Лека проснулась поздно. Окно было открыто – на улице, несмотря на сентябрь, было тепло. Береза за окном шелестела желтеющими листьями, тонкие паутинки плыли по воздуху. Бабье лето… Хорошо! Лека потянулась в постели и зажмурила от удовольствия глаза.

Давно она не ощущала такой легкости в теле. Когда-то она просыпалась в хорошем настроении каждый день – в давние-стародавние времена, когда она училась в английской спецшколе, плавала в бассейне по вторникам и пятницам, дружила с приличными мальчиками и не знала ничего ни о кайфе, ни о ломке. Жизнь и без того была кайфом. Господи, как же это было давно! И как недавно – всего три года назад. Может быть, есть все-таки Бог на небе, если такой замечательный человек, как Динамит, пытается вытащить ее из грязи? Она почувствовала, как засосало под ложечкой – ей жутко захотелось есть и это тоже было неожиданно и приятно.

– Динамит! – позвала она. – Динамит, где ты? Я есть хочу!

Никто не отозвался. Лека откинула одеяло и вскочила на ноги. На ней не было никакой одежды – совсем никакой. Зато она была чистенькая и от нее вкусно пахло жасминовым мылом. Лека открыла платьевой шкаф и позаимствовала у Динамита клетчатую рубашку – по длине та доходила до середины бедер, а рукава пришлось закатать. Покрутилась перед зеркалом и отправилась на кухню.

– Сейчас я наведу тут у него порядок, – мурлыкала она. – Разберемся в его свинарнике…

Лека открыла дверь на кухню и встала, как вкопанная. Убирать было нечего.

Для Леки давно уже стало привычно, что кухня – нечто среднее между выгребной ямой и пепельницей. Высохшие лужи прошлогоднего кефира, слой пепла на ободранном линолеуме цвета мумифицированного мяса, шприцы-ветераны в раковине вперемешку с дохлыми тараканами. Здесь такого не было и в помине. Все сияло чистотой. Собственно, это была не просто чистая кухня. Это была очень красивая кухня. Лека с восхищением провела пальцем по матовому белому покрытию на стене.

– Ого, клево! Прямо запад!

Леке приходилось бывать в квартирах и пошикарнее этой. Подумаешь, шведский гарнитур! Но теперь ей вдруг мучительно захотелось жить в такой чистоте и красоте, не ступать по утрам на закиданный окурками пол, брезгливо поджимая пальцы ног, не распихивать ногами кастрюли, не отыскивать в груде жирных тарелок относительно чистую. "Если бы у меня была такая кухня, я бы тоже стала чистюлей", – сказала она себе. Это прозвучало как заклинание. Обычное утреннее заклинание, которое произносит человек, внезапно почувствовавший необходимость в перемене. Перемене места, перемене жизни, перемене пристрастий. Человек осторожно высунул голову из-за ширмы, загораживающей полмира, бросил шпионский завистливый взгляд на чужую жизнь и обнаружил, что счастье, оказывается, возможно. "Здорово, – бормочет он. – И я так хочу! И я так буду!" И что самое смешное – он действительно верит в то, что у него получится. В этом виновато утреннее солнце – оно ослепляет человека, раскрашивает помойки в семь основных цветов радуги и невиданное количество дополнительных оттенков. Оно заставляет забыть о том, что кроме утра существует также день когда мучительно хочется спать вечер когда мучительно хочется оглушить себя чем-нибудь тяжелым и ночь когда враги становятся друзьями во всеобщем всемирном братстве коньячноводочноденатуратнодихлофоснокосячном чтобы снова стать врагами наутро.

Утолив голод, Лека почувствовала необыкновенный прилив энергии. Ей позарез стало нужно выйти на улицу, чтобы все увидели, какая она счастливая и симпатичная. Ей захотелось поболтать с кем-нибудь из подружек и выложить все, что с ней случилось вчера вечером. И поэтому Лека уселась у телефона и набрала номер.

– Алло! Маришка, это ты? Да. Нет! Врут они все. У меня все клево! Я тут с таким мужиком познакомилась, обсад полный!

Она собиралась похвастаться своим новым знакомым, рассказать все (ну, почти все) о встрече в баре, о квартире-лаборатории, о чудесном камешке, но ничего у нее не вышло. Лека только немо открывала рот. Слова не шли с языка – внутренний тормоз встал костью поперек горла. Помычав с минуту, она поняла, что разговор не получится.

– Ну ладно, Маришка. Меня тут зовут, прости, бежать надо. Я тебе потом все расскажу, когда встретимся.

Лека раздраженно бросила трубку. Вот это фокусы! Вчера он ее заставил замолчать, сегодня она опять с человеком поговорить не может. Может, он ее какой болезнью заразил, этот Динамит? Нет, в такие игры она не играет. Нечестно это. Надо смываться.

Лека подошла к двери и решительно взялась за замок – хлипковатый с виду, из тех, что можно ногтем открыть. Увы, замок поддавался ни в какую. Черт, черт, черт! После пяти минут бесполезной возни Лека раздраженно пнула дверь и едва не рухнула на пол – нога заскользила вдоль двери, словно та была смазана маслом. Лека полетела лицом прямо на дверь и лишь в последний момент успела выставить руки. Лека таращилась на свои ладони, не веря глазам: между ладонями и дверью оставался просвет в полсантиметра, руки висели в воздухе, и Лека не чувствовала, чтобы они на что-то опирались. Она с испугом отдернула пальцы и вытерла их о рубашку. Подходить к двери ей расхотелось.

Попробовать вылезти через окно? Высоко и страшно. Лека высунула руку в окно, но пальцы ее снова уперлись в невидимую преграду. Девушка завизжала и отскочила. Ну ладно… дверь – это еще можно понять, какое-то хитроумное устройство от взломщиков. Но тут-то обычное окно! Открытое, и ветер в него дует, и звуки с улицы слышны. Лека схватила стул и запустила им в окно. Стул на секунду повис в воздухе, а затем отскочил обратно в комнату, так, что Лека едва успела увернуться от него. Со стулом, правда, ничего не случилось – весело подпрыгнул на полу, совершил сальто и вернулся на прежнее свое место. Симпатичный такой стульчик, между прочим – из легкой, полупрозрачной пластмассы, как и вся мебель в комнате.

Лека поставила стул на ножки и оседлала его верхом. Очевидная шиза творилась вокруг нее.

Так, значит, она пленница. Что будет с ней дальше? Откормят и съедят? Или используют для каких-нибудь дьявольских опытов, превратят в вампира? Да нет, вряд ли. Что-то говорило ей, что Динамит чересчур хороший человек, чтобы так по-свински поступить с ней. Или только притворяется хорошим?

– Сейчас посмотрим, что тут в твоих бумажках, – пробормотала Лека, направляясь к столу. – Читать я еще не разучилась.

Книги на полке над столом ее не заинтересовали. Все больше научные – электроника, программирование, психология, лингвистика какая-то. До черта было книг, и все неинтересные. А в стол она залезть так и не смогла. Ящики были сделаны все из того же полупрозрачного материала и она могла увидеть, что там лежит много всяких интересных вещичек. Наверное, это было удобно для Динамита – он мог увидеть, что в каком ящике находится, не открывая его. Но для Леки пользы в том было мало – ни ручек, ни замков на ящиках не наблюдалось, и открыть их не было решительно никакой возможности. Лека проковырялась битых полчаса с нулевым результатом. И разочарованно плюхнулась на стул.

"Господи, скука-то какая! Полон дом всяких стремных вещичек и ни до чего добраться нельзя!"

Взгляд ее упал на компьютер. Ага, это уже что-то знакомое. Один из прежних приятелей, пристрастивший ее к наркотикам, был заядлым программистом (пока не скопытился). У него тоже был компьютер – правда, не такой навороченный. Лека все дни напропалую играла на компе – когда была в состоянии, и не валялась в отключке на диване. Особенно нравилась ей игра "Gods" – "Боги", в которой человечек шел себе и карабкался по бесконечным лабиринтам мистического города, по коридорам огромного храма, попадал в хитроумные ловушки и сотнями уничтожал всяких монстров и чудовищ. Лека до сих пор гордилась, что ей удалось пройти всю игру до конца, разгадать все загадки и остаться живой. Правда, тогда она хорошо знала английский, да и память у нее была хоть куда.

Она подвинула стул к компьютеру и нажала кнопку включения в сеть. На экране неожиданно вспыхнула надпись:

Лека попыталась тыкать пальцами в кнопки – все было не то. Экран даже не реагировал – знай себе отсчитывал время. А через пять секунд погас.

"Обидно, – подумала Лека. – Никто меня здесь не признает. Все вещи в этом доме считают меня чужаком. Или чужачкой?"

«ТЫ КТО?»—неожиданно появилась надпись на дисплее. Лека вытаращила глаза.

"Я Лека", – автоматически подумала она.

«Я ЛЕКА»,– появилось слово на компьютере.

– Не Ялека, а просто Лека, – сказала девушка. – Русского языка, что ли, не знаешь?

«Лека – это твое имя?» – написал компьютер.

– Да. Как это ты догадался?

"Я очень умный. – Скромно сообщил компьютер. – Мои ментальные способности близки к безграничным. Но мне бывает скучно".

– И мне тоже, – вздохнула Лека.

– Сам ты особь. А я – девушка. – Лека посмотрела на свои длинные ноги и почему-то прикрыла их рубашкой.

– Очень.

– С каких это пор компьютеры стали разговаривать с людьми?

– Ну ладно. А что-нибудь про своего Хозяина ты знаешь? Что он за человек такой странный?

– Какой ты скрытный! – обиделась Лека. – О чем же мы тогда вообще разговаривать можем?

– И что ты будешь делать с этими сведениями?

– Шиш тебе, а не информация! Не хочешь со мной разговаривать – не надо. Я тебе тоже ничего не скажу.

– Ах ты шпион! – вспыхнула Лека. – А ну-ка заткнись! Не хата, а дурдом какой-то! Дверь не открывается, компьютер мысли подслушивает…

– Что, не нравится? – раздался у нее за спиной насмешливый голос.

Компьютер мгновенно выключился, притворившись невинной овечкой. Лека обернулась и покраснела. В дверях стоял Динамит и улыбался.

– Динамит! Ой, откуда ты взялся? Я тут…

– Исследуешь окрестности? Вижу, вижу.

– Я ничего не трогала. Честное слово.

– По-моему, скорее наоборот. В доме не осталось вещи, к которой бы ты не прикоснулась.

– Откуда ты знаешь? – Лека изобразила обиду.

– Вот, смотри. – Динамит дотронулся до ее руки и она увидела отпечатки своих пальцев, оставшиеся везде – на аппаратуре, на ящиках стола, на компьютере. Они светились желто-зеленым светом.

– Ну ты детектив! – возмутилась Лека. – Ты что, руки мне краской намазал?

– Экстрацептивная люминисценция, – доступно объяснил Динамит, убрал руку и все отпечатки исчезли, словно погасли огоньки. – Ты, похоже, с компьютером беседовала?

– Ага. Он что, ко всем так пристает?

– Нет, это что-то новенькое. Весьма глупо и неосторожно с его стороны вести беседу с незнакомым человеком.

– А вообще он забавный – как человек прямо. Это ты в него такую программу заложил?

– Да нет. Эта машинка имеет собственную индивидуальность. Очень тщеславный, любопытный тип, но порою проявляет странное чувство юмора. В нем просто бездна компьютерной иронии.

– Интересно. А почему он мысли читает?

– Так уж он создан. Собственно говоря, это не просто ящик с электронной начинкой. Это сложная система. Вместе с этим креслом, шлемом, всей этой аппаратурой. Может быть, когда-нибудь ты пройдешь через нее и узнаешь, что в мире есть иные удовольствия, кроме наркотиков.

– Ну уж ладно, как будто я прямо дура такая…

– Не обижайся, Лека. Я другое хотел сказать. Ты должна многому научиться. Твой мозг – самый совершенный аппарат, созданный природой. Никакой компьютер с ним не сравнится, как бы ни пыжился. Обычный человек использует возможности своего мозга процентов на десять. Я – ну, скажем, на тридцать, и разница уже огромная. А ты, по моему, и на полпроцента не потянешь.

– И зачем же я тебе тогда нужна, идиотка такая?

– А затем. Я особенно не выбирал. Мне просто показали, привели, ткнули пальцем: "Вот эта". Я проверил – и в самом деле ты подходишь. Помнишь линии на коже – они важнее всего прочего. Будь ты хоть нобелевской лауреаткой с мозгами весом в полпуда, а нет этих линий – и ни на черта ты мне не нужна.

– Ничего не понимаю. Кто тебе меня показал? При чем тут линии? Что вообще тебе от меня нужно? Ты мне вообще-то нравишься, Динамит, хотя бородень этот дурацкий тебя портит. Я хочу тебя понять, правда. Только не рассказывай мне такими половинными фразами – из них ничего не поймешь. Мне все с самого начала.

– Ну что же, слушай. Ты ведь в школе была отличницей?

– Да.

– А уроки каждый день учила? Только честно.

– Ну… не каждый.

– А как же?

– Учила только тогда, когда знала, что меня завтра спросят.

– Ага… Для тебя это как-то само собой разумеется – ты знала это заранее. Кто же тебе сообщал? Завуч? Или ангел во сне?

– Никто. Просто знала, и все.

– Тебя такое знание не удивляло?

– Нет. У меня это было всегда.

– А кому-нибудь еще об этом рассказывала?

– Нет. Зачем?

– Боялась, что ненормальной сочтут?

– Ага. Динамит, откуда ты все это знаешь?

– Во-первых, я не Динамит, а Демид. Динамит – дурацкая кличка. Я, конечно, к ней привык, но если ты будешь звать меня просто Демой, это будет мне приятнее.

– Хорошо. Демид… Это ж надо, какое имя! Я думала, сейчас таких не бывает.

– Бывает. А знаю я все про тебя потому, что я и сам был таким. Билет какой на экзамене попадется, знала?

– Ага!

– И я тоже! – Демид засмеялся и хлопнул девчонку по плечу. – Здорово, правда? Все думают, что ты зубрила, а ты просто провалял дурака всю сессию, и выучил, положим, один-единственный билет номер пятнадцать. Идешь к столу, а ноги трясутся – а вдруг все это наваждение? Пролетишь сейчас, как фанера над Парижем! Хватаешь билет, и точно – номер пятнадцать! Хоть правой рукой бери, хоть левой. И все профессора в осадке – какой умный студент! Изучил вопрос до самого донышка!

– Ага, так оно и было. Дем, подожди, вот у меня еще был случай, ты просто упадешь…

Занятным было зрелище. Демид и Лека хихикали, как малые дети, и рассказывали, перебивая друг друга, занятные истории из своей жизни. Они выглядели как два старых приятеля, сиживавшие в детсадовские времена на соседних горшках, и встретившиеся после долгой разлуки. Воспоминания детства носились в воздухе, роились и сталкивались, издавая веселое ржание. Для полноты ощущения не хватало только бутылки коньяка "Арагви" и альбома с семейными фотографиями.

– Слушай, Ленка, а в мысли чужие подглядывала?

– Нет, не было такого. Я так не умею.

– А вспомни-ка. Ведь ты всегда знала, что человек о тебе думает?

– Ну, я считала, что просто читаю это по лицам. Всегда ведь видно, нравишься ты человеку или нет.

– Нет, я не про это. Не обязательно ведь слышать в голове чей-то голос. Просто вдруг понимаешь, что тип, который стоит сзади тебя, думает: "А ничего ножки у этой телки. А задница могла бы быть и поширше". И неожиданно обнаруживаешь, что знаешь, что зовут его Петя, что он с женою развелся, что он неряха и любит бутерброды со шпротами. Бывало такое?

– Ну да, что-то такое было, – припомнила Лека. – Только давно уже ничего такого нет. Как я начала вмазываться, все исчезло. Я сперва еще пыталась угадывать, что со мной завтра случится, но пару раз обманулась и перестала. А ведь три года назад я совсем не такая была, как сейчас. Жаль, что ты мне тогда не встретился.

– Зато тебе встретился кое-кто другой. Я думаю, что ты не видела этого человека, вряд ли он показал тебе свое лицо. Но он хорошо знал, что ты из себя представляешь. И он посчитал, что твои способности нужно нейтрализовать. В народе такое дело называется порчей. После этого ты и села на иглу.

– Откуда ты знаешь про порчу?

– Вижу. Вот она, здесь, – Демид ткнул пальцем куда-то выше головы Леки. – Все словно черной смолой замазано.

– Почему ты решил, что это кто-то чужой постарался? Кому нужно было меня портить?

– Все в мире тесно взаимосвязано, детка, – сказал Демид. – Все переплетено тысячами невидимых струн и нитей. Ни одно действие человека не проходит незаметно, как бы он не старался его скрыть. И случайности происходят только, разве что… случайно. – Он улыбнулся. -Знаешь ли ты, как называются все твои отклонения?

– Как?

– Паранормальные способности. Телепатия, ясновидение и так далее.

– Ничего себе! Так это я что, экстрасенша, что ли?

– Тоже мерзкое слово, не переношу его, – Демид перекосился физиономией. – Между прочим, ничего выдающегося в этом нет. На Земле людей с паранормальными отклонениями – пруд пруди. Одни просто не знают об этом, другие становятся провидцами или шизофрениками, третьи пытаются извлечь из этого какую-то выгоду. Я говорил тебе, что возможности человеческого мозга используются лишь на несколько процентов. И слава Богу! Представь себе, что люди читали бы мысли друг друга, знали все, что с ними произойдет, на год вперед, ломали бы двери взглядом и носились по времени взад-вперед, как на мотоцикле. Не жизнь была бы, а сплошной бардак!

– Да, ужас какой-то, – вздохнула Лека. – Значит, хорошо, что я потеряла все эти шизовые способности?

– А вот уж нет, милая. Мы твои мозги отмоем, от болячек вылечим и будут все твои способности, как новенькие.

– Это еще зачем?

– Потому что мне так нужно. Мне нет дела до всех этих экстрасенсов. Может быть, он столбы взглядом в дугу закручивает – все равно в помощники мне не годится. А вот ты мне нужна, хотя над тобой нужно еще полгода работать, чтобы привести в порядок.

– Опять ты туману напускаешь! Кто ты такой, Динамит, или, как там тебя?.. Мутант, что ли? Или чернокнижник? Я про такого в кино видела. Он по воздуху летал и хотел стать самым главным.

– Я агент, – Лицо Демида стало серьезным. – Агент очень секретной организации. Настолько секретной, что и сам про нее ни черта не знаю.

– Это как?

– Представь, что однажды к тебе приходит человек – хороший такой. Тебя обложили со всех сторон, ты уже не знаешь, куда податься – того гляди, башку оторвут. А он тебя вытаскивает из всего этого. Потом такие дела начинаются… Ну ладно, это уже слишком конкретно. В общем, он говорит тебе, что он – агент всемирной организации, которая борется со злом, искореняет его на корню. А потом вдруг сообщает, что ты будешь его помощником, а впоследствии… ну, тоже станешь агентом. Естественно, ты начинаешь брыкаться. Ты не хочешь становиться никаким агентом, у тебя и без того неприятностей хватает. К тому же непонятно – что это за зло такое? Оказывается, оно совсем не то, что ты себе всегда представлял. И добро не то. И вообще, мозги всмятку.

А потом этот человек погибает у тебя на глазах. Хороший мужик, хотя Бог его знает… А ты обнаруживаешь, что стал этаким суперменом. Можешь все, что только захочешь, силища так и прет дуром, люди перед тобой как вши ползают. Мозгов – целый самовар. Денег – куры не клюют. Живи себе и радуйся…

– Это ты про себя? – спросила Лека.

– В общем-то, да. На самом деле все гораздо сложнее. Только рассказывать лень. Да и не ясно мне ничего самому в этой истории.

– И с кем же ты борешься?

– Да ни с кем! Говорю же тебе – живу в свое удовольствие. Занимаюсь научными изысканиями, создаю мощный технический базис – сам не знаю для чего. Я как агент без связного. Ни в чем себе не отказываю, проедаю денежки, которые мне задарма достались. И думаю: а может, забыли про меня совсем? Хорошо бы!

– Ну ладно. А я-то здесь причем?

– Пойми, Лека, – зашептал Демид, – все совсем не просто. Я пытаюсь понять, что все это значит. Пытаюсь собрать и обработать информацию о Системе, в которую я попал. Но ее нет, этой информации. Нету, и все тут. И одна из подсказок, которая может меня вывести на какой-то след – это ты.

– Все это фигня, – Леке стало страшно. – При чем тут я? Я ни с какой системой не связана. Честное слово, Демид.

– Вот здесь, в этой коробке, кое-что удалось раскопать, – Демид постучал пальцем по компьютеру. – Информация о тебе. Я ее раскодировал. Там ты названа Союзницей. И чем дольше я с тобой общаюсь, тем больше убеждаюсь, что не ошибся.

На этот раз Лека перепугалась не на шутку. Динамит резко изменился внешне. Лицо его стало жестким, скулы обострились. Губы сжались в тонкую линию. Глаза, и без того ненормальные, засверкали с такой силой, что Лека не могла смотреть в них без боли. Твердая спинка стула, в которую вцепился Демид, сплющилась под его пальцами как пластилиновая, и Лека догадалась, почему в комнате не было деревянной мебели.

– Демид, ты сейчас стул сломаешь, – сказала она сиплым голосом.

– Извини, – Демид с трудом разжал пальцы, лицо его смягчилось. – Извини, Лека, и не бойся меня. Я ведь ничего не требую от тебя, ты просто моя гостья. Я хочу, чтобы ты пожила у меня, хочу пообщаться с тобой, хочу подлечить тебя. Хочу понравиться тебе. Если хочешь, можешь вернуться туда, – он показал пальцем в окно, где по шоссе с ревом пролетали автомобили. – Не хочу сказать, что ты пропадешь там, во внешнем мире. Есть шанс, что в психобольнице тебя подлечат, снимут абстиненцию, ты пройдешь ломки и станешь относительно здоровым человеком. Ты закончишь свой институт, выйдешь замуж за какого-нибудь иностранца, уедешь с ним за границу, нарожаешь ему кучу детей. Гнездится в моей башке такой гипотетический вариант твоего будущего… Только знаешь, Лека, если ты уйдешь отсюда, ты забудешь навсегда меня, и все то, что я тебе рассказал. Забудешь сразу, как только выйдешь. Ты никогда уже меня не увидишь. Решай сама.

Демид лукавил. Он знал прекрасно, что бедную девчонку затянуло в Систему так же, как и его, против собственной воли, и обратный выход вряд ли возможен. Теперь он сам выступал в роли искусителя и задачей его было не позволить жертве уйти. Конечно, можно было рассматривать это с более высоких нравственных позиций – он, волонтер добра, вербует в свою сеть нового солдата. Новобранцу предстоит выдержать суровые испытания, и, под руководством старшего товарища, стать закаленным бойцом за правое дело. Но Демид не был уверен, что дело его – правое. Он предпочел бы предоставить любому человеку право самому решать свою судьбу.

"Будь что будет. Не захочет остаться – не буду ее удерживать. Может быть, она сможет вылезти из заварушки. Хотя это маловероятно"…

Лека тоже размышляла. Она осознавала, что не сможет сама вырваться из-под власти наркотиков. И первый человек, который ей встретится на этом пути, будет Свин. Ей уже снова неудержимо хотелось вмазаться, тянуло к родной хазе, где варили кокнар, где все было так просто – без магических наворотов с непробиваемыми окнами и разговаривающим компьютерами. Но в глубине ее души уже проснулся непоседливый червячок. Он копошился там и требовал остаться. Она не хотела терять нового друга – оказывается, она до слез соскучилась по общению с хорошими людьми. Она боялась снова погрузиться в бездумное наркотическое состояние и растерять то немногое, что начало в ней возрождаться. И ей было безумно интересно узнать, что же означают все эти магические игрушки, что представляет из себя таинственная организация и сам Демид.

– Ладно, остаюсь, – сказала она с тяжелым вздохом.