Книга: Ницше: принципы, идеи, судьба
Назад: Истоки ницшеанства
Дальше: «Человеческое, слишком человеческое»: книга для свободных умов или жестокая провокация?

Книжная полка

Здесь мы познакомимся с самыми известными произведениями Фридриха Ницше. Его литературное наследие довольно обширно, причем часть сочинений увидела свет уже после смерти философа: например, «Воля к власти», впервые изданная в 1901 году, представляла собой компиляцию разнообразных фрагментов и отдельных заметок, отредактированных и собранных воедино сестрой Ницше – Элизабет. Именно этот труд впоследствии станет одним из самых спорных и неоднозначно воспринимаемых – о степени вмешательства в исходный текст исследователи дискутируют и поныне.

Отличительной чертой всех работ Ницше является подчеркнутая литературность, даже, можно сказать, поэтичность – все же он был профессором филологии! Текст подчинен не столько определенной логике и структуре, сколько затягивающему, немного тяжеловесному ритму – это ощущение не пропадает даже в переводах, придавая философскому труду сходство с древними сагами. В ранних книгах эта особенность выражена не слишком явно, в более поздних – выходит на первый план.

Многие коллеги-философы, переводчики и исследователи творчества Ницше попрекали его отсутствием строгой системы. В его книгах и впрямь бесполезно искать многословные объяснения своей точки зрения, они в основном взывают к иррациональному, «сверхлогическому» восприятию.

Неспроста творчество немецкого мыслителя пользовалось огромной популярностью у российских символистов: поток сознания, метафоричность, сочетание туманных иносказаний с откровенными до грубости афоризмами – все это было неожиданно и ново, по крайней мере для философского трактата.

Афористичность – неотъемлемая черта работ Фридриха Ницше. Короткие, легко запоминающиеся фразы выныривают из потока текста, придавая ему дополнительную глубину и многогранность, напоминая заметки на полях: как будто автор несколько раз возвращается к сказанному им, уточняя и раскрашивая мысль новыми оттенками…



Фридрих Ницше в 1869 году. Уже профессор Базельского университета





Сам Ницше считал своей лучшей работой «Сумерки идолов». Во всяком случае, представлял ее как самое полное изложение своей системы взглядов. Среди современных литературоведов и любителей философии единства нет: кто-то предпочитает «Так говорил Заратустра», кто-то – «Сумерки идолов», кто-то – «Антихриста». Правда, большинство отмечает, что философ был склонен многократно возвращаться к идеям, уже изложенным им в предыдущих работах.

Универсальный совет тому, кто только начинает знакомиться с работами Ницше, наверное, может быть только один: старайтесь читать его с опорой на философов эпохи Античности, Просвещения, Нового и Новейшего времени… На страницах своих книг он часто обращается к тем или иным титанам философской мысли, и проследить сходство и различие в теориях Фридриха Ницше и его предшественников может быть очень интересно. Радикализм Ницше в определенном смысле обаятелен и заразителен, но… обязательно ли соглашаться с ним во всем?

«Рождение трагедии из духа музыки»: гармония Аполлона, буйство Диониса

В 1872 году свет увидела книга «Рождение трагедии из духа музыки» – в последующих изданиях добавился подзаголовок «Эллинство и пессимизм». Эта работа двадцативосьмилетнего автора сразу привлекла к себе внимание – кто-то восторженно соглашался с изложенными на ее страницах постулатами, кто-то возмущенно обвинял Ницше в дискредитации искусства. Впрочем, подобную неоднозначную реакцию вызывали практически все его произведения. Каково же основное содержание этой книги?

Давайте вспомним, как в Европе XIX века оценивались достижения античной культуры. На протяжении нескольких десятилетий в искусстве царствовал классицизм – в архитектуре преобладали строгие формы, характерные для греческих храмов, дамы носили платья, напоминавшие древние хитоны, а виллы аристократов украшались «помпейскими» мозаиками и «римскими» фонтанчиками. И воспринималось древнегреческое искусство как нечто легкое, жизнерадостное. Его характеризовали как аполлоническое, то есть уравновешенное, светлое, гармоничное. Но неужели все искусство древности было именно таким? – задается вопросом Ницше. Неужели в древнем мире все художники были озабочены исключительно гармонией и не изъявляли желания познакомиться с темной стороной жизни? И он выдвигает свою версию.

Искусство, заявляет мыслитель, по своей природе двойственно. Произведение не может порождаться исключительно светлой стороной человека: ведь в каждом из нас противоборствуют темная и светлая силы. В любом произведении искусства выражены не только личные черты художника, но и «культурная подоплека», на основании которой рождается любая картина, скульптура, песня или книга. А ведь в культуре, как порождении человеческого общества, также постоянно борются два начала! Но как назвать их? По мнению Ницше, в искусстве – Древней Греции, Востока, Рима, в любом другом – перемешаны два начала: дионисийское и аполлоническое. Первое – это порыв, забвение, опьянение, творческий экстаз. Второе – гармония, соразмерность, спокойствие и величие: «Было бы большим выигрышем для эстетической науки, если бы не только путем логического уразумения, но и путем непосредственной интуиции пришли к сознанию, что поступательное движение искусства связано с двойственностью аполлонического и дионисийского начал, подобным же образом, как рождение стоит в зависимости от двойственности полов, при непрестанной борьбе и лишь периодически наступающем примирении».

Наследие античности
Классицизм и его проявления в культуре

Архитекторы берут за образец древнегреческий храм

Большая религиозная терпимость

Жанры в искусстве делятся на высокие (ода, трагедия) и низкие (сатира, басня)

В моде прослеживаются черты античной одежды

Скульпторы подражают античным образцам

Буйный Дионис и изящный Аполлон уравновешивают друг друга. Более всего стихийное, дионисийское начало проявляет себя в музыке. Но как появились на свет эти две стихии?

Они изначально заложены во всем сущем, считает Ницше. Реальность может предстать перед нами как дикая чувственная стихия, воспринимаемая не столько разумом, сколько чувствами, обостренными до последнего предела. А иногда окружающий мир является нам в упорядоченной форме, воплощенной в традиционном, классическом, искусстве. От чего зависит то, в каком виде мы воспримем реальность? В аполлоническом или дионисийском? От нашего культурного уровня, воспитания, темперамента, от настроения, наконец. Но то, что мы рано или поздно познакомимся с обеими сторонами жизни, – бесспорно, потому что они присутствуют во всем в постоянном равновесии. Одно из двух начал никогда не сможет полностью возобладать над другим.

Наиболее явно и полно, по мнению Ницше, гармоничное сочетание аполлонического и дионисийского начал проявило себя в греческой трагедии. Страшное, несправедливое, чудовищное, творившееся на сцене, в то же время помогало человеку выше оценить собственную жизнь и красоту окружающего мира. Философ утверждал, что трагедия эллинов – совершенный вид искусства, так как она позволяла объединить два основополагающих явления: стихийное, буйное, иррациональное воплощалось в пении хора и звуковых эффектах, в том числе и музыке; аполлонизм же проявлял себя в торжественных диалогах и строгой последовательности действия.

Какое же из этих начал более приемлемо? Какое из них более свойственно человеческой натуре? По мнению Ницше, ставить вопрос таким образом в корне неправильно. Ни аполлоническое, ни дионисийское начало не могут быть признаны негативными или позитивными. Они просто есть – и в этом главный источник и вдохновения, и мастерства.

Аполлон и Дионис: две стороны вдохновения

Дионис – бог вина, веселья, природных сил

Его стихия: иррационализм, помрачение разума, музыка, буйство, опьянение



Аполлон – бог искусства и солнечного света

Его стихия: красота, разум, величие, исцеление, гармония, сообразность

Дальше философ развивает свою мысль следующим образом: развитие рационализма, поставившего во главу угла разум и рассуждение, послужило падению уровня искусства и культуры. Разум начал давить дионисийское начало и способствовать оскудению творческих порывов. А творчество (и человек) могут быть полноценны, только существуя в состоянии аполлоническо-дионисийской гармонии… Поэтому задача культурного человека – способствовать сохранению обоих начал, присутствующих не только в мировой культуре, но и в любой человеческой душе.

Именно поэтому Фридриху Ницше оказались так близки произведения Рихарда Вагнера с их опорой на древние легенды и сказания, в которых иррациональное, темное, дионисийское было гармонично переплетено с возвышенным, светлым, аполлоническим.

По мнению Ницше, рационализация культуры и мышления, убивающая творческие порывы, началась с Сократа: «…существует глубокомысленная бредовая идея, которая впервые явилась на свет в лице Сократа, – нерушимая вера в то, что мышление, руководимое законом причинности, может проникнуть в глубочайшие бездны бытия и что это мышление не только может познать бытие, но даже исправить его…» «Родоначальником теоретического человека» называет Сократа Ницше, уверенный: теория бессильна там, где ради рождения искусства нужно разбудить в себе древние инстинкты, вернуться к мифологическому сознанию, пережить, а не спланировать.

Суть книги «Рождение трагедии»

У искусства два истока:

– аполлоническое начало, подразумевающее порядок, гармонию, артистизм и порождающее пластические искусства – живопись, графику, архитектуру

– дионисийское начало, подразумевающее забвение, хаос, экстаз и порождающее непластическое искусство – в первую очередь музыку

«Человек, поднявшийся до титанического, сам завоевывает себе свою культуру и принуждает богов вступить с ним в союз»

Фридрих Ницше. «Рождение трагедии из духа музыки»

Почему эта книга вызвала споры и была принята далеко не всеми? Признать в себе мрачное первобытное начало – в конце XIX века для этого была нужна как минимум смелость, а как максимум – сомнения в основных постулатах христианства. Но за сотню прошедших лет идею Ницше относительно двух начал никто убедительно не опроверг… Да и можно ли опровергнуть философскую теорию?

Назад: Истоки ницшеанства
Дальше: «Человеческое, слишком человеческое»: книга для свободных умов или жестокая провокация?