Глава 12

Отметившись в туалете «на путь-дорожку», Глеб вышел из корчмы.

Был поздний, не по-осеннему славный вечер: пока Глеб сотоварищи сидели в корчме, дождевые облака рассеялись, очистив небо; сотня-другая видимых ныне звёзд, из числа наиболее крупных, напоминала космические спутники, обработанные «стопболлами» и навсегда застывшие на своих геостационарных орбитах.

Серые по вечерней поре колдовские стены, отгораживающие Ничейные Земли от остальных миров – магического и обычного – казалось, упирались в самое звёздное небо. Узкий небесный путь, обрезанный здесь, у восточной границы всё тем же чародейным маревом, тянулся вдаль, в сторону западной. А если приглядеться, то было заметно как от небесной дорожки – там, далеко-далеко – отделялись две звёздных тропинки, ведущие к южной и северной границам Перекрёстка.

В вышине, пересекая воздушное пространство Ничейных Земель и посверкивая сигнальными огнями, летел рейсовый самолёт. Глеб невольно подумал о том, что соверши самолёт вынужденную посадку здесь, то его ведь никакие спасатели не найдут… Возможно, этим и объясняются бесследные исчезновения кораблей и самолётов – не туда заплыли-залетели. В чужие, запретные для обычников пространства.

Воздух пах сыростью и морозцем, под ногами похрустывал тонкий ледок; бодрящая погода, самое «то» для небольшой, локальной войны с умертвиями. Назвать «охотой» то, в чём Глебу вскоре предстояло участвовать, у парня язык не поворачивался. Впрочем, и «расстрелом» не назовёшь, всё ж у мёртвых колдунов есть кой-какие шансы… вон, сэр Калбасик говорил, что они, бывает, удирают-таки из Призрачного Замка. И даже корчму попутно жгут! Из мести, наверное.

– Ты сам подумай, на кой ляд сдалась колдунам та забегаловка? – резонно заметил Хитник. – Им бы куда подальше смотаться и затаиться, тут не до целевых поджогов. Да и во время так называемого боя умертвиям, несомненно, и вякнуть не дают, не то что прицельный фаерболл в «Двадцать первый позвонок» запустить! Эхе-хе, сами охотнички и поджигают, уж поверь мне. Стреляют куда ни попадя, а то и промахиваются – сложно, что ли, случайным зарядом деревянную корчму подпалить? А после на колдунов списать, мол, сожгли, гады, родную хату!… Уверен, и в этот раз сожгут, – пророчески изрёк мастер-хак, – расшалятся и сожгут. А после новую построят. – Хитник умолк, вернувшись к прерванной работе – разбираться с удивительными архивами.

Глеб застегнул куртку, надвинул кепку на брови и, поскрипывая снаряжённой сумкой, отправился воевать. То есть вышел за корчму, на пустырь, остановился и, уперев руки в бока, стал разглядывая место будущих военных действий.

На пустыре было людно. Растянувшись цепью вдоль сварной решётки, охватив со всех сторон огороженный участок земли с каменным колесом-фундаментом, охотники терпеливо ждали начала действия. Ни осветительных костров, ни факелов никто не зажигал из-за их очевидной ненужности – камни фундамента ярко сияли внутренним призрачно-зелёным светом; от охотников по земле пролегли длинные тени.

Боевую парочку, гнома и бабая, Глеб приметил не сразу, слишком далеко они забрались. Да и то обнаружил лишь по бабайской шапке-будёновке – рослых в толпе, кроме Модеста, хватало.

И тут парень увидел сэра Калбасика.

– Обалдеть, – сказал Глеб, протёр глаза, проморгался, но видение не исчезло: старший граничник ехал вдоль неровной цепи охотников на крупной, величиной с хорошую лошадь, осёдланной зебре. Откуда в этих краях могла оказаться подобная зверюга, Глеб понятия не имел, но подозревал, что не сама по себе приблудилась. Если тут, в Ничейных Землях, есть торговля – а она есть везде – то наверняка имеются и какие-нибудь межсекторные транспортные поставки… торговые караваны верблюдов, например. Или торговые табуны зебр. И тогда однозначно существует пошлина, особенно на закрытых для входа-выхода Перекрёстках – Глеб очень удивился бы, если б её не оказалось! Скорей всего, верховая зебра и досталась сэру Калбасику в качестве пошлины, почему бы и нет?

– Теперь мне понятно, для чего старшему граничнику нужны кожаные штаны, двадцать четыре раза «Ку!», – усмехнулся Глеб.

– Луна-а! – глянув в сторону одной из туманных стен горизонта, протяжно крикнул сэр Калбасик, – Идёт луна! Готовсь!

– В каком смысле «луна»? – Глеб посмотрел в ту же сторону: над колдовской пеленой выступил краешек яично-жёлтой луны; ночное светило медленно, но верно выползало из-за мутного тумана. Будто кто усердный подталкивал его за той пеленой, торопил побыстрее выбраться на звёздную дорожку – мол, заждался народ, пора ему и делом заняться!

Луна оказалась неестественно большой, словно над Перекрёстком дивным образом возникла громадная воздушная линза – наподобие той, которая служила прицелом у федуловой рогатки. Лунные моря, кратеры и цирки были видны настолько отчётливо, что Глеб невольно принялся выискивать взглядом легендарный советский луноход. Или хоть какую-нибудь инопланетную летающую тарелку, пусть самую завалящую и мелкую – говорят там, на Луне, этих тарелок пруд пруди.

Дружный рёв отвлёк Глеба от астрономических наблюдений.

Над фосфорными камнями возник Призрачный Замок – будто сотканный из лунного света, пока ещё блёклый и полупрозрачный как пустынный мираж – но быстро становившийся всё более плотным, вещественным. К удивлению Глеба, ожидавшего увидеть нечто более-менее соответствующее названию, Призрачный Замок, он же «могильник», ничуть не походил на готическую постройку со стрельчатыми окнами, башенками, островерхими крышами и флагштоками с развевающимися вымпелами. Да что там говорить – «могильник» вообще не походил на какой-либо замок или дворец! По мнению Глеба колдовская тюрьма больше напоминала подготовленную к старту ракету. Не ту громадину, которая уносит в небо бравых космонавтов, а поменьше, из числа тех, что изредка доставляют на орбитальные станции еду, воздух, запчасти, почту и, как подозревал Глеб, контрабандный коньяк – космонавты тоже люди, им иногда и выпить надо. Для профилактики организма, так сказать.

Остроконечная металлическая башня, сплошь усеянная крупными заклёпками и ржавая как днище утильного сухогруза, возвышалась посреди огороженного решёткой круга. В поеденных ржавчиной листах там и тут виднелись чёрные кляксы дыр, из которых медленно вытекал то ли дым, то ли пар – что ещё более усиливало сходство «могильника» с ракетой в предстартовой позиции.

Зелёный свет фундаментного колеса погас: мираж превратился в реально существующую постройку. В Призрачный Замок, битком набитый осуждёнными и посмертно наказанными колдунами-умертвиями.

– Оружие к бою! – зычно скомандовал сэр Калбасик. Глеб, спохватившись, бегом кинулся к друзьям, крепко прижимая к боку сумку с боеприпасом и тревожась: а ну как от тряски сдетонируют выданные Акимом разноцветные шарики-«боллы»? И огненные, и замораживающие, и останавливающие – все одновременно. Глеб на миг представил себе, как превращается в красно-синий фейерверочный шар, смесь пламени и льда, застывший в момент взрыва от сработанных стопболлов, и ему немедленно захотелось бросить ту сумку. И задать стрекача в противоположную от ржавой башни сторону.

– А фиг вам! – неизвестно кому крикнул Глеб, наддавая ходу.

Федул и Модест не обратили внимания на подбежавшего к ним парня – гном с бабаем, зарядив рогатки и нацелив их на «могильник», сосредоточенно ждали, когда оттуда, из чёрных пробоин, попрут злобные умертвия. Глеб тоже снарядил рогатку первым попавшимся под руку шариком: разобраться в лунном полумраке какой именно «болл» он использовал, было практически невозможно. Да и ненужно, всё равно в горячке боя не до выяснений – какой заряд в рогатку вложишь, таким и выстрелишь.

Внутри Призрачного Замка что-то гулко ухнуло, словно в пустой цистерне взорвалась граната, из дыр-клякс вырвались мощные струи пара – это действительно оказался пар, но тяжёлый, ледяной, от которого решётка вокруг башни немедленно покрылась инеем – и из пробоин, словно из люков, полезли долгожданные колдуны. Глеб в изумлении опустил рогатку, уставясь на «могильник»: подобное он видел только в кинофантастике! Происходящее казалось абсолютно нереальным… вернее, очень даже реальным, но выдранным из другой действительности, из киношной. Из какого-нибудь американского блокбастера с бюджетом в тридцать-сорок миллионов долларов и нашпигованного компьютерными спецэффектами.

Цепляясь за заклёпки, за выеденные ржавчиной в стенах «могильника» щели-выщербины, умертвия медленно, но верно спускались вниз, к земле.

Глеб, вспомнив виденные им фильмы, невольно принялся классифицировать ту нежить: были там и зомби – опальные маги в расшитых серебряными звёздами мантиях, сгнившие до черноты, до отваливания плоти с костей; были и мумии древних жрецов в истлевших бинтах, из-под которых сыпался прах. И неопределённой принадлежности разнокалиберные призраки (мутно-белые, похожие на гигантских медуз с тёмными провалами вместо глазниц) тоже присутствовали.

Несколько особняком от прочих – ха, даже здесь существовала клановость! – ползли шаманы, легко узнаваемые по нашитым на ветхие одежды костяным амулетам, с непременными погремушками и бубнами, притороченными у кого где. Шаманы всех видов и национальностей, высушенные кто зноем, кто лютым морозом до пергаментности кожи, до хруста в суставах.

Среди прочих присутствовали и дамы, как же без них в колдовском деле! Правда, опознать их можно было лишь по драным платьям и остаткам длинных волос на черепе, а в остальном они мало чем отличались от других самоходных покойников.

Ну, с этими Глебу было всё понятно, нежить как нежить, привычная, узнаваемая, ничего особенного. Но помимо голливудских типажей из отверстий в стенах «могильника» вылетало, выползало и вытекало вообще невесть что, о чём Глеб понятия не имел! Некие самостоятельные щупальца, прозрачные и лёгкие, извивающиеся, ввинчивающиеся в воздух… бесформенные сгустки мрака с постреливающими во все стороны ветвистыми молниями… ручейки пульсирующей слизи, которые против всех законов физики текли по ржавым стенам не вниз, а вверх, к лунному свету… и ещё что-то, и ещё, чего ошеломлённый Глеб попросту не разглядел, не успел.

И вся та нечисть беспрерывно шипела, улюлюкала, выла, кричала и визжала: шум стоял неимоверный! Глеб невольно вспомнил школьные переменки, особенно в начальных классах, и подивился явной схожести услышанному.

А ещё это сборище мёртвых преступников воняло, да ещё как! Запах стоял будто на скотобойне в горячий летний день – Глеба поначалу едва не вывернуло, однако чуть погодя он принюхался, притерпелся.

– Вован, ты гляди чего творится-то, – испуганно охнул кто-то за спиной парня, – впервые столько дохляков вижу… Вот же прут, вот же лезут! Будто их кто силком из могильника выпихивает.

– Кузя, слышь, а чё там за летучие глисты какие-то и фигли-мигли с молниями? – подивился не видимый Глебу Вован, сплюнул брезгливо. – Тьфу! Чой-то не шибко они на умертвия похожи.

– Да то остатки совсем развоплотившихся колдунов, – охотно пояснил собеседник, – из числа тех, у кого ни тела, ни сущности не осталось, а лишь одни обрывки этих, как их… помню, Калбасик объяснял… ментальных мыслеформ! Вот те обрывки в тюрьму и сажают. Типа закон есть закон, пропади он пропадом.

– Ну вааще, – угрюмо буркнул Вован, на том разговор и закончился. Потому что раздался трубный глас командора Калбасика:

– Огонь! – и в тот же миг началась охота. Вернее, безжалостный отстрел вылезшей из Призрачного Замка беглой нечисти.

Часто защёлкали рогатки; за пяток секунд сотни боллов пронеслись над решёткой, попав как в железную башню, так и в умертвий. Хотя, честно говоря, больше досталось «могильнику» – мертвецы попросту осыпались с Призрачного Замка при первых же взрывах, не удержались на стене. «Могильник» покрылся яркими вспышками: алыми, жёлтыми и голубыми, отчего вдруг стал похож на украшенную разноцветными лампочками новогоднюю ёлку. Ту, что устанавливают на главной городской площади и под которой проходят ежевечерние народные гуляния – нередко заканчивающиеся пьянками, мордобоем и развозом пострадавших в милицейских или медицинских машинах. Когда как.

Впрочем, нежити тоже досталось: безобидные на вид шарики-боллы оказались превосходным оружием. При попадании огненного заряда умертвие взрывалось снопом ярчайших искр – будь то хоть зомби, хоть призрак; морозильный шарик, ясен пень, замораживал беглеца в сосульку, которая сразу рассыпалась ледяным крошевом. Но интереснее всего действовали стопболлы: они не уничтожали цель, а крепко-накрепко фиксировали её, не давая возможности двигаться – причём останавливали даже в полёте! Вокруг пылающего разноцветными всполохами Призрачного Замка уже висело с десяток таких «зафиксированных», пойманных стопболлами в момент падения с башни.

– Весьма любопытная ситуация, – внезапно подал голос Хитник. – Я никак в толк взять не мог, почему эта железная балда столько веков простояла и до сих пор не сгнила окончательно. А оно всё очень просто получается. Ха, кто бы мог подумать!

– Ты о чём? – не понял Глеб. – О «могильнике», что ли?

– Разумеется, – подтвердил мастер-хак. – Эти охотнички действуют как заправские кузнецы: раскаляют железо фаерболлами, тут же закаливают его фризболлами и заполировывают стопболлами! С таким деловым подходом Призрачный Замок ещё тысячи лет простоит. И, понятное дело, никто на его ремонт денег не даст, смысла нет. Впрочем, какое мне дело до той башни и её обитателей, у меня нынче есть развлечение поинтереснее, – Хитник, судя по голосу, усмехнулся. – Похоже, Глеб, я научился управлять архивами напрямую, минуя личность мага Савелия! Это нам может здорово пригодиться, особенно в трудную минуту.

– Тогда давай держи происходящее на контроле, – потребовал Глеб, – боюсь, такая минута не за горами. Видишь, что творится?

Умертвия беспрерывно лезли и лезли из «могильника», невзирая на огненно-морозильный шквал разрывов, выползали-вылетали прямиком под выстрелы; первая волна уцелевших беглецов уже была на полпути к решётке. То ли там, внутри Призрачного Замка, давно зрел план массового побега, то ли все его заключённые разом лишились остатков ума – скажем, вследствие некоего вирусного заболевания… вирусы ведь тоже дохнут и, стало быть, мёртвыми заражают мёртвых – и ринулись помирать окончательно. Подставляться под рогатки.

Или же, как недавно сказали за спиной Глеба, умертвий кто-то или что-то выталкивает, выдавливает из «могильника». В таком случае этот «кто-то» должен был вскоре выбраться следом за остальными покойниками и, как подозревал Глеб, мало тогда никому не покажется. Ни умертвиям, ни охотникам.

Гном с бабаем стреляли безостановочно с такой скоростью, что вдвоём напоминали пулемёт «Максим» в действии. Вернее, болломёт на пивном охлаждении: Федул ухитрился запастись где-то по пути объёмистой флягой с пивом – а, может, угостил кто, или утянул у кого, – и теперь, изредка делая короткие передышки, гном и бабай по очереди отхлёбывали из горлышка.

– Чего стоим, кого ждём? – Федул наконец-то обратил внимание на парня. – Ты, брателло, совсем не умеешь ценить великие моменты жизни! Самое, понимаешь, время отдаться боевому азарту, выпустить накопившуюся в подсознании злость, а он стоит и как лох какой-то покойничков разглядывает, было бы чего глядеть… Темнота! Делай как я, – гном, отпив из фляги, сунул её в руки Глебу, после чего вернулся к увлекательному занятию – выпускать подсознательную злость вместе с фаерболлами. Глеб посмотрел на флягу и, верно решив, что бойцов тут и без него хватает, приник к горлышку. Тем более, что гном сказал: «Делай как я».

– Вован, патроны кончились! – огорчённо воскликнули позади Глеба, – дуй в корчму за добавкой, – Глеб без сожалений снял с плеча сумку с шариками-боллами, не глядя сунул её назад: – Берите. И рогатку запасную тоже, – стрелять по умертвиям Глебу расхотелось окончательно.

– Кузя, а корчма-то горит, – взяв сумку, флегматично доложил Вован, – полыхает, родимая… Щас как бахнет! Всё, капут патронам, – Глеб резко повернулся, едва пиво не расплескал. Действительно, «Двадцать первый позвонок» пылал, словно подожжённый со всех четырёх углов. Хотя, возможно, так оно произошло и на самом деле – даже сейчас над объятой пламенем крышей оранжевыми светляками проносились выпущенные мимо цели взрывоопасные шарики.

– Федул, корчма горит! – крикнул Глеб.

– Плевать, – отмахнулся гном, – какое мне до неё дело?

– Там наше вино, три бутылки, – напомнил парень. – Под гостевым столом остались. В магазинном кульке.

– Что?! – крик гнома был страшен: вмиг позабыв об умертвиях, Федул, чуть не сбив Глеба с ног, кинулся в сторону пожара – парень еле успел поймать скоростного виноспасателя за плечо. Для пущей надёжности Глеб поднял и крепко зажал Федула под мышкой.

– Пусти, – брыкаясь, причитал гном, – Моё! Не дам сгореть!

– В корчме сейчас фаерболлы рванут, – попытался объяснить Глеб, – разнесёт всё к чёртовой матери! Сожжёт и заморозит!

– Тем более надо поспешать, – гном всё же ухитрился вырваться, но Глеб схватил его за ногу и Федул повис вниз головой, едва не стукаясь маковкой о землю.

– Гад ты, Глебушка, – обиженно донеслось снизу, – сам не гам и другим фиг вам. Вредитель, ага.

– Послушай, – Глеб поставил Федула на ноги, – бежать и тушит нет никакого смысла, не успеем… У тебя же рогатка с оптическим прицелом! Заморозь пожар, и все дела.

– А ведь верно, – обрадовался гном, – чего-то я протупил впопыхах… Молодец, брателло! – Федул, покопавшись в сумке, нашёл подходящие боллы и прицельно, шарик за шариком, послал их в сторону корчмы: стены избы немедленно заледенели, пламя опало. Опало, чтобы возгореться по новой – случайные фаерболлы опять подожгли корчму… и вновь угасло, притушенное такими же ненарочными фризболлами… и опять возгорелось, с удвоенной силой. А потом и вовсе застыло, заливая пустырь с Призрачным Замком ровным оранжевым светом будто гигантский дорожный фонарь. Похоже, дело не обошлось без стопболлов, случайно или намеренно угодивших в пожар.

– Боюсь, Федул, нам придётся списать вино по графе невозвратных боевых потерь, – прихлёбывая из фляги и с интересом разглядывая застывшее пламя, заметил Глеб. – Да и пиво, что было в корчме, тоже… Ха, за неимением ни того, ни другого мы вскоре начнём вести трезвый образ жизни! Думаю, он тебе не слишком понравится.

– Отдай фляжку, – мрачно потребовал гном. – Теперь это наш единственный стратегический запас, крайне ценный и разбазариванию не подлежащий, – объявил Федул, приняв флягу. Что, впрочем, не помешало ему тут же надолго приложиться к горлышку.

Внезапно охотники – все, как один – громко ахнули; точно так же, в едином порыве, ахает многолюдный стадион, когда прорвавшийся к воротам нападающий вбивает в сетку чёткий, неоспоримый гол и лишь после замечает, что ворота – свои.

Гном выпучил глаза, поперхнулся стратегическим пивом и, кашляя пеной, махнул рукой в сторону «могильника», мол, смотри, скорей! Глеб повернулся лицом к Призрачному Замку и ахнул тоже.

Сквозь стену ржавой башни – не высоко, на уровне оградительной решётки – сердито помахивая длинным посохом и отгоняя им от себя умертвий как шкодливых собак, вышел… нет, прошествовал босой длиннобородый старец. Или, может, не старец, поди разберись сколько тем магам лет, если они любой облик при необходимости принять могут – а то, что это был волшебник, Глеб ничуть не сомневался: не у каждого, поди, есть посох с нестерпимо сияющим шариком-набалдашником! Причём маг явно не мёртвый, а однозначно живее всех живых – ну, в любом случае куда как активнее и сообразительнее тех, кого он гонял посохом. Правда, впечатление заметно портили оранжевая бейсболка, надетая по-тинейджерски козырьком назад, зелёная майка с белой и оттого хорошо читаемой нагрудной надписью: «Триписчи, нищасный!» и тёмно-синие джинсовые шорты по колено, больше похожие на армейские сатиновые трусы.

– А-а, так вон кто умертвий из могильника попёр-то! – сообразил Глеб. – Теперь понятно. Занятный старикан, прикольный.

Прикольный старикан, зависнув в воздухе, хмуро огляделся по сторонам. Охотники молча взирали на пришельца, не зная, как поступать далее – то ли продолжать стрелять, то ли разбегаться в разные стороны во избежание тяжёлых магических увечий. То, что это не обычное умертвие, было понятно всем и каждому, даже тем, кто находился по другую сторону башни и не мог толком видеть чародея – им быстро объяснили, что к чему. Приглушённые восклицания охотников напоминали гневный ропот народа в опере «Борис Годунов», такой же тревожный и невнятный.

– Не стрелять! – донёсся издали приказ Калбасика. – Прекратить огонь!

Тяжело вздохнув, маг потёр лоб, произнёс неприязненно:

– Чёрт, голова-то как трещит… Да чтоб я ещё хоть раз когда-нибудь смешивал чёрный эль и берёзовую водку, пропади они пропадом, – голос у старца оказался громкий, поставленный, будто у артиста-декламатора. – Экая ж неплановая дрянь теперь снится, прям сил никаких нету, – чародей, брезгливо глянув на копошащихся у решётки умертвий, взмахнул посохом. В тот же миг умертвия, все, какие есть – и у решётки, и «зафиксированные», и лезущие из Призрачного Замка – исчезли, словно их никогда не было. Заодно пропали бреши в стенах «могильника», да и сами стены внезапно обновились, приобретя блеск высококачественной стали.

– Так-то оно лучше, – буркнул старец. – Надоели, заразы. Тэкс, и куда я на этот раз воснился? – маг поднял сияющий шарик-набалдашник повыше, чтоб не слепил, вгляделся в темноту у своих ног.

– Это же Спящий Дед! Снюссер! – в ужасе пронеслось по рядам охотников, – братва, спасайся кто может, – охотники, теряя рогатки и сумки с боезапасом, кинулись наутёк кто куда.

– Отступаем! – запоздало крикнул сэр Калбасик; где-то в темноте испуганно завизжала боевая зебра, по мёрзлой земле простучали копыта и через полминуты возле Призрачного Замка не осталось никого. За исключением ошарашенного Глеба, Федула – икающего от попавшего не туда пива, – и Модеста, по-детски зачарованно глазеющего на чудный шарик волшебного посоха.

– Ба, – удивился маг, – Ничейные Земли! Занятно, занятно… Эй, смертные, это какой сектор? Или, может, перекрёсток?

– За смертного ответишь! – возмутился Глеб, – сам, что ли, живой? Только-только из могильника вылез и туда же, обзывается. – Федул, отплёвываясь пивной пеной, в ужасе дёргал парня за руку, но Глеба, как говорится, понесло. Наверное, от испуга.

– Гм, – опешил маг. – А ты, что ль, бессмертный, ась? Ишь, какой шустрый… Молодец, не робеешь. Одобряю. Но не увлекайся, а то и осерчать могу… Могильник, значит? – Спящий Дед оглянулся на стальную башню, хмыкнул озадаченно. – Ить и впрямь, Призрачный Замок! То-то я удивлялся, откуда столько дохлой гадости на меня навалилось, прям чуть не сожрали, ироды. Оно, конечно, не беда, подавились бы – я и не таких обламывал, но неприятно ведь!

– А ты, дед, кто такой, если не секрет? – поинтересовался Глеб, отдирая от себя поскуливающего в страхе гнома. – Я не местный, не успел ещё толком ознакомиться с тутошними мертвецкими достопримечательностями.

– Я не просто дед, я – Спящий Дед! – гневно возопил маг, потрясая колдовским посохом, – дожился, меня не признали! Куда катится этот мир?! Чему учат нынешнюю молодёжь? Лишь тому, как поглупее одеться, э? Чтобы сплошное хи-хи да ха-ха?! – чародей со злостью сорвал с себя бейсболку, швырнул её далеко в сторону: та, описав круг, вновь нахлобучилась ему на голову. Козырьком назад.

Ругая почём зря и бестолковую молодь, и дураков-наставников, Спящий Дед хотел было содрать с себя майку, но, заинтересовавшись, прочитал на ней написанное и внезапно расхохотался.

– Праправнуки постарались, наколдовали деду неснимаемую одёжку, – вытирая глаза, пояснил маг. – Модную. У моего младшего сынишки юбилей, сто годиков вьюноше – посидели вечером по-домашнему, семейно, я и уснул от усталости. А те, чертенята, рады стараться… Сдаётся мне, что там, сзади, ещё кое-чего должно быть написано, – Спящий Дед попробовал глянуть себе на спину, до хруста в позвонках повернув голову и страшно скосив глаза, но, разумеется, безрезультатно. Только шею едва не вывихнул.

– Эй, смертный, ну-ка посмотри, что там у меня начертано? – категорично потребовал Спящий Дед, поворачиваясь к Глебу спиной. – Читай громко и отчётливо, с пониманием важности возложенной на тебя миссии.

– «Калдун, выпей йаду»! – проорал Глеб. – Это чего, заклинание особое?

– Это дурость особая, – насупился маг, – детишки пошалили… Уши мерзавцам поотрываю, в угол поставлю, дематериализую к чертям собачьим! – Спящий Дед разозлился не на шутку. – Век у меня сортирными призраками работать будут, в самом гнусном и самом общественном туалете!… Так, некогда мне с вами лясы точить, пора возвращаться. – Маг раздражённо взмахнул посохом: – Сон, прочь! А ну, выснись! Выснись взад, кому говорю!

– О, Спящий Дед, – запоздало обрадовался Хитник, – надо ж, какие знатные личности по Ничейным Землям шастают. Я, Глеб, архивами занят был, только-только к реальности вернулся… надеюсь, ничего интересного не пропустил, нет? Ну и ладненько.

Ты, кстати, в курсе, кто он такой, этот бородатый сумасброд с колдовским посохом? – Глеб молча покачал головой, мол, нет, понятия не имею: привлекать к себе внимание разъярённого мага он вовсе не собирался.

– Перед тобой, Глеб, легендарный чародей Панкрат – вернее, его бестелесный образ – по кличке Спящий Дед, он же Снюссер, он же особа, приближённая к Императору, личный толкователь Его Императорского Величества ночных сновидений. Должность почётная и чрезвычайно ответственная: не так чего истолкуешь, мигом головы лишишься… Между прочим, Спящий Дед – страшный интриган и задира, его при дворе боятся пуще сглаза, предпочитая ни в чём старику не перечить. Впрочем, Снюссер хоть и вспыльчив, но быстро отходчив… Чтоб ты знал – как маг Спящий Дед никто, ноль без палочки! Но это в реальности. Магическая сила Снюссера проявляется только когда он спит, но уж тогда держись – такого во сне понаделать может, что в реальности десяток продвинутых магов ни отменить, ни исправить не сумеют.

– А ты откуда знаешь? – шёпотом поинтересовался Глеб.

– Оттуда, – рассмеялся мастер-хак. – Дед Панкрат-Снюссер известен каждому магику с пелёнок – мамки-бабки уже лет триста его именем детишек по вечерам в кровать укладывают.

– Пугают, да? – понял Глеб. – Типа, не уснёшь – тебя злой дед Снюссер в мешке утащит?

– Вовсе нет, – заверил парня Хитник, – я бы даже сказал, совсем наоборот! Они, мамки-бабки, обещают детишкам, что если те будут вовремя ложиться спать, то когда-нибудь непременно станут великими сонными магами, как Снюссер. А то и круче. Очень действенное средство загнать сорванцов в постель – кто ж из ребятни не хочет стать великим магом?

Пока Хитник объяснял Глебу кто такой Спящий Дед и почему всяк его тут знает, Снюссер – напрочь позабыв о стоящей перед ним за решёткой троице – продолжал размахивать посохом, требуя невесть у кого «высниться взад». Однако при всём старании у мага ничего не получалось: как висел Спящий Дед у стены «могильника», так и продолжал висеть, зябко потирая босые ногу об ногу.

– Глеб, – наконец отплевашись, просипел гном, – ты хоть знаешь, кто этот мужик с самосветной палкой-махалкой?

– Теперь знаю, – кивнул Глеб, – Хитник разъяснил.

– Тогда какого хрена стоишь и зенки на него пялишь? – вне себя заорал Федул, – ходу отсель, ходу! Пока Снюссер под горячую руку нас в букашек-козявок не переделал!

– Ить? – пронзительный вопль гнома отвлёк Спящего Деда от творимого им колдовства и Снюссер вновь обратил внимание на троицу. – Стоять! Вас никто отсюда не отпускал, – колдун погрозил им пальцем и Глеб с ужасом почувствовал, что ноги у него словно окаменели. Судя по задавленному всхлипу Федула и оханью Модеста, с ними приключилось то же самое; ни о каком бегстве теперь не могло быть и речи.

– Прям беда какая-то, – пожаловался в ночное пространство маг, – однако, слишком я крепко уснул, никак до своего сознания достучаться не могу… Эй, смертные, – глянув вниз, рявкнул Спящий Дед, – это правда, что Призрачный Замок появляется только в ночь на пятницу тринадцатого? И после исчезает?

– Правда! – истошно завопил гном. – Дяденька, отпустите нас! Ну, хотя бы ради меня, а? Я бедный, несчастный заключённый, весь из себя страсть какой больной! Мне медицинский догляд нужен, кхе-кхе, и дружеское участие… Я не вру, у меня и рога в наличии, всё чин-чинарём, – Федул демонстративно постучал себя пальцем по рожкам. – Видите?

– Нехорошо старших обманывать, – усмехнулся Снюссер, – какой же из тебя заключённый, если тебя в тюрьму ещё ни разу не сажали, – Спящий Дед взмахнул посохом: в тот же миг федуловы рога отвалились, со стуком упали на твёрдую землю и исчезли, словно их никогда не было. Только две пробки от вина лежать остались.

– Опаньки! Кажись, у меня полная амнистия стряслась, – гном недоверчиво ощупал голову, доложил восхищённо: – Прям как будто никогда рогатым не был. Ура деду Снюссеру! И как это вы про меня всю правду узнали? В моих снах, что ли, за мной подглядывали?

– Будешь закон и дальше нарушать, непременно когда-нибудь вновь рогами обрастёшь, – беззлобно проворчал Снюссер. – Ан нечего на меня пялиться, нечего, я же маг, как-никак, при желании про любого что хочешь узнать могу! Даже чего у него в карманах лежит, или чем он завтракал… Впрочем, к моей нынешней проблеме оно никакого отношения не имеет, – чародей, вспомнив о своей неудаче, вновь начал потрясать посохом и криком требовать у самого себя возвращения блудного духа в спящее тело. И, возможно, в конце концов у Снюссера всё получилось бы как надо, если б не зашедшая за туманную стену луна.

Едва жёлтый краешек скрылся за серой пеленой, как Призрачный Замок за спиной Спящего Деда заколыхался, подёрнулся рябью и, блеснув напоследок обновлёнными стенами, растаял. На огороженной решёткой территории остались лишь угасший каменный круг да сиротливо висящий над ним одинокий чародей.

– Упс, – Снюссер, оборвав требовательное воззвание на полуслове, замер с поднятым вверх посохом, – кажется, мне чего-то не хватает… – маг оглянулся и, обнаружив пропажу, горестно застонал. – Ай, всё пропало! Канал оборван, точка входа-выхода утеряна, я не смогу… у меня теперь не получится. А по утру я должен быть у Императора! Ох, беда, беда, – Спящий Дед принялся расстроенно чесать в бороде, тяжело вздыхая и насморочно хлюпая носом.

– Уважаемый Снюссер! – подал голос Глеб, – я не знаю, что у вас произошло, но не могли бы вы отпустить нас на все четыре стороны? А то торчим тут как три богатыря у пивной, ни влево, ни вправо… ноги уже онемели. Вот-вот свалимся!

– Молчи, несчастный, – меланхолично ответил Снюссер, – не видишь что ли, я в тоске-печали. Уймись, не отвлекай меня от тяжких дум.

– А в чём проблема-то? – заинтересовался неугомонный Федул: после нежданной утери рогов он настолько воспрянул духом, что готов был сейчас на любую помощь магу – в разумных пределах, конечно. – Может, чем подсобить сможем, или посоветовать чего? Мы умные, мы запросто!

– Эхма, да чем же вы мне помочь можете, – уныло ответил Снюссер. – Толку-то от вас… Обычник, гном и бабай – нда-а, хороша помогательная компания, э-хе-хе, – волшебник устало сел на невидимое, положил посох на колени. – Дело в том, что я могу вернуться в своё тело лишь через точку входа… э… то есть только из того места, где очутился когда уснул. А точка-то того, исчезла точка вместе с могильником! Теперь жди следующей пятницы, тринадцатого, – Спящий Дед угрюмо уставился вдаль. – Скоро светать начнёт, а я тут болтаюсь; мне через пару часов у Императора надо быть, сон ему толковать, а как я во дворец попаду, а?

– Неужели только в этом проблема? – удивился Глеб. – Вы же колдун! Дунули, плюнули, заклинание сказали и готово. Я-то думал…

– Ить скажет же глупость и не поморщится, – немедля завёлся маг, – одно слово, обычник! «Дунул, плюнул», тьфу, – передразнил он парня. – Думал он! Рассуждал. Эх, кабы всё так просто было… Я ж сейчас бестелесный, ограниченный в передвижении: ни на повозке, ни на коне, ни на драконе, только пешочком – по воздуху. Или по земле. Да и не действует моя магия на меня, такое вот неудобственное ограничение имеется – не мной придуманное и не мной назначенное. Хотя, конечно, есть варианты… скажем, когда меня убивают. Тогда сработает аварийный канал и я вернусь в тело. Но кто, скажите на милость, сможет мне здесь навредить, ась? Защищён я, как есть наглухо защищён! Наверное, от всего на свете закрыт, – Снюссер остро, с прищуром глянул на троицу за решёткой. – Нет, фаерболлы в сумках не годятся, ерунда… серебряный кинжал в кармане обычника – не то, хотя и удивительно мощная колдовская вещица, аж завидно… А-а, – неожиданно встрепенулся чародей, – магический алмаз! Самый твёрдый на свете камень, причём крупный и выращенный в чём-то живом. Да-да, это может сработать, – Снюссер радостно потёр ладони. – Ну-ка, смертные, выстрелите в меня тем камнем!

– Не дам, – коротко сказал молчавший до этого бабай. – Хоть на кусочки режьте, а не дам. Потому что в нём самое для меня ценное запрятано: домик, огород, сад с пасекой, курочки-уточки. И женитьба, с самогоном и плясками.

– Точно, – поддакнул гном. – А ещё личный самолёт, вилла на Гавайях, страстные мулатки, бассейн шампанского… нет, давайте уж как-нибудь без бриллианта обойдёмся, лады?

– Вот вы какие, – осерчал Спящий Дед, – не хотите добром, что ж, буду действовать злом. Ужо я вам! Даю полминуты на размышление, а после накладываю на одного из вас, из четверых, заклятье жуткого невезения и фатальной ошибки.

– Одного из троих, – автоматически поправил Глеб. – Где вы четвёртого увидели?

– Именно из четверых, обычник, – усмехнулся Снюссер. – Время пошло, – в морозном воздухе отчётливо затикал метроном: что-что, а давить на психику Спящий Дед умел, ничего не скажешь.

– Нет! – хором, не раздумывая, отрезали Федул и Модест.

– Нас каким-то там невезением не проймёшь, – уверенно заявил Глеб, – мы последние несколько дней только и делаем, что в разные дурацкие истории влипаем. Подумаешь, одной неудачей больше, одной меньше – а, какая разница! И вообще, может ваше колдовство нейтрализует наше личное невезение… Знаете, когда минус на минус даёт плюс.

– Время вышло, – деловито сообщил Снюссер и взмахнул посохом. – Готово, заклятье наложено. А на кого конкретно, не скажу, не знаю. Кому досталось, тот сам и виноват. – Спящий Дед захихикал. – Ить, впервые таких отчаянных ребятишек вижу! Бесстрашные как пьяные кролики… Ладно, пойдём иным путём. Сейчас я наложу на вас мерзкое, невероятно гнусное заклинание, которое называется «проклятье отвращения», – Снюссер с любопытством посмотрел на вытянувшиеся лица троих друзей. – И не на кого-то одного, а на всех: то, что было для каждого из вас самым дорогим, станет отныне ненавистным. Навсегда! – Спящий Дед поднял посох: – На счёт «три». Раз… два…

– Достал-таки! Ты, гадский тип, хочешь лишить меня любви к пиву? Обездолить?! Не выйдет! – Федул неуловимо быстрым движением сунул руку в карман модестовой фуфайки, выхватил оттуда бриллиант и, молниеносно зарядив рогатку, со всей дури выстрелил драгоценным камнем в лоб Снюссеру. Бриллиант сверкнул в свете звёзд ледяным отблеском; Спящий Дед исчез.

Там, где только что находился бородатый «гадский тип», расплылось искристое, переливающееся радужным цветом облачко мельчайшей бриллиантовой пыли. Всё, что осталось от несбывшихся мечтаний гнома и бабая.

– Прости, друг Федул, – грустно сказал Модест, – но сейчас я буду тебя убивать.