Глава 38
«И не с гусарского корнета возьми пример…»
9 февраля 1861 г. 10 часов вечера
Гостиница-трактир Ионы Крауха
По словам трактирщика, господин корнет квартировал не в гостинице, а в расположенном напротив доме золотых дел мастера.
– Ювелира? – спросил Клавдий Мамонтов.
– У его вдовы, – трактирщик в малиновой косоворотке ткнул в темное окно и добавил задушевно: – Слухи, слухи… Женщина одинокая, скучает, ваше высокоблагородие, вот и пустила на постой.
Мамонтов и Пушкин-младший вышли из трактира, пересекли площадь, где по-прежнему полыхали костры, но, слава богу, было тихо – ни пения, ни плясок, ни представлений крепостного театра. Дом ювелирши – деревянный с резными наличниками – манил желтым светом зажженных во всех комнатах свечей. Они постучали в калитку, и минут через пять, не быстро им отворил денщик господина корнета – он что-то жевал и вытирал жир с обвисших усов.
– Господин корнет дома? – осведомился Пушкин-младший.
– Так точно, ваше высокоблагородие.
– Ступай, доложи ему – к нему мировой посредник Пушкин и господин Мамонтов по важному делу, – Пушкин-младший оглядел денщика и удивленно поднял брови, потом нахмурился. Однако ничего не сказал.
Они миновали двор, поднялись следом за денщиком на крыльцо, в сени, где пахло свежеиспеченным хлебом и почему-то лекарствами. Остались ждать в передней. Ювелирша выглянула из-за двери – в белом крахмальном чепчике, пышных юбках. Клавдий Мамонтов галантно расшаркался перед ней. Вдова…
Денщик пригласил их внутрь. Господин корнет занимал две комнаты. В одной сундуки, географический глобус, книги на полу стопками, книги на столе. На бархатном кресле – расшитый мундир. На столе – шпоры. Пушкин-младший воззрился на мундир.
– Конно-гренадерский полк? – спросил он удивленно.
– Так точно, – отрапортовал денщик.
– Но как же это… ведь нам прежде сказали, что он…
Мамонтов смотрел на мундир. Что-то не так… но что? Он пытался вспомнить слова армейского майора про корнета.
В соседней комнате кто-то тяжело закашлял, и там сразу началась суета.
– Лягте на подушку, на бочок. И оставьте вы книгу! Надо выздороветь сначала, а уж потом науки постигать…
Старческий голос.
– Когда читаю, мне легче, – голос молодой, мягкий баритон.
Они вошли в комнату – кровать, возле нее седой старик в сюртуке со слуховой трубкой в одной руке и склянкой с лекарствами в другой. Явно лекарь здешний. А на кровати в подушках – молодой человек лет двадцати трех, брюнет. Крупный, как все в гренадерском полку. Но по виду больной.
– Господа, добрый вечер, прошу садиться. Извините, что не встаю с кровати.
– Лежите, лежите, – воскликнул Пушкин-младший. – Захворали? Как жаль. Надо лечиться. Зима – это наказание, сплошные хвори, бедный наш климат.
– А вы, господин Пушкин, не родственник ли…
– Он мой отец, – скромно ответил Пушкин-младший. Его спрашивали об этом тысячи раз.
– О, как же я рад познакомиться с сыном нашего прославленного поэта! – воскликнул корнет. – Читаю, перечитываю, восторгаюсь… «Орлу подобно, он летает и, не спросясь ни у кого… как Дездемона избирает… кумир для сердца своего!» О боже, гениально! Но разрешите представиться – Михаил Хитрово, – он протянул им влажную от пота руку.
Они обменялись рукопожатием, и Мамонтов заметил в постели рядом с корнетом Хитрово толстый обтрепанный том со странными знаками на обложке.
– Это на каком же языке?
– Словарь японской грамоты, – Хитрово улыбался. – Я учу потихоньку и хочу составить собственный толковый словарь.
– Как похвально, что гренадеры не только в боях отличны, но и в науках преуспевают, – Пушкин-младший разглядывал корнета Хитрово. – Смею спросить, вы в свой полк следуете?
– Да! Здесь проездом из имения бабушки, а до этого состоял в охране нашего консула в Сиаме. Я, видите ли, выхожу в отставку, везу в полк прошение, перевожусь.
– Куда?
– В Министерство иностранных дел. В Азиатский департамент.
– Ох, это дело хорошее, – уважительно закивал Мамонтов.
– Но задержался здесь – снег-то какой метет, да к тому же лихорадку подцепил, будь она неладна.
– Господин Хитрово, вы, возможно, слышали – вчера в здешней гостинице убили двух человек.
– Да что вы такое говорите? – ахнул корнет. – А кого?
– Госпожу Скалинскую и ее лакея, – ответил Пушкин-младший, внимательно разглядывая корнета. – Нам сообщили, что вы вчера вечером праздновали с господами офицерами. Угощали друзей шампанским. У нас под замком сидит один тип – местный конюх, тот еще разбойник. Мы его в убийстве и грабеже подозреваем. Но он утверждает, что весь вечер был занят – по вашему приказу таскал ящики с шампанским из погреба.
– Господа, я не понимаю, о чем вы, – корнет Хитрово сел в подушках, и сразу же его сразил сильный кашель. Врач сунул ему склянку с микстурой, и он хлебнул прямо из пузырька.
– О «Вдове Клико», – пояснил дружески Мамонтов. – Конюх говорит, что вы его из подвала долго не отпускали, заставляли найти и поднять наверх для господ офицеров ящики с этой маркой шампанского.
– Я ничего не знаю ни о каком шампанском и про конюха в первый раз слышу, – корнет Хитрово смотрел на них с недоумением.
Мамонтов и Пушкин-младший тоже переглянулись – в глазах Пушкина-младшего мелькнуло торжество: а что я говорил? Лжец, вор и убийца конюх Кузьма!
– И про трактир я ничего не знаю, – сказал корнет. – И про пирушку.
– То есть как? – спросил Мамонтов.
– Я никого ничем не угощал в трактире вчера вечером и сам не пил. Меня там вообще не было!
– Господин корнет четвертый день здесь дома, в жару, в горячке, хворый, – сухо сообщил лекарь. – Я при нем все это время безотлучно. Сегодня, к счастью, заметно полегчало. А то метался в жару. Мы компрессы то и дело с его денщиком меняли.
– А кто же тогда угощал вчера вечером офицеров в трактире шампанским? – растерянно спросил Мамонтов.
Корнет-гренадер развел руками.
