Путешествие

Клод Лоррен (Клод Желле, французский художник, 1600–1682), «Отплытие царицы Савской», 1648.

Холст, масло, 149×196,7 см, Национальная галерея, Лондон

В порту суетятся матросы. Загружаются последние сундуки. Кто-то собирается взойти на борт… кажется, царица Савская. В это хочется верить, хотя на таком расстоянии ее невозможно разглядеть. Можно рассмотреть лишь статную женщину с великолепной фигурой, сопровождаемую свитой, спускающуюся к воде по ступенькам от подножия широкой колоннады. Ее ждет шлюпка, чтобы отвезти на корабль. Библия повествует, что, пораженная историями, в которых превозносили мудрость Соломона, царица Савская решила отправиться в путешествие, чтобы познакомиться с этим царем.

Лоррен не делает никаких намеков на величие сюжета. Мы пытаемся уловить хоть какой-то намек, хоть какую-то мелочь, хоть какую-то показательную деталь – но тщетно. Картина не делится подробностями этого повествования. Мы становимся такими же свидетелями отъезда, как и прочие зеваки, – вроде людей, беседующих в углу картины, тех двоих, из которых один драпируется в красное, а другой носит тюрбан. В порту много подобных им чужаков, они приходят и уходят. Сейчас не время рассказывать о них, и поневоле их уже не замечаешь. Мы даже путаем тех, кто уезжает, с теми, кто прибывает. Всегда найдутся любопытные или бездельники, которые болтаются по гавани в поисках удачи, надеясь, может быть, найти работу носильщика на пару часов.

Согласно обычаю, в картине смешиваются эпохи с милой небрежностью или – что не противоречит уже сказанному – с особым чувством эрудиции: библейская тема, классические здания и древние руины, а вдалеке – средневековая башня. Зритель – современник художника запросто входит в картину, не испытывая затруднений. Он у себя дома. В конце концов, царица Савская здесь всего лишь приглашенная гостья.

Кстати, все это отвлекает от главного: можно подумать, что основное внимание уделяется истории. Да нет же! Истинная цель – то, что с самого начала притягивало взгляд: сияющее солнце, слепящая даль, которая сама по себе является абсолютной целью любого путешествия. Мы сразу понимаем, что если Лоррен равнодушен к особенностям своего сюжета, значит, время повествования здесь не важно. Все сводится к истории циклического ритма дня и ночи.

Долгое время картина не позволяла времени течь. Стояла то ли хорошая погода, то ли плохая, небо было то ли голубое, то ли темное. На однородном небе почти всегда был полдень, иногда проплывало несколько аккуратных облаков. Иногда ночь брала свое. Но мир не двигался.

У Клода Лоррена гавань, залитая солнечными лучами, стала символом быстротечной жизни. Приманенные горизонтом, привлеченные этими пылающими далями, мы тоже движемся, хотя и не знаем ни цели своего путешествия, ни дня, когда мы его начали. Никто не живет оседло, никто не задерживается в порту. Это всего лишь место, где можно начать новый отрезок пути. Мы вынуждены просто ожидать, не зная, являемся ли мы путешественниками, готовыми отправиться в путь, или просто пришли, чтобы дождаться чьего-то возвращения. И важен каждый час.

Отдать швартовы

Джозеф Мэллорд Уильям Тернер (британский художник, 1775–1851), «Шкиперы грузят уголь при лунном свете», 1835.

Холст, масло, 92,3×122,8 см, Национальная галерея искусства, Вашингтон, округ Колумбия

Под серебристым куполом лунного света вспыхивает пламя: пейзаж вибрирует от контрастов, от холодного к горячему, от жгучего к ледяному, от огня к воде. Мы едва можем различить докеров, загружающих уголь, в окутывающем их полумраке. Катера-перевозчики и приближающиеся к ним баржи образуют запутанную массу в правой части картины. И вот мы уже промочили ноги.

Английский художник явно не держал в памяти произведения Лоррена: группы кораблей здесь напоминают огромные здания с видом на порт, которыми Тернер бесконечно восхищался. Общая композиция сравнима с полотнами мастера классического пейзажа, но то, что у такого мастера отражало устойчивость мира, у Тернера превратилось в совокупность движущихся масс. Мы постепенно осознаем течение времени, нас захватывает его пространство, управляемое грандиозной драматургией. Исчезла уверенность в цикличности времени. Нас полностью поглощает эта неумолимая перспектива, где все формы, все известные предметы растворяются в полупрозрачных красках. Возврата не будет.

Тернер не ограждает себя от того, что видит. Он идет вперед, увлекая за собой зрителя, не давая ему времени на размышления. При отсутствии переднего плана невозможно повернуть назад и укрыться.

Хотим мы этого или нет, но мы уже отправились в путь с того самого момента, когда взглянули на картину: мы очаровываемся лунным сиянием, заливающим горизонт, как будто единственная цель художника – грандиозное, полное ослепление светом. И любопытно – одновременно, однако, очевидна важность изображения больших безымянных кораблей, задыхающихся от черного дыма.

Страсть художника к современности объясняет сюжет сцены, которую он и не пытается изобразить с документальной точностью: Тернер больше кого бы то ни было покорен непосредственной реальностью, и притом, что его эпоха предоставляет ему новый источник тем для картин, она не диктует ему, какие эстетические приемы он должен использовать. Это не является ни безмолвной хроникой неблагодарного и нудного труда индустриальной эпохи, ни скрупулезным описанием представленных на полотне машин. Реалистичности сюжета, тоже бесспорной, ему недостаточно. В этот простой момент, на котором никто бы даже не подумал подробно останавливаться в желании увидеть что-либо еще, мы видим признак потрясающего величия неумолимого хода истории: конечно, уже много поколений мужчин грузили уголь, но цель их неблагодарной, изнуряющей работы уже не та, ее смысл несопоставим с тем, что было прежде: теперь паровые машины повсюду. Чтобы они работали, нужен уголь. И он требуется снова и снова, все больше и больше.

Дыхание, наполняющее картину, – это дыхание целой эпохи, дыхание неудержимого движения, сносящего все на своем пути. Тернер смотрит на работающих мужчин и видит разворачивающийся перед его глазами эпос. Эти бедняки не знают, что они его герои. Тайн для него – уже не просто река, по которой возят уголь из шахт Северной Англии. Это мифический поток, в котором обитают новые боги.