранным Тьмой для сошествия очередного Великого Духа. Что это – везение? Табунщик верил, что избрание его не случайно. Слияние великого Духа и могучего тела, осененного выдающимся разумом, не может не привести к самому замечательному результату.

Он развел огонь под медным котлом, стоящим на треноге в центре комнаты. Черные деревянные стены, поросшие осклизлым лишайником, были увешаны пучками сухих растений, издающими дурманящее зловоние, мумифицированными трупами кошек, летучих мышей и ящериц. Вода в котле закипела, заполнив паром помещение. Голый Табунщик призраком передвигался в этом тумане, бормоча под нос: "…Sic, recipe: внутренний жир кошки, настойка бешеной вишни, две унции щелочи, кровь черной жабы. А где Atropa Мandragora? Ага, вот она! А теперь шерсть волка и Cuphronia Antiquorum – растереть их в ступке". – Острый удушливый аромат поднимался из котла, рваные клочья пара выстраивались в причудливые фигуры. Огонь погас, лишь угли вспыхивали в темноте. Варево булькало все медленнее. Табунщик погрузил в горячую смесь обе руки и начал втирать зелье в кожу. Лицо его побелело, зрачки расширились и засветились во тьме красными точками. Движения человека становились все неувереннее, он передвигался по комнате, словно пьяный, роняя на пол все, что попадалось на пути и шаря во тьме руками. Наконец рука его наткнулась на что-то твердое. Он нащупал волчий череп, покрытый ошметками побуревшей шерсти и нежно прижал его к груди. Ноги колдуна подкосились, он повалился на колени и положил фетиш на пол перед собою. Бормотание стало громче, Табунщик запел песню на омерзительном языке, завывая и размахивая руками. Звуки, которые он издавал, становились все более нечленораздельными, превращаясь в собачье поскуливание. Человек упал на пол, тело его сотрясли конвульсии. Иней на досках плавился, превращаясь в черные дымящиеся лужицы.

Дом содрогнулся всем телом. Дикий волчий вой прорезал ночь, черные вороны разом загалдели и захлопали крыльями в потревоженном лесу.

Тьма спустилась на землю.