Композиция 6. Продолжение банкета

Ева застонала, и Калёнов зарычал в ответ, испытывая невероятное наслаждение, восторг и любовь к женщине, обладание которой было сравнимо со вспышкой сверхновой звезды…

Полежали рядом друг с другом, отдыхая от взрыва чувств, приводя в порядок сердца и дыхание.

– Я не думала, что ты у меня такой сильный зверь, – прошептала она спустя минуту.

– Я сам не думал, – пошутил он. – Просто я веду здоровый образ жизни, вот изредка организм и балует меня удовольствием, вспоминая молодость.

– Ты и в свои семьдесят дашь фору любому пацану.

– Откуда знаешь? Большой опыт?

– Дурак!

– Извини.

– Меня поражает твоя форма, честно. Чтобы в эти годы всю ночь напролёт заниматься любовью…

– Спешу наверстать упущенное. Кстати, мне ещё нет семидесяти. Будет следующим летом. – Он помолчал, потом засмеялся.

– Ты чего?

– Вспомнил изречение: чтобы доставить женщине удовольствие в постели, оставьте её одну, пусть выспится.

– Очень остроумно! – фыркнула Ева. – Я тоже вспомнила применительно к разговору: «Мадам, что я должен дать вам, чтобы добиться вашей любви?» «Наркоз».

Теперь уже фыркнул он.

– Надеюсь, я лучше наркоза?

Она легла ему головой на грудь, обняла.

– Ты – лучший… – Помолчала. – Как же долго мы шли к этому…

Он промолчал. Они действительно могли жить вместе уже десять лет, но десять лет назад он принял другое решение, о чём жалел до сих пор с тоской в сердце.

– Пора вставать. Будешь кофе?

– Я сама приготовлю. – Она вскочила, завернулась в халатик и убежала в ванную.

Он полежал, немного расслабленный, потом всё-таки заставил себя подняться и встал под душ. Вытираясь, позвал Еву:

– Милая, я просил постирать носки.

– Забыла, – отозвалась она.

– Вот ёлки-палки! – озадачился он. – Мы собирались в гости к твоему отцу, а ехать не в чем.

Открылась дверь душевой. На Еве был белый фартучек на халате, и выглядела она так соблазнительно, что захотелось схватить её на руки и утащить в спальню.

– Сейчас модно ходить без носков, – заявила женщина, глянув на его торс. – Тем более лето, не замёрзнешь.

Он опечалился:

– Я привык выглядеть в стиле ретро. Без носков мне не комильфо.

– Отвыкай. – Дверь закрылась.

Удивлённый её реакцией, Калёнов оделся в домашнее, вышел на кухню.

– Ты что, не в настроении?

– С чего ты взял? – Ева включила блендер для приготовления смузи; она очень любила эти взбитые с молоком, сливками или кефиром ягоды и фрукты, и по утрам её завтрак нередко состоял из одной чашки напитка.

Калёнов сам пристрастился к смесям, хотя вкусы у них были разные: он предпочитал малиновый смузи, с мёдом и молоком, Ева – зелёный из авокадо и киви, с кефиром.

На этот раз она приготовила оба зелёных.

– А малины у нас разве нет? – поинтересовался он.

Последние две ночи они проводили у Евы. Она жила в Филях, на улице Первомайской, в двенадцатиэтажном панельном доме брежневской эпохи, на шестом этаже, и особого порядка в двухкомнатной квартире не наводила. Это было в её характере: предельная отдача на работе и почти полная расслабленность дома.

Готовить она не любила, и Калёнову это даже нравилось, потому что он-то как раз при его прежнем одиноком образе жизни готовить любил и умел.

– Что смотришь волком? – нахмурилась она. – Нету малины. Сам виноват, забыл купить.

– А ты на что?

– Мои принципы жизни иные.

Калёнов улыбнулся, берясь за чашку с зелёной пенкой.

– Чего лыбишься? – с притворной угрозой спросила Ева.

– Отец говорил о маме перед разводом: её принципы жизни не совместимы с жизнью. И добавлял: с моей жизнью.

– Они давно развелись?

– Когда мне было восемнадцать лет. Я только вступал во взрослый мир, собирался в московский физтех, а учился в итоге в Минске. Оба умерли и похоронены на одном кладбище, но в разных могилах.

– А как в ГРУ оказался? Мы на эту тему не говорили.

– Долгая история.

– Расскажи.

– В другой раз как-нибудь. Что не спрашиваешь, почему я тоже развёлся с женой?

– Неинтересно, – повела она плечом, вскочила, подбежала к плите, на которой шипели поджариваемые ломтики белого хлеба. – Готово, можем пить кофе.

Сели за стол.

– Что-то Веня давно не звонил, – задумчиво сказал Калёнов, берясь за чашку. – Что у них происходит, хотелось бы знать.

– Не понимаю, почему его отправили в отставку, – проговорила Ева. – Он же ни в чём не виноват, потому что выполнял приказы Гаранина. Да и полковника жалко.

– Это не просто чья-то нездоровая инициатива, их хотят вывести из игры. Кто-то потихоньку обрубает концы, ведущие к заговору. Барсов и полковник сейчас под ударом, им надо поберечься. Когда они были в системе, она их защищала, но теперь они сами по себе, и опасность возрастает.

– Мы тоже под ударом.

– Ничего, всё равно мы все вместе, отобьёмся.

– Оптимист ты, Калёнов.

– А то.

В спальне зазвонил его сотовый. Он вышел из кухни, взял трубку.

– Привет, полковник, – заговорил Барсов. – Не разбудил?

– Доброе утро, майор, завтракаем.

– Подозрительное движение не заметил?

– Пока всё тихо.

– За мной пошли какие-то хорошо знающие дело «топтуны». Если бы не был настроен на слежку, не заметил бы.

– ЧВК?

– Непохоже. Задействована серьёзная нанотехника, я заметил муху, которая вела себя не как муха, в связи с чем нужна срочная консультация Евы. Она в курсе таких разработок и может облегчить задачу идентификации следаков.

– Она готова.

– Можете подъехать ко мне или к Гаранину?

Калёнов подумал:

– Давай лучше встретимся у Болотова, мы с Евой к нему собирались.

Барсов тоже помолчал пару секунд:

– Договорились, в одиннадцать успеете?

– Без проблем. – Калёнов вышел из спальни, встретил взгляд Евы, спрашивающий: кто звонил?

– Барсов. Едем встречаться к одиннадцати.

– Куда?

– Они с полковником подъедут к твоему отцу.

– Тогда я собираюсь.

Выехали в начале десятого, на машине Евы, ездившей на «Мерседесе»-паркетнике GLK, направляясь из Филей через МКАД в сторону Новорижского шоссе.

Полковник в отставке Иван Дмитриевич Болотов жил под Волоколамском, в деревне Чисмена, в собственном доме современной постройки с красивым экстерьером. Суперкоттеджем дом назвать было трудно, однако выглядел он солидно и модно: кирпичный, двухэтажный, с мансардой и верандой, обращённой к лесу.

Участок вокруг коттеджа был засажен полосами малины, чёрной смородины и плодовыми деревьями – яблонями и сливами. Хозяин с утра до вечера ухаживал за садом и навёл на территории усадьбы идеальный порядок.

В одиннадцать часов дня он тоже копался в огороде. В выгоревшей жёлтой майке, длинных полотняных шортах и в натянутой на голову соломенной шляпе, Болотов мастерил оградку к грядкам с клубникой. Отложил рулон зелёной пластиковой ленты, увидев въезжавший «мерс» Евы. Ворота на территорию усадьбы открывались автоматически.

Ева, выглядевшая двадцатилетней девчонкой, взметнув длинные волосы, выпорхнула из кабины, одетая в стиле бохо: сарафан до колен в мелкий цветочек, тонкие бретели, никаких лифчиков, танкеты Chloc, капля духов «Impress». Обняла отца, проворчавшего:

– Ты бы ещё без нижнего белья приехала.

Ева засмеялась, кивнула на Максима Олеговича:

– Ему нравится.

– Ну, разве что. Идёмте в дом. – Болотов направился в обход теплицы к кольцу бассейна с водой. – Я сейчас, располагайтесь.

Ева взяла Калёнова под руку и повела к центральному входу в коттедж, откровенно прижимаясь к нему всем телом. У неё было хорошее настроение.

Они уселись на веранде, обдуваемой прохладным ветерком.

Хозяин дома заранее расставил на столе чашки, вазочки, фрукты, графин с компотом, накрыв их полотенцем.

На веранду заглянул кот породы норвега – чёрный, с белыми лапками и сердечком на груди. Ева позвала его, но он не подошёл, осмотрел Калёнова, сделал круглые глаза и скрылся в доме.

– Серьёзный зверь, – хмыкнул Максим Олегович.

– Порода такая, – засмеялась Ева. – Не игривый. Но я его люблю. У моей подруги Валентины живёт кот породы манчкин, такая душка! Ножки короткие, любопытный и ласковый.

– У нас тоже всегда коты жили, но в основном дворняги. Я с ними дружил.

Гости принялись за яблоки, умиротворённые погодой и временным отсутствием экстрима.

Болотов заявился через несколько минут, переодетый в сетчатую футболку и треники, принёс заварной чайник. Но посидеть втроём не получилось: у ворот гуднула машина, и Болотову пришлось вставать и встречать новых гостей.

Это были Барсов и Гаранин, оба в летней джинсе, с виду спокойные, без следов каких-либо волнений на лицах. Поздоровавшись со всеми, подсели к столу.

Гаранин налил себе холодного компота.

Барсов с нескрываемым восхищением и ноткой сожаления во взоре осмотрел женщину:

– Отлично выглядите, сударыня!

– По примеру мужа (при этом слове Калёнов с интересом посмотрел на неё) веду здоровый образ жизни, – повторила она с улыбкой фразу, сказанную утром Калёнову. – Пап, есть чего-нибудь похолодней чая?

– Могу принести из машины ледяную минералку, – предложил Барсов. – Недавно пристроил в салоне умный холодильник «Блю квенч».

– Микроволновку, что ли? – пробурчал Болотов.

– Никакого излучения, вращает центральный тубус с бутылками и банками со скоростью пятьсот оборотов в минуту, тепло уходит в лёд мигом.

– Минералку не хочу.

– Квас будешь? – поднялся Иван Дмитриевич.

– Неси.

Квасу захотели и Гаранин с Барсовым.

– Слежки не заметили? – поинтересовался Болотов, с облегчением усаживаясь за стол.

– Если они пустили по нашему следу наноботов, – сказал Гаранин, – то мы и не заметим. Майору повезло, что у него хорошая интуиция.

– В принципе мы поехали на моей машине, – сказал Барсов, – а она чистая, без жучков, я проверил. И за нами никто не гнался.

– Они могли запустить дроны.

– Микродроны не могут летать со скоростью, с какой ездят автомашины.

– Обычные дроны тоже не сильно заметны.

– Согласен, стопроцентной гарантии того, что за нами сейчас не наблюдают, дать не могу.

– Я включил «глушилку», – сказал Болотов, переводя взгляд на дочь. – Ева поспособствовала раздобыть в своих лабораториях. Так что пока нас вряд ли кто слышит и видит. Но в дальнейшем надо иметь весь комплекс для выявления слежки.

Мужчины одновременно посмотрели на Еву, с удовольствием пьющую квас.

– Я уже договорилась с завлабом техноцентра на Таганке, – кивнула она. – Они запланировали тестирование новейших ботов, как ползающих, так и летающих, а главное – определяющих полевые вибрации, создаваемые устройствами наблюдения.

– Тут возникает проблема, – сказал Калёнов, ревниво заметив, как Барсов косится на Еву. – Чьи это «мухи» пущены за нами? Забугорные или наши?

– Вряд ли забугорные, – сказал Гаранин. – А в чём разница?

– В том, что если наномухи наши, то у преследователей есть доступ к нашим военным лабораториям. То есть в верхах, в том числе научно-военных, сидят «кроты», предатели.

– Потому что в стране создана питательная среда для предателей, – с глубоким убеждением сказал Болотов. – С развала Советского Союза предательство стало закономерным явлением, и начинается оно, как ни странно, с верхних эшелонов. Почему-то до этих эшелонов добираются чиновники с гнильцой в душах.

– Сейчас действительно вскрываются акты предательства на самом верху, – сказал Барсов. – Это уже не Скрипали и Смоленковы, это советники президента и функционеры правительства!

– Развал СССР и начинали высшие государственные лица – Горбачёв, Ельцин и младореформаторы, позанимавшие с тех пор важнейшие государственные посты. Это они предали зарубежных друзей – Хоннекера, Наджибуллу, Саддама, Милошевича, а главное – предали Россию, её народ, с деловым видом уничтожая «всё старое» ради «благих реформ» и не давая ничего нового. А предательство нынче – самый скоростной социальный лифт так называемой российской «элиты». Хочешь достичь богатства и славы? Предай! Предай убеждения, веру, тех, кто тебя учил, с кем дружил, с кем сидел в одном окопе! И будешь жить за границей в шоколаде, как те же Смоленков и Калугин. И ни премьерское, ни президентское кресло не является защитой от предательства, что мы и наблюдаем.

Заметив, что все смотрят на него с оттенком удивления, Болотов умолк, криво улыбнулся:

– Извините, прорвало. Мне столько раз приходилось сталкиваться с предательством, в том числе и в рядах ГРУ, что сердце ноет до сих пор. К сожалению, чиновники высшего звена управления обрастают таким большим количеством связей, что становятся непотопляемыми. Им страшна больше не угроза уголовного преследования, так как там у них свои люди, а угроза потерять связи. Вот и процветает предательство.

– Это система, старый, – сказал Гаранин. – Система, обладающая колоссальными финансовыми и ресурсными возможностями и потому неуязвимая. С ней может справиться только другая система, не менее мощная.

– «Стопкрим», – хмыкнул Барсов.

– К сожалению, «Стопкрим» тоже не справился с задачей чистки ветвей власти. Прошёлся по низам, и всё. Нужен иной подход.

– Какой?

– Не знаю, – буркнул Болотов. – Я не политик и не психолог. Вы моложе, вот и соображайте.

– Пока что нам нужно защититься от преследования, – напомнила Ева.

– План есть?

Барсов и Калёнов посмотрели на Гаранина.

– Кое-что накопали, строим трек. Как оказалось, генерал Зеленов, советник президента, креатура премьера, как и господин Манкуртов, министр промышленности и торговли. А так как, по словам чевекистов «Белой ночи», которых мы задерживали, к их командиру приезжали люди от Манкуртова, он, видимо, и является резидентом Бильдербергского клуба. Но это предположение требует уточнения.

Болотов налил себе чаю, пожевал ломтик яблока.

– С чего начнёте?

– Со встречи с командиром ЧВК. Генерал Тогоев Искандер Галимович, бывший командир чеченского спецназа «Чёрные волки». Не знаком?

– Нет.

– Был чёрным, стал белым? – фыркнула Ева.

– Одним вам не справиться.

– С нами Алексеев и Свержин, – сказал Барсов. – Да и вообще вся моя группа, в любой момент можно будет подсоединить. Плюс Костя Яшутин.

– Где он сейчас?

– Мы вчера оставили его в Митяеве, должен быть ещё там, если не уехал к отцу в Наро-Фоминск.

– Кто разработчик операции?

– Коллективно.

– Проконсультируйся с ним, – кивнул Болотов на Калёнова. – Он в таких делах мастер.

– Мы будем вместе оговаривать детали. Ева, что ты можешь предложить навскидку? Помимо транспорта, этим мы обеспечены.

– Поляризационные фильтры, вибрационные шумогенераторы, антенны с фазированной решёткой, эти гаджеты уже применяются при производстве новых спецкостюмов типа «Ратник-ультра». Даже комбезы можно достать.

– Нужны приборы ночного и микроволнового видения, загримированные под обычные часы, телефоны, ручки, пуговки и так далее. Плюс наше привычное нанотату.

– Их достать сложнее, но я попытаюсь. – Ева косо глянула на Калёнова. – Через бывшего мужа.

Калёнов не отреагировал на её слова.

Кирилл Лузгин, фамилию которого она носила до сих пор, был её мужем несколько лет назад. Познакомились они в техноцентре Минобороны, где Лузгин работал заместителем директора центра по снабжению, и поскольку Калёнов тогда считал себя старым по сравнению с Евой и отступил, она вышла замуж за соперника. Однако характеры у обоих оказались властными и неуступчивыми, прожили вместе Лузгины недолго. Но врагами не стали.

– Итак, – подвёл итоги деловых разговоров Болотов, – мы таким образом выступаем на тропу войны.

– На тропу защиты, – не согласился Гаранин. – Если бы нам ещё не ставили палки в колёса…

– Кого ты имеешь в виду?

– Главу «Прикрытия», – скривился Барсов. – Генерал Перекопов явно недолюбливает нас.

– Не вас – меня, – сухо сказал Владимир Силович.

– Почему тебя? Чем ты ему насолил? Вы лично знакомы?

Гаранин помолчал, нехотя признался:

– Пересеклись больше тридцати лет назад… неудачно.

– Каким образом?

– Его девушка стала моей женой. – Гаранин поморщился, допил квас. – Но это не имеет отношения к делу.

– Не знал, товарищ полковник, что вы умеете отбивать девчонок, – пошутил Барсов.

Калёнов посмотрел на него с прищуром, и майор виновато поёжился:

– Прошу прощения.

– Ева, прости, что напоминаю: нам нужно срочно экипироваться, – посмотрел на женщину Гаранин. – Как долго ждать результата ваших переговоров с нужными людьми?

– Завтра буду встречаться с Лузгиным. Ещё пара дней уйдёт на решение организационных вопросов.

– Долго.

Калёнов покашлял.

Головы повернулись к нему.

– Что-то хочешь добавить, Максим? – спросил Болотов.

– Вспомнил восточную максиму: ученик спрашивает учителя: как долго ждать изменения к лучшему? Учитель отвечает: если ждать, то долго.

Болотов кивнул:

– Надо действовать. Ева, поторопись.

– Хорошо, папа.

– У меня есть небольшой резерв. Пойдёмте, посмотрим.

Заинтригованные гости последовали за хозяином усадьбы.

Ни Барсов, ни Калёнов, ни Гаранин никогда не спускались в подвал дома полковника в отставке и не знали, что он там устроил, и даже на лице Евы, хорошо знавшей отца и его пристрастия, отразилось любопытство.

В подвале располагалась бойлерная, обогревающая весь дом, газовый котёл, отключённый на летний период за ненадобностью, пара контейнеров, бочка с соляркой и две металлические двери, выглядевшие ржавыми и гнутыми, словно они были сняты с переборок какого-то древнего речного судна. На одной висела белая табличка: «Трансформаторная: опасно!» На второй просто был выгравирован номер «01».

Болотов прижал ладонь к номеру, не вынимая из карманов никаких ключей, и дверца, оказавшаяся толщиной в десять сантиметров, без скрипа начала открываться. Он переступил порог, вошёл первым, тут же в помещении за дверью вспыхнул свет.

Гости последовали за ним.

Это был оружейный склад! Не такой, какой показывали в голливудских боевиках с Брюсом Уиллисом и Шварценеггером, поменьше в размерах и не столь технологичный, но вполне современный и внушающий уважение.

– Ничего себе! – выдохнул через пару мгновений ошеломлённый Барсов. – Да с таким вооружением мы уконтропупим любую ЧВК! Где вы это раздобыли?

Калёнов промолчал.

Каждый профессионал, достигший в силовых структурах высоких званий от подполковника и выше, являлся своеобразным куратором оперативной территории, где у него были сведены в единое целое полезные связи, информационные каналы и определённый материальный ресурс. Плюс люди, то есть те, кто непосредственно подчинялся ему и выполнял поручения. Ничего удивительного в том, что в его распоряжении находятся и каналы снабжения соответственно уровню, и техника, и транспорт, и информация, компьютерное обеспечение и оружие.

Болотов же с десяток лет назад был полковником ГРУ на высоком посту и каким-то образом сумел обеспечить себя материально-технической базой, чего в своё время не сделал Калёнов, хотя мог.

На полках подвала лежали контейнеры с переносными зенитно-ракетными комплексами «Верба» – три штуки, противотанковые гранатометы «Копьё» и «Кастет», огнемёт «Шмель».

На полу стояли зелёные ящики без каких-либо надписей и указателей, но опытный глаз Калёнова определил, что в них находятся ракеты и гранаты.

На стенах склада, серебрящихся инеем (здесь было холодно), висело в специальных зажимах оружие: автоматы «9А91» и новый «калаш» АК-12, пистолеты-пулемёты «Вереск» и «Бизон-2», два десятка пистолетов разных марок и бесшумная снайперская винтовка ВКС. Кроме того, в нише стоял ручной пулемёт РПК-16 с двумя патронными коробами.

В дальнем углу помещения на нижней полке виднелись странной формы металлические коробки со множеством решёточек, ручек и антенн.

– Что это? – шагнул к полке Барсов.

– «Волшебные кубы», – с улыбкой ответила Ева вместо отца.

Барсов вынул прибор из коробки.

– Информационный накопитель?

– Он так и называется – «MagicCube» – «Волшебный куб». Китайский комплекс для взлома смартфонов. Может достать из любого мобильного устройства всю идентификацию владельца за минуту, декодировать переписку в мессенджерах и так далее. Очень полезная штука.

– Зачем это вам, Иван Дмитриевич? – поинтересовался Барсов у Болотова.

– В хозяйстве всё может пригодиться, – философски пожал плечами полковник.

Барсов вернул прибор на место, подержал в руках пистолет с широким вертикальным стволом – это был Maxim9 с интегрированным глушителем, выглядевший как брутальный микроавтомат, потом снял со стены автомат – штурмовой ШАК-12, прозванный бойцами спецподразделений крупнокалиберной «мясорубкой». Автомат стрелял мощными патронами калибра 12,7×55 миллиметров и легко поражал цели на дистанциях до четырёхсот метров.

– Отличная машинка! Если честно, ни разу из такой не стрелял. А вы, Владимир Силыч?

Гаранин промолчал.

Болотов отобрал у майора оружие, повесил на стену.

– Понял, звыняйтэ, – сказал Барсов смущённо, оглядел помещение. – Круто! А это что? – Он подошёл к большому ящику из жёлтой фанеры.

Болотов открыл крышку. В ящике располагался некий аппарат синего цвета с чёрными вставками, у которого были подняты вдоль боков корпуса вверх крылышки, седло и рукояти.

– Джетпак, – сказала Ева. – Или ховербайк. Летающая доска.

Гаранин с любопытством подошёл ближе, глянул на аппарат, качнул головой.

– Иван, на кого ты работаешь?

Болотов усмехнулся, закрыл ящик:

– В принципе это не моё, а генерала Мурашова.

– Бывшего главы ГРУ?

– Перед тем как исчезнуть во время охоты в Забайкалье, он перевёз всё это барахло ко мне.

– Так и не раскрыли, что случилось? Где и как он исчез? Убит или сбежал?

Болотов посопел:

– Не сбежал – это точно. Кому-то перешёл дорогу. История тёмная, никто подробностей не знает. Ну, посмотрели? Кроме этого, есть радиоглушилки, переносные РЭБ, одна стоит в моей спальне, и вот эта загогулина.

Полковник выудил из кармашка штанов ключик, открыл незаметную дверцу в стене, вынул коробку, открыл.

В коробке лежал необычной формы предмет с рубчатой рукоятью и чёрным квадратным в сечении стволом, с красной нашлёпкой на конце дула.

Барсов взял в руки пистолет:

– «Глушак»…

Это был психотронный генератор «Удав», способный на расстоянии до двадцати метров вызывать кратковременный спазм сосудов головного мозга и парализовывать мышцы любого человека или животного.

Болотов отобрал оружие, упрятал обратно в сейф.

– Не боитесь, что к вам влезут воры, а то и не воры, – полюбопытствовал Барсов, – и всё отберут?

– Пусть попробуют, – изобразил улыбку Иван Дмитриевич. – У меня всё под контролем, даже твой спецназ не возьмёт.

– Ну, мой-то возьмёт! – с ноткой хвастовства сказал Барсов.

– Идёмте наверх, а то я замёрзну, – передёрнула плечами Ева.

Калёнов прижал её к себе.

Поднялись на веранду.

– Ты меня удивил, Иван, – признался Гаранин, когда все расселись за столом и принялись потягивать напитки. – Надо было к тебе раньше обращаться.

– Не надо, – качнул головой Болотов. – Это крайний случай, я не думал, что доживу до того, чтобы вскрыть свой арсенал. Но если мы хотим выжить, то придётся драться всерьёз.

– Значит, ты с нами? Не стар для таких дел?

Болотов посмотрел на дочь:

– Ради неё я пойду на всё. И я ещё в кондиции.

– Папа! – обняла его Ева.

Калёнов уловил вибрацию клипсы смартфона в ухе. Вышел в дом.

Звонил Симанчук:

– Максим Олегович, извини, что беспокою. – Голос у директора пансионата был какой-то странный, сдавленный, будто он жевал или глотал. – Тут такое дело… хочешь получить расчёт?

Калёнов помолчал, вызывая в памяти образ жующего главы «Акварелей».

Валерий Романович Симанчук никогда не занимался спортом, был тучен, громаден и рыхл. Он был моложе Калёнова на семнадцать лет, но выглядел старше. С полнотой он бороться перестал, и Максим его в душе жалел.

– Кто ж откажется? – сказал он наконец.

– Подъезжай прямо сейчас, я тебе выдам всё наличкой, даже с премией.

– С чего это ваш инвестор такой добрый?

– Жду, поговорим. – Симанчук дал отбой.

Появилась Ева.

– Кто звонил?

– Симанчук, директор «Акварелей». Просит приехать, выдаст расчёт.

– Удивительное дело, такие вещи по воскресеньям не делаются.

– Да ладно, я давно его знаю, с сыном помогал разобраться, нормальный мужик, только заклопотанный. Съезжу один, а ты здесь подожди.

– Нет уж, я с тобой.

Они вышли на веранду.

– Пап, мы уезжаем, – сказала Ева.

– Куда? – поднялся Болотов.

– Максима пригласили в пансионат за расчётом.

– В воскресенье?

– Директор позвонил, – сказал Калёнов.

Гости переглянулись.

– Ты с ним в каких отношениях? – спросил Барсов.

– Хороший мужик, хотя и зависимый.

– Не нравится мне это, – признался Иван Дмитриевич. – Может, прогуляетесь с ним?

Гаранин покачал головой:

– Мне нужно ехать по делам, до вечера ещё пара деловых встреч.

– Ничего, всё нормально, мы сами справимся, – сказал Калёнов.

– А ваш лейтенант где? – поинтересовался Болотов.

– Был в Митяеве.

– Это же рядом с Вереёй.

Барсов тронул на шее завиток тату смартфона, выговорил:

– Яшутина.

Лейтенант ответил почти мгновенно, судя по реакции Вениамина.

– Ты где? – спросил Барсов. – Ага… отлично… возникла потребность размяться: сможешь присоединиться к Максиму Олеговичу и Еве? Они через час будут в Верее, в пансионате «Акварели», подскочишь? Хорошо, на связи.

Барсов выключил мобильный.

– Он ещё в Митяеве, подъедет к пансионату.

– Ладно, – кивнул Калёнов.

– Возьми что-нибудь из арсенала, – предложил Барсов. – На всякий случай. Иван Дмитриевич, дай ему «глушак», что ли.

– Не надо, – отказался Калёнов. – Обожглись на молоке, не стоит дуть на воду. Вряд ли чевекисты настолько идиоты, что полезут за нами снова после преподанного им хорошего урока.

– Поехали, – поднялся Гаранин. – Предлагаю поменять симки на кодированные линии, код «ЧС», у меня есть запасные для всех. Иван, у тебя нет ещё одной РЭБ-глушилки?

– Нет, – буркнул Болотов.

– Придётся поискать, чтобы нейтрализовать дронное наблюдение.

– Я достану, – пообещала Ева.

– Хорошо, работаем.

Пансионат «Акварели» располагался в смешанном лесу всего в девяти километрах от Вереи.

В город Калёнов заезжать не стал, при подъезде к высокому речному мысу с живописным видом на Заречье, он свернул в лес, на запад, и всего через двести метров после поворота вынужден был остановиться, так как дорогу перегораживал газовоз, съехавший передними колёсами в кювет.

Заскребло на душе.

С одной стороны, случайные события, особенно на дорогах страны, возникали сплошь и рядом, и предвидеть их ещё никому не удавалось. Недаром возникла поговорка, что случай – это визитная карточка Бога. С другой стороны, в связи с последними событиями можно и нужно было тщательно анализировать обстановку вокруг и готовить варианты реагирования. В данном случае Максим посчитал перестраховку излишней и теперь пожалел об этом.

У газовоза возились трое мужчин: один – в чёрно-оранжевой робе дорожного строителя, второй – в джинсовой тройке, чернявый, с шапкой буйных волос, и третий – постарше, скорее всего водитель, в синем комби.

Чуть поодаль стояла машина техобслуживания – бело-синяя «Газель».

В принципе ничего необычного не происходило, Калёнов мог спокойно сдать назад и доехать до пансионата по объездной просёлочной дороге, но в тот момент, когда он, отвечая на вопросительный взгляд спутницы, собирался развернуться, сзади подъехали ещё две машины: бело-синий полицейский «Форд» и чёрно-зелёный внедорожник «УАЗ Патриот» – и перегородили отступление.

– Блин! – не сдержал эмоций Калёнов.

Из «Форда» вальяжно выбрались двое полицейских: оба молодые, рослые, с полосками шевронов сержантов на рукавах, двинулись к машине Калёнова.

Из джипа тоже вылезли двое – в пятнистых камуфляжных комбинезонах, но без знаков различия, и тоже молодые, мощные, накачанные, с презрительно-скучающим видом тюремных надзирателей. Никого из них Калёнов прежде не видел.

– Что будем делать? – спросила Ева тревожно.

– Сиди тихо, – сказал Калёнов, вгоняя организм в боевой режим, что уже становилось привычкой. – Приготовься сесть за руль.

– Ты думаешь… это ловушка?

– Увидим. Теряю кондиции…

– Что?

– У Симанчука был странный голос, его явно заставили позвонить. А нас ждали.

– Может, рванём через лес?

– Будь начеку.

Полицейские добрались до машины.

Калёнов приспустил стекло дверцы со своей стороны.

– Документы, – потребовал первый, щербатый славянин с рыжим пушком на щеках.

– Сначала покажите свои, – спокойно предложил Калёнов. – Я правил не нарушал.

Полицейские перекинулись косыми взглядами.

– У вас проблемы? – осведомился чернявый.

– Боюсь, проблемы у вас. Представьтесь.

– Сержант Кучер.

– Покажите удостоверение.

Чернявый, обративший внимание на Еву (глаза его хищно загорелись), перевёл взгляд на водителя.

– Вылазь!

Ева так выразительно на него посмотрела, что Калёнов едва не рассмеялся, вспомнив старую шутку: хорошо воспитанная девушка не ругается матом, она умеет матом смотреть.

– До-ку-мен-ты! – ледяным тоном потребовал он.

Подошли парни с джипа.

– Чо, не вылазит? – спросил белобрысый качок с чёлочкой.

Другой рванул дверцу со стороны Евы.

– Выходь!

И Калёнов озверел.

Удар дверцей отбросил чернявого «сержанта» на метр.

Рывок машины заставил качка с чёлкой с воплем отскочить, отчего он столкнулся со своим напарником, и оба завалились в кювет.

«Мерседес» с рёвом и визгом шин развернулся на пятачке между газовозом и внедорожником, сбил отбегавшего щербатого «сержанта».

Однако места для маневра было мало, и избежать столкновения с «Патриотом» не удалось. «Мерседес» врезался правым задним крылом в фару внедорожника, снося её начисто.

Раздались крики.

К машинам побежали парни, возившиеся у газовоза. В руках «рабочего» в строительном комбинезоне появился пистолет. Калёнов заметил это, начиная сдавать назад.

Но «Мерседес» Евы всё же не был приспособлен для гонок по пересечённой местности, имея низкий клиренс, и сел пузом на складку кювета.

– За руль! – выскочил из кабины Калёнов. – Гони в лес!

Ева пересела, машина взвыла по-волчьи, пытаясь пересечь кювет.

Оранжевый комбинезон начал стрелять.

И в этот момент его сбил вынырнувший из леса, как призрак, чёрный «БМВ» с номером Джеймса Бонда – 007. Это был автомобиль Яшутина.

Дальнейшее действо развернулось в течение нескольких секунд.

Калёнов в темпе обработал парня из джипа, вытаскивавшего из-за пазухи пистолет, безжалостно ударив его локтем в горло, сбил напарника, увернулся от выпада чернявого полицейского и сломал ему нос.

Выскочивший из «БМВ» Костя Яшутин умело обездвижил второго сержанта, и вдвоём они положили лицами в траву остальную компанию – водителя и парня в джинсе.

Били не «по-вандамовски» – на полное выключение, поломав кое-кому руки и выбив зубы.

Собрали оружие: два пистолета – «Глок-17» и «Макаров М-2», три ножа, два кастета.

Яшутин залез в бардачок своей машины, вынул кольцо скотча, и Калёнов помог ему усадить всех нападавших на колени со связанными сзади руками.

– Кто из вас старший? – спросил Калёнов вежливо, убедившись, что Еве в машине ничто не угрожает.

– С-с-с… – начал шипеть сквозь выбитые зубы белобрысый полицейский, которому сломали челюсть, видимо, пытаясь выговорить ласковое слово «сука».

Яшутин вдавил ему голову в плечи, и здоровяк, охнув, затих.

– Кто старший? – повторил вопрос Калёнов сухо.

– Мы тебя… уроем, – пообещал щербатый.

Яшутин тем же манером вдавил ему голову в плечи, заставив пискнуть и съёжиться.

– Обыщи, – сказал Калёнов.

Костя ощупал карманы всех семерых пленников, обнаружил три красные книжечки с золотым тиснением волка на корочках и одно удостоверение с эмблемой двуглавого орла.

– ЧВК «Белая ночь», – протянул он документы Калёнову. – Никак не успокоится господин Тогоев.

Стоявшие на коленях начали переглядываться.

Калёнов присел на корточки перед сержантом, у которого оказалось удостоверение полицейского.

– Послушай меня, урод! Вы перешли черту! Так и передай своему боссу. Хотите жить – убирайтесь из России! Это официальное предупреждение! Ни одна «крыша» вас не прикроет, ей самой скоро придётся спасаться бегством. Даём вам на все процедуры двое суток! Если не уймётесь – пеняйте на себя, Росгвардия не потерпит больше ваших художеств! Усёк?

Белобрысый полицейский сплюнул и, тут же получив увесистую затрещину, вскрикнул.

– Усёк, спрашиваю? – повторил Калёнов жёстко, замахиваясь.

Здоровяк отшатнулся:

– Л-ладно, передам…

Подошла Ева:

– Макс, кто-то из них был у твоего директора. Вдруг они сделали что-то с ним?

Калёнов поймал взгляд Яшутина.

– Быстро в пансионат!

– Эй, а мы? – просипел сержант им в спины. – Развяжите!

– За вами сейчас приедут настоящие полицаи, – пообещал Костя, залезая в «БМВ». – Полковник, может, вызовем ОМОН?

– Давай звони, – кивнул Калёнов. – Обрисуй как бандитскую разборку среди боевиков ЧВК «Белая ночь».

«Мерседес» выполз на дорогу позади газовоза и помчался к пансионату.

– Ты крутой, полковник, – сказала Ева, разглядывая лицо водителя с задумчивой морщинкой.

– Ага, – согласился он.

– Но машину мне всё-таки разбил.

– Новую куплю, – пообещал Калёнов.

Она фыркнула:

– Ты такой богатый?

– У меня большая пенсия, – сказал Калёнов. – Целых двадцать пять тыщ.

– Даже за такие огромные деньги машину не купишь.

– Добавлю расчёт, обещанный Симанчуком, остальное добавишь ты, потому что работаешь и получаешь зарплату.

Ева засмеялась, но прервала смех, подумав, что ситуация далеко не весёлая.

Через несколько минут обе машины подъехали к воротам «Акварелей», возле которых на стоянке грелись на солнышке три маршрутки и два седана: белая «Лада Гранта» и серый «Рено Каптур».

Яшутин выпрыгнул из кабины, осмотрел машины, вернулся, разводя руками:

– Не они.

Калёнов махнул рукой выглянувшему из проходной охраннику в униформе:

– Вадик, пропусти!

Бывший подчинённый, хорошо знавший бывшего начальника охраны пансионата, включил механизм отпирания ворот.

– Кто у Симанчука?

– Не знаю, – ответил Вадик, сорокачетырёхлетний блондин с вислым носом.

– Кто-нибудь заезжал на территорию? Не из наших? Пожарные, МЧС, полиция?

– Была полиция на «Форде», двое, но они уже уехали.

Калёнов вдавил педаль газа, чувствуя недоброе, направил «Мерседес» к главному корпусу.

К счастью, Симанчук оказался жив.

Ему наставили синяков на лице, повредили ухо, сломали палец на правой руке, и он лежал в кабинете на диване, бледно-голубой от боли и унижения, окружённый растерянными работниками пансионата. Врач «Акварелей» в белом халате ухаживала за директором, перебинтовывая ему руку.

– Звоню Барсову, – сказал Яшутин, перехватив ледяной взгляд Калёнова. – Беспредел!