У полковника Пера Улофа Энмарка, сидевшего напротив них, был измученный вид: глаза покраснели, а тело висело на скелете, словно тяжелое одеяло на слабой ветке. Казалось, он едва может сидеть. Вокруг полковника распространялся слабый, но безошибочный запах запоя. Полковнику, кажется, было все равно.

Начал он, дознаватель. Они так договорились. Старые военные часто предпочитают говорить с мужчинами. Он потянулся к диктофону, нажал кнопку и немного нагнулся, словно не доверял способности диктофона улавливать звук в пространстве.

– Начинаем запись. Первый допрос полковника Энмарка. Сначала я хочу поблагодарить вас за то, что вы уделили нам время.

– Полагаю, выбор у меня невелик. – Голос Полковника звучал устало, под стать тому, как выглядел Полковник.

– Разумеется, вы сможете уйти, когда пожелаете. – Теперь и она вставила словечко.

– Как великодушно с вашей стороны, – сказал Полковник.

И замолчал. Он явно не собирался облегчать им задачу. Какое-то время было тихо, потом она незаметно толкнула его в бок. Начинать все-таки надо.

– Итак? – вопросительно сказал дознаватель.

– Итак? – отозвался Полковник.

– Полковник, мне нужно подтверждение. Добровольно ли вы участвуете в допросе?

Полковника этот вопрос как будто утомил еще больше.

– Нельзя ли обойтись без этого? Да…

– Прошу прощения?

– Да, я добровольно участвую в допросе о событиях, имевших место на острове Исола. Потому что, полагаю, именно о них вы и хотите поговорить?

Дознаватель обеспокоенно заерзал.

– Прошу прощения, но…

– Да нет, все верно, только я, разумеется, и могу сообщать здесь сведения. Да, я принимаю участие в допросе добровольно. Теперь мы можем начать?

И у него, и у нее плечи слегка расслабились, и он приступил к допросу.

– Разумеется. Тогда я хотел бы начать с вопроса: когда вы узнали, что Анна Франсис является объектом?

– Объектом?

– Истинным кандидатом.

Полковник как будто задумался. Невозможно было понять, правда ли ему надо подумать или он просто хочет позлить их, не торопясь с ответом.

– Я подозревал это с самого начала. Насколько я понял, она идеально вписывалась в проект. К тому же до меня доходили слухи о…

Полковник резко замолчал.

– Да? – воззвал к нему дознаватель.

– Ну, как это говорят… Способность к насилию?

– Можете уточнить?

– Вряд ли. До меня ведь доходили в основном слухи.

– Какие именно?

Полковнику как будто стало неуютно, он переменил положение на стуле.

– Что она как-то там провалилась в конце кызылкумской операции. Что у нее были сложности.

– Какие сложности?

Полковник пожал плечами.

– Не знаю. Обычные? Посттравматическое расстройство, наркотики, нервный срыв, опрометчивые решения? Все, что рано или поздно поражает всех, кто работает, как она. Старая история, как говорится.

– Вы ведь сами долгое время служили в тех местах?

Вопрос был задан легким тоном, но Полковник, кажется, мгновенно расслышал неозвученную угрозу.

– Да, и я уверен, что вы оба читали мое личное дело, там изложено все, что стоит знать. И если наш с вами разговор на секунду свернет на мои старые ошибки – то он окончен, так что прекращайте это со мной. Вы, конечно, много как можете испортить мне жизнь, но я слишком стар, чтобы меня это заботило. Бо́льшую часть того, что было мне дорого, я уже потерял, и если я правильно понял, сейчас вы хотите поговорить со мной. Улавливаете разницу? Это вы хотите что-то от меня, и если вы посмеете намекнуть, что хотите меня прищучить, то я встану и уйду.

– Прошу прощения, полковник. – Дознаватель казался униженным.

– Я принимаю извинение, – сказал Полковник, хотя судя по его виду, это было не совсем так.

Первый дознаватель толкнул дознавательницу в бок, словно обозначая, что ей пора принять эстафету, но она продолжала молчать. Еще не время. Дознаватель продолжил:

– Вы упомянули, что слышали “старую историю” об Анне Франсис. Известно ли вам что-то, что нельзя описать как “старую историю”?

– Возможно, про… – Полковник запнулся.

– Продолжайте.

– Про тот случай, с мальчиком.

– Случай с мальчиком?

– Что она застрелила мальчика. Что именно это ее сломало.

– Можете подробнее?

Полковник тяжко вздохнул, словно ему уже смертельно надоели и сами дознаватели, и их жалкие приемы.

– Нет, не могу, и смею предположить, что вам о тех событиях известно больше, чем мне, так что я нахожу излишним строить догадки.

Дознаватель покосился в свои бумаги, хотя на самом деле смотрел на ее руки. Она описала небольшой круг указательным пальцем: “двигайся дальше”. У них были свои условные знаки. Легкий подъем указательного пальца означал “моя очередь”, вытянутый палец – “продолжай спрашивать”. Теперь следовало двигаться дальше, не злить Полковника без нужды. К тому же они получили, что хотели.

– Хорошо. Оставим это. По вашим словам, вы сначала подозревали, что именно она является самым подходящим кандидатом. Потом вы стали думать по-другому?

– Конечно, когда она исчезла. Или умерла. Или как это назвать.

– Вы были уверены, что она умерла?

– Да, ведь мы с врачом… Катей… мы ее нашли. Вы дали мне наркотик? Полагаю, что да.

Полковник оторвал взгляд от столешницы и перевел красные глаза с дознавателя на его коллегу. Она повела туда-сюда указательным пальцем: “не отвечай”.

– Сожалею, полковник, но я не уполномочен сообщать подробности операции.

Полковник безрадостно усмехнулся.

– Ясно, наркотик был. Анна ведь сама его подсыпала. Полагаю, во время ужина? Отличная работа, я ничего не заметил. Вы выбрали подходящего кандидата. И умно сделали, дав мне посмотреть на нее мертвую. Иначе у меня возникли бы подозрения.

– Вы встречали Анну Франсис до того, как увидели ее на Исоле?

– Нет, и вам ведь это известно? На острове я увидел ее в первый раз.

– Какое впечатление она на вас произвела?

Полковник слегка откинулся назад и долго молчал. Потом ответил, причем казалось, что он тщательно выбирает слова:

– Она была как пружина. Явно жила в страшном напряжении. Даже если бы я ничего о ней не знал, то заподозрил бы, что она побывала на войне – было у нее в глазах нечто характерное.

– Что вы имеете в виду?

– Это трудно описать, но такое бывает с теми, кто… Я видел, что Анна постоянно настороже. Она не поворачивалась спиной, не откровенничала. Я сам такой же, так что узнал это поведение. Так делают, когда привыкают прикрывать тылы.

– Вы описали бы ее как уравновешенную?

– Думаю, да. Она не были ни дерганой, ни нервозной, если вы это имеете в виду. Производила впечатление собранного и контролирующего себя человека. Но настороже.

– Как бы вы описали ее отношения с Генри Фаллем?

– Тут я не мог разобраться. С одной стороны, они вели себя так, будто незнакомы, с другой – у меня было впечатление, что как раз знакомы. Она как будто относилась к нему с особым вниманием, и он к ней тоже. Когда она исчезла, я предположил, что кандидат – он. Это объяснило бы ее настороженность. Но потом я подумал, что это отношение вполне можно объяснить по-другому.

– Как, например?

Вопрос как будто позабавил Полковника – тот снова перевел взгляд с него на нее и обратно.

– Не верю, что вас настолько испортили эти ваши игры во власть! Вы и правда не знаете, почему мужчина и женщина могут оказывать друг другу повышенное внимание?

– А, вот что вы имеете в виду. Понимаю, – сказал дознаватель.

– Вы уверены? – Полковник отвечал как будто ему, но смотрел на нее; он как будто развеселился.

– Простите?

Голос дознавателя прозвучал обиженно. Она подумала, что пора сменить его, поскольку Полковник начал приобретать преимущество. Теперь допросом руководил он. Когда Полковник вошел в кабинет, ей трудно было сопоставить сломленного человека, оказавшегося перед ними, с тем, энергичным и активным, о котором она читала в рапортах с Исолы, но теперь в Полковнике проступали черты человека из донесений. Дознаватель предпринял новую попытку.

– Вам не приходило в голову, что Анна не умерла?

– Сначала – нет, но когда Катерина Иванович тоже исчезла, я начал задумываться. Все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Слишком хорошо?

– Вы меня поняли. Когда речь идет об упражнениях подобного рода, люди не проваливаются сквозь землю просто так. Я достаточно долго имел дело с подобными вещами, так что все понимаю.

Дознаватель полистал документы.

– Давайте вернемся к моменту исчезновения Анны Франсис. Как реагировали остальные?

– Я бы сказал, они были потрясены и напуганы.

– Чья-то реакция отличалась?

– Фалль, конечно, казался очень расстроенным.

– А был кто-нибудь, кого исчезновение Анны особенно потрясло?

Полковник, кажется, понял, куда клонит дознаватель.

– Если вас интересует, появились ли еще у кого-то подозрения там и тогда, то я отвечу – нет. Фалль об этом позаботился. И любовная история, конечно, великолепная ширма. Так и было задумано?

– К сожалению, я не могу…

Полковник шумно вздохнул.

– Да-да, вы не уполномочены разглашать детали, я знаю. В любом случае – отлично придумано, чья бы идея это ни была.

Теперь настала очередь дознавательницы. Она хотела сменить тему, по возможности не возбуждая у Полковника подозрений.

– Пойдем дальше. Что произошло потом?

– Мы приняли решение обыскать остров.

– Кто взял на себя инициативу?

– Этого я не помню.

Дознавательница пристально смотрела на него, откинувшись на спинку стула.

– Другие наши собеседники вспоминали, что инициативу проявили вы. – Она постаралась не пережать.

– Вполне возможно. Но это мог оказаться кто угодно. Организовать поиски – самое естественное дело.

Дознавательница двинулась дальше:

– Давайте совершим скачок во времени. Я хотела бы услышать, как вы получили от Генри Фалля указание исчезнуть.

Полковник некоторое время молчал, будто что-то вспоминая. Его ответ впервые прозвучал неуверенно.

– Сначала кто-то крикнул, что причал уплыл, и мне только теперь пришло в голову, что это мог подстроить Генри Фалль, когда вместе с нами осматривал территорию возле лодочного сарая.

– И что вы сделали?

– Мы бросились на берег и сели в лодку. Фалль устроил так, что от берега отплыли только я и он. Помню, фон Пост хотел с нами, но Фалль ему отказал.

– Итак, вы вдвоем отплыли…

– Тогда-то я и получил инструкции.

– Как они звучали?

– Фалль сообщил, что объектом операции, как я тогда уже начал подозревать, была Анна Франсис. Сказал, что она не умерла. Что она должна думать, будто наблюдает за нами, а тест на стрессоустойчивость предполагает, что мы, члены группы, будем исчезать один за другим. Наверху должны убедиться, что она справится со стрессом и продолжит выполнять приказ. Проще говоря, что она сдюжит.

– Какие технические инструкции вы получили?

– Я должен был взять в рот шланг кислородного баллона, который он мне дал, и перевернуть лодку. Когда остальные скроются в доме, снова сесть в лодку, обойти на ней остров и в условленном месте присоединиться к Катерине Иванович.

Дознавательница полистала документы, нашла карту острова и положила ее в центр стола.

– Можете показать, как вы огибали Исолу?

Полковник нагнулся к карте и пальцем показал, как он обогнул пол-острова и вошел в очень маленький и узкий залив возле северо-восточного угла дома; это место вряд ли можно было увидеть из окна, поскольку оно располагалось прямо под торцом. Если бы кто-нибудь захотел добраться до заливчика пешком, ему или ей пришлось бы продираться сквозь кусты, разросшиеся на крутом склоне.

– Вот здесь я поднялся, а здесь – вошел.

– В пещеру?

– Да, в ту, что с обратной стороны острова, под домом.

– Трудно ли было добраться до места встречи незамеченным?

– Нет, все прошло хорошо. Прочие оставались в доме, а Катя уже ждала в пещере, в тайнике.

– А лодка? Разве не было риска, что ее кто-нибудь заметит?

– Может быть, вы помните, что она была надувная. Я спустил из нее воздух и забрал с собой в пещеру. – Полковник явно устал.

– Верно ли я понимаю, что, пока вы играли активную роль в операции, все шло гладко?

– Да, я бы так сказал. При всей своей бесчеловечности, операция проходила гладко.

Снова вмешался дознаватель. Она бросила на него раздраженный взгляд. Они планировали допрос совсем не так, и ей не нравилось, что он отступает от протокола.

– Когда остальные присоединились к вам, можно ли было сказать по их виду, что операция и дальше проходит без помех?

– Да, можно.

– Никто не упоминал, что в действиях Генри Фалля чувствуется растерянность?

– В каком смысле растерянность?

– Об этом я спрашиваю вас.

– Трудно ответить на вопрос, которого не понимаешь.

Теперь оба сидели, склонившись над столом. Дознаватель продолжил:

– Указывало ли что-нибудь на то, что Фалль теряет контроль над операцией?

Ей захотелось остановить его. Она пыталась дать ему знак не разрабатывать эту тему, но было уже поздно.

– Не понимаю, к чему все это? Почему вы не спросите у него самого, напрямую?

Слишком поздно дознаватель понял, что направил разговор не по тому пути. Он откинулся назад и постарался придать лицу холодное выражение.

– К сожалению, мне запрещено…

– Что-нибудь случилось? Пошло не так? – Полковник занервничал.

– Полковник…

– С Анной что-то случилось? Она мертва?

– Анна Франсис жива, полковник.

Она сильно пнула дознавателя под столом. Надо было вмешаться, но она не знала как. Полковник сидел, подавшись вперед, теперь скорее он допрашивал дознавателя.

– Значит, проблема все же с Фаллем. Что случилось? Он выдал себя?

Дознаватель в отчаянии вскинул руки.

– Сожалею, но я не могу…

– Отвечайте сейчас же, иначе я сам его спрошу! – Полковник уже стоял, перегнувшись через стол, нависая над дознавателем, и почти кричал.

– Должен с прискорбием сообщить, что это невозможно. Генри Фалль мертв.

Полковник молча уставился на него. Дознавательница подавила внезапное желание закрыть лицо руками.

– Мертв? Но, черт возьми…

– Сожалею, полковник. Я полагала, что вам об этом известно, – тихо сказала дознавательница, хотя знала: если бы не этот разговор, полковник остался бы в неведении.

Взгляд Полковника заметался от одного к другому.

– Черт возьми. Проклятье… Что вы сделали?

Дознавательница подалась к диктофону и коротко сказала:

– Двенадцать тридцать шесть. Допрос окончен.

Она остановила запись. Полковник рванул к себе куртку, висевшую на спинке стула. Руки у него дрожали. Не глядя на дознавателей, Полковник вышел.

В коридоре Кате встретился Полковник. Он быстро шагал, опустив голову, и чуть не столкнулся с ней. Когда Полковник поднял глаза, Катя уже готова была поздороваться, но осеклась, увидев выражение его лица. Полковник нагнулся к ней:

– Ты что, замешана в этом дерьме?

Он почти выплюнул эти слова. Подошедший сзади охранник взял его за плечо.

– Сожалею, полковник, но свидетелям запрещено говорить друг с другом.

Полковник жестко, не отрываясь, смотрел на нее.

– Тьфу!

Он стряхнул руку охранника и с ненавистью глянул на Катю, после чего снова размашисто зашагал по коридору. Катя проглотила комок в горле и пошла дальше, к указанной ей двери – двери допросной комнаты.

– На какой стадии вы присоединились к операции?

Вопрос задал мужчина. Женщина сидела молча, занеся ручку, как будто изготовилась записывать. Она держала блокнот под углом, и Кате было не видно, пишет ли она. Может, это специальный прием, чтобы она чувствовала себя неуверенно. Катя кашлянула и ответила:

– Я присоединилась к операции, когда приняли решение насчет Анны Франсис.

– Что вам известно о том, как принималось решение?

– Насколько я поняла, кандидатов было несколько, но остановиться решили на ней.

Дознаватель-мужчина посмотрел в свои бумаги, что-то промычал.

– Что вы знали о прошлом Анны?

Просто отвечай на вопросы, подумала Катя. Не больше и не меньше. Отвечай на вопросы – и все.

– Я знала про нее, но ведь про нее все более или менее знали.

– Откуда вы про нее знали?

– Ну, из газет, из телевизора… о ее работе в Кызылкуме.

– Но вы знали о ней больше, чем писали газеты, верно?

Теперь заговорила женщина, дознавательница. Она улыбалась. В голосе звучала доверительность, вызывающая на откровенность. Словно дознавателям просто надо подтвердить то, что им и так известно. Катя помедлила с ответом.

– Я имела доступ к рапортам о ее кызылкумском проекте.

– И что там было написано?

– Ну… Мне кажется, обсуждать это здесь не вполне правильно. Те рапорты частично…

– С грифом секретности? – Дознавательница продолжала улыбаться любезной полуулыбкой.

– Не знаю, должна ли я отвечать на этот вопрос.

Дознавательница нагнулась к стоящему на столе диктофону и произнесла:

– Запись остановлена.

Когда запись снова пошла, дознавательница заговорила:

– Катерине Иванович были предъявлены документы, которыми Председатель уполномочивает и ее, и меня обсуждать материалы секретного рапорта SOR234:397, класс три. Я повторяю вопрос: что содержалось в документах, которые вы просмотрели перед отправкой на остров?

– Ну, там было кое-что. Она страдала от ПТСР…

– Посттравматического стрессового расстройства.

– Да-да, и у нее еще, насколько я поняла, были проблемы с употреблением препарата FLL.

Дознавательница с интересом взглянула на нее, вскинув бровь.

– Вы говорите “с употреблением”. Не “со злоупотреблением”?

Катя заерзала. Она знала, что эта тема всплывет; ей казалось, что она более или менее подготовилась.

– Трудно сказать. Она долгое время жила в крайне тяжелых условиях. Я бы сказала, что нет ничего ненормального в попытке помочь себе, используя наркотические или подавляющие тревогу препараты, а также в том, что при подобных обстоятельствах развивается ПТСР. Это скорее указывает на то, что ты – живой человек. Ненормальным было бы никак не реагировать на обстоятельства.

– Понимаю, – сказала дознавательница, хотя Катя усомнилась, что дознавательница понимает или вообще хочет понять. – Поэтому вы в конце концов приняли предложение? Потому что на острове Анне предоставили доступ к препарату?

– Ну… нет… Нет. По-моему, это была плохая идея.

– Вы даже подали письменный протест. Почему?

Вопрос был задан тем же легким тоном, но теперь в голосе послышалась еле заметная жесткость.

– Я подумала, что это ненужная жестокость. Человека, который избавился от зависимости, нельзя подвергать риску снова стать зависимым. Да еще в стрессовых обстоятельствах.

Дознавательница склонила голову набок, словно не вполне понимая.

– Вы все же не хотите сказать, что она злоупотребляла? Даже в свете того, что произошло?

– Нет. Я думаю, это слишком сильное слово. Неправильное.

– Вам известно, что она лечилась от зависимости?

– Да, известно. И я знаю, что лечение было успешным.

– Кто рассказал вам об этом?

– Секретарь Нурдквист. И это следовало из рапорта.

Дознавательница записала что-то в блокноте и продолжила.

– Почему вы в конце концов согласились, чтобы препарат оказался в медпункте?

– По словам секретаря, очень важно было убедиться, что Анна реабилитировалась полностью, что она не вернется к злоупотр… к употреблению, независимо от того, насколько тяжелы обстоятельства. Что когда дело касается этой должности, мы не можем позволить себе поставить не на ту лошадь.

Дознавательница подняла глаза от бумаг.

– Он употребил именно это выражение? “Поставить не на ту лошадь”?

– Насколько я помню, да.

Дознавательница продолжала делать записи. “Что она там пишет?” – подумала Катя.

– Значит, препарат все-таки доставили на остров, для своего рода испытания характера?

– Да. А разве все это не было своего рода испытанием характера? – спросила Катя – и тут же пожалела об этом.

– Чья это была мысль – чтобы препарат FLL оказался на острове?

Говорила женщина, дознавательница. Он бы предпочел говорить с дознавателем-мужчиной. Говорить с мужчинами всегда было проще. Может, они понимали его чувства; а может, именно поэтому его допрашивает женщина. Он решил не поддаваться. Но никакого желания разговаривать с этой стервой в форменном пиджаке у него не было.

– Что вы имеете в виду – “чья это была мысль”?

– Именно то, о чем я сказала. Кто предложил, чтобы FLL оказался на Исоле?

– Чтобы дать вам ответ, мне надо заглянуть в протокол. Навскидку я не помню.

Она обезоруживающе улыбнулась, словно на такой ответ и надеялась.

– Не проблема! Все материалы у нас здесь. Пока вы смотрите, мы можем ненадолго прерваться.

Секретарь покачал головой. Вашу мать.

– Нет, это займет слишком много времени. Я даже не помню, где могут быть эти записи.

Она улыбнулась еще шире. Секретарю она сейчас казалась похожей на змею, которая готовится заглотнуть жертву целиком.

– Мы можем сделать перерыв? Чтобы вы нашли все, что вам нужно для ответа? Вы ведь сами составляли эти протоколы, так что поиски не будут долгими. К тому же времени у нас сколько угодно. Итак… – Она посмотрела на коллегу, тот коротко кивнул. – О’кей, остановка записи, шестнадцать сорок девять…

Секретарь покачал головой и махнул рукой.

– Нет, нет… Не нужно. Продолжаем.

Она посмотрела на него, склонив голову набок, и как будто решилась.

– Тогда я в третий раз задаю вопрос: чье это было предложение?

Надо было что-то отвечать. Секретарь откашлялся.

– Как-то мы обсуждали на совещании, какие слабые места кандидата следует проверить. И тогда всплыл вот этот тревожный момент: у нее в прошлом имелась зависимость. Важно было понять, насколько это серьезно. И тогда кто-то предложил сделать препарат доступным и посмотреть, прибегнет ли она к нему в стрессовой ситуации.

– Так это было ваше предложение? – Она была настойчива.

– Я не помню, кто это предложил.

С той же довольной улыбкой, которая не сходила у нее с лица с начала допроса, дознавательница полистала лежавшие перед ней документы. Отыскав нужную страницу, она стала читать вслух.

– “Итак, секретарь вносит следующее предложение: мы обеспечиваем доступность препарата FLL на острове и смотрим, произойдет ли у АФ рецидив зависимости в условиях максимального стресса”. Протокол совещания от шестнадцатого января. Узнаете?

– Я уже говорил – это было обсуждение, – раздраженно сказал секретарь. – Не помню, я выступил с этим предложением или кто-то другой.

– Есть ли причина подвергать сомнению записанное в протоколе?

Он что-то пробормотал сквозь зубы. Дознавательница продолжала пристально смотреть на него, подняв свои мерзкие ухоженные брови. Секретарь взглянул на ее коллегу, но тот, кажется, думал о чем-то другом, взгляд блуждал где-то над головой секретаря. Помощи ждать неоткуда.

– Будьте добры, отвечайте на вопрос.

Она не отстанет.

– Нет. Нет причины, – коротко ответил секретарь.

Тут дознаватель, кажется, очнулся от дремоты и зашуршал бумагами. Дознавательница нагнулась и что-то зашептала ему; он коротко кивнул и начал:

– Я хочу немного поговорить о том, как выбирали Анну Франсис. Вы не были против ее кандидатуры? Назначить ее хотел Председатель?

– Да, ее действительно предложил Председатель.

– У вас было другое мнение?

– Там были другие кандидаты с другими качествами.

– Что именно вы сочли тогда слабостями Анны Франсис?

– Организации, подобной проекту RAN, необходимы люди целеустремленные. Прагматичные. Способные видеть общую картину.

Секретарь обрел наконец твердую почву под ногами. Он послушал свой голос. Голос звучал более уверенно и почти как обычно.

– И Анна Франсис не соответствовала этим требованиям?

Опять эта сука с вздернутыми бровками. Секретарь не стал обращать на нее внимания и, глядя на дознавателя, ответил:

– Скажем так, в прошлом у нее были определенные проблемы.

– На что вы намекаете?

Она не сдавалась.

– Ваш сократический метод раздражает, – прошипел секретарь. – Вы не могли бы спросить напрямую, что вас интересует?

Она продолжала улыбаться. Как же ему хотелось, чтобы эта проклятая издевательская улыбка сошла с ее лица.

– С удовольствием, если вы будете отвечать чуть подробнее, – пообещала дознавательница и продолжила: – Что вы имели против Анны Франсис?

– Она была зациклена на морали.

Брови у дознавательницы взлетели еще выше.

– Надо же, какое странное возражение! Зациклена на морали? По-вашему, в группе RAN морали не место?

– Есть же разница между моралью и комплексом Христа. Иногда приходится принимать жесткие решения, не миндальничать. – Секретарь умоляюще взглянул на дознавателя – ему казалось, что тот понимает его лучше. Но дознаватель молчал, позволяя своей коллеге продолжать.

– А она миндальничала?

– Разве не очевидно, что в некоторых ситуациях в Кызылкуме она вела себя слишком сентиментально?

– О каких ситуациях вы говорите?

Секретарь вдруг почувствовал страшную усталость.

– Черт возьми. Не ухмыляйтесь, не делайте вид, будто не знаете, что произошло, когда она перестала слушаться приказов.

Он тут же пожалел о своем срыве, увидев, что улыбка дознавательницы стала еще шире.

– Я-то знаю, что произошло. Меня интересуют в основном примеры ее чрезмерной, с вашей точки зрения, сентиментальности.

Секретарь молчал. Его задело, что она заставила его потерять самообладание. Тут слово опять взял дознаватель:

– А разве катастрофа разразилась не потому, что Анну Франсис не слушали?

Секретарь глубоко вздохнул.

– Нет, не думаю. Проблема была в ней. Гуманитарные работники из гражданских ничего не решают. Она должна была слушаться своих военных командиров.

– Даже если они ошибались?

Секретарь, не отвечая, скрестил руки на груди. Дознаватель покосился в бумаги, после чего продолжил:

– Значит, вы не были в восторге от кандидатуры Анны Франсис?

– У нее имелись свои сильные и слабые стороны. Как у всех наших кандидатов, – сухо ответил секретарь.

Он поджал губы и отвернулся.

– Вы исчезли второй после Анны. Как это произошло?

Дознаватель поставил стаканчик с кофе, принесенный охранником в форме. Только что у них был небольшой перерыв, Катя ушла в туалет, а дознавательница выходила распорядиться насчет кофе для всех. Катя подумала, что у обоих – и у дознавателя, и у дознавательницы – усталый вид. Интересно, с кем они уже поговорили и кто еще в списке. Она не очень понимала, почему им так важно прояснить все детали, а главное – почему допрос проводится здесь, людьми из службы безопасности. Похоже, что-то пошло не так, но Катя не знала, что именно. И вот она снова сидит здесь, пытаясь не сбиться с мысли “отвечай на вопросы – и все”. Это оказалось труднее, чем она думала, она словно все время скользила по краю того, что собиралась сказать. Но на этот вопрос она точно может ответить.

– План был довольно простым. На Стратегическом уровне имелась камера, и Генри получал изображение на специальный экран на наручных часах. Качество картинки было, конечно, так себе, но мы по крайней мере знали, где находится Анна. Генри подготовил причал, когда осматривал ту часть острова вместе с Франциской и Юном. Они искали в лодочном сарае. Я проскользнула в дом, Генри присоединился ко мне, как только смог. Мы с ним инсценировали нападение на меня, а когда Анна пошла из подвала вверх по лестнице, я легла на пол в лужу крови.

Дознаватель утвердительно кивнул, словно и так все знал. Наверняка так оно и было.

– Что произошло, когда она поднялась в медпункт?

– Предполагалось, что как только Анна увидит меня лежащей в луже крови, то вернется в камеру и спустится в подвал. Решит, что меня убили. Главное было, чтобы она меня увидела. Не более.

– Но? – Дознаватель призвал ее продолжать рассказ.

– Но она вылезла, чтобы осмотреть меня. Генри пришлось ее вырубить.

– Вырубить?

Теперь вопрос задала дознавательница, особо подчеркнув это слово. Катя кашлянула.

– Да, ударом в висок. Никакой опасности для Анны, он же профессионал.

– Вас не обеспокоило, что это может иметь известные последствия для ее самочувствия?

Тон был легким, но взгляд потяжелел.

– Я уже говорила: Генри профессионал, а я врач. Мы, конечно, предвидели такое развитие событий и сочли, что наше решение не подвергнет Анну прямой опасности.

Дознавательница склонилась над бумагами и что-то записала. “Что же она там пишет?” – снова подумала Катя. Дознавательница продолжила, не отрывая взгляда от бумаг:

– А когда вы ее “вырубили”?..

– Мы прибрали, и я сидела с ней, пока не заметила, что она начала приходить в себя. Потом Генри вышел, я спряталась возле кухни, и пока сбегались остальные, покинула дом через кухонную дверь и спустилась в тайник. И выбыла из игры.

– Интересно. Я бы хотела сменить тему. Вернемся к рапорту, который вы получили ранее, до отъезда на Исолу. Что еще вы прочитали в нем об Анне Франсис?

– Ну, там говорилось о некоторых проблемах, которые возникли из-за того, что она не подчинялась приказам.

– Можно подробнее? – попросил дознаватель.

– Ей приказали прекратить попытки договориться с народной милицией.

– И что было дальше?

– Если я правильно поняла, она продолжила переговоры. Уже без поддержки своего руководства. И об этом стало известно. Был скандал.

– Скандал?

– Ей велели подчиниться, прекратить переговоры раз и навсегда. А потом возникла та ситуация…

– Продолжайте. – Дознаватель поощрительно кивнул.

– Когда переговоры прекратились, ополченцы стали нападать на больничный транспорт. За короткое время умерло много народу.

– Откуда вы все это узнали?

Это вмешалась дознавательница. По какой-то причине она тревожила Катю больше, чем дознаватель-мужчина. Противостоять ее тактике было труднее.

– Как развивались события, изложено в рапортах. И версия Анны, и версия ее руководителей.

– И каковы оказались последствия?

– Если я правильно поняла, именно тогда у Анны начались срывы, она все чаще употребляла FLL. Так и не оправилась по-настоящему.

Дознавательница опять что-то записала, как будто поразмыслила, куда двинуться дальше, и спросила:

– Как по-вашему, правильно или неправильно было с ее стороны не слушаться приказов?

– Не мне судить, – быстро сказала Катя. Не пускайся в рассуждения, просто отвечай на вопросы.

– Ее хотели отдать под трибунал. Отправить домой уже тогда, вы об этом знали?

– Нет.

Катя едва не сказала, что, может быть, суд избавил бы Анну от всего, что случилось потом, однако сжала губы, не позволяя себе рассуждать. Дознавательница какое-то время смотрела на Катю, дожидаясь, не решит ли она высказаться подробнее. Потом пошепталась о чем-то с дознавателем; тот порылся в бумагах, лежавших перед ним, нашел, что искал, и протянул ей. Дознавательница снова приступила к допросу.

– Теперь я хотела бы подробнее поговорить о том, что произошло на Исоле. Именно вы отвечали за медицинскую помощь на острове. Вы как врач достаточно компетентны, чтобы справиться с серьезной травмой – например, пулевым ранением?

– Нет.

– Вы знали, что на острове есть оружие?

– Нет, не знала. – Такого вопроса Катя не ожидала.

– Понимаю. – Дознавательница не спускала с нее взгляда. – Если бы вас спросили об оружии на острове, что бы вы ответили?

– Я сказала бы, что это недопустимо.

– Что вы думаете по поводу того, что вас не спросили?

Катя помедлила с ответом. Слова об оружии ошеломили ее, но она снова напомнила себе: не пускайся в рассуждения о том, что не относится к твоей части рассказа. Она заговорила, тщательно подбирая слова.

– Как вы сами указали, я отвечала за медицинскую помощь на Исоле. Полагаю, что выносить суждения не входит в мой круг ответственности. Но если вам нужно мое мнение, то оружие – очень плохая идея.

– Почему?

Дознавательница продолжала в упор смотреть на нее, словно хотела загипнотизировать.

– Действия человека в сильном стрессе и в условиях изоляции предвидеть невозможно. Ни про кого нельзя ничего сказать заранее.

– Но если за медицинскую помощь отвечали вы, вам не кажется, что вы обязаны были суметь оказать помощь при любом ранении? Разве вам не следовало быть более знающей и опытной?

– Может, и так.

– А вы как думаете?

– Я не хочу отвечать на этот вопрос.

Дознавательница наконец прекратила сверлить ее взглядом и откинулась на спинку стула. В ту же секунду вперед подался дознаватель-мужчина. Вид у него теперь был не такой дружелюбный. Хорошо у них получается, подумала Катя. Натренировались.

– О’кей. Вернемся к тому, какую именно информацию об Анне Франсис вы получили заранее. О чем еще стоило бы упомянуть?

Катя задумалась. Из-за постоянных скачков во времени и смены тем она чувствовала себя неуверенно; Катя не понимала, куда они клонят со своими вопросами, и не знала, что говорить. Наверное, подумала она, на это они и рассчитывают.

– Да.

– Что именно?

– В отчетах было… Простите, мне трудно об этом говорить.

Катя перевела дух. Дознаватель-мужчина призвал:

– Я понимаю, но мы должны докопаться до сути произошедшего.

– Ну… Да, конечно, там было. Про выстрел.

– Расскажите, что вам известно.

– Она выстрелила в гражданского, который оказался в госпитале. Именно после этого случая ее в конце концов отправили домой.

– В какого гражданского?

Голос дознавателя был тихим и ничего не выражающим, но язык тела выдавал, что дознаватель сейчас очень собран. Дознавательница не спускала с Кати глаз.

– В мальчика из деревни.

– При каких обстоятельствах это произошло?

– Он забрался в госпиталь ночью. Она подумала, что это вор, хочет украсть лекарства.

– Лекарства? Не препарат FLL? – спросила дознавательница, которая теперь тоже перегнулась через стол.

– Все медикаменты находились в одном месте. – Катя попыталась припомнить, что было в рапорте. “Почему я ее защищаю?” – спросила она себя.

– Но он пришел не за лекарствами?

– Насколько я поняла, нет. Он искал еду. Она прострелила голову десятилетнему мальчику, который стащил яблоко.

Дознаватель любезно улыбнулся ей.

– Мы почти закончили! Осталось всего несколько заключительных вопросов. Понимаю, что вам тяжело, но мы должны прояснить все детали.

– Зачем? – спросила Катя.

Дознаватель-мужчина никак не показал, что услышал ее вопрос, зато спросил, не вызвать ли ей такси. Сняв трубку черного телефона, стоявшего на столе рядом с диктофоном, он вызвал машину. Катя почувствовала, что расслабляется. Дознавательница сидела молча, просматривая свои записи. Не поднимая глаз, она мягко спросила:

– Вы знали, что на острове больше одного кандидата?

– Что? – Катя вздрогнула.

– Вы это знали?

– Нет… Прошу прощения, вы уверены, что это действительно так?

Сердце у Кати вдруг застучало где-то в ушах. В чем дело? Теперь оба дознавателя, и он, и она, смотрели на нее в упор, изучали ее реакции, словно чтобы по малейшему знаку определить, говорит она правду или лжет.

– Должна ли я понимать ваш ответ так, что вы об этом не знали?

– Нет. То есть… да. Я не знала. А кто это?

– К сожалению, не могу сказать, – сказала дознавательница.

Катя машинально покачала головой.

– Но… Что случилось со вторым кандидатом?

– Тогда я хотел бы перейти сразу к заключительной фазе операции. Поговорим о ней?

Юн вытер пот со лба, и пот тут же выступил снова. Воздух в кабинете казался спертым, скверным.

Юн сидел в светлой комнате с темными окнами и потел. Колени болели. Напротив него сидели мужчина и женщина, дознаватель и дознавательница, обоим около сорока, как брат и сестра. Их беседа выходила какой-то унылой чередой подробностей. Когда и о чем он узнал? Кто что говорил? Помнит ли он, что случилось сначала – то или это? Он отвечал, как мог, но все нетерпеливее. Председатель сказал, что ему, фон Посту, необходимо явиться, вот он и явился. Не обязательно, чтобы ему это нравилось.

Дознаватель повернулся к женщине и прошептал ей на ухо что-то, на что она кивнула, нашла на столе папку и протянула ему. Поискав что-то в папке, дознаватель положил ее на стол и стал ждать от Юна ответа.

– Если это так необходимо.

– Вы как будто хотели бы избежать разговора? – Дознаватель склонил голову на бок.

– У меня просто нет никакого желания его вести.

– Почему для вас это затруднительно?

Вопрос задала женщина, дознавательница, словно не слышала его ответа. Или проигнорировала его.

– А почему я должен хотеть снова окунуться в это дерьмо? Вы знаете, что я ни единой ночи не спал спокойно с тех пор, как вернулся с этого чертова острова? Вы меня сломали. Об этом-то вы знаете? Что вы ломаете людей?

– Мы очень благодарны вам за желание сотрудничать, – тут же механически выразил благодарность дознаватель. Юн получал подобный ответ каждый раз, когда пускался протестовать. Дознаватель продолжил: – Нам важно понять, что произошло на острове. Итак, можем ли мы сейчас поговорить о завершающей фазе операции?

– Да. Можно воды?

Дознавательница взяла графин, налила стакан и протянула ему.

– А вы не можете спросить об этом Лотту? – спросил Юн и отпил.

– Лотта Коллиандер исключена из допросного списка. Она будет отчитываться непосредственно Председателю, в штабе которого она в данное время работает, – ответил дознаватель. Дознавательница сердито глянула на него – кажется, решила, что он сказал лишнее. Юн молча протянул стакан, чтобы ему налили еще. Наливая ему воду, дознаватель спросил:

– Как вы получили инструкции от Генри Фалля?

Юн принял стакан, в три глотка осушил его и заговорил:

– Он пришел ко мне в комнату, предъявил доказательства того, что он специальный агент. Говорил больше, чем до этого на кухне, прояснил ситуацию, сказал, что дал Лотте снотворное… ну, чтобы исключить, что она не выдержит, и перенесет ее в убежище за домом, где ждут другие. Он сказал мне пойти по дорожке, вокруг дома, через кусты, вдоль скалы и спуститься в тайник под северо-западным углом дома. Что испытание проходим не мы, а Анна, и что она жива. Но теперь, когда он не может найти оружия, ситуация вышла из-под контроля, и нам следует как можно скорее перебраться в безопасное место. Фалль сказал, чтобы я спустился к кухне в конце коридора и через кухонную дверь вышел на задний двор. Он тоже скоро придет, с Лоттой – ему надо только собрать вещи.

– И как вы на это отреагировали? – поинтересовался дознаватель.

– Послушался. Что мне еще оставалось?

– Значит, вы ему поверили.

Дознаватель как будто хотел получить подтверждение. Юн поразмыслил.

– Да, его слова звучали разумно. Или во всяком случае не более неразумно, чем любые другие в такой ситуации. И какое облегчение, что Франциска… я хочу сказать, все остальные не пострадали.

Странное чувство – произносить имя Франциски. После возвращения с острова Юн несколько раз пытался связаться с ней, но снова и снова слышал одни и те же ответы. Что она занята, а потом – что она уехала за границу, “чтобы прийти в себя”. Интересно, что это значит. После Исолы он видел ее по телевизору всего один раз. Он и дознавателей о ней спрашивал, но они отвечали примерно то же: она “отдыхает” после перенесенных на Исоле переживаний. Наверное, Франциску защищает зять. Родственнице министра внутренних дел не обязательно ходить на допросы, если ей этого не хочется.

– Итак, вы спустились в пещеру. Какое там было настроение?

– Довольно спокойное. Франциска спустилась за несколько часов до меня, таким же образом. Ну и было какое-то чувство нереальности.

– В каком смысле?

– Как на Страшном суде. Ты считала людей умершими, а они вот, сидят там.

Юн передернулся. Он припомнил странное чувство, охватившее его в тайнике, в плохо освещенной комнатушке, когда остальные воззрились на него. Как будто сами не знали точно, живы они или умерли. До сих пор он, просыпаясь по ночам, не знал этого наверняка.

– Мы почти закончили, – сказала дознавательница.

– Остался еще один момент. Генри дважды говорил с вами о своем задании. В первый раз – в присутствии Лотты, а второй – у вас в комнате, верно? – Юн кивнул. Дознавательница продолжила: – Как сообщил о себе Генри Фалль, когда явился к вам в комнату?

– Он сказал, что он офицер разведки и что его задание – наблюдать за Анной и охранять ее.

– Больше ничего?

Дознавательница смотрела на него, подняв брови.

– Ничего, – ответил Юн. – А было что-то еще?

Снова настала очередь дознавательницы. Она полистала лежавшие на столе документы, словно что-то искала.

– Долго еще? – спросил секретарь и раздраженно глянул на запястье, хотя часов там больше не было.

– Зависит только от вас, – ответила дознавательница, не глядя на него.

– Я бы хотел кофе. – Он сам услышал, что голос у него, как у плаксивого ребенка.

Дознавательница притворилась, что не расслышала. Вместо этого она зашла с другого конца.

– Когда именно вы приняли решение ввести в игру двух кандидатов? И Генри Фалля, и Анну Франсис?

Секретарь сглотнул. Во рту пересохло. Ему действительно очень, очень хотелось кофе.

– У меня все время было чувство, что операция слишком масштабна и рискованна, чтобы ставить только на одного кандидата.

– У всех было такое чувство?

– В каком смысле?

– Все ли были согласны, чтобы на остров отправились два кандидата?

Секретарь попытался угадать истинный смысл вопроса, но безуспешно.

– Что именно вы хотите сказать? – спросил он.

Дознавательница принялась складывать документы; когда перед ней образовалась аккуратная стопка, дознавательница наконец заговорила:

– Хорошо, я сформулирую вопрос по-другому: знал ли Председатель, что вы поместили на остров двух предполагаемых кандидатов? И Анну Франсис, и Генри Фалля?

Секретарь ощутил, как в кабинете стало душно, словно перед грозой.

– Глупый вопрос, – заметил он. – Не понимаю, на что вы намекаете.

Дознавательница смотрела на него. Она больше не улыбалась.

– Будьте любезны, отвечайте, – сказал дознаватель, словно чтобы напомнить, что он тоже здесь.

– Разумеется, я проинформировал Председателя. Зачем мне принимать такие решения в одиночку?

– Председатель, – медленно произнесла дознавательница, – утверждает, что понятия не имел, что на острове есть еще один кандидат. Он думал, что Генри Фалль – один из тех, кто будет проверять Анну Франсис.

– Что?! – Секретарь не верил своим ушам.

Дознавательница заговорила снова, словно он действительно не расслышал.

– Председатель говорит, что он не знал…

Секретарь встал. Он дрожал всем телом.

– Что, мать вашу, происходит? Вы о чем? Остановите чертов диктофон!

Не говоря ни слова, с довольной миной человека, нанесшего удачный удар, дознавательница потянулась к диктофону и выключила его.

Вскоре она снова нагнулась и нажала кнопку записи.

– Допрос возобновлен. Итак, мы возвращаемся к вопросу, проинформировали ли вы Председателя о том, что отправите на остров еще одного кандидата.

Теперь секретарь заговорил быстро, прерывающимся голосом.

– Я неправильно понял вопрос. Ответ – нет, решение поместить на остров еще одного кандидата я принял единолично. Я полагал, что уполномочен принимать подобные решения, не информируя Председателя.

– Кто-нибудь, кроме вас, знал, кто второй кандидат? – Теперь вопросы задавала только дознавательница.

– Никто, кроме моих подчиненных. Их очень немного.

Она протянула руку, и дознаватель передал ей папку. Дознавательница не спускала глаз с секретаря. Зрачки у нее были большие, черные. Учуяла кровь, подумал он. Дознавательница объявила:

– Существует документ, в котором вы подтверждаете, что второй кандидат есть, и называете имя этого кандидата. Если это официальное решение, то как вышло, что вы не поставили Председателя в известность? Разве не логично было бы утвердить такое важное решение наверху?

– Я уже говорил – я неправильно понял вопрос. Я думал, вы имеете в виду, что я должен был проинформировать Председателя. Разумеется, я был должен проинформировать его. Но не проинформировал.

– Сам Генри Фалль знал об этом? Что он кандидат?

– Нет, – сказал секретарь. – Ни Анна Франсис, ни Генри Фалль не знали, что они проходят проверку на соответствие должности в группе RAN. Но Генри знал, что Анна – кандидат. Он знал, что она не умерла в первую ночь, что она жива.

– А в чем смысл плана отправить на Исолу двух кандидатов?

– Ну, просто посмотреть, кто из них больше подходит, кто лучше справится с ситуацией.

– И как бы определяли, кто лучше?

– Это установили бы позже.

Дознавательница снова подняла свои проклятые брови. Как секретарю хотелось запустить в них увесистым камнем.

– Как именно? – спросила она.

– Как обычно… Мы рассмотрели бы ситуацию в целом, выслушали бы отчеты участников. Так сказать, заглянули бы в конец задачника. Ничего сенсационного. Стандартная процедура. – Секретарь пытался выдерживать тот же легкий тон, что и у дознавательницы, но слышал, что его голос звучит тревожно-пронзительно.

– И все?

– Да, разумеется. У вас другая информация? – спросил он, не успев сдержаться.

– Значит, вы не говорили следующего, цитирую: “Посмотрим, кто из них вернется с острова живым”?

У секретаря по спине заструился холодный пот. Он понимал, к чему все идет. Он сделает меня козлом отпущения, подумал он, теперь-то уж точно эта сволочь Председатель принесет меня в жертву. Ему вспомнилось, о чем они с Председателем говорили до начала допросов. “Будет лучше, если ты примешь удар на себя – естественно, только для вида, в итоге тебя, разумеется, обелят, я целиком и полностью на твоей стороне”. Разве это не казалось ему слегка странным уже тогда? Разве Председатель не избегал смотреть ему в глаза? Секретарь понял, каким дураком был. Каким доверчивым. Теперь он один, совсем один.

– Кто утверждает, что я это говорил?

– Отвечайте на вопрос. Вы это говорили?

– Я не помню.

– Не помните?

– Не помню. Мы много чего говорим. Я мог пошутить. Не всем понятно мое чувство юмора.

Дознавательница слегка покривилась. Она посмотрела в свои бумаги и еще что-то записала.

– Кто предложил, чтобы на острове оказалось оружие? – внезапно вмешался дознаватель.

– Не помню, – быстро ответил секретарь.

– Вы говорили Генри Фаллю, чтобы он взял с собой оружие?

– Не помню.

Дознаватель выпрямился.

– Господин секретарь, – внушительно произнес он. – Должен напомнить вам, что ситуация очень серьезна. Один из кандидатов, чье поведение в экстремальных обстоятельствах вы собирались проанализировать, высоко ценимый офицер разведки Генри Фалль, лежит сейчас в морге. Другой кандидат помещен в закрытое отделение после попытки самоубийства. Результат этой “проверки на соответствие”, как вы это называете, не может быть описан иначе, как полная катастрофа, и в человеческом, и в стратегическом смысле. Кто-то должен взять на себя ответственность за произошедшее. Вы понимаете, что я говорю? Ссылаться на потерю памяти в этом случае никак не годится.

– Мне в высшей степени жаль, но я действительно не помню ни одного слова и ни одного действия.

Дознавательница подняла глаза. Она положила бумаги на стол и подалась к секретарю.

– А если я спрошу вот так, – медленно заговорила она. – Входило ли в ваши планы, что лишь один из них покинет остров живым? Что проверка заключалась именно в этом?

Секретарь тоже подался вперед. Теперь их лица разделяли какие-нибудь десять сантиметров. Секретарь тихо произнес:

– Можете спрашивать, сколько хотите. У меня один ответ: моей единственной целью было защитить Союз от врагов. Можете ли вы сказать то же самое о себе?

Дознавательница продолжала смотреть на него, не отрываясь. Она открыла рот, словно желая что-то сказать, и снова закрыла.

– Вас тоже обманули, – шептал секретарь дознавательнице. – Неужели не понимаете? Он обманул нас всех.

– Господин секретарь, – начал дознаватель, – я должен напомнить вам, что…

Секретарь вдруг откинулся назад и скрестил руки. Тюремная роба на груди пошла складками.

– Я не буду больше отвечать на вопросы. Отведите меня обратно в камеру.

Дознавательница потянулась к диктофону, нагнулась и произнесла:

– Допрос окончен.