Книга: Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки
Назад: Сознание камня
Дальше: Глава двадцать вторая. О святости в миру

Часть девятая. Бог, святость, истина и прочая чушь

Глава двадцать первая. Докинз и божественное

Ричард Докинз, который когда-то носил интересный титул профессора популяризации науки и занимал соответствующую кафедру имени Симони в Оксфордском университете, – мастер подачи и синтеза научных фактов. Если речь идет о его специальности, эволюционной биологии, в этом ему нет равных. Однако его бестселлер 2006 года «Бог как иллюзия» – вовсе не научно-популярная книга. Как говорит нам автор, его труд призван «пробудить сознание», а это ведь совсем другое дело.

Докинз на страницах своей книги всячески подчеркивает, что быть атеистом – «выбор отважных, замечательных людей», и для него это и есть главный способ пробудить сознание читателя. Вера в Бога – лишь иллюзия, причем опасная. По шкале от 1 до 7, где 1 – уверенность, что Бог есть, а 7 – уверенность, что Бога нет, Докинз ставит себе оценку 6: «Я не могу знать с абсолютной точностью, но я полагаю, что вероятность существования бога очень мала, и я живу, полагая, что его нет».

Антирелигиозная аргументация Докинза следует образцу, заложенному еще в классическом эссе Бертрана Рассела «Почему я не христианин», опубликованном в 1927 году. Во-первых, следует дискредитировать традиционные доводы в пользу того, что Бог есть. (Бог понимается здесь как иудео-христианское верховное божество, которое считается вечным, всесильным, всеблагим Творцом всего сущего.) Во-вторых, следует выдвинуть два-три аргумента в пользу противоположной гипотезы, что Бога нет. В-третьих, надо посеять сомнения в трансцендентном происхождении религии, показав, что это объясняется исключительно естественными причинами. Наконец, нужно продемонстрировать, что наша жизнь может быть счастливой и осмысленной и без поклонения божеству и что религия отнюдь не служит столпом морали, а на самом деле порождает больше зла, чем добра. Первые три шага призваны подорвать веру в истинность религии, а четвертый – ее прагматическую ценность.

Докинз лишь добавляет к этому подходу несколько свежих аргументов, и это отнюдь не заурядное достижение, если учесть, насколько подробно и с какой страстью эти вопросы обсуждались столетиями. Книга буквально искрится живостью и новизной. Однако читать ее – все равно что смотреть фильм Майкла Мура. На ее страницах вдоволь крепких метких замечаний о глупости религиозных фанатиков и мошенников всех мастей, но тон ее надменный, а логика подчас хромает. Поклонники Докинза, привыкшие к изящной прозе, вероятно, удивятся, натолкнувшись на вульгаризмы вроде «подхалимство, вылизывание сапог [Богу]» или «Хи-хи, хи-хи, атеисты – дураки» (здесь автор в качестве сомнительного полемического приема воображает противника в богословском споре сопливым детсадовцем). Все это забавно, пока Докинз высмеивает шутов вроде Пэта Робертсона или священников-фундаменталистов вроде того, кто устроил «адские домики», чтобы напугать детей с греховными наклонностями в Хэллоуин. Но это перестает быть поучительным, когда Докинз подвергает сомнениям искренность серьезных мыслителей, которые с ним не согласны, в том числе покойного Стивена Джея Гульда, или подозревает, что получатели премии Темплтона в миллион долларов, которую присуждают за заслуги по примирению науки и духовности, интеллектуально нечестны (и предположительно еще и продажны). Особенно недостойно выглядит обвинение Ричарда Суинберна, специалиста по философии религии и науки из Оксфорда, в попытках «оправдать геноцид евреев», в то время как Суинберн пытался понять, как подобные немыслимые злодеяния сочетаются с существованием Бога, который есть любовь. Может быть, для пробуждения сознания все средства хороши. Но явная враждебность Докинза приводит не только к риторическим излишествам, но и к передергиванию фактов. Более того, когда Докинз палит по религии из дарвинистской пушки, он рискует разрушить мишень побольше, чем та, куда он метит.

Самая неубедительная часть «Бога как иллюзии» – то, как Докинз обращается с традиционными доводами в пользу существования Бога. Онтологический аргумент гласит, что Бог существует по самой Своей природе, поскольку обладает всеми совершенствами, а существовать совершеннее, чем не существовать. Космологический аргумент гласит, что у мира должна быть первопричина, и эта первопричина могла быть лишь вечным богоподобным существом. Аргумент разумного замысла отсылает к особым чертам Вселенной, например, к тому, что она подходит для зарождения разумной жизни, и предполагает, что подобные черты делают существование целеустремленного вселенского Творца более вероятным.

Такова в общих чертах «большая тройка» аргументов. С точки зрения Докинза, они просто смешны. Он отметает онтологический аргумент как «инфантилизм» и «диалектическое жонглирование», хотя при этом не выявляет недочета в его логике, и поражается, что философ вроде Рассела, «далеко не глупец», как признает сам Докинз, мог воспринимать его всерьез. Докинз как будто бы не подозревает, что хотя этот аргумент зародился в Средние века, сегодня он принимает весьма хитроумные обличья, которые не так-то просто опровергнуть. Нет, Докинз чурается тяжелой интеллектуальной работы и предпочитает сыпать пародийными «доказательствами», почерпнутыми в Интернете, вроде «Доказательства от эмоционального шантажа. Бог тебя любит. Неужели ты такой бессердечный, что не поверишь в Него? Следовательно, Бог есть» (если кто-то хочет разобраться в слабостях стандартных аргументов существования Бога, лучшим, насколько мне известно, источником и по сей день остается книга философа-атеиста Дж. Л. Макки «Чудо теизма» (Mackie, J. L., The Miracle of Theism)).

Сомнительно, чтобы так уж много людей пришли к вере в Бога под воздействием логических аргументов, а не потому, что их так воспитали или они «услышали зов». Однако подобные аргументы, даже если они не очень убедительны, по крайней мере придают религиозным верованиям привкус разумности, особенно в сочетании с некоторыми научными открытиями. Теперь мы знаем, что наша Вселенная возникла одномоментно около 14 миллиардов лет назад (кстати, теорию Большого взрыва разработал один бельгийский священник), а первоначальные условия были «тонко настроены» так, чтобы впоследствии могла зародиться жизнь. Если вы человек не религиозный по своему складу, то, вероятно, воспринимаете все это просто как грубые факты и считаете вопрос закрытым. Но если вы думаете, что должно быть какое-то конечное объяснение тому, что весь этот гармоничный, подходящий для жизни космос, где мы живем, внезапно возник не просто так, а по какой-то причине, тогда придерживаться гипотезы о Боге в вашем случае более чем рационально.

А вот и нет, говорит Докинз, после чего предъявляет, по его мнению, «центральные аргументы книги». В сущности, они сводятся к завуалированной формулировке детского вопроса: «Мамочка, а кто создал Бога?» Докинз утверждает, что считать Бога первопричиной всего – это тупик, поскольку «любой бог, способный создать Вселенную, а затем точно и предусмотрительно отладить ее для зарождения нашей жизни, должен быть невероятно сложным объектом, объяснить существование которого сложнее, чем изначальную проблему». Поэтому «гипотеза Бога также почти стопроцентно отрицается на основании положений теории вероятности».

Здесь Докинз исходит из двух предпосылок: во-первых, творец должен быть сложнее, а следовательно, невероятнее своего творения (например, не бывает такого, чтобы подкова создала кузнеца), а во-вторых, объяснять невероятное в терминах чего-то еще более невероятного – это вообще не объяснение. По словам Докинза, все это не соответствует «положениям теории вероятности». Первая предпосылка – объект жарких богословских споров: теологи утверждают, впрочем, довольно расплывчато, как свойственно метафизике, что Бог есть квинтэссенция простоты. Ведь он бесконечен во всех отношениях, а следовательно, определить его гораздо проще, чем нечто конечное. Однако Докинз указывает, что Бог вовсе не может быть таким уж простым, если помимо всего прочего способен одновременно следить за мыслями всех своих созданий и отвечать на их молитвы («С таким-то рабочим диапазоном частот!» – восклицает Докинз).

Если Бог и в самом деле сложнее и невероятнее своего творения, разве это вычеркивает его из списка правдоподобных причин возникновения Вселенной? Конечно, красота дарвиновской эволюции, как не устает подчеркивать Докинз, в том и состоит, что она показывает, как из простого возникает сложное. Однако такой модели следуют не все научные объяснения. Например, в физике закон энтропии предполагает, что во Вселенной в целом порядок отступает перед беспорядком; таким образом, если вы хотите объяснить нынешнее положение дел во Вселенной в терминах прошлого, волей-неволей приходится объяснять вероятное (беспорядочное) в терминах невероятного (упорядоченного). И совершенно неочевидно, какая модель объяснения годится для главного вопроса – того, который, как сокрушается Докинз, постоянно задают его религиозные друзья: почему Вселенная вообще существует? Дарвинистские процессы помогают перейти от простого к сложному, но не от Ничего к Чему-то – тут они бессильны. Если есть окончательное объяснение, почему существует наш непротиворечивый смертный мир, оно должно, казалось бы, апеллировать к чему-то одновременно необходимому и бессмертному – к тому, что можно назвать Богом. Разумеется, нельзя сказать наверняка, что такое объяснение существует. Возможно, как думал Рассел, Вселенная просто есть, и все.

Такого рода холодные спекулятивные размышления предельно далеки от затейливых религиозных обрядов, практикуемых во всем мире. Религия есть во всех человеческих культурах – откуда она там взялась, если, как Докинз, по его мнению, доказал, она опирается на иллюзию? Многие мыслители – Маркс, Фрейд, Дюркгейм – пытались создать естественную историю религии и утверждали, что она возникла ради каких-то социально-психологических функций, например, как считал Фрейд, для воплощения подавленных желаний, направленных на отцовскую фигуру.

Естественная история религии, которую пишет Докинз, по сути своей дарвиновская, но не с той точки зрения, с какой вы думаете. Докинз скептически относится к тому, что религия ценна для выживания: она требует столько крови и чувства вины, что это перевешивает любую мыслимую пользу. Напротив, Докинз считает, что религия – это «губительный побочный эффект» полезного адаптивного механизма, а именно склонности ребенка верить родителям, которая возникла в ходе эволюции. Докинз полагает, что религиозные идеи – это вирусоподобные «мемы», которые размножаются, заражая податливый мозг ребенка. (Понятие «мем» Докинз ввел тридцать лет назад для обозначения элементов культуры, которые, по его мнению, воспроизводятся и конкурируют так же, как гены.) Каждая религия, по мнению Докинза, представляет собой комплекс взаимно совместимых мемов, которые сумели выжить в процессе естественного отбора. («Ислам, к примеру, можно сравнить с группой генов хищников, буддизм – с группой генов травоядных», – пишет он с характерной любовью к провокациям.) Согласно этому представлению религиозные верования не полезны ни нам, ни нашим генам, они полезны самим себе.

Докинз признает, что гипотеза о податливом мозге ребенка – это всего лишь одна из множества спекулятивных дарвинистских гипотез, стремящихся объяснить существование религии. (Например, есть гипотеза, которая гласит, что религия – побочный продукт нашей генетически запрограммированной склонности влюбляться.) Вероятно, какая-то из этих гипотез правдива. Если так, что это говорит об истинности религиозных представлений как таковых? Все, что Докинз пишет о религии, можно сказать и о науке или этике. Все идеи можно рассматривать как мемы, которые размножаются, перескакивая из одного мозга в другой. Одни идеи, замечает Докинз, распространяются, поскольку полезны для нас, в том смысле, что они повышают вероятность, что наши гены перейдут к следующему поколению, другие, например, по его словам, религия, распространяются как вредный побочный продукт деятельности полезных в остальном частей нашего сознания. Этические ценности, по его представлениям, подпадают под первую категорию. Например, альтруизм полезен нашим эгоистичным генам, когда направлен на благо близким родственникам, с которыми у нас общие гены, или не-родственникам, которые имеют возможность отплатить нам услугой за услугу. Но как же тогда быть с бескорыстными добрыми поступками, достойными доброго самаритянина? И это тоже побочные продукты, утверждает Докинз, правда, тут же спешит добавить: это «драгоценные, прекрасные» побочные продукты, не то что плохая, нехорошая религия.

Однако логика Докинза подрывает объективность не только религии, но и этики. Биолог-эволюционист Э. О. Уилсон в статье, написанной совместно с философом Майклом Рьюзом в 1985 году, высказывается прямо по существу: этика – это «иллюзия, навязанная нам генами, чтобы заставить сотрудничать», а «биология заставляет нас действовать в ее интересах, вынуждая думать, будто существует объективный высший кодекс чести, которому мы должны соответствовать». Таким образом, сводя идеи к «мемам», которые распространяются благодаря разного рода «побочным продуктам», Докинз волей-неволей становится на сторону так называемого дарвинистского нигилизма.

Кроме того, он чересчур поспешно заявляет, будто религия лишена всякой практической пользы. Исследования показали, что верующие живут дольше (вероятно, потому, что ведут более здоровый образ жизни) и чувствуют себя счастливее (возможно, благодаря социальной поддержке церковной общины). Судя по статистике рождаемости в США и Европе, они еще и размножаются активнее неверующих, что по Дарвину несомненное преимущество. С другой стороны, Докинз, вероятно, прав, когда утверждает, что с точки зрения нравственного поведения верующие ничем не лучше неверующих. Одно классическое исследование показало, что «рабы Божии» списывают на экзаменах точно так же, как атеисты, и не больше последних склонны к альтруистической добровольческой деятельности.

Как ни странно, Докинз не дает себе труда процитировать подобные эмпирические данные; вместо этого он, что не слишком научно, полагается на интуицию. «Подозреваю, что атеистов не так много среди заключенных» (ручаюсь, представителей унитарианской церкви там еще меньше). Показательно, однако, что когда Докинз называет библейского Яхве «отвратительным образцом для подражания», поскольку тот призывает к насилию и геноциду, он еще и подробно разбирает возражение, которое ему, очевидно, уже наскучило слушать, что главные злодеи прошлого века Гитлер и Сталин были атеистами. Гитлер, замечает Докинз, «никогда публично не отрекался от католицизма», а что касается Сталина, который учился в духовной семинарии, «не существует доказательств того, что его жестокость мотивировалась именно атеизмом». Такой же кровожадный негодяй Мао вовсе не упоминается, но, вероятно, можно было бы сказать, что он сам был объектом религиозного поклонения.

В книге «Бог как иллюзия» много блестящих пассажей, однако Докинз так и не сумел понять, насколько на самом деле сложными могут быть философские вопросы о религии, поэтому читать его труд – только мучиться и злиться. Поскольку неопровержимых доводов за или против существования Бога не существует, определенное количество умных людей будут и дальше верить в него, точно так же как умные люди склонны умозрительно верить и в другие вещи, не обоснованные железными философскими аргументами, например, в свободу воли, в объективные ценности, в существование других сознаний. Докинз утверждает, что «Наличие или отсутствие мыслящего сверхъестественного творца однозначно является научным вопросом». Но какие данные в принципе могли бы подтвердить или фальсифицировать гипотезу о Боге? Учение, что нами руководит любящее божество, стало таким округлым и эластичным, что никакое земное зло или стихийное бедствие, похоже, не в силах его опровергнуть. Точно так же неочевидно, какого рода событие могло бы поколебать убежденность атеиста в противоположном. Когда Рассела в 1953 году в интервью журналу Look спросили об этом, он ответил, что пришел бы к убеждению, что Бог есть, «если бы услышал глас с небес, который предскажет все, что произойдет со мной в ближайшие 24 часа».

Пока таких чудес не происходит, ответ на этот вопрос может дать разве что посмертный опыт, который теологи не без пафоса называют «эсхатологической верификацией». Если после смерти нас ждет либо видение блаженства (Бог), либо полное забвение (Бога нет), горько и обидно думать, что верующие так и не узнают, что заблуждались, а Докинз и его собратья-атеисты так и не узнают, что были правы.

Что же касается всех, кто в промежутке, от агностиков до «высокодуховных», для кого религия не столько метафизическая теорема, сколько образ жизни, проиллюстрированный легендами и подкрепленный ритуалами, – пусть они утешаются мудрыми словами преподобного Эндрю Макреля из юмористического романа «Макрель-плаза» Питера де Фриза (Peter De Vries, The Mackerel Plaza, 1958): «Окончательное доказательство всемогущества Божия – то, что ему не нужно даже существовать, чтобы спасти нас».

Назад: Сознание камня
Дальше: Глава двадцать вторая. О святости в миру