Все же Вадик был молодцом. Всего два дня понадобилось ему, чтобы восстановить информацию в компьютере Демида. Вадим покопался в программах и заявил, что по его мнению, все содержимое памяти сохранилось. Он предположил, что в компьютер заложена специальная программа, делающая стирание файлов и директорий обычным путем невозможным. Поэтому неизвестным вредителем ("А точнее – самим компьютером в момент опасности", – решил Дема) был наложен блок, имитирующий уничтожение всей информации. "Ловушка для дураков", – выразился Вадим.

Вадик был поражен тем, с чем ему пришлось столкнуться. Он заявил, что основное программное построение создано в системе "DOS", поэтому применение программ, восстанавливающих память, возможно. Но на этом сходство со стандартным компьютером закончилось. Вадя потел, морщил лоб, ронял сигаретный пепел на стол и без конца поправлял очки, сползающие по влажной переносице. Лечение компьютера шло успешно, но в остальном концы с концами не сходились. Восстановленные файлы сразу же сами по себе закрывались на пароль и чтение их было невозможным. Объем памяти носителя и быстродействие процессора были фантастическими – обычный компьютер по сравнению с этим был не сложнее карманного калькулятора. Вадим не раз выражал желание снять заднюю крышку и заглянуть внутрь – любопытство просто распирало его. Но Демид непреклонно качал головой – нет, это недопустимо. Ваде оставалось только исходить черной завистью и продолжать работу вслепую. Единственное, что ему удалось, когда Дема на минутку вышел из комнаты – попытаться приподнять корпус компьютера. Коробка оказалась неожиданно тяжелой, словно набитой свинцом. Вадик едва сдвинул ее с места. Более того, Вадим готов был поклясться, что временами в корпусе что-то булькало и даже вздыхало.

Вечером второго дня, когда буквы в глазах Вадика стали двоиться, он позвал Демида.

– Все. Моя работа больше не требуется. Я восстановил большинство служебных программ, и восстановление памяти пошло самостоятельно. Тут еще почти треть винта в неактивном состоянии, у меня бы это заняло целый день. Но с такими темпами – работы меньше, чем на час. Нет, ты посмотри, как шпарит!

Знаки мелькали на экране с дикой скоростью, сливаясь в сплошные белые и цветные полосы. Вадик высунул язык и помотал головой, изображая полное изнеможение.

– Молодец, молодец, Вадик! – Дема мило улыбнулся. – Пускай коробочка поработает. Пойдем на кухню, перекусим, выпьем.

– Слушай, Дем, – заискивающе сказал Вадим. – А ты мне покажешь, что у тебя там за программы? Можешь мне даже денег не платить. Да что там деньги? Хочешь, я сам тебе платить буду, только дай хоть часик на твоей машинке поработать! Ты ее, случаем, не из Пентагона увел?

– Из него, родимого. Ночью забрался. Часовых всех отравил – "Белым Аистом". Пять капель на литр воды – и паралич сердечной деятельности. Они же непривычные! А потом вламываюсь в самую секретную комнату, хватаю эту "писишку" и кидаю ее с четвертого этажа…

– Ну, Дем, хорош стебаться, ты не понимаешь… Это же мечта программиста! Это как для космонавта инопланетянина увидеть. Представь себе – выходит он в открытый космос, а на антенне у него развалился фиолетовый такой двухголовый мужичок и баклуши бьет. Что толку – глянуть на него одним глазком и отвалить? Я теперь ночами спать не буду. Это же не компьютер – это монстр какой-то! Он мат Каспарову поставит за три минуты.

– Ладно, ладно, все тебе покажу, – уверенно пообещал Дема. – только не канючь.

Через час компьютер прекратил свою работу и дисциплинированно отключился от сети. Дема и Вадик заканчивали ужин, Вадя удовлетворенно пыхтел "Кэмелом". Хорошо, что он наконец-то встретился с этим замечательным парнем, Демидом, они выпили бутылочку коньяка и поговорили по душам.

– Ну, Дем, спасибо за ужин. Вот уж не думал, что ты так здорово разбираешься в машинах.

– А как же! Ну, будем считать, что мы договорились. Загляну к тебе в субботу – посмотрим, что у тебя с зажиганием. А вообще, Вадик, продавай свой "Москвич". Говорю тебе – денег на ремонт не напасешься…

Выходя из прихожей, Вадик мельком заглянул в комнату Демида.

– Ух ты, у тебя и компьютер есть! Не хилый! Давно купил?

– Да не мой он. Друзья уехали на дачу, а мне закинули эту бандуру. На пару недель – сторожи, мол. Я и не включал его ни разу.

– Может, залезем, посмотрим?

– Ну что ты, Вадя. Низ-зя. Вдруг сломается чего. Боюсь я этих компьютеров.

– Ну, как хочешь.

Дема смотрел из окна, как могучий силуэт Вадима пересекает улицу. Выпили прилично – а куда было деваться? "Вино качает толстый мой фрегат как шквал". Дема подумал, что Вадик – один из немногих людей, который мог бы стать ему другом. Мог бы… Теперь, наверное, уже не станет. Новых друзей у Демида, скорее всего, больше не будет – он слишком осторожен, чтобы откровенничать с малознакомыми людьми. А старые друзья?.. Уйдут? Господи, что за судьба мне такая дрянная выпала? За что ты обрек меня на одиночество?

"Совестно ли мне? – спросил себя Демид. – Залез в мозги к Вадику, вычистил все воспоминания о работе с моим компьютером…"

Да нет, совестно не было. Совсем не было. Демид даже чувствовал, что совершил некое благодеяние по отношению к Вадиму.

"По крайней мере, я не затащил его в дурацкую Систему. Оставил чистеньким. А этого много стоит. Даже если ты об этом не подозреваешь ".

Через неделю Вадим получил по почте конверт, в котором лежали пять аккуратных стодолларовых бумажек, и решил, что кто-то перепутал адрес. Да нет, и квартира была указана его, и адресат – "Колесникову Вадиму Валентиновичу". Убей его, он не мог вспомнить, за что могли причитаться ему эти пять зеленых купюр. Неделю Вадим продержал их в ящике стола, а затем истратил на покупку нового принтера.

А Дема остался без денег. Конечно, кое-что у него оставалось, на месяц безбедной жизни хватило бы. Но новый статус Защитника заставлял Демида тратить деньги с безудержной скоростью. К тому же, он подозревал, что с его возможностями разбогатеть – раз плюнуть.

Но как это сделать? Различные методы экспроприации, пускай даже изъятие средств, добытых нечестным путем, Дема исключал. Легальные методы – создание собственной фирмы, занятие коммерцией или производством также не подходили. Это заняло бы уйму драгоценного времени, и к тому же привлекло бы к Демиду совершенно ненужное внимание общественности (Дема представил себе газеты с аршинными заголовками: "ТАК СОЗДАЮТСЯ СОСТОЯНИЯ: НИКОМУ НЕ ИЗВЕСТНЫЙ БИОЛОГ ИЗ НИЖЕГОРОДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ЗАРАБАТЫВАЕТ МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ ЗА ДВА МЕСЯЦА"). Можно было, подобно мифическому лорду Грандриту, найти золотое месторождение где-нибудь рядом с деминой дачей и намыть пару мешков драгметаллов. Но это вообще маразм.

Идею, как заработать денег, подсказал Демиду Мудрец.

Полностью восстановив аппаратуру для телепатического общения и переправив ее к себе в квартиру, Дема залез во Внутренний Мир с головой, делая короткие перерывы только для еды и сна. Он чувствовал, что этот мирок становится ему более родным и милым, чем Наружный Мир, полный всяческих неприятных реалий. Здесь он был настоящим Хозяином, Богом и Творцом, он лепил и создавал тварей, подобных и неподобных себе, он воплощал в фантомах самые изощренные свои фантазии. Если бы человечество когда-нибудь научилось серийно производить такие суперкомпьютеры, оно зашло бы в тупик, и прогресс его остановился бы, ибо осуществились бы самые сокровенные, самые невероятные мечты любого человека – воплотились в призрачных мирках, кажущихся реальнее самого настоящего. Охотиться на гигантских крысоящеров Марса, петь лучше, чем Энрико Карузо, любить самых красивых женщин – все было здесь доступно, стоило лишь захотеть. Демид утонул бы навсегда в этом чудесном мире иллюзий, будь он простым человеком. Но, наверно, человеком он был уже не больше, чем наполовину. Основу его жизни составляла теперь одна, дьявольски неудовлетворенная мотивация: Ан-Тирита хотел знать, для чего он предназначен. Этот вопрос раскаленным стержнем жег его изнутри и определял все его существование, его действия и потребности. Он хотел действовать, но не знал, как. Он хотел сражаться, но не знал, с кем. Словно голодный волк, рыскал он по закоулкам Внутреннего Мира в поисках информации и не находил ее.

Все здесь было неопределенно и расплывчато. Демид, ранее никогда не увлекавшийся риторикой и философией, ежеминутно ломал голову, пытаясь расшифровать загадочные фразы и намеки обитателей Мира. Сердиться на них было бесполезно – так они были созданы своим прежним Хозяином, и не без определенного умысла. Только человек с универсальным, энциклопедическим образованием мог уловить смысл в интеллектуальных ребусах и недомолвках. Благо, библиотека существовала здесь же, занимая обширную директорию. Библиотекарь был радушным старичком, хотя и не в меру болтливым, подобно всем персонажам мирка. Каталог был составлен крайне удобным способом – по брошенной очередным собеседником фразе Демид мог найти нужную книгу. Перелистывая одну за другой страницы Тацита, Гераклита, Достоевского и даже Ярослава Гашека (цитируемого весьма часто) Демид пытался уловить ход мысли Алексея, расшифровывать его крайне запутанные послания и выстроить для себя признаки Системы. Увы, особых успехов на этом поприще не отмечалось.

Больше всего информации можно было получить от Мудреца. Демиду не нравилось помпезное и безличное название – "Мудрец", и он дал персонажу свое имя – Теодор. Мудрец был горд, что у него появилось имя – это было нехарактерно для персонажей, созданных Эй-Пи. Большинство из них носило просто функциональные названия – Художник, Союзница, Повар, Охотник и так далее. Большими недостатками Теодора, при всех его положительных качествах, были некоторое высокомерие и туманность рассуждений.

– Привет, Теодор! – Демид вошел в обиталище Мудреца. Теперь оно уже не было камерой с черными светонепроницаемыми стенами – Демид изменил декорации Внутреннего Мира, поселив его обитателей в просторные комнаты с соответствующей обстановкой. Художник (теперь его звали Альфредо) некоторое время ворчал по этому поводу, намекая на то, что создание дополнительной графической информации может исчерпать память Внутреннего Мира, но со временем вошел во вкус и часто вступал с Демидом в теоретические споры, обвиняя его в безвкусице и склонности к поставангардистским метаниям. Теодор обставил свою комнату по собственному вкусу – Демид дал ему эту возможность и не прогадал. Меблировка в современном, но строгом стиле: прямоугольный стол матового черного дерева со скругленными углами, кресло и диван, обитые темной кожей с тиснеными серебряными узорами. Шкафы из дымчатого коричневатого стекла, стоящие вдоль стен, были заполнены книгами. Стены покрывал черный бархат, поглощавший свет и звук шагов. Лишь одна репродукция китайского мастера прошлого века украшала комнату, но приковывала к себе внимание, пробуждая мистическую настороженность. На ней была изображена ночная река, круглая луна прорывала свет облаков, окрашивая их в зеленоватую дымку и бросала ломаную серебристую дорожку на воду. На переднем плане виднелась обычная для таких рисунков ветвь дерева – черный ее силуэт, казалось, шелестел листьями в ночной прохладе. Демиду нравился этот рисунок – ему казалось, что Теодор специально повесил его на стене, зная склонность Демида к востоку.

– Приветствую тебя, Ди-Пи! Премного благодарен за очередное возвращение меня к жизни. Хозяин является и пробуждает мой спящий ум – что может быть лучше? И как не смотреть на такого человека, кроме, как на Бога? Может быть там, во Внешнем Мире, он жалок и слаб. Кто знает – ведь никто из живущих здесь, во Внутреннем Мире, не наблюдал его воочию. Здесь же, деяниями современной техники, он освобождается от несовершенного телесного узилища, выплескивает из него остатки своего нераскрепощенного ума и становится божественным Творцом…

– Откуда столько убийственной иронии, Теодор? Ты так любишь поговорить об отвратительности для тебя моей телесной оболочки, что я готов подумать, что ты мне завидуешь. Признайся, Мудрец, ты ведь не против был бы залезть в нормальное, двуногое и двурукое, все такое мясное и кожаное туловище? Поглядеть на бабенок, гуляющих по улице, обычными глазами, которые по-дурацки сделаны из склер, хрусталика и стекловидного тела? Почувствовать, как у тебя чешется спина между лопаток и, корчась, добраться до желанного местечка, и почесать его? А?

– "Для подтверждения и уяснения превосходства ума над всей телесной природой, можно прибавить еще следующее, – изрек Теодор, очевидно, опять кого-то цитируя. – Каждому телесному чувству подлежит некая соответственная ему чувственная субстанция, на которую и простирается самое телесное чувство. Но для всех ясно, что чувство ума гораздо выше тех чувств, о которых мы сказали. Итак, не странно ли, что низшим чувствам подлежат субстанции, на которые простирается их деятельность, высшей же силе, то есть чувству ума, не подлежит ничего субстанциального, но сила интеллектуальной природы составляет случайную принадлежность или следствие тел? Те, которые утверждают это, без сомнения, унижают субстанцию…"

– Стоп, стоп. Я уже знаю, что я – дубина, а ты – ходячий цитатник, подтверждение превосходства духа над ничтожностью земного бытия. Попробую угадать. Гегель? Да нет, что это я говорю? Это же типичный христианский схоластический текст. Иероним?

– Нет, – произнес Теодор с некоторым торжеством в голосе. – Цитата из Оригена. Между прочим, Иероним был его злейшим противником.

– Да не один ли леший? Что Ориген, что Иероним, что Руфин. Все они толковали один и тот же текст, вглядывались в одни и те же греческие буковки древних Евангелий. И бороды готовы были друг другу вырвать, если кто-нибудь толковал святой текст не так, как бы им хотелось. Раз ты такой умный, я тебе тоже процитирую одну мыслишку. Слушай: "Подлинное искусство речи состоит в том, чтобы извлечь что-то из себя, подобрать и скомпоновать собственные мысли, выработать и оформить собственные убеждения. Мысль должна быть детищем собственного мозга, развиваться, расти и оформляться точно так же, как собственное дитя". Может, конечно, я и переврал кое-что по памяти, но общая идея такая. Ну, кто это сказал?

– Не знаю, – сказал Теодор после некоторых раздумий. – Сам придумал?

– Не-а. Это Дейл Карнеги. Читать нужно современных классиков.

– Такого автора нет в хранилище Внутреннего Мира. Американец?

– Не все ли равно? Я другое хочу сказать: ты заваливаешь меня цитатами из чужих текстов, они у тебя есть на все случаи жизни. Ну и что? Это просто строение твоего компьютерного ума – ты способен усвоить, каталогизировать и быстро выдернуть из памяти бессчетное количество фраз. И это ничуть не доказывает твоего превосходства, скорее наоборот. Я человек – жизнь пинает меня со всех сторон и заставляет вертеться. Да, я живу собственной житейской мудростью, да, я выстраиваю собственное мировоззрение, не пользуясь никакими научными теориями. Да, я не лезу в книгу Спинозы, чтобы узнать, что он думал по поводу застрявшего лифта. Зато у меня есть какой-никакой, а выбор. Хочу – напьюсь, как свинья. Хочу – буду лежать целый день, глазеть в потолок и слюни пускать. Глупо, скажешь? Зато мое! Попробуй, отними!

– Не понимаю, к чему эти слова. Ты хочешь унизить меня намеком на мою относительную несвободу?

– Обиделся, гляди-ка ты! Да я еще раз говорю тебе – проблемы у меня там, снаружи. Денег у меня ни черта нет. Мне совет умного человека нужен. А ты меня цитатами из Оригена кормишь. Нет бы что-то путное сказал!

– Деньги? Обратись к методу, коим их добывал Эй-Пи.

– А ты что, знаешь? – впился глазами в Мудреца Демид. – Что же ты раньше-то молчал?

– Ты не спрашивал, Хозяин, и я не говорил, – с некоторой ленцой произнес Теодор. – Ты же знаешь, наше общение строится на диалоговой системе. Вопрос – ответ.

– Трепач ты, а не диалоговая система! Цитаты твои чертовы я не прошу тебя употреблять. А ты сыплешь ими по поводу и без повода. Давай, выкладывай, как Алексей добывал деньги. И не единого лишнего слова! Это приказ.

– Алексей выигрывал их в лотерею, – отчеканил Теодор. Глаза его сверкали от лихорадочного желания выложить какую-то мудрость по этому поводу. Но Дема сделал вид, что не заметил этого.

– Спасибо, Федя! Ты настоящий друг.

Дема пулей вылетел из компьютера. Руки его чесались в предвкушении предстоящей деятельности.