21 октября

Вдруг поняла, что и брови у меня выпали окончательно. Даже не знаю точно, когда это случилось, — не обращала внимания, благо парик у меня с длинной пышной челкой, которую я могу использовать как вполне миловидное средство маскировки. Ну а голова, руки, ноги и все интимные зоны облысели уже очень давно. И если в начале лечения меня это расстраивало, то сейчас я думаю, что такой эффект от ядов химиотерапии отчасти даже облегчает жизнь. Правая рука после удаления подмышечных лимфоузлов пока почти не работает, половина тела в перевязках, и ежедневный поход в больничную душевую превращается в увлекательную игру “Сумей помыться”. Ловко жонглирую одной рукой баночками с жидким мылом и увлажняющими кремами и снова облегченно вздыхаю, что длинных высветленных кудрей у меня нынче нет. Протерла слегка лысину — и порядок. А брови? Ну подумаешь, отсутствуют брови — многие и всю жизнь с таким недостатком живут.

Но на всякий случай отправляюсь к доктору еще раз уточнить, можно ли нам делать татуаж. Докладываю: татуаж разрешен. Конечно, все онкологи, с которыми мне довелось общаться за время лечения, постоянно предостерегали от излишнего вмешательства в организм. Но татуаж — это все же не операция, это практически поверхностное нанесение краски, и даже при сильном падении лейкоцитов под влиянием химиотерапии и будущей радиации эти легкие царапины должны затянуться нормально. Впрочем, я снова протираю лысину, натягиваю парик, вешаю на переносицу очки и, покрутившись перед зеркалом, понимаю, что тратить деньги на подрисовывание бровей не буду. И без бровей я хороша, а финансы при таком длительном лечении мне еще пригодятся. Но, буду честна, позволение улучшить внешность с помощью татуажа подействовало успокоительно. Так уж я устроена — сказали “можно”, и я беспечно машу рукой: “А мне и не надо вовсе”. А в случае запрета, боюсь, я бы не отходила от зеркала, и так и сяк примериваясь, как бы мне исправить ситуацию, и снова и снова приставая к доктору с просьбой разрешить. Интересно, почему же так сладок запретный плод? Впрочем, сейчас не об этом, сейчас о борьбе с раком.

Второй важный гигиенический вопрос, который мы обсуждаем всем отделением, это возможность пользования дезодорантом или антиперспирантом. Периодически кто-то заново поднимает эту тему, и мы все с жаром бросаемся изучать последние исследования группы английских ученых о том, что современные антиперспиранты вызывают рак молочной железы. “Не вызывают”, — повторяю я успокоительные слова наших врачей. Но в больницу, действительно, брать с собой антиперспирант не рекомендуют. Соли алюминия, входящие в состав этого средства, закупоривают потовые железы, мешая потоотделению, и при ослабленном организме, при удаленных подмышечных лимфоузлах вполне вероятно появление гнойничков из-за неспособности организма вывести вредные вещества. Лучше пользоваться простым дезодорантом, из числа тех, что лишь приглушают запах пота, оставляя при этом поры дышащими и открытыми.

Ну и напоследок, об одежде, раз уж сегодня выдался день советов. Наверное, самое удобное в больничной обстановке — простой халат. Но я, например, и дома в халатах не хожу, нет в моем гардеробе халатов, поэтому, когда я еще только бегала и справки для госпитализации собирала, я с удовольствием воспользовалась рекомендациями тех, кто уже выписывался из отделения. Я пошла и прикупила себе к спортивным брюкам две хлопчатобумажные рубашки. Одну с короткими рукавами, другую — с длинными. И, самое важное условие, с пуговичками спереди. Поверьте, это единственная одежда, которую сумеешь на себя надеть в те первые дни, когда рука еще не поднимается и ни о каких майках, футболках или пижамных распашонках речи даже не идет. Купить рубашки с пуговичками и взять с собой в больницу термос — это два самых важных совета, которые помогли мне пережить эти десять дней в хирургическом отделении. Чувствуете, что я уже готовлюсь к выписке? Да-да, я жду последней перевязки и надеюсь, что после нее меня отпустят домой.